Радиофантастический роман В. Эфф.
Этот вечер надолго врезался мне в память...
Косые струи мелкого весеннего дождя стекали извилистыми ручейками по запотевшим стеклам трамвайного вагона. Ежеминутно останавливаясь, вагон медленно огибал площадь Дзержинского, где рельсы сплетаются в сложный узел маршрутов, ловко распутываемый проворными стрелочницами.
Над фронтоном высокого здания стрелка часов двигалась к семи.
Сквозь дребезжащий звон торопливых трамваев, сквозь воющий голос автомобильной сирены я услышал пронзительный голос газетчика..,
— Газета "Вечерняя Москва"! Таинственный взрыв на Божедомке!.. Множество человеческих жертв!.. "Вечерняя Москва", пятачок номер.
За моей спиной кто-то насмешливо заметил:
— Ловкий народ газетчики... Чего только не выдумают? Вчера крушение скорого поезда, сегодня взрыв на Божедомке.
Я все-таки купил газету.
Взрыв не был выдуман газетчиком — на третьей странице, рядом с рецензией на новую фильму, я нашел маленькую заметку, скупо рассказывающую о случившемся:
Вчера около 12 часов ночи, в доме № 237 по старой Божедомке от невыясненных причин произошел взрыв, сильно разрушивший здание. Мещанская пожарная часть, срочно прибывшая на место взрыва, ликвидировала начавшийся пожар. Число потерпевших выясняется. Нельзя не отметить загадочности происшествия — дом № 237 являлся обыкновенным жилым домом; в доме не имелось никаких складов с огнеопасными продуктами. Следственными органами срочно производится дознание.
И все. Никаких подробностей газета не сообщала.
Насколько мне известно, дознание не дало никаких результатов, Правда, несколько месяцев спустя, в судебных отчетах по делу о 14 английских шпионах встретилось упоминание об этом таинственном взрыве, но определенного обвинения никому предъявлено не было. Тайна осталась неразгаданной.
Та же "Вечерняя Москва" опубликовала через три дня после взрыва список жертв, трупы которых были извлечены из под развалин. Однако, приэтом не было отмечено одно странное обстоятельство, являющееся, как я это знаю теперь, ключом к раскрытию тайны. В списке жертв имелось три имени:
Щур, Михаил Андреевич, 23 года.
Штольц, Елизавета Матвеевна, 19 лет,
Громов, Иван
Александрович, 25 лет,
эти имена никаким особым примечанием не были выделены из числа других имен. Между тем — я категорически это утверждаю — трупы этих лиц найдены не были.
Более того: их трупы и не могли быть найдены.
Причина проста — эти лица не погибли при взрыве... Их тайна мне известна.
До сих пор я не считал себя вправе предать эту тайну гласности и рассказать о событиях, странное сплетение которых началось именно со взрыва на Божедомке.
Теперь положение изменилось. Вчера врач, у которого я несколько лет лечился от чахотки, сказал мне, отведя в сторону опущенный взгляд:
— Я не могу дольше скрывать от вас истину... Состояние вашего здоровья за последнее время настолько ухудшилось, что нужно быть готовым к наиболее неприятным осложнениям.
Мысль о смерти не была новой для меня. Я давно примирился с нею — все равно ведь неизбежное должно случиться. И вопрос мой прозвучал совершенно бесстрастно и спокойно:
— Как вы думаете, доктор, сколько я еще могу прожить?
— Зачем ставить вопрос так остро, — ответил, не глядя на меня, врач. — Конечно, мы все смертны...
Я перебил его тоном, не допускающим возражений:
— Я не ребенок, доктор... Но мне важно это знать.
Врач пожал плечами.
— Трудно, знаете ли, сказать точно. Может быть месяц, может быть полтора...
— Хорошо, доктор, этого мне хватит.
Покидая этот мир, я не оставляю после себя ни жены, ни детей. Я оставляю тайну, которую не хочу уносить в могилу. Время, которое мне осталось прожить в нашем шумном, вечно спешащем мире, я использую для того, чтобы оставить человечеству правдивую летопись событий, достойных того, чтобы дать им название необычайных.
Может быть месяц, может быть полтора... Во всяком случае — времени хватит.
Мое предисловие кончено.
Необыкновенная история началась более чем просто.
QST — официальный орган ARRL1) опубликовал "тэст" американских коротковолновиков с коротковолновиками СССР. Особенностью тэста была точно установленная длина волны, на которой должны были передаваться сообщения — полтора метра.
RK—8911 (а в просторечии — Михаил Андреевич Щур, комсомолец, особых примет не имеющий), прочитав сообщение, раздумчиво почесал в затылке.
— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, — сказал он, отбрасывая в сторону журнал. — Полтора метра — это, извиняюсь за выражение, не жук чихнул... Мой приемник того... для тэста, пожалуй, не подойдет.
