Г. ШТАДЕН. О Москве Ивана Грозного. Записки опричника. «Записки Прошлого» под ред. Бахрушина и Цявловского. Изд. Сабашниковых. Лнгр. 1925. Стр. 182.
Публикуемые записки Г. Штадена представляют собой замечательный бытовой памятник бурной эпохи первого натиска торгового капитала на феодальный у клад жизни Московской Руси.
Автор записок, вестфалец-авантюрист, случайно попавший в Москву в 60-х годах XVI века, после полууголовного турнэ по Западной Европе, втягивается здесь в самый центр революционного циклона, который в это время сметал отжившие формы хозяйственного, общественного и политического строя Удельной Руси.
Чуждый идейному движению эпохи, равнодушный к смыслу происходящих событий, немец-опричник дает неприкрашенное и деловитое описание виденного и пережитого.
В его записках мы не уловим идей, движущих революцию 60-х годов, мы не почувствуем пафоса классовой борьбы, отраженного в памфлетной литературе той эпохи или хотя бы в боевом лозунге торопецких помещиков, в годы борьбы с Литвой и боярским Кобленцом: «На конех сидим, — с коня помрем!». Для Штадена революция, это — обилие мутной воды, в которой барахтаются караси и щуки, а его записки, это — романтический калейдоскоп щучьих подвигов автора.
Вся книжка насквозь пронизана колоритом эпохи первоначального накопления с ее жаждой быстрого обогащения, ломкой традиционных моральных устоев, своеобразной, грубой романтикой авантюр, беспощадностью «конквистадоров» и беспомощностью жертв.
Записки раскрывают перед нами моральный тип московского «конквистадора» XVI в., для которого опальная «земщина» открывала почти американские перспективы обогащения. Наш герой с нескрываемым самодовольством описывает свои победы и одоления над «земскими», одержанными при помощи банды «босяков», набранных на обратном пути из Новгородского похода, — разгром усадеб, монастырей и посадов, поголовное истребление жителей, насилия над женщинами, но прежде всего, всегда и всюду: грабеж, вымогательство, стяжание.
Сама столица Московии рисуется Штаденом, как центр отчаянного ажиотажа, денежной горячки, охватившей всю страну. Москва, только что «открытая» западноевропейским торговым капиталом и вовлеченная в систему мировых экономических отношений, как раз в это время переживала лихорадочный период приспособления экономики, нравов и учреждений к новым хозяйственным условиям. Москва Ивана Грозного кишит пронырливыми иностранцами, спешащими записаться в опричину, земельными спекулянтами, торговыми посредниками, закладчиками, профессиональными доносчиками и сутягами, продажными судьями и приказными, покрывающими за деньги любые насилия и вымогательства богатых людей. Царь и его двор связаны со всем этим «деловым миром» и по существу почти не отличимы от рядовых стяжателей.
Статистика быстрой мобилизации недвижимостей во 2-й половине XVI века, хорошо разработанная нашими историками, облекается плотью и кровью в записках Штадена. Опричник меняет поместья, покупает и продает вотчины и городские участки с изумительной быстротой (за какой-нибудь десяток лет, проведенных Штаденом в Московии, он 11 раз приобретал недвижимости и столько же раз их отчуждал). Читателю становится очевидным, что делается это Штаденом и его товарищами исключительно в целях барышничества землей, а никак не ради нормального ведения сельского хозяйства. О том, как хищнически велось это хозяйство, историк найдет у Штадена яркие иллюстрации. Но в записках уже маячит там и сям призрак упадка и экономической катастрофы, которые явились, как тяжелое похмелье, на смену бурному пиру первых десятилетий расцвета денежного хозяйства. Описание террористического режима опричины составляет наиболее яркие страницы записок; в этой части памятника мы находим весьма ценное указание на эволюцию опричной диктатуры. Сломив боярскую оппозицию и упрочив внешнее положение, Иван IV в начале 70-х годов ведет политику смягчения террористического режима и примирения с «земщиной». Одной из жертв этой политики оказывается и Штаден, которому, на ряду с другими опричниками, приходится поступиться своими поместьями в пользу их бывших владельцев из земщины. Конечно, эта частичная реставрация прежних аграрных отношений могла коснуться не крупных феодальных боярщин и княженецких вотчин, владельцы которых со своими семьями сложили головы на плахе, а, главным образом, тех средних землевладельцев, которые остались за пределами опричины при комплектовании последней. Таким образом, «новая политика» Ивана IV явилась лишь вполне естественной попыткой расширить социальную базу дворянского самодержавия, накануне решающих военных событий 70-х годов.
К запискам приложен любопытный план завоевания Московии, составленный Штаденом для императора Рудольфа II. Оказывается, в Зап. Европе находились лица, и притом достаточно влиятельные, которые не удовлетворялись перспективой экономической экспансии на Восток. Воинствующий торговый капитал требовал обращения Московского государства в полную колонию империи. Замечательно, между прочим, то, что в первую очередь предполагалось заинтересовать в этом предприятии Ганзейские и Поморские города, передовой торгово-капиталистический форпост Германии на севере. В свете этих данных особый интерес приобретает борьба Московского Государства сперва за политическую, а затем и экономическую независимость в «смутное время» и в XVII веке.
Значение записок Г. Штадена двояко. Во-первых: они дают историкам XVI в. свежий фактический материал первостепенной важности, во-вторых, они полностью подтверждают справедливость исторической концепции M. H. Покровского. Трудно назвать другой памятник эпохи, в котором с равной живостью были бы набросаны черты «хищнической эксплоатации... в раннюю эпоху денежного хозяйства», о котором говорит названный автор (Ист. России. Т. I, стр. 350, изд. 3). И в то же время эти записки дают хороший ответ старым и новым критикам теории гегемонии торгового капитала в процессе русского исторического развития, чрезвычайно конкретно и ярко живописуя первые шаги этого капитала. на русской почве.
ПЕТРАШЕВЦЫ в воспоминаниях современников. Сборник материалов. Составил П. Е. Щеголев. С предисловием Н. Рожкова. Гиз. М.—Л. 1926 г. Стр. 296+ХХ. Ц 1 p. 80 к.
Рецензируемый сборник не включает в себе ни новых, неизвестных доселе, документов, ни новых материалов. В сборнике П. И. Щеголевым собраны отрывки из мемуаров и переписки не только современников, но и самих петрашевцев. Все эти материалы взяты либо из журналов, либо из отдельных изданий. Имеются отрывки из Герцена, Достоевского, Ахшарумова, Ястржемского и ряда других.
