«Чудесная музыка» — так названа одна из картинок пьесы «Окно в деревню», ставившейся в театре Мейерхольда. В ней хорошо передана восторженность, охватывающая постепенно всех, услышавших «чудесную музыку» — радио.
Освобожденное, на одной шестой части нашей планеты, человечество раскрывает чудеса. Наука и техника дают ему силу, гораздо большую той, которую приписывали потертым и изъеденным молью веков богам.
Мы еще многого не знаем, многим не владеем сегодня. Но упорная, коллективная научная мысль завтра даст то, что трудно представлялось накануне самому смелому полету фантазии.
Капитализм сковывал и держит в цепях и посегодня науку. Настоящей культуры, использования величайших достижений техники для полной, осмысленной и радостной жизни человеческих масс там нет. Там нет стройных исканий, знающих лишь один предел — время. Там техника на службе капиталистического Молоха — ограниченного, жадного, жестокого и трусливого. Там техника направлена не на подчинение природы воле и силе масс, а на подчинение самих масс.
Поэтому в представлении капиталиста и его слуг науки завтра существует только как продолжение того, что есть сегодня. Подчиняя часть сил природы, ее стихий, он подчинен сам стихиям в хозяйстве, культуре. У капитализма нет и не может быть стройного наброска желаемого, необходимого для нового, изменяемого в борьбе и строительстве, мира. У него не может быть плана. Он трусливо боится даже заглянуть вдаль...
Строители социализма могут безбоязненно заглядывать вдаль грядущих лет. И не только могут — должны стремиться заглянуть насколько можно дальше. И уж во всяком случае насколько нужно сейчас дальше, чтобы не быть близорукими.
Когда определяют на год вперед программу действий, план хозяйства, то представляют этот год как часть идущих вслед за ним лет. Обычно берется пятилетие. Но и эти пять лет не охватывают всего, что строится уже сейчас, что рассчитано на десятилетия. Поэтому берется еще больший, примерно пятнадцатилетний срок. Это «генеральная» перспектива»
Попробуем для радио взять еще дальше. На сколько лет? Это будет зависеть от скорости хода в науке и технике, от хода всей, богатой возможностями, культурной революции, идущей в Советской стране. Ведь радио не отделимо от всего социалистического, не знающего примеров, строительства. Попытаемся определить направление, по которому будут итти, развиваться научная радиомысль в действие. Будут итти, развивая, расширяя добытое к сегодняшнему дню, где видны ростки величайших изменений в технике радио и массового ее использования...
Наивные люди скажут: прок-то какой? На год нет еще полного плана. На пять лет вперед не намечен путь. Где уж тут думать о полетах вдаль — может быть на десятилетия... И еще заговорят сомневающиеся — те, что строят сейчас радиостанции: нигде, ни в чем и никогда не было такого быстрого хода, как в радио. Каждый месяц — новое. Каждое сооружение стареет скорей, чем успевает сформироваться, закончиться. Мысль ученого, лаборанта не поспевает за возможностями, скрытыми в радио. Действие конструктора отстает еще больше от движения научной мысли. А удовлетворение желаний, требований тех, кто применяет радио, запаздывает в скорости больше всего.
На какую скорость равняться? Какой ход нужен бурно строящемуся новому обществу?
Мы знаем — быстрый ход в радиотехнике — не рекорд быстроты, изменчивость форм, относительно большая скорость хода, чем в других областях, требуют наиболее дальнего взгляда, чтобы сделать меньше ошибок, чтобы рождающееся радиостроительство не было старо уже в момент рождения.
Раскрыть скорее занавес «чудесного». Показать как сильно и, вместе с тем, необычайно просто сложен весь механизм шедших на сцене «чудес». Смелей...
Наш взор не будет пока направлен на другие планеты, хотя радио может, очевидно, легче всего разрешить задачу межпланетных сообщений. Ибо самое легкое говорить о других мирах. Дальше, глубже бросим взгляд на будущее радио на нашей планете — земле и прежде всего в той части ее, где шагает смело рабочий — строитель настоящего и будущего.
Пусть радиоволны идут далеко от земли. Пусть разные участки, разные области атмосферы служат зеркалом для их лучей. Обратно — на землю прежде всего. Тут уже идет великая борьба классов. Тут уже творится новая, невиданная жизнь. И зреет, развивается мысль, воля, действие, не знающие преград и за пределами нашей планеты.
Земля — еще не освобожденная от хищников, еще не расчищенная под города — сады, города — опоры настоящей культуры, города — лаборатории творчества.
Мы на земле. Мы говорим: всем... всем... о будущем. И знаем — тогда каждый из всех сможет не только слышать обращение. Он сможет ответить, рассказать о захватывающей эпохе достижений и длительной, упорной борьбе за культуру. Каждый — всем... всем... и каждый — любому из всех.
Это — радио. «Чудесная музыка» настоящего и интереснейшая симфония будущего...
— Перед вами ряд лабиринтов, выхода из которых искала мысль людей науки и техники. Они не имели, не знали плана, направления извилистых, запутанных путей. Они не организовали их коллективного изучения. И поэтому кружились часто на месте, повторяли ранее сделанные ошибки, тратили неимоверно много ценнейшей энергии. И все же с чрезвычайным упорством пытались каждый про себя, каждый против другого разрешить задачу правильного выхода...
