Статья А. И. Лаврова.
Въ маѣ вторая государственная дума перешла своего рода "Рубиконъ": благополучно миновала сорокъ третье засѣданiе, бывшее для первой думы роковымъ. Кое-что уже можно сказать теперь про думу. Мало того; что можно — должно.
Кажется, въ отношенiи думы "сколько головъ — столько умовъ", т. е. мнѣнiй. И всѣ-то мнѣнiя о ней различныя, но большинство склоняется въ сторону того, что вторая дума — идеалъ парламентской безтолковости.
Старѣйшiй изъ петербургскихъ журналистовъ, такъ сказать, Мафусаилъ петербургской журналистики, А. С. Суворинъ безъ церемонiя зоветъ вторую государственную думу — "пьяной думой". Вотъ его слова:
"Мнѣ глубоко противно поведенiе думы, которая съ упорствомъ, достойнымъ лучшихъ цѣлей, продолжаетъ съ благосклонной улыбкой смотреть на терроръ, какъ пьяный смотритъ на выставленные мерзавчики въ кабакѣ, чтобъ добраться до нихъ и напиться.
"Это — пьяная революцiя въ пьяномъ вырождающемся обществѣ, изъ котораго я не исключаю, разумѣется, и администрацiи, статской, военной и духовной, и въ представительствѣ этого общества, пьяной думѣ. Кровавый бредъ пьяницъ и вырожденцевъ, анархiя пьяныхъ тупицъ, кровавый угаръ отъ алкоголя, наслѣдственность лѣни и безволiя, тупое упрямство и безсилiе съ похмелья и юмористическое отношенiе къ убiйству и анархiи. Все это пьяное — и въ прямомъ, и въ переносномъ значенiи этого убожескаго состоянiя, выписывающаго мыслете и потерявшаго путь".
Мы держимся убѣжденiя, что журналистъ долженъ быть свободенъ и его мнѣнiе такъ-же свободно, какъ вѣтеръ, приносящiй то прохладу въ зной, то живительный дождь, то изъ одного мѣста въ другое заразу. Но несомнѣнно, что десятки лѣть, прожитыхъ на свѣтѣ маститымъ журналистомъ, сказываются въ этомъ лепетѣ дѣтства, и поэтому мы считаемъ удобнымъ привести здѣсь отповѣдь на вышеприведенное мнѣнiе, которую мы нашли въ газетѣ старшаго сына именно этого самаго журналиста-Мафусаила.
Соглашаясь съ тѣмъ, что въ нашей политической жизни выступаютъ "пьяные", "Русь" спрашиваетъ: "Кто они?" — и отвѣчаетъ:
"О, конечно, не народъ, не его интеллигенцiя, которая своего пути не потеряла и не потеряетъ, а вотъ тѣ, кто вопилъ и подстрекалъ воевать съ Японiей съ голыми руками и безъ кораблей уничтожить ея флотъ. Пьяны были тѣ, кто постыдно бросалъ обвиненiя въ отсутствiи мужества и патрiотизма противъ всѣхъ призывавшихъ тогда къ разуму, напоминавшихъ объ отвѣтственности предъ народомъ и требовавшихъ обновленiя народныхъ силъ вмѣсто этой ужасной гекатомбы ихъ. Пьяны были тѣ, которые послѣ нацiональнаго позора въ Портсмутѣ оказались способны искать себѣ оправданiе въ словахъ: "Мы только хотѣли побѣды своему народу, ибо любили его". Это — любовь пьянаго, такъ какъ трезвый и отвѣтственный человѣкъ такъ не любитъ!
"Пьяны лакействомъ тѣ, кто ругаетъ, ругаетъ лично, отставленныхъ министровъ, покорливо превознося ихъ несуществующiе таланты въ моментъ принятiя ими власти.
"Люди "любятъ" народъ и рядъ "бездарностей" и "безвольностей", смѣняющихся въ роли министровъ, имъ не кажется оскорбленiемъ живой талантливости самого народа, ими "любимаго".