Научной ценности сборник не представляет. Ничего нового к тому, что мы имеем в исследованиях В. И. Семевского («Петрашевский-Бугашевич и петрашевцы»), Г. Бекшина («Идеи Фурье у Петрашевского и петрашевцев»), в изданном Саблиным сборнике «Петрашевцы» и в V томе хрестоматии М. Коваленского, этот сборник не прибавляет.
Составлен сборник П. Е. Щеголевым в обычном для этого историка стиле. Вместо анализа общественной среды и экономической обстановки мы имеем литературную хрестоматию не о движении петрашевцев и их времени, а об отдельных петрашевцах. Трезвый научный анализ заменен героикой отдельных участников движения.
Этот пробел в работе Щеголева пытается восполнить Н. Рожков в своем предисловии. Странное впечатление оставляет это предисловие. Здесь и характеристика Петрашевского, о котором мы узнаем, что он «был очень добр, личную жизнь и личные интересы ставил на второй план, остался холостяком» (стр. XI), и довольно наивное, чтобы не сказать больше, об'яснение нахождения Петрашевского на государственной службе: «По своему социальному положению он (Петрашевский. Л. М.) был дворянин, средний землевладелец Петербургской губернии, ему принадлежало в нераздельном владении с матерью и четырьмя сестрами имение в 250 душ. Этим нельзя было жить так, как хотел Петрашевский: он хотел жить общественной жизнью, устраивал приемы, журфиксы по пятницам для обсуждения разных общественных вопросов, при чем присутствовавших угощали и ужином, хотя и скромным. Поэтому Петрашевский, сверх того, служил в министерстве иностранных дел» (стр. X).
Н. Рожков, доказывая преемственность петрашевцев с декабристами, дает такую характеристику этому последнему: ...«крепостничество и самодержавие вызывали протесты передовой дворянской молодежи, побывавшей за границей во время походов против Наполеона I и увидевшей, как эти порядки отличаются от европейских. Молодежь стала учиться, читать и размышлять над судьбами родины, и в конце-концов из этого вышло движение декабристов».
И дальше. «Декабристы названы так были потому, что 14 декабря 1825 г. они подняли восстание солдат в Петербурге для того, чтобы достигнуть отмены крепостного права и ограничения самодержавной царской власти, установления конституции, выборного народного представительства» (стр. V—VI). Аналогичные объяснения декабризму даются и в дальнейшем изложении.
Эта стрижка всех декабристов под одну гребенку, это приведение к одному знаменателю и Трубецкого, и Пестеля, и «южных славян» вряд ли помогут читателю понять сущность движения декабристов и связь петрашевцев с этим движением.
На кого вообще рассчитана эта книга? Если судить по стилю и языку предисловия, — на массового начинающего читателя. За это говорит в первую очередь нарочито популярный язык, об'яснение) иностранных слов в скобках — мемуарист - автор воспоминаний (стр. XI). Но если судить по тексту, — меньше всего на начинающего читателя. Большинство воспоминаний и писем написано стилем 40-х годов, затруднительным для рядового читателя; часто встречающиеся иностранные слова и целые фразы (стр. 149, 150, 165, 199 и др.) не переведены на русский язык и т. д.
Скорее всего этот сборник сможет быть использован на школьных занятиях в качестве подсобного материала, но и то лишь с необходимыми оговорками.
И. НИРОС. Календарь 1905 года. Хроника главнейших событий. Изд-во «Книга» Лнгр.—М. 1925. Стр. 158. Ц. 1 р. 50 к. — А. БОРОВСКИЙ. 1905 год. Хроника событий. Библиография. Гос. Военное Изд-во. М. 1925, Стр. 70. Ц. 50 коп. — КАЛЕНДАРЬ-ХРОНИКА СОБЫТИЙ 1905 ГОДА с января 1905 г. по март 1905 г. Под ред. Е. А. Мороховца, с предисловием И. Флеровского. Прессбюро Отдела Печати ЦК ВКП(б). Гос. изд-во. М.—Лнгр. 1926. Стр. 61. Ц. 35 к.
В ряду юбилейных изданий, посвященных 1905 году, появилось несколько календарей-хроник перкой русской революции. Появление их следовало бы только приветствовать. Подробная хронологическая канва, которую может и должен дать такого рода справочник, является необходимым подспорьем в работе исследователя. В сокращенном виде она, бесспорно, пригодится для учебных занятий, окажется полезной для любого читателя, интересующегося эпохой. Отдельные попытки дать подобную хронику (порой захватывавшую только отдельные стороны жизни) делались и раньше. Стоит припомнить работы В. Обнинского («Летопись русской революции», «Полгода русской революции»), «Календарь русской революции» В. Л. Бурцева. «Материалы по истории русского флота» С. Лукашевича (в «Морском Сборнике»), данные «Современной Летописи», печатавшейся и «Былом» за 1906 год. В 1925 г. в «Пролетарской Революции» помещались «Хронологические таблицы по истории ВКП». Появившиеся в отдельных изданиях календари-хроники ставят своей задачей дать перечень событий первой русской революции в целом.
Из этих изданий на научность претендует книга тов. Нирос «Календарь 1905 года». В своем предисловии к нему тов. Н. Рожков говорит о «Календаре», как издании, «предлагаемом вниманию исследователей», а не только одной «читающей публики». Таким образом, книга тов. Нирос предстает перед нами в качестве одной из первых научных работ в области составления хроники событий 1905 года.
Читатель несколько разочарован, открыв первую же страницу этой хроники. Составитель ее к вопросу о хронологических рамках своей работы подошел формально. Датой, открывающей «Календарь», является 1 января старого стиля. Находим последнюю страницу — здесь 30 декабря того же стиля фигурирует как заключительная дата. Конечно, с формальной стороны тов. Нирос мог ограничить свою работу пределами определенного года, тем более, что только этот год и стоит в заголовке книги. Но все же подобное ограничение понижает ценность книги тов. Нирос в глазах исследователя эпохи первой русской революции. Мы считали бы, что составитель должен был бы включить в свою работу и важнейшие из событии нескольких предшествующих лет, или хотя бы одного 1904 года и события 1906 и половины 1907 года (до третьеиюньской Думы). Теперь же нам не остается ничего другого, как последовать за тов. Нирос в тех пределах, какие он для себя отвел.
