ИСТОРИК МАРКСИСТ, №3, 1927 год. В. П. СЕМЕННИКОВ. Политика Романовых накануне революции. От Антанты к Германии.

"Историк Марксист", №3, 1927 год, стр. 230-231

РЕЦЕНЗИИ

В. П. СЕМЕННИКОВ. Политика Романовых накануне революции. От Антанты к Германии. ГИЗ. 1926. Стр. 274. Цена 2 р. 50 к.

Автор поставил себе задачу выяснить, «как относились к назревшему повороту (сепаратному миру. И. М.) Романовы и поддерживавшие их социальные группы» (стр. 4). Выполнение работы, однако, оказалось шире замысла: на деле мы имеем интересное исследование о самодержавии накануне его падения. Собрав большой материал, рассыпанный по ряду мемуаров и записок, устроив очную ставку между рядом противоречивых данных, подобрав, наконец, архивные свидетельства, критически выверенные, автор дал такую картину распада, гонения и вместе с тем ловкого маневрирования самодержавия во всей сложной предвоенной социально-политической обстановке, что даже осведомленный читатель, вообще говоря, имевший недурное представление об этом, с удовольствием прочитает книгу. Притом интерес книги не в разоблачении шайки царского двора, — в этом отношении любая страница истории русских царей полна распутинщины, иногда ярче николаевской, — а в попытке об'яснить, почему эта, мало чем отличающаяся от других, распутинщина вызвала такой дружный протест даже так называемого «общества», до сих пор, правда, ворчавшего, иногда и очень сердито, но все же шедшего вместе с самодержавием.

Перед читателем проходит целая картинная галлерея продувных дельцов, всяких Мaнyсoв, Рубинштейнов и т. п., группировавшихся вокруг Распутина, а через него около самодержавия; привилегированные промышленники, близкие ко двору, благодаря своему монопольному положению на рынке и тесной связи с госуд. аппаратом, как будто он сдан им на откуп; наконец, ряд бюрократических чиновников аппарата самодержавия, оставлявших временно свои департаменты только для солидных мест в правлениях и советах промышленных обществ и снова покидавших их для министерских портфелей.

Вся эта небольшая часть «верхних десяти тысяч», тесно связанных круговой порукой совместных преступлений, взаимных «услуг», участием в грандиозных спекуляциях, помогает самодержавию цепко сохранять свое господство вопреки интересам уже не только эксплоатируемых классов, но и широких масс буржуазии. Как характерна для господства этой небольшой группы история с железнодорожным займом, об'явленным в 350 млн. руб. и покрытым все теми же Манусами в пятикратном размере в течение пары дней. В то время, как начальник штаба Алексеев день изо дня сообщает о катастрофическом состоянии снабжения фронта снарядами, для которых нехватало металла, министерством сообщения в угоду кучки дельцов буквально в 4—5 недель разрабатывается колоссальный план постройки 30.000 верст ж.-д. пути, в связи с чем ежегодная потребность в металле должна была бы возрасти с расходуемых в тот период 70 до огромной цифры в 170 млн. пудов.

На этом фоне разворачивается вся внутренняя и внешняя политика самодержавия, подчиненная одной цели: устоять перед напором все расширяющегося фронта народных масс.

К сожалению, об'яснение, которое дает автор, анализируя собранные им данные, не всегда четкое, не всегда определенное, а зачастую и немарксистское, а значит ненаучное. Чего стоит, напр, об'яснение борьбы Распутина против призыва ратников 2-го разряда, грозившего, по мнению Распутина, «чуть ли не гибелью России». Оказывается, «призыву подлежал сын Распутина, и вот, именно вследствие этого, в конце концов, общий призыв ратников был отменен» (!) (Стр. 76). Неужели человек составлявший и свергавший министерства, пристраивавший к царскому пирогу сотни проходимцев, не мог устроить еще одного бездельника?

Или, рассказывая о борьбе Распутина против главкома Николая Николаевича, борьбе, сторонами в которой были не два лица, а два класса, о чем говорит и сам исследователь, автор предполагает, что «Распутин мог руководствоваться желанием отомстить «верховному» за то, что тот, кто первый когда-то приставил его ко двору и вывел в «божьи люди», потом нe только усомнился в его «святости», но даже стал его ярым «врагом» (!) (стр. 92). И т. д.