"Когда дума домогается отвѣтственности министровъ, то, конечно, только сквозь пьяный угаръ въ этомъ можно увидѣть что-либо ее унижающее! А есть газеты, которыя утверждаютъ это.
"Пьяны безстыдствомъ тѣ, кто послѣ величайшихъ страданiй и жгучихъ мукъ, вынесенныхъ народомъ вслѣдствiе его безгласiя, смѣютъ взывать къ новымъ расправамъ надъ печатью, добиваясь еще пущаго молчанiя народа въ еще важнѣйшiй моментъ его бытiя.
"Пьяны тѣ, которые достойнымъ закона текстомъ считаютъ фразу: "преступленiе подлежитъ преслѣдованiю, а что такое преступленiе — это для гражданъ будутъ опредѣлять старшiе чиновники судебнаго приказа".
"Пьяны тѣ, кто крикъ страданiя народа принимаютъ за икоту пьянаго, а судорожное пошатыванiе его тѣла, напрягающагося въ усилiяхъ въ борьбѣ за жизнь — за "мыслете" подвыпившаго гуляки...
"Пьяны тѣ, кто о народѣ и его грядущемъ смѣютъ писать съ злорадствомъ и злобными проклятiями и укорами его бездѣятельности, когда пишущiе не хуже насъ съ вами знаютъ, что силы этого народа окованы тысячепудовыми кандалами и, именно, къ работѣ надъ своею жизнью его тщательнѣйше не допускаютъ, расходуя на это его-же скудные запасы силъ.
"Да, все это — пьяное прислужничество минутѣ, все это — оголтѣлое и стыдъ потерявшее пьянство мысли и языка"...
Мы привели здѣсь два противоположныхъ мнѣнiя; могли-бы привести ихъ и еще болѣе — десятки такихъ противоположностей, сотни, потому что ими ежедневно полны номера выходящихъ газетъ. Но зачѣмъ приводить ихъ? Вторая дума показала себя.
Несомнѣнно, дума работоспособна. Это ничего, если видимыхъ результатовъ пока мало. Все-таки кое-что есть. Нельзя, вѣдь, о дѣятельности думы судить по тому, что происходитъ въ залѣ Таврическаго дворца. Тамъ показное дѣло, такъ сказать, "для увеселенiя и развлеченiя почтеннѣйшей публики". Настоящая работа думы сосредоточена вся въ комиссiяхъ. И вотъ, когда эти комиссiи вынесутъ эту работу и покажутъ ее всему народу, тогда только и можно будетъ говорить, что такое дума. А по скандаламъ, устраиваемымъ г.г. Пуришкевичемъ и К°, Зурабовымъ и Алексинскимь съ товарищами ни о чемъ еще судить нельзя. Подождемъ еще немного и все увидимъ. Это съ одной стороны.
Съ другой стороны, для насъ ясно воспитательное значенiе думы. Сравните невозможную и неприличную по тону рѣчь бывшаго предсѣдателя совѣта министровъ г. Горемыкина въ первой думѣ съ рѣчами г. Столыпина во второй. Между ними громадная разница. Министры выучилась говорить съ народнымъ представительствомъ. Въ думѣ это — не прежнiе олимпiйцы, недосягаемые не только для критики, но даже для взоровъ обыкновенныхъ смертныхъ, а люди, которые такъ или иначе, хорошо или дурно, но несомнѣнно съ желанiемъ, чтобы все было хорошо, дѣлаютъ свое дѣло, — то дѣло, за которое они взялись, къ которому они приставлены. Это — большой шагъ впередъ и дума въ этомъ отношенiи въ выигрышѣ.