Одним из первых вопросов, которые, приступая к работе, предстояло разрешить тов. Нирос, был вопрос об источниках, используемых для составления хроники. От правильного его разрешения зависит надежность тех справок, которые составитель дает читателю, обращающемуся к его книге. Список источников, приведенный составителем (стр. 8—9). содержит 22 номера. Проглядывая этот список, в некоторых случаях, однако, нельзя не недоумевать. Прежде всего тов. Нирос использовал ряд газет 1905 г. и начала 1906 г. Он перечисляет «Русские Ведомости», «Русское Слово», «Новую Жизнь», «Слово», «Известия», «Пролетарий» и «некоторые другие». Уже из этого списка неясно, какими именно «Известиями» пользовался составитель — органом ли Петербургского Совета или же «Известиями», выпускавшимися также и в других городах (как известно, ряд Советов издавал «Известия»), Тем более невразумительно, какие издания скрываются под маской «некоторых других» газет. Вошли ли в число их наш большевистский «Вперед» (о «Пролетарии» составитель упоминает), меньшевистская «Искра», эсеровская «Революционная Россия», бундовские «Последние Известия», наконец «Правительственный Вестник», «Новое Время»? В этих изданиях содержится обильный материал. Очевидно, не использованы составителем ни «Собрание узаконений и распоряжений правительства», ни такое, любопытное для той эпохи издание как «Право». Дальше: использован следственный материал по делу о декабрьском вооруженном восстании в Донбассе, и совершенно обойдены, даже появлявшиеся в печати, материалы других судебных процессов эпохи. Автор пользуется , например, халтурным, никуда негодным изданием «1905 год перед царским судом» (под ред. тов. Закс-Гладнева, изд-во «Рабочий Суд». Ленинград, 1925), но не ссылается ни на обвинительный акт по делу Петербургского Совета, выпущенный в 1906 году, ни на стенографический отчет процесса, ни на известную «Историю Совета Рабочих Депутатов гор. С.-Петербурга» (изд. Глаголева), ни на обвинительный акт по делу Шмидта и других «очаковцев», ни на ряд обвинительных актов, вошедших в брошюру «Московское вооруженное восстание по данным обвинительных актов и судебных протоколов» (к-во « Летопись», Москва, 1906). Использованы мемуары Гапона (далеко не во всем достоверные), воспоминания т.т. Сверчкова, Зеликсон-Бобровской, но оставлены в стороне письма Шмидта, воспоминания гр. Витте, не говоря уже о ряде мемуаров рядовых участников событий пятого года. В качестве «источников» составитель пользовался даже некоторыми понуляризациями, вроде книг М. Гордона — «Очерки экономической борьбы рабочих в России» или В. Камшицкого — «1905 год в Севастополе». Все это приводит к выводу, что источники использованы не в достаточном количестве; некоторые из них недостаточно надежны. Это отозвалось и на полноте, и на точности сообщаемых составителем данных.
К научно составленной хронике мы могли бы пред'явить и еще одно требование: указание того или другого события следовало бы документировать ссылкой на источники, откуда заимствовано данное сведение, оговорить имеющиеся в них разноречия. Так поступили составители «Хронологических таблиц по истории ВКП», помещенных в «Пролетарской Революции», и поступили вполне правильно. Тов. Нирос этого, к сожалению, не делает.
Исследователь, вздумавший взять книгу в руки, перелистывая первые же ее страницы, потерпит, пожалуй, еще одно разочарование. Составитель предупреждает его: «Календарь» не претендует на полноту в том смысле, что в него попали все без исключения главнейшие события 1905 года. Включено лишь то, что в революционно-марксистской литературе, после 1905 года и до последнего дня, оценено как главнейшее и крупное» (стр. 8). Автор предисловия т. Рожков со своей стороны думает, что составитель «вполне нрав и что методологическая его позиция вполне выдержана и совершенно верна» (стр. 4). Мы тоже не имеем в виду, что составитель хроники событий 1905 года должен дать «все без исключения». Это было бы и не в его силах, да и не имело бы практического значения даже для исследовательских целей. Но что в книгу должны попасть «все без исключения главнейшие события 1905 года» — это для нас несомненно. Критерием для определения исторического значения того или иного события, его удельного веса в развитии революционного движения историк-марксист располагает и при отборе фактов по признаку «главнейших» навряд ли затруднится. Между тем тов. Нирос вносит в вопрос некоторую путаницу. Оказывается, для него существуют «главнейшие события» вообще и параллельно «главнейшие» и даже просто «крупные», что оценено в качестве такового «в революционно-марксистской литературе после 1905 года». Вторые он включает в книгу все, первые целиком включать не собирается. Рассуждение странное.
Проглядывая страницу за страницей, не видишь все-таки, каким же принципом руководился автор при отборе фактов? Оценкой их значения в марксистской литературе, как утверждает он? Сомневаемся. Вот несколько примеров. За январь месяц составитель указывает ряд событий на дальневосточном театре военных действий. Среди них, например, значатся такие: 6(19) января «на фронте. Операции охотников. При занятии селения Сантийузы нами захвачен японский отряд из 5 человек, четверо заколото, один взят в плен». Или под 13(26) января — «На фронте. Нами занято селение Хайдатоза. Взятые в плен японские солдаты переколоты штыками». Или еще дальше — 6(19) марта: «На фронт прибыли новые части». Какое значение могут иметь для справочника по истории революции эти мелкие стачки, события военных будней? Почему отмечается — и в одном только случае — прибытие на фронт пополнений, при том даже в неизвестном составителю количестве? На ряду с этим имеют ли «крупное» значение такие указания: 5(18) февраля: «Петербург. Циркулируют слухи о готовящемся мире с Японией», 7(20) августа: «Усиленные слухи об амнистии в связи со вчерашним указом о Государственной Думе»? При этом также не видно, в каких общественных кругах все эти слухи циркулировали. Думается, что при отсутствии в книге ряда фактов из области рабочего и крестьянского движения подобного рода материал о мелких событиях на фронте и о слухах только засоряет ее страницы.