Щур был один из тех радиолюбителей, которые слов на ветер не бросают. На другой же день, возвращаясь со службы, он забежал к приятелю.
Иван Александровичь Громов, помимо о6ширных познаний в области радиотехники, отличался громадным ростом и чрезвычайно добродушным характером.
— Мухи не обидит, — говорит про него Щур.
Может быть, по контрасту — за Громовым укрепилось грозное прозвище: Ванька-Каин. Никто из приятелей не называл его иначе.
— Здорово, Мишка, как делишки, — спросил Щура Ванька-Каин.
Щур пожал огромную ванькину лапу.
— Что же? Дела — ничего. Я к тебе, брат, по делу...
— А что?
— Да вот приемник новый собираюсь делать. Ты о новом тэсте читал?
Ванька тряхнул головой.
— О полутораметровом? Читал, конечно...
— Ну, значит ясно. Понимаешь, я хочу принять участие, только приемник мой для этого не годится. Ты дай мне схемку подходящую.
— Схемку? Это можно. Только вот что...
Громов задумался. Щур молча курил папиросу.
— ...ты зайди завтра об эту пору, я тебе приготовлю. А сейчас, понимаешь, некогда...
— Ладно, — согласился Щур и ушел.
Однако, когда Щур зашел за обещанной схемой — Громова не оказалось дома.
— Уехамши, — объявила Щуру квартирная хозяйка, утирая нос подолом.
— Как так уехамши? — изумился Щур. Не может быть!
— Вот те и не может быть, — спокойно сказала хозяйка. — Вчера вечером пришел, связал чемодан и выкатился...
— Куда?
— А разве я знаю? Уехал, а куда — не знаю.
— И ничего мне передать не велел?
— Ничего не велел — я што ли секлетарь его?
Перед носом Щура захлопнулась входная дверь.
— Вот ведь бандит, — ругался, спускаясь по лестнице, Щур. — И куда только его черти носят...
Вечером Щур по обыкновению надел на уши телефоны, закурил папиросу и приступил к ловле неведомых морзистов, наполняющих эфир коротким отрывистым писком своих передатчиков.
Папироса не была еще докурена, когда в дверь постучали.
— Войдите, — недовольно крикнул Щур, а про себя буркнул: не дают работать, черти полосатые...
Дверь открылась и в комнату вошла Лизанька Штольц; тряхнула рыжими подстриженными кудрями, с грохотом отодвинула стул и села. Рассерженный Щур не удостоил Лизаньку вниманием.
— Слушай, Мишка, — не смущаясь, сказала Лизанька, — ты, конечно, можешь быть нахалом, меня этим не проймешь. А я не уйду...
Щур повернул голову.
— А позволь спросить: почему?
— Очень просто. Собрание отменили, а я всех предупредила, что буду занята. Значит деваться мне некуда, дома сидеть я не люблю, а у тебя радио.
— Ну и что ж?
Лизанька пожала плечами.
— Какой ты бестолковый тип, — сказала она довольно строго. — Сегодня трансляция из Большого театра — "Князь Игорь"... У тебя как — приемник для красоты стоит или для слушания?
Щур искоса посмотрел на Лизаньку.
— Вопервых, он не стоит, а лежит под столом. Вовторых, опера — это вообще буржуазная отрыжка. В втретьих, я принимаю теперь только короткие волны, а оперы, как известно, передаются на длинных. Поняла? Сделай соответствующие организационные выводы и сматывай удочки. Ты видишь, я делом занят?
Даже на редкость устойчивое хладнокровие Лизаньки Штольц не выдержало Мишкиной недвусмысленной невежливости. Лизанька рассердилась, покраснела, хотела что-то сказать, но, очевидно, решила, что при создавшемся положении слова бессильны. А Щур еще подлил масла в огонь:
— Удивляюсь я, до чего это обнаглел народ! Нечего самому делать, так надо другому мешать работать. До чего надоело — прямо помереть хочется...
— Ах, так...
Лизанька перевела дух и двинулась к Щуру, который сосредоточенно уткнулся носом в приемник.
Положение стало угрожающим.
Остановившись около стола, Лизанька молча раздумывала — чем бы отплатить Мишке за такое возмутительно нетоварищеское отношение? Внезапная мысль осенила разгоряченную лизанькину голову, — она вспомнила про поручение, данное ей Громовым накануне, вынула из кармана вчетверо сложенную бумажку, развернула ее и, взяв со стола недокуренную папиросу, прожгла в бумаге большую неправильной формы дырку.
— Что ты делаешь? — спросил Щур, почуяв в воздухе запах горелой бумагию
— Вот тебе, — крикнула Лизанька, бросила бумажку на стол и без промедления отскочила в сторону, опасаясь ответной вылазки неприятеля, т. е. иными словами Щура.
Щур удивленно разглядывал бумажку.
— Что это, Лизка? А?
— Это тебе Ванька-Каин велел передать, — из другого угла комнаты ответила Лизанька.
