ЦЕНТРАРХИВ. Последние дни Колчаковщины. Сборник документов, стр. 231. ГИЗ. 1926. Тираж 300. Цена 2 р. 50 к.
История контрреволюции в России, в частности история сибирской контрреволюции, еще не написана. Понадобится целый ряд архивных изысканий и иных работ для того, чтобы подготовить фундамент, на котором историк мог бы построить свое исследование. Следует, впрочем, сказать, что с материалами, относящимися к колчаковщине, дело обстоит далеко неплохо. В последнее время, опубликованы чрезвычайно интересные документы, характеризующие партизанское движение в Сибири, издан допрос Колчака, ряд воспоминаний и т. п.
Настоящий сборник Центрархива представляет собою ценный вклад в литературу о колчаковщине. Документы, взятые при аресте «верховного правителя», материалы колчаковской контрразведки, политцентра и других организаций с исключительной яркостью отражают процесс распада колчаковщины и момент ее окончательной катастрофы.
Отступление белых означало начало конца адмиральской эпопеи. Об этом красноречиво говорят публикуемые документы. Донесение колчаковской контрразведки отмечает вначале «безучастное» отношение солдат-сибиряков к борьбе с большевиками. «Осведомители» вскоре сумели расшифровать действительный смысл этого безучастия. «О большевиках, говорится в одном из докладов, у них (т.-е. солдат. Н. Р.) сложилось представление, что «красные» такие же землеробы, как и они» (стр. 50). Все чаще встречаются упоминания о «нездоровом обаянии большевизма». Рост партизанского движения показывает, что крестьянство в своей массе выступает против «верховного правителя», во всяком случае, отрицательно относится к войне. Контрразведка не скрывает того обстоятельства, что «исключение составляет самая незначительная часть, по преимуществу из зажиточных крестьян» (стр. 661). На кулаков (б. ч. из «старожилов») и предлагала ориентироваться поддерживавшая «правителя» буржуазия. Но кулаки ни в коей мере не представляли крестьянства. Иметь же против себя крестьян, а стало быть, оказаться лицом к лицу с распадом крестьянской армии, означало для колчаковского правительства лишиться всех надежд, кроме, пожалуй, надежды на личное спасение.
Развал армии пытались приостановить, стараясь изменить настроение сочувствующих большевизму солдат или, как велеречиво выражалась контрразведка, «направить таких заблудших овец, на путь истины». Но попытка эта была заранее осуждена на неудачу. Да и методы агитации среди «заблудших», практиковавшиеся «осведами» — колчаковскими политотделами, были по меньшей мере сомнительной ценности. Так, например, новониколаевская контрразведка организовала для населения и войска ряд спектаклей, но в репертуаре осведомительного отделения оказались только такие пьесы, как «Каширская старина», «Профессор Сторицын», «Старый закал» Сумбатова, «Оболтусы и ветрогоны» и ...духовные концерты.
Та социальная группа, на которую только и можно было с уверенностью опереться — буржуазия, — обнаруживала низкий уровень «национального самосознания». «Довольно оживленные прения вызвал вопрос о размере процентного обложения, которое было прежде и дало только 2½ миллиона, недостаточных сейчас для армии» сообщала контр-разведка о заседании иркутских торгово-промышленников. «После долгих споров решено было ввести 5% обложение с получаемых доходов от торговли. Общий вывод: торгово-промышленники недостаточно точно еще разбираются, какой грозный момент переживает сейчас армия» (стр. 69).
Очевидно, надежда на буржуазию была плоха: сибирские Минины не выражали желания «заложить жен и детей».
Воодушевить солдат не удавалось даже литургией Чайковского. Что армия разлагается — это хорошо знал и Колчак, сообщавший заместителю председателя совета министров о добровольной сдаче некоторых полков партизан и о бунте новониколаевского гарнизона (стр. 86).