Проглядываем события за январь 1905 г. В числе их не упомянуты (в то время как в других справочниках они приводятся): 1(14) января — отставка Сергея Александровича, демонстрация в Керчи, 2(15) — демонстрация в Лодзи, 6(19) — демонстрация в Риге, 8(21) — принятие воззвания «К офицерам русской армии» на собрании в Вольном Экономическом обществе, 10(23) — закрытие гапоновского общества, арест участников делегации к Святополк-Мирскому, прекращение занятий в Петербургском Политехническом Институте, резолюция студентов Технологического Института. 11(24) — всеобщая забастовка в Ярославле, демонстрации в Гельсингфорсе в Бердичеве, 12(25) — забастовка на Риго-Орловской ж. д., 13(26) — забастовки в Тифлисе, Витебске, Бреславле, Сморгони, волнения матросов в Либаве, 14 (27) — послание Синода о 9 января, забастовки в Полоцке, Двинске. Мытищах, на Варш.-Венской ж. д., резолюция Моск. С-Хозяйств. Общества о созыве Учредительного Собрания, 15(28) — забастовки в Брянске, Красноярске, демонстрации в Риге, Юрьеве, Лодзи, Житомире, Полоцке, Мелитополе, Ровно, Горы-Горках, 16(29) — забастовки в Гомеле, Бобруйске, Борисове, Шклове, Волковыске, демонстрации в Варшаве, Митаве, закрытие учебных заведений в Петербурге, 17(30) — введение усиленной охраны в Варшавской губ., в Лодзи, забастовки в Батуме, Харькове, Тамбове, Смоленске, Бердичеве, Седлеце, Гродно, Виндаве, демонстрации в Лодзи, Красноярске, 18(31) — забастовки в Самаре, Брест-Литовске, Коврове, Радомире, Люблине, Шавлях, Речице, Городке, демонстрации в Томске. Бердичеве, Шавлях, 19(1) — забастовки в Ченстохове, Томске. Нарве, демонстрация в Кутаисе, столкновения с войсками в Лодзи, Риге. 20(2) — забастовки в Казани, Царицыне, Батуме, Невеле, Мозыре, Линске, демонстрации в Гомеле, Кутаисе, закрытие университетов в Харькове, Варшаве. 21 (3) — забастовка в Орехове-Зуеве, демонстрация в Радоме, волнения запасных в Саратове, назначение Булыгина. 22(4) — забастовки в Сосновицах, Петрокове, Поти, Пинске, демонстрации в Лиде, Тифлисе, Могилеве, приговор в Севастополе по делу о волнениях во флоте. 23(5) — забастовки в Сувалках, Ошмянах, демонстрации в Могилеве, Сосновицах, Тифлисе, учреждение комиссии по делам печати (под председательством Кобеко). 24(6) — забастовки в Кутаисе, Житомире, Жирардоне, демонстрация в Кутаисе, столкновения в Лодзи, Радоме, закрытие Новороссийского университета, конституционный адрес петербургского дворянского собрания. 25(7) — ряд забастовок, резолюция студентов петербургской духовной академии об учредительном собрании. 26(8) — забастовка в Чиатурах, постановление Черниговской городской думы о созыве Народного Представительства, 27(9) — забастовки в Грозном, Колпине, Чите, столкновения в Лодзи и Сосновицах, покушение на фабричного инспектора в Полтаве. 28(10) — забастовка на Путиловском заводе, покушение на могилевского полицеймейстера, введение усиленной охраны в Кутаисской губ. 29(11) — всеобщая забастовка в Харькове, закрытие Юрьевского университета. 30( 12) — убийство пристава в Ростове-на-Дону, резолюция Тверского земства о созыве Учредительного Собрания. 31(13) — столкновения в Лодзи, убийство мирового посредника в Гурии, докладная записка петербургских заводчиков министру финансов и т. д.
В этот затянувшийся перечень вошли только события, не упомянутые в книжке тов. Нирос, но имеющиеся в «Хронике» тов. Боровского и в «Календаре-Хронике», вышедшем под ред. тов. Мороховца. Ряд пропусков находим и по сравнению с «Хронологическими таблицами по истории ВКП». В особенности бросается в глаза умолчание у тов. Нирос о ряде забастовок и демонстраций. Картина рабочего движения в январе вследствие этого блекнет. Пропущен ряд столкновений с войсками, пропущено такое значительное событие, как выступление матросов в Либаве. О фронте сообщаются данные, которые не дают читателю впечатления о том, что в это время Куропаткиным велось наступление, шел бой при Сандену (12—16 января). Слабое освещение получает за январь и движение на окраинах.
Это только за один месяц. Но существенные пропуски имеются и дальше. Автор предисловия тов. Рожков уже вынужден признать, что в «Календаре» материал о крестьянском движении «совершенно недостаточен» (стр. 5). Оправдание этому действительно можно найти в трудности приурочить сведения об аграрном движении «к определенной хронологической дате». Весьма существенны пропуски, которые относятся к движению в войсках — так, например, не указаны апрельская попытка восстания в Новой Александрии, восстание матросов в Либаве 15—16(28—29) июня, киевское восстание саперов 18 ноября (1 декабря). Из правительственных мероприятий и актов опущены: июньские петергофские совещания, введение университетской автономии, финляндская автономия, отмена военного положения в Польше и др. Из фактов либерального буржуазного движения отсутствует, например, октябрьский учредительный с'езд кадетской партии. Никакими ссылками на оценки «революционно-марксистской литературы после 1905 года» составитель оправдать умолчание о ряде подобных событий не может. Они — необходимые мазки в широкой картине первой революции.
Отмечая то или иное событие, составитель, к сожалению, не всегда бывает точен. По сравнению с другими хрониками в его «Календаре» ряд событий почему-то запаздывает на один день. Возможно, что тов. Нирос, как это имеет, например, место в случае о назначении Трепова петербургским ген.-губернатором. берет просто дату появления соответствующего сведения в печати. Такой прием, если он не оговорен повсюду, ход событий искажает. Идет далее речь, например, о покушении на одесского полицеймейстера 19 января (1 февраля). Не указаны при этом ни фамилия террориста, ни партийность его, ни фамилия полицеймейстера. Между тем, все эти данные имеются. Как никак, это для исследователя значение все-таки имеет. Перепутаны некоторые фамилии, изредка есть описки (или корректурные ошибки) в географических названиях. Все это никоим образом не вяжется с утверждением тов. Рожкова о том, что составитель дает «главное и притом достаточно проверенное» (стр. 4).