Говорятъ, — конечно, печатно, — что "ка-деты" будто-бы, оставивъ всякiя поползновенiя на "стремительный штурмъ" власти, ведутъ "правильную осаду" власти; но мы этого, признаться сказать, не видимъ. "Ка-деты" единственные въ думѣ, работаютъ сами и заставляютъ работать своихъ антиподовъ на министерскихъ скамьяхъ. Октябристы окончательно стушевались послѣ своего съѣзда и потеряли въ думѣ всякое значенiе. "Это — не партiя, а скука", — сказалъ про октябристовъ А. С. Суворинъ, побывавъ у нихъ на съѣздѣ. Крайнiе правые избрали своей спецiальностью въ думѣ устройство скандаловъ, правые-умѣренные безцвѣтны; всѣ, кто влѣво за "ка-детами", — сплошь невѣжды, способны только къ митинговому задору да повизгиванiю, похрюкиванiю и крику; стало быть, работниками въ думѣ являются одни лишь "ка-деты" да еще польское коло, въ составѣ котораго подобрались дѣйствительно сознательные и просвѣщенные парламентаристы.
Кромѣ того, нужно помнить, кто зачѣмъ явился въ думу.
Крайнiе правые не признаютъ думы, настаиваютъ на возвращенiи къ прежнему порядку, при которомъ такъ хорошо жилось всѣмъ, у кого спина обладала гибкостью, кто хотѣлъ пановать за счетъ своего народа, и поэтому они, эти гг. Пуришкевичи, Келеповскiе, Шульгины, Бобринскiе, Крупенскiе, явились въ думу, чтобы показать налицо непригодность такого рода правительственныхъ учрежденiй.
Крайние лѣвые, до "эн-эсовъ" включительно, явились въ думу, чтобы обратить ее въ орудiе своихъ замысловъ, подготовить путемъ ея переходъ къ совершенно иному строю. Имъ дума не дорога, разгонятъ ее — будетъ третья, которую они такъ-же будутъ эксплоатировать, какъ вторую и первую. Трудовики и крестьянскiй союзъ слишкомъ невѣжественны, чтобы думать о всенародномъ дѣлѣ: они стремятся только при посредствѣ думы урвать, что можно, и дальше хоть трава не расти.
Остается центръ. И центръ сознаетъ, что такое конституцiонализмъ, и своимъ лозунгомъ принялъ: "Берегите думу!". И центръ бережетъ думу, понимая, что дума, какая-бы то ни была, все-таки есть нѣчто, а если думы не станетъ, то будетъ ничто... Нѣчто-же неизмѣряемо больше, чѣмъ ничто, а потому обязанность каждаго русскаго, искренне любящаго свое отечество, это нѣчто беречь, какъ зѣницу ока, и не поддаваться на провокаторскiе вопли, приглашающiе признать думу и "пьяной", и "безтолковой", и пр.
Благодаря тому, что въ думѣ все-таки есть истинные конституцiоналисты, понимающiе истинный смыслъ этого учрежденiя, умѣющiе разобраться въ требованiяхъ, предъявляемыхъ къ нему, второй думѣ удается обходить такiя "скалы и тайныя мели", какiя грозили ей несомнѣннымъ крушенiемъ.
Въ самомъ дѣлѣ, развѣ не опаснѣйшей подводной скалой для второй думы было сужденiе о порицанiи террору? И дума умѣла обойти его съ полнымъ благополучiемъ для себя. Вы не думайте, чтобы этотъ вопросъ былъ такъ простъ. Уже то, что въ немъ такъ мало словъ, свидѣтельствуетъ о безпредѣльной широтѣ его. Намъ кажется, что, если-бы предложенiе правыхъ было формулировано примерно такъ: "Предлагается думѣ выразить свое порицанiе всѣмъ бомбометателямъ, всѣмъ револьверщикамъ, кинжальщикамъ, всѣмъ вообще убiйцамъ, проливающимъ кровь, прикрываясь политическими цѣлями", — большинство думы было-бы за порицанiе кровавой дѣятельности всѣхъ этихъ преступниковъ. Но думѣ предлагалось выразить порицанiе террору вообще, т. е., другими словами, и правительству, которое дѣйствовало, да и теперь дѣйствуетъ устрашающими мѣрами: карательными экспедицiями, смертными казнями и т. д.; развѣ можно поручиться, что, какъ только дума выразила-бы свое порицанiе всякому террору, ея не подцѣпили-бы? Подцепили-бы! Дума, дескать, порицаетъ правительство, стало быть, вмѣстѣ съ нимъ и Верховную Власть, которая это правительство поставила... Тутъ и былъ-бы конецъ и не только второй думѣ, но и русскому едва народившемуся парламентаризму, и съ нимъ заодно и всѣмъ новорожденнымъ русскимъ свободамъ.
