"Природа", №7-12, 1923 год, стр. 77-84

О пересадке семенных желез у млекопитающих и человека.

А. Немилов.

О том, что семенные железы, вообще, поддаются пересадке, было известно уже давно. Еще в 1849 году Геттингенский физиолог Арнольд Бертольд производил у петухов удачные пересадки семенных желез с одного места тела на другое. Он совершенно правильно подметил, что петухи, у которых семенная железа привилась на новом месте, сохраняли голос, половой инстинкт, драчливость и головной убор настоящих самцов, но были бесплодны, так как семенная железа их на новом месте была лишена выводных путей для семени.

Но лишь за последние десять лет техника таких пересадок была значительно усовершенствована. Гармс (1914), Штейнах (1912—1922), Бринклей (1920), Лидстон (1917), Кнут Зандо (1921), С. Воронов (1919—1923), М. Завадовский (1922) и некоторые другие сделали несомненным, что семенная железа не только поддается пересадке с одного места тела на другое, но и может быть пересажена от одной особи другой (например, от молодой особи — старой или от самца — самке).

За последние годы директору Института экспериментальной хирургии в Collège de France в Париже, Сергею Воронову удалось произвести ряд интересных пересадок семенных желез у домашних млекопитающих и у человека.

Как видно из последней статьи, вышедшей в этом году¹), он уже с 1917 года занимается этим вопросом и произвел в настоящее время уже более 150 таких операций. Он начал с пересадок кастрированным козлам и баранам яичек от других козлов и баранов и убедился, что пересаженные железы не только приживляются, но и способны устранить все последствия кастрации, кроме лишь утраты способности к оплодотворению. В смысле развития вторично половых признаков, полового инстинкта, роста и т. д. такие козлы и бараны с пересаженными в их тело "чужими" семенниками ничем не отличались от обыкновенных самцов. Удача этих опытов побудила С. Воронова предпринять попытку пересадить семенные железы молодых животных старым. Для опытов он выбрал двух старых баранов, в возрасте 10—12 лет, и двух молодых барашков в возрасте 6 месяцев. Первый старый баран (№ 12 в протоколах Воронова) имел рога с двумя завитками, а второй (№ 14) даже с тремя. Оба производили впечатление очень старых животных. Шерсть редкая, местами облезлая, тело исхудавшее, дрожащая неуверенная походка, глаза тусклые, голова понуро опущена книзу. Баран №12 был настолько стар, что у него, буквально, подгибались ноги, и он, вдобавок, страдал еще недержанием мочи вследствие старческого ослабления замыкателя мочевого пузыря. Обоим этим старикам были привиты семенные железы молодых барашков. У барана №14 были вскрыты оба влагалищных кармашка мошонки, и к каждому тестикулу (семеннику) была пришита кэтгутовыми²) швами разрезанная на шесть кусков семенная железа молодого животного.

У барана № 12 была вскрыта мошонка только на правой стороне и на ее влагалищную оболочку была пересажена молодая семенная железа, разрезанная на 4 куска.

От каждой из желез, подвергнутых пересадке, было оставлено по маленькому кусочку для гистологического исследования. Это последнее было произведено известным французским гистологом Ретерером и показало, что железы обоих молодых животных не достигли еще половой зрелости и не содержали еще ни сперматид, ни сперматозоидов. Воронов особенно подчеркивает это обстоятельство, так как при исследовании одного из пересаженных кусочков через 14 месяцев после операции, т. е. после того как они пробыли в теле старого барана более года, тот же Реттерер нашел здесь уже некоторые намеки на спермиогенез и даже образования, во всех отношениях похожие на головки спермиев. Это заставляет Воронова думать, что развитие железы в прогрессивном направлении продолжалось и после того, как она попала в тело нового "хозяина".

