ИСТОРИК МАРКСИСТ, №6, 1927 год. К вопросу о преподавании «истории развития общественных форм»

"Историк Марксист", №6, 1927 год, стр. 202-205

ПРЕПОДАВАНИЕ ИСТОРИИ


Н. Редин

К вопросу о преподавании «истории развития общественных форм»

(В дискуссионном порядке)

Опыт работы коммунистического университета им. тов. Артема показывает, что существующий сейчас в комвузах курс «истории развития общественных форм» не удовлетворяет стоящим перед ним задачам. Правда, он дает представление о развитии человеческого общества от «первобытного общества» к «капиталистическому обществу» (под которым подразумевается эпоха торгового капитала); представление это — цельное, единое, без прорывов и противоречий. «История развития общественных форм исследует только главные этапы того пути, по которому шло человеческое общество; этапы, общие всем народам. Независимо от некоторых характерных отличий, свойственных отдельным народам в силу географических или иных условий, в ходе исторического развития каждого из этих народов есть общие черты, отливающие развитие общественности у них в одни и те же совершенно схожие формы». (Кушнер) (курсив всюду мой. — Н. Р.). Но именно эта общность, так усиленно подчеркиваемая курсом, делает его слишком отвлеченным, чтобы он мог принести нужные результаты. Тот конкретный исторический материал, какой в этом курсе дается — это только отрывочные иллюстрации к основной, совершенно абстрактной, схеме курса, а не та конкретная основа, на которой и из которой должны воздвигаться вce теоретические обобщения. Цельность курса идет в ущерб его ценности.

Результаты этого ясны. Студенты, прорабатывающие «историю развития», не получают основного, что должны получить: понимания процесса зарождения и вызревания капиталистического общества. Экономическое и общественное развитие до эпохи промышленного переворота идет вперед, в их понимании, каким-то «единым фронтом», paвномерно и гармонично (эпизоды классовой борьбы не нарушают этой гармонии), подготовляя капитализм. Различный темп, различный характер этого общего процесса в различных странах абсолютно не выясняется. Между тем, в наше время никак нельзя ограничиваться нахождением и зубрением общих формул об общем ходе общественного развития, тем более, что эти формулы давно найдены и вызубрены всяким поступающим в комвуз студентом. Нужно научить его диалектически подходить к отдельным, различным, друг на друга непохожим явлениям общественной жизни, находить в этих явлениях их истинную противоречивость (а не выдуманную), — их особенности, их своеобразие, — ибо только так можно овладеть рычагами, движущими историческое развитие.

Нам не нужно сейчас заботиться о повторении общих мест, «азбучных истин», каждая из которых давно известна каждому комвузовцу и всякому сознательному партийцу. Мы должны направить «все внимание на то, чтобы эти азбучные истины не вульгаризовались, не упрощались чересчур, не вели к застою мысли («материализм внизу, идеализм наверху»), к забвению ценного плода идеалистических систем — гегелевской диалектики» (Ленин).

По нашему мнению, построение исторического курса на первом году обучения должно исходить из следующих соображений. Этот курс должен готовить не ко всем общественным дисциплинам (ибо в таком случае он не готовит ни к одной из них), а только к последующим историческим же курсам. Значит, в программу должно быть внесено то, что важнее всего для понимания экономической и политической обстановки на грани XVIII и XIX веков и дальнейшего капиталистического развития. Подходя с такой меркой к материалу всемирной истории, мы сразу же выясняем, что основным содержанием нашего курса должна стать, так наз., «эпоха торгового капитала» — XIV-XVIII века. Именно в эту пору подготовлялись элементы, из которых составлялась система промышленного капитализма, — именно в эту пору определились различные типы развития различных стран. Однако, понять эпоху торгового капитала без хотя бы краткого изучения феодальной эпохи невозможно. Ведь по сути дела эпоха торгового капитала есть эпоха переходная, где соперничают старые формы производственных отношений, господствовавшие при феодализме (мелкий производитель, являющийся собственникокм орудий производства), с новыми их формами (мануфактура), которые победят окончательно лишь после промышлен. переворота. А раз так, эначит, нужно показать эти старые формы производственных отношений в их чистом виде, когда они еще не угнетены овладевшим рынком торговым капиталом — в эпоху феодализма. Поэтому изучение феодальной эпохи (притом не «феодализма вообще», а конкретного феодализма в Европе, в той Европе, которая была родиной капитализма) должно быть вступлением к работе над эпохой зарождения капиталистического способа производства — к XIV-XVIII векам.

Мы должны отказаться от «изучения» общего «закона», которому, якобы должны подчиняться все народы в своем развитии. Нам кажется, что сейчас не только бесполезно, но даже вредно поддерживать иллюзию, будто такой «закон» существует. Сейчас нам необходимо подготовить студентов ком вуза — будущих квалифицированных партработников — к ясному пониманию причин, по которым Коммунистический Интернационал говорит: «нет такого закона, который заставил бы все народы, вне зависимости от конкретных обстоятельств времени и места, итти через стадию капитализма». Нужно показать, что это не есть «тактическая хитрость», и что нельзя превращать Марксов «очерк генезиса капитализма в историко-философскую теорию общего хода экономического развития, в теорию, которой фатально должны подчиниться все народы (каковы бы ни были исторические условия, в которых они находятся») (Маркс, письмо в редакцию «Отечественных Записок», курсив мой. Н. Р.). И потому нам кажется, что целесообразно, отказавшись от «истории общественных форм», взять к рассмотрению только родину капитализма — Европу (западную и восточную) — в докапиталистическую эпоху, чтобы показать, что не «закономерность вообще», а конкретная историческая закономерность привела Европу к капитализму.