Дума ловкимъ маневромъ сумѣла уклониться отъ разставленной ей западни и спасла себя. Неужели за это можно винить думу?
Точно такъ-же и то засѣданiе, въ которомъ было выслушано сообщенiе премьеръ-министра о раскрытомъ злодѣйскомъ покушенiи. Извѣстная резолюцiя была принята единогласно; количество членовъ думы необходимое для законности ея засѣданiя, было налицо. По установившемуся обычаю, тѣ кто не присутствуютъ, считаются присоединившимися къ большинству. Стало быть, въ принятiи извѣстной резолюцiи думы участвовали и "эсъ-эры", и "эсъ-деки", и "энъ-эсы", и трудовики. Былъ-бы грандiозный скандалъ, если-бы всѣ эти господа остались въ засѣданiи и баллотировали противъ предложенной думѣ резолюцiи. Вотъ тогда дума не уцѣлѣла-бы и правительство было-бы въ правѣ разогнать ее. Но и въ этомъ случаѣ Богъ не попустилъ думы потерпѣть крушенiе на подводной скалѣ, куда ее пытались кинуть т. наз. правые.
Послѣдствiемъ этого все-таки былъ скандалъ. Нѣсколько священниковъ-думцевъ не участвовало въ баллотировкѣ, за что "батюшки" и угодили подъ духовный судъ.
Не будемъ говорить здѣсь, какъ они поступили, эти "батюшки"; скажемъ коротко, что, по нашему мнѣнiю, они не должны были такъ поступать. Но вотъ какiя мысли посѣтили насъ при извѣстiи о судѣ надъ священниками-думцами. По нашему мнѣнiю, духовнымъ лицамъ совсѣмъ не мѣсто въ такомъ учрежденiи, какъ дума; ни епископамъ, ни попамъ. По самому существу своей службы эти люди не свободны и находятся въ полной зависимости отъ своего начальства. Идя въ думу, они тѣмъ самымъ начинаютъ служить двумъ господамъ. А развѣ это возможно? Народный представитель долженъ быть свободенъ. А въ томъ положенiи, въ какомъ очутились государственные выборные духовнаго званiя, всѣ попы-думцы, да и епископы-думцы, — не болѣе, какъ марiонетки. Доказательство этого: приказъ перемѣнить въ три дня свои убѣжденiя. Вѣдь, въ отношенiи всякаго другого лица такой приказъ былъ-бы абсурдомъ. А тутъ онъ отдается съ увѣренностью, что такъ именно и будетъ.
Чиновникъ, избранный въ думу, долженъ выдти въ отставку, военные, состоящiе на дѣйствительной службѣ, избираемы въ думу быть не могутъ, а попъ, зависящiй непосредственно не только отъ своего епископа, а и отъ какого-нибудь консисторскаго прощалыги, отъ такого-же попа съ наклееннымъ ярлыкомъ "благочинный", не выходя изъ подчиненности всѣмъ имъ, идетъ на служенiе цѣлому народу, и, какъ только онъ поступаетъ не такъ, какъ угодно его начальству, сейчасъ-же выходитъ скандаль, въ корень подрывающiй и безъ того-то уже подорванное уваженiе къ церкви и ея пастырямъ.
Правительство, когда хлопотало о "батюшкахъ" въ думѣ, надѣялось получить именно марiонетокъ, но практическая жизнь показала иное. Уже въ первой думѣ были священники, отказывавшиеся дѣйствовать по указкѣ извнѣ, во второй думѣ ихъ еще больше. Первыхъ заточили въ монастыри, разстригли; то-же, вѣроятно, будетъ и съ этими. Въ результатѣ для своей паствы, для своихъ духовныхъ дѣтей всѣ они являются мучениками, за народъ пострадавшими, а консисторскiе отцы?...