Уже приблизительно через два месяца вид оперированных баранов совершенно изменился. От их понурого вида и подавленного состояния не осталось и следа. Они снова приобрели гордую и мужественную осанку самца, живой задорный взгляд и наклонность к драке и борьбе. Шерсть стала снова густой и блестящей. Недержание мочи у №12 исчезло совсем. Каждый из, этих "омоложенных" стариков, был изолирован в отдельном помещении на два года с овцой. № 12 оказался несомненным отцом одного, а № 14 даже двух ягнят.

К работе Воронова приложены снимки с обоих баранов № 12 и 14. Особенно эффектны три фотографии барана № 12. Первый снимок изображает его до операции. Вы видите, действительно, животное, которое всякий, даже не знаток, признал бы за очень старое. Ноги тонкие, поставлены неуверенно и как бы подгибаются под тяжестью тела. Спина по стариковски выгнута и холка торчит острым углом кверху. Голова опущена книзу, глаза полузакрыты. На втором снимке вы видите того же барана № 12 через год после операции, стоящего в гордой позе самца возле привязанной рядом с ним овцы. Он густо оброс шерстью, голова гордо и вызывающе поднята кверху и в самом повороте шеи и постановке тела чувствуется крепкая и упругая мускулатура. Наконец, третий снимок изображает того же № 12 через четыре года после пересадки. На опушке луга стоит с явно агрессивными намерениями крепкий здоровый баран, на вид молодой или "средних лет", с вполне удовлетворительным экстерьером, в котором никто не заподозрил бы старика, уже чуть ли не перешагнувшего "бараний век".

Удача этих опытов дала С. Воронову смелость перейти и к операциям над людьми. В виду трудности доставать для пересадок человеческие железы, Воронову пришлось прибегнуть к пересадке человеку семенников обезьян. Наиболее подходящими для этой цели он считает половые железы человекообразных обезьян; но так как вследствие войны ловля их и доставка в Европу разладилась, то ему пришлось пользоваться тестикулами павианов; лишь в самое последнее время он достал несколько шимпанзе и произвел от них "прививку" семенников человеку, но результаты этих пересадок не успели еще проявиться в достаточной степени.

В течение последних лет (1920—1923) С. Воронов сделал 8 операций пересадок тестикул павиана человеку. Не все они дали одинаково благоприятные результаты, но все-таки показали, что путем такой прививки можно поднять на некоторое время жизненный тонус у старых людей. Наиболее удачной у С. Воронова была операция прививки семенника павиана 74 летнему старику англичанину, Е. Л. Случай этот интересен еще потому, что этот пациент не только не скрывал произведенной над ним операции, но и позволил снять с себя фотографии и даже явился на заседание научного общества, в котором С. Воронов делал доклад, чтобы демонстрировать себя присутствующим.

Перед операцией Е. Л. выглядел совершенно дряхлым стариком, сгорбленным, с трудом волочившим ноги, опираясь на толстую палку. Не говоря о том, что возраст в 74 года уже сам по себе давал себя знать, он еще провел последние 30 лет жизни в Индии, где все время вел чрезвычайно кипучую деятельность, несмотря на мало благоприятные для европейца климатические условия. Вдобавок он перенес еще перитонит и тяжелую форму воспаления в легких, осложнившуюся плевритом.

В половом отношении он был полнейшим импотентом в течение 12 лет.

2 февраля 1921 г. под местным наркозом к его тестикулам была сделана "прививка" нескольких кусков семенника крупного павиана.

Рана быстро зарубцевалась без всяких осложнений, и через 12 дней после операции Е. Л. уехал из Парижа. Увидеть его С. Воронову пришлось лишь спустя 8 месяцев. Он и его ассистент Дидри были прямо поражены, когда перед ними предстал человек, помолодевший лет на двадцать. Вместо сгорбленного, еле передвигавшего ноги старика, они увидели подвижного, полного сил мужчину, с блестящими веселыми глазами, с крепкой мускулатурой и с гордой прямой осанкой. В ответ на расспросы Воронова о самочувствии, Е. Л. наклонил голову и показал на свою лысину, которая покрылась довольно густым слоем волос. За истекший после операции промежуток времени Е. Л. успел побывать в Швейцарии, где он поднимался на горы и с увлечением предавался излюбленному англичанами спорту. Под влиянием "прививки" обезьяньих желез, к нему вернулись все прежние физические и умственные силы, он сделался снова способным к половой деятельности и превратился в совершенно здорового мужчину, находящегося в расцвете своих сил.

