Сообщимъ нѣсколько подробностей о годичномъ съѣздѣ англiйскихъ ученыхъ. Въ истекшемъ году засѣданiя Британскаго Общества происходили въ небольшомъ городкѣ Чельтенгамѣ (Cheltenham). Засѣданiя открылись въ сентябрѣ; трудно представить себѣ сколько было прочитано мемуаровъ, сообщенiй, замѣтокъ; множество опытовъ было сдѣлано предъ глазами слушателей, толпами наполнявшихъ залы засѣданiй. Всякiй желавшiй могъ познакомиться со всѣми результатами новѣйшихъ изслѣдованiй, и такимъ образомъ стать въ уровень съ наукою. Корреспондентъ журнала Revue Britannique замѣчаетъ, что несмотря на спецiяльность многихъ вопросовъ, глубокое вниманiе и участiе было замѣтно въ посѣтителяхъ, въ числѣ которыхъ находилось множество дамъ, — вниманiе, не охлаждавшееся во все продолженiе засѣданiй, которыя тянулись ежедневно по нѣскольку часовъ. Чтобъ успѣть сообщить всю массу накопившихся матерiяловъ, ученые раздѣлились на нѣсколько спецiяльныхъ отдѣленiй, имѣвшихъ свои засѣданiя одновременно. Ученый конгрессъ открылся рѣчью президента Общества профессора Добени (Daubeny). Въ этой рѣчи ораторъ обратилъ преимущественно вниманiе на состоянiе современной химiи, какъ предмета ему наиболѣе близкаго. Профессоръ Добени особенно останавливается на вопросѣ объ отношенiи химiи къ земледѣлiю и заслугахъ Либиха въ этомъ отношенiи. Такъ какъ этотъ вопросъ имѣетъ общiй интересъ и находится въ связи съ другимъ важнымъ вопросомъ объ отношенiи теорiи и практики вообще, то мы считаемъ не лишнимъ сообщить нѣсколько замѣтокъ относительно этого предмета, присоединивъ нѣсколько подробностей о Либихѣ, которыя, надѣемся, прочтутся не безъ интереса.
«Кто не знаетъ, говоритъ Добени, сочиненiя барона Либиха, которое произвело такое впечатлѣнiе при своемъ появленiи и въ такой степени возбудило энергiю сельскихъ хозяевъ (въ Англiи конечно)? Рѣдко выпадаетъ на долю одного человѣка слава утвердить общiя начала науки и въ то же время сдѣлать ихъ популярными чрезъ практическiя приложенiя. Эрстедъ, отецъ электрохимiи и Фаредей, такъ много сдѣлавшiй для развитiя началъ этой науки, оставили Уитстону изобрѣтенiе электрическаго телеграфа. Дальтонъ, изобрѣтатель атомистической теорiи, ничего не сдѣлалъ для промышленности города, въ которомъ жилъ; изобрѣтенiе, дѣлавшее возможнымъ практическое приложенiе силы пара, обязано своимъ существованiемъ соединенному дѣйствiю разнородныхъ талантовъ Блэкка и Уатта, изъ которыхъ первый истолковалъ теорiю скрытнаго теплорода, второй приложилъ ее къ экономическому образованiю пара. Но Либихъ блеститъ въ ученомъ мiрѣ тройнымъ свѣтомъ: своимъ остроумiемъ въ изобрѣтенiи новыхъ способовъ анализа, оригинальностью своего ума въ уясненiи великихъ теоретическихъ началъ науки и своею замѣчательною способностiю прилагать эти начала къ достиженiю практическихъ цѣлей.
«Известно, продолжаетъ г. Добени, что съ нѣкотораго времени возникъ споръ между знаменитымъ германскимъ химикомъ и нѣкоторыми изъ практическихъ сельскихъ хозяевъ нашей страны, относительно вопроса объ удобренiи.»