При тех недостатках, которыми она обладает, книга тов. Нирос «надежным фундаментом» для исследователя служить не может. Пожалуй, и никаким фундаментом не послужит. Исследователю все равно пришлось бы и пополнять и исправлять ее указания. Для широких же кругов читателей мы отдали бы предпочтение двум другим хроникам.
Составитель одной из них тов. Боровский имел в виду прежде всего политпросветработника Красной армии. Понятно поэтому, что гнаться за полнотой ему не приходилось. Тем не менее во многих отношениях он дает более полные и ценные указания, чем тов. Нирос. Рамки работы тов. Боровским раздвинуты широко, в одну сторону даже, пожалуй, слишком широко. Он приводит важнейшие события русской общественно-политической жизни, начиная с событий данного месяца. К «Хронике» приложена довольно подробная библиография (приведено 239 названий). Для большинства книг даны аннотации. Все книги характеризованы со стороны их доступности для той или иной группы читателей. Нелишне и приложение — список художественной литературы, отразившей события эпохи первой революции.
«Календарь-Хроника», как и книжка тов. Боровского, предназначается для широкого круга читателей. Открывается она небольшой статьей тов. Н. Флоренского. Статья вкратце намечает этапы революции 1905 года, останавливается на вопросе о движущих силах революции, подытоживает ее опыт. Для читателя, которого она имеет в виду, статья будет полезна. При составлении хроники событий использованы таблицы «Пролетарской Революции» и «Русского Слова» за 1905 год. Событий указано не меньше, чем у тов. Боровского. Даты даны исключительно по новому стилю. Это почему-то не оговорено и на первых порах при пользовании книгой может у некоторых вызвать путаницу. Хронологическими рамками являются январь 1905 г. — февраль 1906 г.
Сравнивая две последние книги, надо отдать предпочтение работе тов. Боровского, как более богатой по содержанию.
Вопрос же о подробной хронике пятого года, отвечающей требованиям научности, с очереди не снят. Может быть, к 25-летию первой революции будет, наконец, заполнен тот пробел, который пыталась заместить книга тов. Нирос.
ФЕЛИКС КОН. Под знаменем революции (Воспоминания). Изд. «Пролетарий», Харьков. 1926 г. Стр. 331. Тир. 6.000.
Книжка Кона, ветерана польской и русской революции, охватывает собой период с конца 70 годов и кончая 1890 годом, когда автор воспоминания был выпущен из каторжной тюрьмы на Каре в «вольную команду».
Интерес к воспоминаниям Ф. Кона усугубляется тем, что он дает ряд зарисовок по истории польского социально-революционного движения, главным образом, по подготовительному пропагандистскому периоду конца семидесятых годов до 1882 года, и периоду старого «Пролетариата» с 1882 года, одним из деятельнейших членов которого, как известно, был и автор.
Очень тонко Ф. Кон рисует свою умственную и революционную эволюцию в связи со встречами разных представителей революционных течений того времени, гимназический свой кружок и разные факты из общественно-политической жизни, которые помогли юноше формировать свои революционные взгляды.
Хороши строки, посвященные той мимолетной полосе его жизни, когда он стремился внутренне сопротивляться террористическим тенденциям только-что тогда возникшей партии «Пролетариат», с Люд. Варынским во главе.
Как живые, встают фигуры конспираторов-революционеров, сыгравших столь незабываемую роль в складывавшейся тогда партии «Пролетариат», разбудившей своими лозунгами, программой и методами борьбы рабочий класс Польши к героической, систематической классовой борьбе. Остатки национализма, какие еще тлели в душе молодого революционера Польши, окончательно были выбиты и доносившимися из России раскатами героической борьбы «Народной Воли»« с самодержавием. Герои восстаний — Костюшко, Домбровский — как-то совсем стушевались в воображении молодого Кона. Их место занимают В. Засулич, Перовская, Желябов. И, будучи студентом первого курса, Кон становится в ряды организованной Люд. Варынским партии «Пролетариат», для которой «народом, более несчастным, чем Польша, является «народ пролетариев». Ф. Кон весь вошел в революционное дело.
Прекрасны страницы, посвященные его участию, самому разнообразному, в делах партии «Пролетариат». Здесь и пропаганда, и агитация среди рабочих, и работа в тайной типографии, и переговоры с представителями партии «Народной Воли», для чего автор ездил в Белосток.
В партию Ф. Кон вступил осенью 1883 года. Л. Варынский был уже арестован, так же, как и его ближайшие товарищи Ентыс, Плосский. И потому Ф. Кон считает «крестным отцом» своей работы в партии Куницкого. Далее он описывает напряженную атмосферу своей партийной работы, захватывающей, нервной, бурно-пламенной, своих товарищей по работе в партии, наконец, свой арест, тюрьму, суд.
Целая портретная галлерея встает со страниц книги.
Но особенно хороши отдельные характеристики Л. Варынского, Куницкого, Яновича, Рехневского, Маньковского, данные Ф. Коном в третьей части его книги.
Нельзя забыть характеристики Варынского еще и потому, что его можно считать предтечей современных коммунистов, и прав Ф. Кон, говоря, что Л. Варынский для тогдашнего поколения революционеров Полыни был тем, чем в настоящее время является для нас Ильич. На жизни и революционной деятельности Л. Варынского, замученного царским правительством в Шлиссельбурге, должны воспитываться и современные наши подрастающие поколения. В нем, как в зеркале, отражен первый и главный момент сплочения рабочего класса и Польше вокруг чистого социалистического знамени.
Воспоминания Ф. Кона тем интересны, что лиризм и пафос автора об'ективно сливаются с историей. Чувствуешь, что в них элемент преувеличений, столь естественный при писании воспоминаний, совершенно отсутствует. Близко к исторической правде изображен суд над «пролетариатцами», казнь 4 товарищей, отправка по этапу в Сибирь на Кару, жизнь на каторге, встречи с русскими революционерами на этапах, в тюрьмах и на Каре — во всем отражены отдельные этапы в развитии общественно-политических условий России тех эпох.
Целая историческая панорама лиц и событий.
Досадно несколько то, что, вероятно, уже по недосмотру издательства, на стр. 136, в главе III «Людовик Янович» рассказан буквально почти теми же слонами, что и на стр. 190—191 один и тот же факт из жизни в тюрьме Яновича относительно тех галлюцинаций, которые его преследовали и чуть не привели его тогда же к самоубийству.