Кстати о смиренныхъ инокахъ, отказавшихся отъ всякаго стяжанiя, давшихъ обѣты, воздержанiя и даже нищенства.
Газета "Слово Правды" приводитъ слѣдующiя данныя о доходахъ нѣкоторыхъ митрополитовъ, архiепископовъ и епископовъ: 1) московскiй митрополитъ получаетъ жалованья 6.000 р., столовыхъ 4.000 р., доходовъ отъ архiерейскаго дома 8.000 р., отъ Чудова монастыря 6.000 р., отъ Сергiевской лавры 12.000 р. и отъ Иверской часовни 45.000 р., а всего 76.000 р.; 2) петербургскiй митрополитъ получаетъ жалованья 5.000 р., столовыхъ 4.000 р., доходовъ отъ Невской лавры 250.000 р., а всего 259.000 р.; 3) кiевскiй митрополитъ получаетъ жалованья 5.000 р., столовыхъ 4.000 р., доходовъ отъ архiерейскаго дома 10.000 р. и отъ Печерской лавры 65.000 р., а всего 84.000 р.; 4) новгородской архiепископъ получаетъ жалованья 1.500 р., доходовъ отъ архiерейскаго дома 2.000 р., съ Новгородскаго подворья 300.000 р., а всего 307.500 р.; 5) владимiрскiй и казанскiй получаютъ каждый 50.000 р. и т. д.
Хороши, однако, "нищiе"! есть изъ чего "дѣтишкамъ на молочишко прикопить". Рѣдкое предпрiятiе въ наше время даетъ такiе барыши, какъ подобное "нищенство"; стараться во всякомъ случаѣ есть изъ-за чего... И это въ такое время, когда пол-Россiи мретъ съ голода, когда всюду слышатся жалобныя напоминанiя о томъ, что на полтора рубля въ мѣсяцъ, т. е., за 18 рублей въ годъ можно кормить голоднаго человека. Простѣйшiй ариѳметическiй расчетъ показываетъ, что на тѣ суммы, которыя отходятъ къ давшимъ обѣты нищенства смиреннымъ инокамъ, можно было-бы прокормить цѣлый годъ безъ малаго 46.000 голодающихъ "поильцевъ и кормильцевъ" земли русской — мужиковъ.
Говоря о голодающихъ "кормильцахъ и поильцахъ", нельзя не вспомнить и фельдмаршальскаго сынка г. Гурко. Живъ курилка! Этому господину мало, что о его подвигахъ взялъ на себя обязанность напоминать Россiи первый департаментъ правительствующаго сената, онъ самъ о себѣ тоже не прочь время отъ времени напомнить. Въ думѣ въ своей рѣчи вспомнить о немъ нашелъ нужнымъ — конечно, не въ тонѣ восхваленiя — тверской депутатъ г. Родичевъ. И вотъ храбрый г. Гурко поспѣшилъ вызвать Родичева на дуэль. Родичевъ отвѣтилъ, какъ и нужно было ответить: дескать, до оправданiя дѣянiй г. Гурко судомъ дуэль невозможна. Храбрый г. Гурко назвалъ тогда печатно Родичева трусомъ, но въ ответъ получилъ одно только презрительное молчанiе. Тогда — здравствуйте, честныя жены, кромѣ измѣнницы! — выскочилъ государственный выборный г. Шульгинъ — пасынокъ кiевскаго Пихно, "пихненокъ" — и тоже предложилъ г. Родичеву дуэль... Но и онъ въ отвѣтъ получилъ одно только молчанiе.