Неблагополучно обстоит дело и с поддержкой союзников. Иностранные представительства стали поспешно эвакуироваться, при чем документы отметили «крайнее разочарование» и «грустное» настроение французской миссии. Чехи пытались снять с себя ответственность за политику Колчака и настаивали на «немедленном возвращении домой». Сибирская контр-революция агонизировала. Руководители ее были охвачены паникой. Чешский меморандум так подействовал на Колчака, что последний решил послать союзникам протест, в котором обвинял чехов в... большевизме. (Лишь по настоянию председателя совета министров Пепеляева посылка протеста была отменена, см. стр. 114, 140—143). Пепеляев настаивал на созыве Земского Собора. «Верховный правитель» выдвинул проект о своем отречении в пользу Деникина. Совет министров защищал идею земского совещания. Положение продолжало ухудшаться с каждым днем. Сам Пепеляев констатировал «полное отсутствие плана военного и политического». Обстановка такова, писал он, фронта почти нет, все, что осталось, — непрерывно отходит» (стр. 147).
Последняя глава сборника заключает документы, относящиеся к моменту окончательной ликвидации колчаковщины. Среди них следует особо отметить материалы о деятельности т. н. «Политцентра» — меньшевистско-эсеровской организации, которая пыталась утвердиться на развалинах колчаковщины, прикрываясь и идей сибирского государства-буфера, борющегося против «реакции». Поддержанные Японией, меньшевики и эсеры в действительности, — об этом совершенно определенно говорят документы и приложенные к сборнику воспоминания т. Ширямова — подготовляли почву для новой учредиловской контрреволюции не только в сибирском, но и во всероссийском масштабе, — для той учредиловщины, которая в свое время вырастила Колчака
Но «демократии» не повезло. На ее стороне остались лишь поблекшие лозунги, выцветшие знамена. Пролетариат и крестьянство Сибири шли за коммунистами, а на восток продолжали наступать советские войска. Замечательной по своей яркости иллюстрацией учредиловского «декаданса» являются переговоры по телеграфу между делегатом Политцентра Колосовым и представителями 5-ой советской армии. Колосов пытался убедить советское командование отказаться от дальнейшего наступления, утверждая, что с реакцией на востоке справится будущее «Сибирское Народное Собрание», созыв которого прокламировался Политцентром. «Не преувеличивайте слишком свои силы, — уговаривал Колосов. — Дальше на Восток вы ...будете встречать еще сильного противника, втягиваясь все более и более в борьбу международную»...
«Переговоры и попытки сближения для совместной борьбы с капиталом всех социалистических группировок до сих пор кончались или неудачей или простой недобросовестностью, предательским поведением центра и правых социалистических партий», — отвечает представитель 5-й армией. — «Сил мы своих не преувеличиваем и знаем, что нам предстоит еще трудная борьба с Антантой и Японией, но, имея в виду современное международное положение и учитывая революционность западно-европейских представителей труда, об'единенных в Коммунистическом Интернационале, мы надеемся выйти победителями в мировой борьбе, как и в «восточной». Спасибо за мораль... Я убедился на опыте ведения войны в Сибири, что крестьянство Сибири за нас. Пролетариат же России и Европы вообще достаточно пострадал от этих желто-красных и других оттенков блокирования»...
После этой отповеди Колосову не оставалось сделать ничего иного, как передать телеграфной ленте свои сетования по поводу того, что политическая физиономия коммунистов не изменилась (стр. 181. 182). Сборник заканчивается документами, главным образом характеризующими деятельность Иркутского Ревкома, пришедшего к власти после ликвидации Политцентра.
Разобраться в публикуемом материале помогают содержательное предисловие т. М. Константинова и статья активного участника событий т. Ширямова.
Заканчивая рецензию, мы не можем не отметить одного из важнейших достоинств сборника — чрезвычайно умелого подбора документов.
Донесения контрразведки, приказы и переговоры колчаковских властей и самого «верховного правителя», политические документы, перемежающиеся с оперативными сводками, даны в комбинации, выдержанной по принципу «нарастания действия».
В этом смысле группировка материала может служить примером для других сборников подобного рода.
Н. Рубинштейн
1) Курсив мой. Н. Р.