Б. ГРАВЕ. К истории классовой борьбы в России в годы империалистической войны. Июль 1914 г.—февраль 1917 г. Пролетариат и буржуазия. ГИЗ. М. и Л. 1926. Стр. 414. Тираж 8.000. Ц. 2 р. 75 к.
В предисловии Б. Граве говорит: «Печатаемая работа является попыткой систематизировать материал по истории классовой борьбы за время империалистической войны», что должно по ее мнению «явиться началом исследования предистории февральской и октябрьской революции». Там же автор отмечает, что он «совершенно не имел возможности охватить кладовую борьбу в целом, рассмотреть позицию также и других классов — крестьянства, мелкой городской буржуазии, помещиков и проч.».
Главное внимание автора направлено на изучение классовой борьбы пролетариата и буржуазии в период войны. Этот период в нашей исторической литературе освещался до сих пор весьма бледно, книжка Б. Граве как раз заполняет существующий пробел и, надо сказать, заполняет не плохо, давая не только «систематический материал», но и освещение ряда вопросов.
Прежде всего, в книжке дается очень много нового материала из архивных источников. С этой стороны книжка безусловно представляет большую ценность. Хорошо проработана относящаяся к вопросу литература и т. д.
Что дает книжка в качестве научного исследования?
Сначала несколько слов о введении — народном хозяйстве в годы войны. Здесь необходимо отметить слишком беглую и неполную характеристику военной экономики. Слабо освещены роль финансового капитала Запада в экономике России вообще и в годы войны в частности, мало разработан вопрос о влиянии войны на сельское хозяйство, где подчас даже не указываются источники по такому важному моменту, как %% недосева по районам и т. п. Возможно, что эта глава в работе Б. Граве и не имела самодавлеющего значения, но все же при такой постановке ряда проблем, которые ею разрабатываются в последующих главах, «экономике» следовало отвести побольше места, чем это ею дано, так как иначе у читателя не получится соответствующей увязки.
Гораздо обстоятельнее ею дана вторая лучшая часть во всей книге — о пролетариате во время войны, где кроме данных «статистического сборника» за 1913—17 г.г. имеется обширный материал из архивов бывшего департамента полиции, военно-промышленных комитетов и т. д., впервые появляющийся в печати. Но в этом разделе книги Б. Граве мы встречаемся с рядом таких заявлений, мимо которых нельзя пройти. Так, на стр. 177 автор подчеркивает, что продовольственный кризис 1916 года «грозил опрокинуть весь капиталистический строй», так как-де «на ряду с ненавистью против правительства усиливается раздражение широких народных масс против капиталистов». Конечно, oт «раздражения» до опрокидывания капиталистического строя» — «дистанция огромного размера», на что, хотя и значительно позже — уже в 1917 г. указывал Вл. Ленин, рекомендуя выжидательную тактику. Само собой разумеется, что в 1916 г. у широких народных масс никаких намерений к «опрокидыванию капиталистического строя» eщe не было и быть не могло. Это пришло значительно позднее. Любопытно, что сама же Б. Граве заявляет, что под «капиталистов» массы подводили прежде всего торговцев-спекулянтов.
Далее. На стр. 191 автор пишет, что к осени 1916 г. народные массы «начали выступать под лозунгами большевиков, т.-е. лозунгами «превращения войны империалистической в войну гражданскую». Здесь опять тоже «форсирование событий», превращение стихийного озлобления масс против войны и ее последствий, против царизма и спекулянтов в ту форму движения, которую оно приняло лишь перед октябрем 1917 г. после целого ряда «уроков». Опять-таки: любопытно отметить, что в ряде мест Б. Граве сама указывает, что массовое движение «еще не было охвачено партией» (напр. стр. 196) и т. п. Получается слишком явное противоречие между выше приведенными заявлениями и этими характеристиками «сознательности» масс.
Такой же «перегиб палки» допускает автор и в определениях революционной сознательности крестьянских масс накануне 1917 г. (стр. 218)
Не менее интересной является третья часть книги, посвященная буржуазии и ее деятельности в годы войны. Здесь использованы главным образом материалы охранки, также до сих пор нигде не опубликованные.
По вопросу о прогрессивном блоке нельзя согласиться с автором, трактующим его главным образом, как организацию промышленной буржуазии. Капиталистический помещик, представители антантовского финансового капитала влияли на политику блока не менее энергично, чем промышленная буржуазия. Роль «союзников» в движении буржуазии в годы войны вообще освещена недостаточно полно, между тем, по этому вопросу опубликовано много мемуарного материала разного рода «деятелей» этого периода (помимо Бьюкенена). Оппозиционная русская буржуазия не только рассчитывала на помощь «союзников» в своей борьбе с царизмом, она подталкивалась финансовым капиталом Антанты, недовольным ходом войны в России. Во всяком случае эта сторона вопроса в книжке Б. Граве не получила достаточного освещения.
Однако все указанные замечания не умаляют основного значения работы Б. Граве, о которой говорилось выше. В конце книги приложены 11 диаграмм по забастовкам рабочих с 1913 по 1916 г., которые могут быть использованы для учебных целей, при проработке учащейся молодежью классовой борьбы пролетариата в эпоху войны. Издана книга хорошо, но несколько высока ее цена, на которой, вероятно, отразилась стоимость производства диаграмм.
«МАТЕРИАЛЫ ПО ИСТОРИИ ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ДВИЖЕНИЯ В РОССИИ», Сборники №№ 1, 2, 3, 4. Издание ВЦСПС.
Истпроф ВЦСПС, исходя из того бесспорного положения, что до недавнего времени история русского рабочего движения очень мало уделяла внимания вопросам развития профессиональных союзов, поставил себе целью заполнить этот чувствительный пробел и опубликованием различного рода материалов, посвященных прошлому профессионального движения, помочь будущим историкам-исследователям в их более широких обобщающих задачах. Важность поставленной для себя Истпрофом задачи станет вполне понятной, если мы вспомним, какую огромную роль у нас после Октябрьской революции начали играть наши профессиональные союзы, осуществив в своей деятельности у нас то значение, какое еще в 1866 году придавал им К. Маркс, как «центрам организации рабочего класса».