Такъ какъ этотъ споръ касается столь важнаго предмета какъ удобренiе полей, и такъ какъ многiе имѣютъ неточное понятiе о мнѣнiи Либиха, то постараемся въ главныхъ чертахъ передать его ученiе, руководствуясь его сочиненiемъ «Химiя въ приложенiи къ земледѣлiю».
Часто слышатся со стороны практиковъ, еще чаще со стороны людей, воображающихъ себя практиками, возгласы о противуположности теорiи и практики, объ опасности предаваться теоретическимъ соображенiямъ, о недостаточности теорiи и т. п.; съ другой стороны теоретики упрекаютъ практиковъ въ грубомъ эмпиризмѣ, излишней приверженности преданiямъ, укорененнымъ вѣками, въ ограниченности взгляда и противуборствѣ усовершенствованiямъ. Но замѣтимъ, что возгласы противъ теорiи въ наше время кажутся запоздалыми; они могутъ имѣть силу только тогда, если подъ именемъ теорiи разумѣть фантастическую систему, а не прямой выводъ изъ фактовъ. Исключительное поклоненiе практическимъ выводамъ есть своего рода фантастическая теорiя. Практическiя приложенiя зиждутся на теорiи. Въ то же время, дѣйствительно, есть важное различiе между тѣмъ, какъ ставится вопросъ въ наукѣ, въ теорiи, и тѣмъ, какъ онъ является въ области практическихъ приложенiй. Наука имѣетъ дѣло съ явленiемъ въ чистомъ видѣ, отдѣленномъ отъ тѣхъ условiй, подъ которыми оно представляется въ практикѣ. Наука имѣетъ цѣлiю раскрытiе законовъ природы, практика занимается ближайшими вопросами, останавливается на побочныхъ обстоятельствахъ, получающихъ здѣсь часто такое же значенiе, какъ и само изслѣдуемое явленiе. Разборъ вопроса объ удобренiи уяснитъ эти положенiя.
Растенiя получаютъ пищу изъ почвы и изъ атмосферы, которая не только окружаетъ стволъ и листья, но, проникая въ почву, омываетъ самые корни. Изъ атмосферы получаетъ растенiе свои главныя начала: угольную кислоту, азотъ (просимъ читателей вспомнить изслѣдованiя объ этомъ предметѣ г. Виля, о которыхъ мы говорили въ одной изъ предыдущихъ книжекъ «Русскаго Вѣстника», и которыя были произведены уже послѣ изданiя Химiи Либиха), далѣе кислородъ и водородъ (въ видѣ воды). Изъ почвы растенiе получаетъ минеральныя вещества, необходимыя, какь показываетъ опытъ, для его существованiя. Эти вещества, если сжечь растенiе, остаются въ его золѣ. Такова фосфорная кислота, щелочи, углекислая известь и магнезiя, въ нѣкоторыхъ растенiяхъ кремнеземъ, iодъ и т. д.
Представимь себѣ плодоносное поле, покрытое растительностiю; жатва снята: черезъ это самое много веществъ унесено изъ почвы. Такимъ образомъ, съ теченiемъ времени, почва истощается, является необходимость удобренiя. Наземъ, содержа въ себѣ минеральныя начала, возвращаетъ почвѣ похищенныя части, но это еще не единственная роль удобренiя. Подвергаясь гнiенiю, удобренiе выдѣляетъ изъ себя угольную кислоту и аммонiакъ, и прибавляетъ ихъ къ составу атмосферы, особенно той ея части, которая омываетъ корни. Такимъ образомъ воздухъ, находящiйся въ унавоженной почвѣ, дѣлается богаче питательными частями. Далѣе, угольная кислота и аммонiакъ, поглащаясь находящеюся въ почвѣ водою, увеличиваютъ ея способность растворять минеральныя вещества, которыя вмѣстѣ съ этою влагою всасываются растенiемъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ, для усиленiя дѣйствiя воды и атмосферы при растворенiи минеральныхъ элементовъ, необходимо, чтобы почва имѣла нѣкоторую степень рыхлости, была механически обработана.