— А почему дырка здесь прожжена?
Щур угрожающе поднялся со стула.
— Не будь невежей, — с торжеством крикнула Лизанька и быстро скрылась за дверь.
Дверь хлопнула, и все стихло.
Щур вертел в руках бумажку. После операции, произведенной Лизанькой, схема имела следующий вид:
— 6-13-32. Да. Благодарю вас.
— Алло?
— Нефтесиндикат?
— Да.
— Будьте любезны попросить к телефону Вань... виноват... Ивана Александровича Громова.
— Громов в командировке.
— А когда будет?
— Недели через две.
— Благодарю вас...
Щур раздраженно опустил трубку на рычаг.
— Чорт бы взял эту несносную Лизку, — думал он, отходя от телефона. — Я уж знаю — нет хуже, если баба ввяжется в дело. И надоумило же Ваньку передать с ней схему.
До начала тэста оставалось три дня. Поэтому ждать возвращения Громова не имело ни малейшего смысла. Щур решил на свой собственный страх и риск монтировать приемник по испорченной Лизанькой схеме.
Три вечера подряд он посвятил устройству приемника. Электронная лампа "микро" уже сидела в гнездах; катушка, намотанная из оказавшегося под рукой толстого медного осветительного провода, производила впечатление более чем солидное. Щур еще раз проверил соединения и надел на уши телефоны. Вспыхнула красноватым светом лампочка.
Спокойной рукой Щур медленно поворачивал рукоятку конденсатора.
— Посмотрим, — бурчал он вполголоса. — А ну...
Ни звука. Иногда в телефонах слышался слабый треск, но никакой передачи уловить не удалось.
Щур тяжело вздохнул и еще раз помянул Лизаньку крепким словом.
Он ни мог не знать о том, что именно в эту минуту сотни любителей сидели у своих приемников, записывая точки и тире, посылаемые в пространство американцами. А он, Щур, вынужден с бессильной досадой созерцать свой безмолвствующий аппарат и ждать, как ждут у моря погоды, приезда Громова...
— Придется пересмотреть схему, — решил Щур. Быть может пересоединить конденсатор?.. или мегом?..
Полночь застала Щура за проверкой полюсов анодной батареи. Никакой передачи ему принять не удалось.
Только на следующий вечер старания Щура, если и не увенчались полным успехом, то во всяком случае дали некоторый результат.
В десятый раз пересоединяя провода, Щур услышал в телефоне какой-то странный звук — точно запела скрипичная струна... Затихая, звук прервался. Щур осторожно повернул верньер кондепсатора и вновь услышал тот же звук, быстро усилившийся и затем внезапно смолкнувший.
— Эге, — произнес Щур. — Даешь... Звук снова вспыхнул, но теперь он звучал не один. Целая гамма чистых музыкальных тонов, то накладывающихся друг на друга, то перегоняющих друг друга, звучали в телефоне, настойчиво вползая в уши, затихая до еле слышного звучания и снова усиливаясь. Это была странная музыка, никогда до сих пор не слышанная человеческим ухом, никогда не снившаяся самому капризному композитору. И даже музыкой нельзя было назвать это путающееся чередование тонов...
Щур, в немом изумлении, зажавши в зубах погасшую папиросу, не двигаясь, сидел у приемника. Нижняя губа его отвисла, брови медленно, но верно ползли вверх, и глаза, внезапно утратившие осмысленное выражение, застыли, неподвижно уставившись в одну точку.
Да, ни одному радиолюбителю не доводилось принимать подобную передачу.
— Это ничуть не похоже на морзянку, — размышлял Щур. — И еще менее — на свинью в эфире. Будь я проклят, если кому-нибудь приходилось слышать такую странную свинью...
А звуки все неслись... То повышаясь, то понижаясь, то переплетаясь в ласкающем созвучии, то сталкиваясь в кричащем, режущем слух диссонансе, они странным образом нервировали Щура, доводя все его существо до какого-то жуткого оцепенения. И вдруг, когда бешеная скачка звуков, казалось, достигла невыносимо быстрого темпа — Щур даже почувствовал острую боль в ушах — в телефоне резко затрещала мембрана, а звуки смолкли. Фарандола звуков точно провалилась во внезапно раскрывшуюся пустоту, и тишина, сменившая необъяснимую эфирную музыку, показалась Щуру особенно чуткой, затаившей в себе какую-то скрытую угрозу. Напряженно вслушиваясь, Щур не смог расслышать в этой тишине никаких звуков — только собственное его дыхание, прерывистое и учащенное, вторгалось откуда-то со стороны — точно из другого мира — в немое молчание.
По привычке взглянув на часы, Щур машинально отметил время: было 3 час. 45 мин.
— Н-да. — протянул он слабым голосом и потянулся за папиросой. — Вот тебе, Лизанька, и Князь Игорь.
1) ARRL — American Radio Relay League — американская радиолига.