Истпроф включает в материалы о прошлом профессионального движения прежде всего очерки и исследования отдельных моментов и вопросов истории движения, которые дают наиболее полный и ценный фактический материал. Сюда относятся сообщения более или менее сырого не проверенного фактического материала, всякого рода архивные документы или извлечения из них, статистические данные, исторические справки, библиографические обзоры, личные воспоминания участников движения, различного рода мемуары и т. п.
В первом сборнике особенно ценны, по яркости и по историческому значению, воспоминания А. Пирейко «Профессиональный союз печатников Прибалтийского края в 1911-14 г.г.», в которых зафиксирован момент борьбы в рижском профессиональном союзе печатников. Одна группа профессионалистов стояла на принципе об'единении всех рабочих данного производства и вела борьбу со cторонниками цехового об'единения, а таких тогда в союзе было большинство, равнявшееся, помимо всего прочего, по немецкому, профессиональному союзу печатников. В союзе заседала кучка высококвалифицированных рабочих и дальше своих узко-цеховых интересов ничего не хотела видеть. Наборщики и переплетчики неохотно принимались в союз. Пришлось вести беспощадную борьбу за превращение цехового союза в производственный.
Не менее интересны воспоминания А. Лева, старого участника движения рабочих-кожевников, представляющие собою очерк профессионального движения рабочих-кожевников. Уже с конца 80-х годов XIX в. этот союз в Западном Крае носил ярко-революционный характер. В 1901 г. образовался на двух бывших тогда с'ездах еврейских и польских кожевников социал-демократический Федеративный Союз кожевников. Интересна статья С. Айнзафта «Очерки профессионального движения в Житомире (1902—1912 г.г), составленная не только по личным воспоминаниям автора, но и по тем материалам, которые автору удалось раздобыть при содействии волынского Истпрофа. Таков же характер статьи И. Меньшина «Профессиональный союз рабочих-портных гор. Харькова в 1913 г.». И здесь личные воспоминания дополняют документальные данные. Очерк А. Каца «Из истории московского общества взаимопомощи официантов» (1902—1916 г.г.), составленный по документам прошлого, ярко рисует положение «человека из ресторана» и его классовое положение в те годы.
Особенное внимание обращают на себя две методические статьи в 1-м сборнике: А. Чекина «Задачи изучения российского профессионального движения» и Ю. Милонова «Основные проблемы историографии профессионального движения». А. Чекин формулирует задачи историка профдвижения лозунгом «единства» методов изучения, требующих не только собирания и систематизации архивного материала самого движения, но и аналитического его разбора при свете данных о строении народного хозяйства, о составе рабочих и политических условиях классовой борьбы. Ю. Милонов в своей статье устанавливает схематически те требования, которые ставят перед историографом точки зрения и методы исследования исторического материализма. Основу изучения и освещения должна составлять не идеология профессионально) движения, а его экономика, т.-е. на первый план нужно поставить экономическое бытие профорганизаций. Развитие профессионального движения необходимо освещать и изучать не само по себе, изолированно от изменений, происходивших одновременно с ним в сфере техники производства, экономики промышленности и политического устройства страны, а как раз в связи с такими изменениями.
Весьма полезной является справочная статья «Хроника профессионального движения рабочих в России» (1890—1903). но она, к сожалению, доведена только до 1903 г.
Во втором сборнике обращают на себя внимание «тезисы-доклады» В. Яроцкого, дискуссия и статьи по вопросу «об истоках профессионального движения».
В этом вопросе встретились следующие 3 точки зрения. Одна утверждает, что профессиональное движение в России имело своим началом «общества взаимопомощи и вспомогательные кассы дореволюционного времени», другая устанавливает, что оно родилось непосредственно из революции 1905—07 г.г., и, наконец, третья указывает, что оно родилось в массовых неоформленных рабочих организациях, родившихся в процессе развертывания революции. Определенного единого решения этого вопроса мы не находим в сборнике Истпрофа, хотя и можно было его дать при внесении в этот вопрос большей методологической ясности.
Из статей и монографий 2-го сборника отметим ст. Р. Арского «Рабочее движение в первые месяцы революции», С. Никитина о профессиональной печати 1905 года и др. Из материалов, мемуаров и документов заслуживают внимания ст. М. Адамовича («Карла») «Моряк и моряки перед судом». П. Колокольникова (К. Дмитриева) «Отрывки из воспоминаний», М. Раковского «Некоторые материалы к истории морозовской стачки 1885 г.».
В 3-м сборнике опубликованы впервые «Два документа» (К истории зубатовского движения в Одессе — июль 1903 г.), материалы, характеризующие некоторые моменты профессионального движения торговых служащих в Петербурге, относящиеся к закону 15 ноября 1906 г. о нормальном отдыхе торговых служащих. Материал подобран в связи с работой смешанных комиссий и прохождением закона через госуд. думу, архивные материалы Московского металлического завода бывш. Гужона, ныне «Сери и Молот», относящиеся к 1905—07 г.г., архивные материалы к истории «рабочих групп» Военно-Промышленных Комитетов и, наконец, материалы к истории бундовского союза кожевников.
Из статей и очерков не лишены интереса ст. Кана «Борьба с безработицей в годы войны» (К истории бирж труда в России), П. Д. Левина «Рабочие клубы в Петербурге (1907—14 г.г.), А. Тиханова «Рабочие-печатники в годы войны» и С. Айнзафта «Правительственное совещание по рабочему вопросу в 1905—07 г.г.».
Центр 4-го сборника - в материалах, посвященных профессиональному движению в эпоху первой революции 1905 г.
В этом сборника помещен большой стенографический материал двух вечеров воспоминаний, организованных Истпрофом, с выступлениями Колокольникова, Канатчикова, Озола, Рязанова, Рожкова, Турбина, Магидова, Кибрика, Богданова- Евдокимова.
Хотя «вечера воспоминаний» были задуманы с целью освещения 1905—07 г.г., но сами участники нередко выходили за поставленные им хронологические рамки, касаясь в своих выступлениях и дней позднейших.
Конечно, не все изложенное в стенограмме может претендовать на безупречность и об'ективность, что сознает и сама редакция сборника в своем предисловии, ибо слишком «капризная» вещь — человеческая память, но все же с известной долей критики, оно может быть принято нами, как ценный человеческий документ. Интересны воспоминания Рязанова, касающиеся указания его на руководящий характер петроградского ЦБ 1905—07 г.г., на реорганизацию журнала Ц.Б. и т. д. Любопытно указание Рязанова на известного теперь проф. В. Святловского, как на автора знаменитого закона 4 марта 1906 года. Много дают воспоминания Рожкова из истории появления резолюции о профессиональных союзах на лондонском с'езде партии. Большой материал мы находим в воспоминаниях Турбина, относящийся к истории одесского профессионального движения. Есть в нем весьма ценные указания на организационное строительство союзов.