Такъ какъ разныя растенiя требуютъ для поддержанiя своего существованiя различныхъ минеральныхъ веществъ и въ различной пропорцiи, то понятно, что поле, безплодное для одного рода растенiй, можетъ быть плодоноснымъ для другихъ. Отсюда плодоперемѣнная система.
Если почва содержитъ въ себѣ минеральныя вещества въ достаточномъ количествѣ, тогда растенiе принимаетъ, при посредствѣ ея, изъ воздуха болѣе углекислоты и аммонiака, и на оборотъ, если удобренiе увеличитъ богатство атмосферы, то количество поглощаемыхъ элементовъ также увеличивается. Но если къ полю, богатому минеральными веществами, прибавить еще минеральныхъ веществъ, то его плодородiе не увеличится.
Такова въ главныхъ чертахъ мысль Либиха объ удобренiи. Мы видимъ, что онъ не только не отрицаетъ пользы унаваживанiя, но и даетъ ему важное значенiе, хотя и измѣняетъ его роль въ питанiи растенiй. Удобренiе, какъ видимъ, дѣйствуетъ не прямымъ путемъ, какъ думали многiе прежде, допуская, что растенiе прямо изъ удобренiя получаетъ свои органическiя начала; теорiя гумуса разрушается изслѣдованiями Либиха. Вмѣстѣ съ тѣмъ возникаетъ новая мысль: о минеральномъ удобренiи. Заключенiя о питанiи растенiй, доставленныя наукою, открываютъ новыя задачи для сельскаго хозяйства и указываютъ путь къ новымъ цѣлямъ, достиженiе которыхъ еще можетъ быть далеко впереди. Приведемъ слова Либиха относительно одной изъ главныхъ, по его мнѣнiю, задачъ современной науки сельскаго хозяйства.
«Въ земледѣлiи, говоритъ онъ, есть одинъ камень преткновенiя, который, если не остеречься, помѣшаетъ наукѣ осуществить свои результаты. Я говорю о системѣ раздѣленiя полей на пашни (systeme d'assolement). Земледѣлецъ не можетъ заниматься постоянно воздѣлыванiемъ тѣхъ растенiй, которыя онъ долженъ или желалъ бы воздѣлывать по преимуществу. Онъ часто принужденъ покрывать бо́льшую часть своихъ полей растенiями, предназначенными въ пищу для скота безполезнаго, часто только отягчающаго собою, единственно съ цѣлiю получить удобренiе, потребное для воздѣлыванiя растенiй, которыя онъ желаетъ продавать, какъ пшеницу, хлѣбъ и пр. На этой живой фабрикѣ удобренiя теряется масса силъ: земли, времени и денегъ.
«Научная задача сельскаго хозяйства, достойная нашего времени, состояла бы въ томъ, чтобы замѣнить плодоперемѣнное воздѣлыванiе перемѣннымъ удобренiемъ, такъ, чтобы земледѣлецъ могъ на всякомъ полѣ постоянно обрабатывать тѣ произведенiя, которыя, по его положенiю и цѣлямъ, могутъ доставить наибольшую прибыль. Какъ бы облегчился и упростился трудъ земледѣльца, если бы онъ могъ на томъ же полѣ постоянно возделывать одинъ и тотъ же родъ растенiй!»
Таковы данныя теорiи. Посмотримъ на тотъ же предметъ съ практической стороны
Нигдѣ, можетъ быть, ученiе Либиха не произвело такого дѣйствiя какъ въ Англiи, гдѣ такъ процвѣтаетъ рацiональное сельское хозяйство. Множество опытовъ — нѣкоторые въ самыхъ обширныхъ размѣрахъ — было сдѣлано для разрѣшенiя вопроса объ удобренiи. Нѣкоторые подтвердили ученые выводы Либиха: таковы, напримѣръ, изслѣдованiя г. Вея (Way) надъ поглощающею способностью почвы; другiе, какъ обширные изысканiя г. Лаза (Lawes), обнаруживая важное значенiе унаваживанiя, казались многимъ противурѣчащими теорiи. Но, какъ мы видѣли, Либихъ ни сколько не отрицаетъ значенiя унаваживанiя; и принимая въ соображенiе характеръ почвы, на которой производились испытанiя г. Лаза, Либихъ видитъ въ нихъ скорѣе подтвержденiе, чѣмъ опроверженiе своего ученiя.