Все это было-бы очень грустно, если-бы не было такъ смѣшно. Развѣ возможна дуэль съ г. Гурко въ данномъ положенiи? Вѣдь, это значило-бы подвергать первый департаментъ правительствующаго сената риску непроизнесенiя справедливаго приговора. Г. Гурко, дѣйствительно, лучше было немного подождать. Зачѣмъ торопиться? Рѣшимость, отвага, храбрость сослужатъ ему великолепную службу и въ будущемъ, преждевременно растрачивать запасы ихъ нечего, а г. Шульгину тоже надобно себя поберечь; союзъ русскаго народа что-то шатается и осиротѣть ему въ такое время совсѣмъ не подстать: въ пресловутомъ союзѣ теперь и такъ хоругвей, и знаменъ стало больше, чѣмъ участниковъ, о чемъ свидѣтельствуютъ и телеграммы "Спб. телеграфнаго агентства"; кромѣ того, и въ думѣ его "рати" становится какъ-будто меньше. Проникшiй въ печать слухъ объ опалѣ, объявленной гос. думѣ депутатомъ Крушеваномъ, по словамь "Рѣчи", подтверждается. Онъ заявилъ, что крамольная дума ему надоѣла и что онъ не видитъ возможности продуктивно въ ней работать. Это тѣмъ болѣе понятно, что планъ объединенiя, подъ руководствомъ г. Крушевана, всѣхъ "патрiотовъ" въ думѣ для сокрушенiя крамолы не встрѣтилъ энтузiазма со стороны "патрiотовъ", не желающихъ подчиниться г. Крушевану. Г. Крушеванъ удаляется въ родныя Палестины, чтобы возобновить въ "Другѣ" травлю противъ евреевъ, такъ какъ его намѣстники, по мнѣнiю г. Крушевана, облѣнились, и кишиневскiе евреи стали дышать свободнѣе.
Закончимъ эти строки цитатой изъ впечатлѣнiй извѣстнаго журналиста Г. С. Петрова (священника), только что вернувшагося въ думу изъ Череменецкаго монастыря. Эти впечатлѣнiя представляютъ нѣкоторый интересъ, какъ впечатлѣнiя совершенно свѣжаго человѣка.
"Когда я разъ и два побывалъ вь государственной думѣ на депутатскомъ мѣстѣ, — разсказываетъ г. Петровъ газетѣ "Свободныя Мысли", — когда я оглядѣлся среди членовъ думы и присмотрѣлся къ правительственнымъ чиновникамъ, выступавшимъ предъ избранниками народа со своими объясненiями, — я понялъ, почему наши верхи бюрократiи не любятъ думы и пугливо чураются. Тутъ не одинъ грубый эгоизмъ, не одна боязнь потерять власть и соединенное съ нею благополучiе. Было-бы грубою клеветою нравственно чернить всю бюрократiю. Есть и въ бюрократiи честные и порядочные люди. Но и они могутъ быть не меньше противники думы. Дума имъ непонятна, дума имъ чужда по духу. Дума и бюрократiя — это двѣ совершенно различныя, несовмѣстимыя стихiи. Здѣсь различныя психологiи, различные языки, различныя формы бытiя.
"Бюрократiя — это уже остывшая, окаменѣвшая масса. Здѣсь все закристаллизовалось. И канцелярскiй языкъ отлился разъ навсегда, и канцелярское мышленiе представляетъ собою уже одну, давно очерченную, неизмѣненную форму. Самый разумъ бюрократiи, совѣсть ея являются какими-то геологическими отложенiями. Лежитъ пластъ породы — и берите его такимъ, каковъ онъ есть. Ни теплѣе, ни холоднѣе; ни легче, ни жестче онъ быть не можетъ. Говоритъ-ли представитель бюрократiи о пыткахъ, которымь подвергаютъ заключенныхъ по тюрьмамъ; говоритъ-ли о субсидiи дальневосточному товариществу пароходства, говоритъ-ли о смертныхъ казняхъ, или о карѣ газетъ, — онъ говоритъ одинаково равнодушно, тихо, равномѣрно. Ему кричатъ со скамей депутатовъ: "Громче, громче!" — онъ спокойно продолжаетъ рѣчь такъ-же тихо. "Громче!" — кричатъ съ новой силой. Онъ все тотъ-же. И депутаты должны спускаться внизъ, къ каѳедрѣ бюрократа.