Поднятый Шером вопрос о возникновении профсоюзов в мелких производствах чрезвычайно важен для историка профдвижения, и об'яснения причин этого явления еще придется искать, изучая сложность обстановки, при которой наши профсоюзы возникали.
В этом же сборнике помещена ценная статья Н. А. Рожкова «К методологии истории профессионального движения», освещающая вопросы научного построения истории профессионального движения и экономической борьбы рабочего класса в России.
Несомненно, своими сборниками Истпроф ВЦСПС делает не только огромное дело строительства научной истории профессионального движения в России, но вносит и немалый вклад в историю рабочего класса.
АНАТОЛИЙ КАЛИННИКОВ. Национально-революционное движение в Moнгoлии. 118 стр. «Московский Рабочий». 1926. Ц. 95 коп. Тир. 5.000.
ОН ЖЕ. Революционная Монголия. 96 стр. ГИЗ. Ц. 85 коп. Тир. 4.000.
Происходящие в последние годы на Востоке потрясения интересны не только с точки зрения непосредственных перспектив мировой революции, но и как поверка жизнью некоторых, ранее лишь теоретически поставленных, проблем. Вопрос о возможности отсталой стране перейти к социализму, минуя капиталистическую фазу развития, решается в разных странах различно, в зависимости от зрелости хозяйственного развития. По-иному проходила революция в Туркестане или Башкирии, и по-другому в Монголии, еще недавно бывшей страной скотоводческого феодализма. Ясно одно: существование страны, осуществляющей диктатуру пролетариата, ускоряет все революционные процессы и видоизменяет их в определенном направлении, особенно в сопредельных с ней странах. Если представляет особый интерес строительство социализма в окраинных республиках СССР, то сугубо интересен этот вопрос в такой стране, как Монголия, литература о национально-революционном движении которой рецензируется нами. В двух своих книжках о Монголии А. Калинников рисует нам, как монгольское движение за независимость, начавшееся еще в 1911 году и ведомое блоком всех социальных групп, после освобождения страны от гнета японских и русских империалистов и китайского торгового капитала, проделывает весьма любопытную эволюцию. Уже в начале 1920 года во главе движения становится партия, которая выдвигает своей задачей как «освобождение Монголии от политического и экономического гнета иностранных держав», так и «раскрепощение широких народных масс от порабощения светской и духовной аристократии» и «установление нового государственного строя на основах народовластия». Социальное содержание предстоящей революции еще более уточняется выработанной Народно-Революционной партией на ее 1 с'езде программой, говорящей о разработке и проведении закона об отмене крепостного права» и об «уравнении налоговых обязанностей всех сословий».
После проведенного партией переворота в 1921 году и победы над остатками белогвардейских банд, партия, в лице руководимого ею народно-революционного правительства, начинает проводить свою программу в жизнь, что вызывает усиленную классовую дифференциацию монгольского населения. Не останавливаясь нa этом этапе, Народно-Революционная партия ведет революцию дальше и подходит вплотную к вопросу о создании условий для социалистического строительства. Это вызывает противодействие враждебных этим задачам элементов. По словам автора «коалиция элементов, связанных с феодально-теократической реакцией и нарождающейся монгольской буржуазией, привела к оформлению правого крыла в Монгольской Народно-Революционной партии».
После очищения своих рядов и решительного подавления реакционных выступлений Народно-Революционная партия становится подлинным выразителем диктатуры трудящихся.
Собравшееся в конце 1924 года Народное Собрание — Великий Хурулдан — постановляет «о незыблемости государственного регулирования внешней торговли» и «о развитии начал государственного капитализма, единственно дающего возможность развития производительных сил страны и в то же время предотвращающего закабаление Монголии иностранным капиталистам». По утвержденной тогда же конституции лишаются избирательных прав все, живущие эксплоатацией чужого труда — торговцы, ростовщики, бывшие князья и ламы (монахи).
Итак, на протяжении 15 лет — от феодализма к постановке задач социалистического строительства. Этот опыт должен стать предметом самого тщательного изучения.
Автор совершенно правильно подошел к своей задаче, предпослав изложению истории революционного движения Монголии очерк ее хозяйственного развития и социальных группировок Однако приводимые им данные совершенно недостаточны, чтобы разобраться в характере происшедшей там в 1921 году революции. Характеристика ее, как буржуазно-демократической, напрашивается сама собой, а между тем в предыдущем изложении автор почти отрицает классовое расслоение среди монголов и не дает возможности сделать заключение, на какой основе могла вырасти та буржуазия, о которой он говорит в последних главах.
Очевидно, революция 1911 года, освободив страну от гнета китайского торгово-ростовщического капитала, дала решающий толчек развитию ее производительных сил. Необходимо было бы указать, не выросла ли туземная буржуазия на прежних торгово-посреднических функциях, как это было в Китае и Туркестане. Следовало бы проследить, не наметилось ли (в каком количестве и в каких группах) применение труда батраков, как оно имеет место в скотоводческой Киргизии. Было бы важно изучить и бюджеты населения.
Приводимые автором — заимствованные у Майского — статистические данные о скотоводстве, взяты по сословным делениям, главным образом, с точки зрения перспектив хозяйственного развития и совершенно непригодны для исследования вопроса о хозяйственном расслоении. Автор сам приходит к выводу, что экономическая мощь страны находится в руках не привилегированных групп, а основной массы населения — простолюдинов, аратов. Очевидно, наравне с прежним сословным делением, — на основе хозяйственного развития наметились новые классовые группы, и чтобы их нащупать, следовало бы иначе подойти к исследованию хозяйства, и прежде всего не пользоваться данными, собранными под совершенно иным углом зрения.
Затронутые А. Калинниковым вопросы настолько сложны и интересны для каждого историка, что, несомненно, вызовут новые серьезные исследования.
Книги его, несмотря на указанные недочеты, можно рекомендовать всякому, интересующемуся проблемами, выдвигаемыми развитием национально-революционного движении в современных нам условиях.
О. Г. Меерсон