При вторичном исследовании, через 20 месяцев после операции, Воронову удалось заметить, что происшедшая в организме Е. Л. метаморфоза проявилась даже еще резче. Тело совершенно выпрямилось, походка стала бодрой и энергичной и, что особенно замечательно, лысина заросла волосами длиною до 3 сантиметров.

Приложенные к работе С. Воронова фотографии Е. Л. чрезвычайно эффектны. На первой вы видите портрет Е. Л. в день операции. Перед вами лицо старика, изборожденное морщинами, с характерным старческим выражением лица и глаз. Рядом его же портрет через 1½ года после операции, т. е. когда Е. Л. исполнилось 75½ лет. Вы видите здорового энергичного мужчину, лет 50 от роду, не без кокетства вдевшего себе в петличку цветок в знак своего омоложения. На других снимках тот же Е. Л. изображен фехтующим с напряженными мышцами руки, взбегающим с чемоданом в руке по крутой лестнице сразу через три ступени на четвертую и держащим на вытянутых вперед руках тяжелый мягкий стул.

Таким образом, пересадки семенных желез, бесспорно, способны оказывать могучее действие на организм. Применявшийся С. Вороновым метод "приживления" кусочков молодого семенника к старому очень похож на тот, который применял в 1911—1913 г. и тоже весьма успешно Гармс для "омолаживания" старых самцов морских свинок. Вряд ли есть основание сомневаться в правильности фактической стороны всех этих удивительно интересных опытов³). Нельзя сводить это и к самовнушению; во-первых, оно не могло играть роли в опытах над животными, а, во-вторых, как бы легко человек ни поддавался самовнушению, все же не мог бы он себе внушить, чтобы на лысой голове стали расти волосы. Бесспорно, тут эффект опыта зависит именно от приживления молодой железы. Весь вопрос лишь в том, насколько длительно такое действие пересадки и в чем сущность такого влияния описанной выше операции? С. Воронов, повидимому, склонен считать, что такое "приживление" семенника является стойким и что пересаженный "инородный" орган продолжает в новом месте инкретировать. Но, собственно, доказательств этого нет или, вернее, даже в самой работе Воронова можно найти как раз доказательства обратного. На фиг. 4 и 5 своей статьи он дает рисунки гистологических препаратов козлиного тестикула, подвергнутого пересадке другому козлу и пробывшего в теле нового хозяина около года. Как видно из этих снимков и из цитируемого С. Вороновым, описания этих препаратов, сделанного Ретерером, в трансплантате не осталось ничего такого, что могло бы давать инкреты. Он до такой степени подвергся обратному развитию и до такой степени изменился на новом месте, что от прежнего строения органа не осталось почти ничего. Вы видите под микроскопом ткань, которая напоминает рубцовую и в ней кое-где на месте прежних семенных канальцев разбросаны синцитиальные массы с рассеянными в них ядрами, по большей части, находящимися в состоянии пикноза. Если бы даже согласиться с Вороновым и Ретерером, что в семенной железе нет отдельного инкреторного отдела и если даже допустить, как на этом настаивает Реттерер, Штиве и другие гистологи, что сперматогенный эпителий не только дает начало спермиям, но и вырабатывает половые гормоны, или генолы, — то и в этом случае нужна очень большая натяжка, чтобы приписывать внутреннюю секрецию семенным канальцам и тогда, когда они представляются в виде кучки распадающихся клеток. Вот если бы С. Воронов показал на опыте, что такой трансплантат, какой он изображает на фиг. 5, при вторичной пересадке его новому "хозяину" способен вызвать омолаживание или, по меньшей мере, предупредить у кастрированного животного последствия кастрации, тогда — дело другое. А пока таких доказательств он не дал, приходится, основываясь на гистологической картине пересаженной железы, принять, что она приживляется, в нее вростают сосуды, но что с течением времени она все же подвергается обратному развитию. Все более дифференцированные элементы погибают, выживают только более примитивные; вырванный из своей естественной обстановки и не имеющий возможности функционировать попрежнему орган подвергается, в конце концов, деградации и превращается просто в соединительно-тканный рубец.