"Бюрократъ — окаменѣлая порода, залегшая на всю страну гранитнымъ пластомъ, гряда возвышенностей.
"Депутаты во время засѣданiй думы то и дѣло переходятъ другъ отъ друга, разспрашиваютъ, что и какъ на мѣстахъ. И идутъ, просятъ, запрашиваютъ. Бюрократы не идутъ. Онн ждутъ, чтобы къ нимъ пришли. Они безногiе, недвижны. Недвижна и воля ихъ, недвижна ихъ правда.
"И депутаты — какъ переселенцы въ новомъ мiрѣ. Да, и въ мiрѣ еще дѣвственномъ, незатронутомъ, чистомъ... Депутаты въ мiрѣ, подвергнувшемся катаклизму. Сворачивай заграждающiя дорогу каменныя глыбы, убирай старый накопившiйся вѣками мусоръ и щебень, копай землю, закладывай фундаментъ, паши, борони да еще каждую минуту и отъ дикаго зверья обороняйся.
"Поэтому залъ государственной думы и похожъ сейчасъ на лагерь переселенцевъ-пiонеровъ. Въ то время какъ въ министерской ложѣ недвижно сидятъ окаменѣлости бюрократiи, среди депутатовъ постоянное движенiе. Тутъ много еще хаотическаго, но надъ этимъ хаосомъ вѣетъ творческiй духъ Божiй. Здѣсь все бродитъ, кипитъ, бурлитъ. Идетъ непрестанная творческая работа.
"Тамъ, у бюрократовъ, все уже кончено, здѣсь еще только начинается. Важно у первыхъ все, по внешности и благообразно, все равномѣрно и закономѣрно, а среди членовъ думы сплошь и рядомъ тренiя, шероховатости, срывы. Это неудивительно. На лунѣ всегда спокойно и не бываетъ никакихъ эксцессовъ и возмущенiй а на солнцѣ постоянно наблюдаются протуберанцы, вырываются огненные языки. Зато луна, какъ и наша бюрократiя, давно ужемертвая, остывшая планета, а солнце и само живетъ, и даетъ жизнь цѣлымь мiрамъ. Но холодная и безжизненная луна (бюрократiя) не въ силахъ понять кипѣнiе и горѣнiе солнца (народной думы). Боится все, что солнце сожжетъ мiръ, и готова, если-бы въ силахъ была, задуть, затушить солнце. Но, во-первыхъ, затушить солнце — значитъ обречь жизнь на разрушенiе, а во-вторыхъ, и это — самое главное: не лунѣ задуть солнце. Солнце народной думы, загорѣвшееся въ мiрѣ, будетъ горѣть и будить жизнь, пока не изсякнетъ творческiй огонь въ народѣ, а до тѣхъ поръ никакая сила въ мiрѣ, никакая стихiя солнце думы ие сможетъ потушить".
Въ заключенiе еще маленькое и совершенно "околодумское" впечатлѣнiе. Въ одно изъ недавнихъ думскихъ засѣданiи на думской трибунѣ появился "соцiалъ-революцiонеръ" отъ Тверской губернiи г. Кузнецовъ и самымъ непристойнымъ образомъ принялся разносить дѣлавшихъ сообщенiе министровъ. Предсѣдатель нѣсколько разъ останавливалъ его и еле-еле удалось "заткнуть фонтанъ" площаднаго краснорѣчiя разошедшагося "соцiалъ-революцiонера отъ Тверской губ.". Прошло дня два-три и газеты сообщили о слѣдующемъ происшествiи.