Не явится ли, однако, умолчание о всех внеевропейских странах некоторым пренебрежением к ним — к странам, которые, сейчас выходят на авансцену исторического развития, и не поведет ли это умолчание тоже к искажению перспективы? До известной степени да, и как избежать этого искажения необходимо продумать. Во всяком случае верный путь — не в некритическом смешивании в одну кучу развития этих внеевропейских стран, ставших колониями европейского капитала, с капиталистическим развитием Европы. Ибо такое «внимание» к колониальным странам приводит об'ективно к стрижке их под капиталистический гребень Европы. Именно поэтому необходимо обратить особое внимание на выяснение тех конкретных обстоятельств, которые направили развитие Европы на капиталистический путь.

Мы живем в непосредственную «эпоху империалистических войн и социалистических революций». Заметьте: не одной единой «социалистической революции», а многих, отдельно (но в одну эпоху) проходящих социалистических революций. Социализм не вызревает равномерно. И нам нужно показать, что это неравномерное вызревание социализма происходит на основе не менее неравномерного вызревания капитализма. Пусть историческое развитие в основных чертах всюду имеет одно и то же содержание. Нам, живущим в эпоху непосредственной борьбы за социализм, особенно нужно уметь ориентироваться именно в специфической форме того или иного общего процесса.

Содержание нашей борьбы можно формулировать очень кратко: в капиталистических странах — подготовка пролетарской peволюции, в СССР — победа социалистических элементов хозяйства над до-социалистическими. Но для того, чтобы суметь эту борьбу провести, нужно знать форму ее. А своеобразия форм чрезвычайно велики, и ведут свое происхождение в самых основных моментах — именно из эпохи созревания капитализма. Так, своеобразие революционной борьбы в б. Российской империи вытекало из того, что тут пролетарская революция сочеталась с борьбой против феодальных пережитков, — и только изучение и понимание эпохи торгового капитала с учетом ее различного в разных странах характера поможет об’яснить столь длительное сохранение этих пережитков, их перерождение, их господство в русской экономике до XIX, а то и до XX веков. В то же время нужно показать, что это сохранение пережитков не изменяет основного содержания процесса.

Для нашей повседневной практики имеет огромное значение — понять, как одна и та же видимая форма получает совершенно иное содержание, сохраняя внешнее тождество с предыдущим этапом развития. Спор о госкапитализме — ясное тому доказательство. В рамках одной только эпохи капитализма это перерождение форм заметить достаточно трудно; для этого нужно изучение больших эпох, нужно изучение нескольких последовательных хозяйственных формаций. И эпоха торгового капитала, с ее борьбой различных типов производственных отношений — наилучший пример для изучения такого рода перерождения форм.

Экономическое развитие не идет автоматически; оно идет через классовую борьбу. Разумеется, мы не в состоянии проследить ее в эпоху торгового капитала с той полнотой, с какой мы делаем это для эпохи промышленного капитала, — да это нам и не нужно. Мы должны только, изучая эпоху торгового капитала, показать, как моменты наибольшего обострения классовой борьбы, революции, являются узловыми пунктами истории.

Поэтому возможно и целесообразно группировать вопросы экономического развития вокруг основных революционных движений, основной массой которых является крестьянство, что делает их для нас особенно интересными.

Таковы основные задачи, которые должен разрешить первый из исторических курсов в комвузе. Для того, чтобы эти задачи разрешить (а они, как нам кажется, должны быть разрешены во что бы то ни стало), необходимо решительно отказаться от той сплошной, примитивной постановки вопроса, которая дается курсом «истории развития общественных форм». Как курс исторический он явно не отвечает своим задачам, ибо не дает связного представления о развитии ни одной страны. Как курс социологический, он также несостоятелен, ибо, если даже отбросить в сторону спорный вопрос, существует-ли отдельная «марксистская социология» помимо теории диалектического материализма, придется признать, что место для социологии — во всяком случае не на первом курсе, до основательной проработки конкретных исторических курсов, политэкономии и материализма. Нам нужен конкретный исторический курс, имеющий перед собой вполне конкретную задачу — подготовить слушателей к последующим историческим курсам. И именно такой исторический курс дает подлинный материал для создания подлинно-диалектических, материалистических обобщений, без которых, разумеется, никакое знание невозможно. Эту сторону необходимо также решительно подчеркнуть. Поворот к конкретному историческому курсу ни в коем случае не означает растворения теоретического диалектического анализа в море «ползучего эмпиризма». Голый факт нам не нужен так же, как нам не нужна и пустая абстракция. Но все дело в том, куда сейчас мы должны направить главный огонь: на борьбу ли с «избыточной» историчностью, или на борьбу с бессодержательностью абстракции. Нам кажется, что к борьбе против первой опасности мы, всей нашей предшествующей работой по постановке исторических курсов, подготовлены гораздо лучше, чем к борьбе против второй. И потому именно на борьбе с этой второй опасностью, с опасностью окостенения схемы, с опасностью выхолащивания из нее живого диалектического содержания, и должен быть сейчас сосредоточен наш основной огонь.