Так говорил инструктор радиомузея собравшейся вокруг него молодежи, попрежнему увлекавшейся радио. Они остановились около десятилетнего раздела, охватывающего девятнадцатый—двадцать девятый годы. Огромная, в несколько десятков километров, площадь была занята разнообразнейшими радиосооружениями и приборами прошлого. Большей частью это были потрясающие громоздкие, неуклюжие произведения человеческого творчества. Вздымались на высоту полуторых сотен метров мачты различных конструкций. Виднелась издали тяжеловесная «Шуховская» башня, продолжающая причинять большие затруднения обычным для нее поглощением электрической энергии, рассеянной вокруг в самых разнообразных видах... Рябило у всех в глазах от изумительной пестроты, нестройности радиоэкспонатов. Несообразность их устройств особенно резко выделялась здесь, при соединении в одном месте всего, что было раньше рассеяно и затеряно на огромных пространствах...
— Крайним индивидуализмом отмечено развитие радио в эти годы, — продолжал инструктор музея. — Если взять вторую часть десятилетия, когда была начата индустриализация, когда развивалось широкое социалистическое строительство и обобществленность в хозяйстве, коллективизация во всей культурной жизни охватывала все больше страну Советов, трудно как будто объяснить этот крайний радиоиндивидуализм. Но не забудьте, что Союз Советских Республик охватывал тогда только часть Европы и Азии. Вокруг еще кипела капиталистическая стихия. Боролись между собою крупнейшие фирмы, и в числе их несколько радиокомпаний.
— Разрозненность, разнотипность в капиталистической технике поддерживалась жесточайшей конкуренцией. А ограниченность кадров научно-технических радиоработников в Советском Союзе в те годы требовала заимствовать капиталистическую технику. Вместе с нею проникали настроения исключительности, индивидуализма, разорванности и в организации радиостроительства. Широкие массы начали пользоваться радио, но не могли еще в этой области овладеть полностью научно-техническими позициями. Только в самом конце десятилетия начало сказываться влияние коллективной технической мысли и действия в радиотехнике, в строительстве станций. Только к этому времени стихли ожесточенные, схоластические споры отцов радионауки, напоминавшие в отдельных моментах древнейшие споры «отцов» различных религиозных сект и церквей.
— Посмотрите на выставку радиолитературы этого десятилетия. Что обсуждалось в ней с необычайной страстностью? «Лампа или машина», «короткие или длинные волны», «в тысячу или в триста киловатт строить широковещательную радиостанцию»...
— Такие споры при коллективной организации научно-исследовательской работы, при отсутствии влияния конкуренции капиталистических фирм должны были решаться маленьким счетным прибором. Целесообразность, соответствие социалистическому строительству должны были являться основой примерки. Добытые наукой, лабораторными исследованиями факты могли позволить рассчитать что лучше. А все эти наивные рассуждения затягивались потому, что под выводы одного лица старательно подбирались факты, создавались «теории» его сторонниками.
— Радио было в лицах, как в лицах отражались песни. Вот вам пример — машина высокой частоты Вологдина, к которой мы кстати подошли. Проходил ряд лет, машина лежала без применения на складе, а вокруг нее велись ожесточенные споры о том, что она должна исключить катодную лампу. Во имя чего? Только для самоутверждения машины. А сторонники лампы с неменьшей страстностью и упорством выбрасывали лозунг — смерть машине! И вырабатывали лампы все большей мощности, чтобы свести окончательные счеты с ненавидимой машиной. Сторонники «ламповой» школы не могли переносить даже соседства машинных установок. Если ламповая станция устанавливалась в одном месте города, то машинная в другом. Даже приборы не уживались друг с другом...
— Вы изумлены, спрашиваете, как же к этому относились лаборатории — творцы коллективной мысли? Почему не сказалось давление организованной массы — общественности? Радиообщества были еще чрезвычайно слабы. Круг вовлеченных в радиотехнические разработки невелик.
Лаборатории же представляли собой в большей степени расширенные научные кабинеты отдельных видных деятелей радиотехники, нежели центры, объединяющие коллективную радиомысль. Конструктор был оторван в большинстве случаев от лаборатории, а лаборатория от массового производства, которое к тому же было лишь относительно массовым к концу того десятилетия, которое мы просматриваем.
Объективного всестороннего центра радиотехнической мысли и конструктивных разработок не было. Индивидуализм пронизывал каждую техническую установку. Течений, школ было столько же, сколько самих радиотехников. В литературе сохранились следы деятельности организации, оформлявшей индивидуальную замкнутость — она называлась «Русское общество радиоинженеров». Создавался и рос Советский Союз, Европа стояла уже на грани пролетарской революции, многочисленные национальности давали ценные вклады в научные разработки, а общество это все оставалось только «Русским», замкнутым в касту прежних жрецов, живущих воспоминаниями об авторитетах прошлого периода. Радиосатирики переводили его сокращенное название «Рори» в «Редкое общество радиоруин»...
— Вот поэтому-то каждая, расположенная здесь станция является сколком индивидуальных взглядов, индивидуальной инструкции. Не было речи о стандарте хотя бы отдельных элементов этих сооружений. Не было в действительности и плана, хотя о нем неустанно твердили. Но план мог явиться только в результате коллективных усилий, а не разрозненных, враждующих между собой течений...