Около 3-хъ часовъ ночи на 19 мая членъ государственной думы Алексѣй Федоровичъ Кузнецовъ и сотрудникъ газеты "Русь" Василiй Павловичъ Ликинъ, проходя въ нетрезвомъ видѣ мимо ресторана "Яръ", по Большому пр., остановились противъ постовыхъ городовыхъ Кришталя и Кандаулова. Депутатъ Кузнецовъ сталъ съ троттуара отправлять естественную надобность и приговаривалъ: "Пусть городовые посмотрятъ". Затѣмъ, депутатъ Кузнецовъ, продолжая свои неприличныя дѣйствiя, сталъ кричать и ругаться площадною бранью, крича: "Ишь, алкоголики, не хотятъ и посмотреть!" Городовые подошли къ безобразникамъ и попросили ихъ идти своей дорогой, но депутатъ Кузнецовъ продолжалъ ругаться и спорить съ городовыми. Въ это время проезжалъ мимо младшiй помощникъ пристава, который, услыхавъ брань, остановился узнать, въ чемъ дѣло, послѣ чего распорядился отправить неизвѣстныхъ, т. е., Кузнецова и Ликина, въ участокъ для выясненiя личности. По доставленiи въ участокъ "народный представитель" и тамъ велъ себя вызывающе, кричалъ и сначала не желалъ назвать себя. "Я выше всякой полицiи и съ полицiей разговаривать не желаю! И вашимъ требованiямъ, вашему произволу не подчинюсь!" — говорилъ Кузнецовъ. Тогда полицейскiй офицеръ предложиль обыскать Кузнецова, но послѣднiй не допустилъ этого и предъявилъ билетъ члена государственной думы за № 66-мъ, выданный на имя Алексѣя Федоровича Кузнецова. Послѣ этого задержанные за 6езобразiя на улицѣ депутатъ Кузнецовъ и сотрудникъ газеты "Русь" Ликинъ были отпущены, но полицiя ихъ привлекаетъ къ отвѣтственности за искорбленiе городовыхъ и за нарушенiе тишины на улицѣ.
Это и былъ тотъ самый Кузнецовъ, который скандалилъ въ думѣ, ругая генералъ-губернаторовъ и увѣряя, при общемъ хохотѣ, будто министры его, Кузнецова, ужасно боятся.
Этотъ-же Кузнецовъ на Пасхѣ, говоритъ "Свѣтъ", въ г. Торжкѣ валялся пьяный на улицѣ, а затѣмъ имѣлъ дерзость опровергать газетныя по этому поводу сообщенiя, объясняя все "интригами".
Соцiалъ-революцiонеръ изъ Тверской губернiи, конечно, поспѣшилъ выступить съ опроверженiемъ. Отчего-же не опровергать? Вѣдь, "Освѣдомительное бюро" постоянно "опровергаетъ". Какъ-же не опровергать законодателю?
Въ своемъ опроверженiи онъ выставилъ себя бѣдной овечкой, угнетенной невинностью, но одновременно съ его опроверженiемь въ "Руси", печатающей все, что попадетъ подъ руку, въ "Биржевыхъ Вѣдомостяхъ" появилась такая замѣтка о разговорѣ въ кулуарахъ думы:
"Много говорилось о членѣ думы Кузнецовѣ, который, вмѣстѣ съ однимъ изъ сотрудниковъ "Руси", оба въ нетрезвомъ состоянiи, неприлично вели себя на улицѣ и угодили въ участокъ.
"Кузнецовыхъ въ думѣ — двое: одинъ — соцiалъ-демократъ, другой — соцiалъ-революцiонеръ. "Случай" произошелъ съ соцiалъ-революцiонеромъ.
"— Правда-ли? — спросилъ я одного изъ лидеровъ с.-р. фракции, доктора Горбунова.
"— Къ сожалѣнiю, правда.
"— Что-же вы думаете сдѣлать?
"— Мы вынесемъ постановленiе объ исключенiи его изъ фракцiи.
"— И все?
"— Больше мы ничего сдѣлать не можемъ. Это — очень прискорбная исторiя. Лишнее оружiе въ рукахъ враговъ думы.
"Да, лишнее, но, вѣдь, въ семьѣ не безъ урода".
На выстрѣль-бы только не подпускать такихъ "тверскихъ социлистовъ" къ Таврическому дворцу; совсѣмъ имъ тамъ не мѣсто.