Будем, однако, считать, что эти и ряд подобных недостатков только отрыжки того престарого метода исторического исследования, который носит название argumentum ad hominem, а в вольном переводе — об'яснение от человеческих слабостей. Само собой разумеется, они не свидетельствуют о научном подходе автора, но современный читатель пройдет мимо них.

Что уже несравненно хуже — неправильный метод привел и к неправильным выводам. Автор допускает ошибку в исходном пункте анализа, а потом повторяет ее на протяжении всего исследования. «Вся борьба за смену главнокомандующих, — пишет автор, — основывалась ... на различии интересов двух разных групп русской буржуазии. На смену одной империалистской группы, к государственному аппарату стала постепенно подходить «пацифистская» группа»...

Самый термин «пацифистская группа» мало говорит о классовом содержании, но, судя по дальнейшему изложению, автор имеет в виду помещиков. Дело, однако, не в этом.

Если бы империалистская буржуазия твердо сидела в седле в начале войны, то вряд ли ее удалось вышибить из него, а, значит, вряд ли историкам приходилось работать над вопросом, почему буржуазия выступила в феврале 1917 года против самодержавия, ибо сам февраль принял бы другой вид. Весь смысл борьбы в том и состоял, что империалистской буржуазии приходилось брать власть, а не сдавать ее. Россия вступила в войну в период, когда, по определению Ленина, в ней «капиталистический империализм новейшего типа вполне показал себя в политике царизма по отношению к Персии, Манчжурии, Монголии, но вообще в России преобладает военный и феодальный империализм, т.-е. царизм, как поясняет дальше Ленин (т. XIII. 214). Но развитие капитализма, а с ним и укрепление буржуазии, не прекратилось и в период военных действий. Через военнопромышленные комитеты, союз земств и городов и т. п. буржуазия, организовавшаяся экономически, получала возможность организоваться и политически. А что это значит, русская буржуазия дала понять на с'езде воен.-пром. комитетов устами Жуковского: «Русская общественность (читай, буржуазия. И. М.) показала, что ее силы настолько выросли, что в момент грозного испытания она оказалась на месте не только словами, не только общими выражениями, но и продуктивной работой. Это дает основание вообще рассчитывать, что в мирное время она будет призвана к участию в строительстве русской государственности». И дальше, словно чувствуя, что много выболтал, Жуковский поспешил заверить, что «в борьбе с нашим врагом теперь не время совершать переворот, нужно подвигаться к власти путем эволюционным, а не путем революционных переворотов». Это пахнет уже настоящим вызовом, и самодержавию оставалось только поднять брошенную перчатку. Во внутренней политике начинается решительный поворот к разрыву блока: запрещаются с'езды В. П. Комитетов (III с'езд, как известно, собрался уже после революции), тормозится работа Земгор'а, смещается ряд министров, подозрительных по связям с прогрессивным блоком и т. п. С другой стороны, самодержавие прекрасно понимало, что дальнейшее продолжение войны только усилит буржуазию, без помощи которой трудно справиться с все растущими потребностями войны. Развязать руки для борьбы с «подвигающейся к власти» буржуазией можно было только прекращением войны и заключением сепаратного мира. Интересно здесь подчеркнуть, что классовое чутье сделало самодержавие довольно дальновидным: оставшись перед дилеммой — заключить мир и иметь против себя фрондирующую буржуазию, или продолжать войну и столкнуться с революционным пролетариатом и крестьянством, — самодержавие выбрало первое и, преодолевая сопротивление буржуазии, ловко лавируя, начало неуклонно подвигаться к сепаратному миру. Но всегда так бывает: когда двое дерутся — выигрывает третий; пока авансцена была занята между самодержавием и буржуазией, выступили рабочие и крестьяне.

Несмотря, однако, и на неудачные об'яснения и на не всегда научный анализ, книга т. Семенникова окажет услугу массой ценного материала, без которого не сможет обойтись ни один занимающийся историей второй русской революции.

И. Минц