Но пока дело дойдет до этого, он очевидно, успевает ввести в кровяное русло нового хозяина свои инкреты, и эти последние, давая толчек пришедшему в упадок механизму старых семенных желез, заставляют их на некоторое время работать повышенным темпом.

Передаваясь далее всей цепи инкреторных органов, этот физиологический толчек возбуждает всю полигландулярную систему и заставляет ее, а, следовательно, в конечном итоге, и все тело работать некоторое время по новому. Нельзя не признать, что способ приживления кусочков эндокриновых органов, как его практикует Воронов, Гармс и др., является наиболее верным и остроумным способом вводить в тело инкреты другого организма.

Здесь, действительно, вводятся не "трупы" гормонов, а так сказать, "живые" гормоны и при том in statu nascendi и прямо в лимфатическое и кровяное русло. Но было бы ошибочно думать, что мы таким образом создаем в организме новую "фабрику" гормонов, которая будет долго работать в новом месте. Она только дает своими инкретами физиологическую встряску и затем сама начинает постепенно увядать. Результаты такой встряски должны сказываться благоприятным образом в течение нескольких лет; даже тогда, когда пересаженная ткань совсем рассосется, благоприятное последействие может еще продолжаться некоторое время. Известно, что, после вырезания какого-нибудь органа с внутреннею секрециею, должно пройти некоторое время, прежде чем организм освободится от вырабатывавшихся им гормонов. Так, например, если вырезать у взрослого животного, положим, собаки семенные железы, то и после операции оно в течение нескольких месяцев сохраняет и половой инстинкт и все поведение самца. У человека после "поздней" кастрации половое чувство сохраняется иногда, хотя и в ослабленном виде, в течение 2-х—3-х лет. Таким последействием и объясняется, вероятно, длительное влияние на организм пересадок половых желез.

Во всяком случае, эффектные опыты Воронова и других "омолодителей" представляют собою крупный шаг вперед в деле изучения той, пока еще во многом загадочной, физиологической силы, которой является инкреция половых желез. Эти исследования могут иметь и немаловажное практическое значение. До сих пор животноводы умели только кастрировать животных, но не было известно способа возрождать или удлинять половую способность ценных производителей; теперь метод приживления кусочков тестикул, как это показали бараны №12 и 14 в серии опытов Воронова, открывают такую возможность. По отношению к человеку, подобные пересадки могут иметь смысл не только в качестве приема лечения некоторых случаев преждевременной старости, но их можно использовать для удлинения наиболее продуктивного периода зрелости человеческого организма, когда у человека накопился и опыт и знания и чувствуется лишь нужда в достаточной силе и трудоспособности, чтобы претворить их в дела. Возможно, что наступающую вслед за такой операцией физиологическую встряску окажется возможным применять и в ином направлении, например, для повышения сопротивляемости организма после перенесенных тяжелых болезней, для повышения боеспособности тела в борьбе с патогенными организмами и т. д. Сейчас даже трудно предусмотреть, во что это может вылиться в будущем, но, во всяком случае, это очень крупное достижение науки.

³) В Твери в физиологической лаборатории имени И. П. Павлова эти опыты пересадки половых желез от молодых особей старым были проверены на большом материале д-ром Л. Н. Воскресенским и дали такие же поразительные результаты, как и у Воронова. Работа Л. Н. Воскресенского, посвященная многочисленным случаям "омоложения" животных и людей, в настоящее время подготовляется к печати.