Но теоретическiе выводы, уясняя воззрѣнiе на предметъ, еще не сложились въ окончательныя практическiя формулы, не даютъ еще непреложныхъ правилъ, рецепта, по которому должно поступать во всѣхъ возможныхъ случаяхъ, а между тѣмъ большинство желаетъ именно такихъ правилъ. Правда, можно назвать нѣсколько прямыхъ практическихъ приложенiй ученiя объ удобренiи какъ напримѣръ употребленiе гуано, привезеннаго въ Англiю вскорѣ послѣ того, какъ на него было указано Либихомъ, употребленiе фосфорно-кислыхъ минералловъ, вмѣсто костей, при удобренiи. Но это частности, и одинъ изъ знаменитыхъ англiйскихъ сельскихъ хозяевъ сказалъ, нѣсколько лѣтъ тому назадъ, что химiя не принесла никакой пользы фермеру, развѣ только научила обрабатывать кости сѣрною кислотою и извлекать выгоду изъ вещества, которое прежде отбрасывалось. Такимъ образомъ существуетъ нѣкоторый разладъ между теорiею и практикою. Но мы уже говорили выше, что есть большая разница между тѣмъ, какъ вопросъ ставится въ наукѣ, и какъ онъ является въ дѣлѣ практическаго приложенiя.
«Съ практической стороны, говоритъ г. Добени, вопросъ приводится къ слѣдующему: принимая справедливость теоретическихъ воззрѣнiй Либиха, выгоднѣе ли употребить капиталъ на приведенiе фермы въ такiя условiя, чтобы можно было обойдтись безъ аммонiакальныхъ удобренiй, нежели употреблять его на то, чтобъ достать матерiялъ, заключающiй, какъ наземъ, эти вещества въ готовомъ видѣ? Обширные опыты г. Лаза и другихъ имѣютъ для фермера такое же значенiе, какое имѣютъ практическiя наблюденiя, сдѣланныя въ обширномъ госпиталѣ по отношенiю къ общимъ началамъ медицины, развитымъ современными физiологами. Правда, практика въ госпиталѣ можетъ въ частностяхъ не совпадать съ выводами, доставляемыми наукою. Но это несовпаденiѣ показываетъ только недостатокъ нашихъ современныхъ познанiй; оно не должно колебать въ врачѣ довѣрiя къ началамъ науки, утвержденнымъ съ несомнѣнною очевидностiю.»
Если мы отъ Англiи, съ ея ученымъ хозяйствомъ, составляющимъ гордость нацiи, отъ Англiи, гдѣ усовершенствованiе земледѣлiя составляетъ предметъ живѣйшей дѣятельности, гдѣ земледѣлiе приводитъ въ движенiе огромные капиталы, где въ рѣдкомъ хозяйствѣ не встрѣтите паровой машины, гдѣ многiе фермеры могли бы быть профессорами сельскаго хозяйства, какъ выразился лордъ Панмюръ на одномъ изъ митинговъ, говоря о фермерахъ тѣхъ мѣстъ, гдѣ находятся его владѣнiя, — если мы отъ Англiи обратимся къ нашему отечеству, то увидимъ,что сельское хозяйство у нась находится едва ли еще не на первой ступени своего развитiя. Мы слышимъ уже возраженiя со всѣхъ сторонъ: «да у насъ условiя хозяйства другiя; тамъ на маломъ пространствѣ сжато многочисленное населенiе; какая европейская система хозяйства приложима къ нашимъ обширнымъ полямъ? Наука сельскаго хозяйства въ Россiи должна принять иной видь.» Не имѣя спецiяльныхъ свѣдѣнiй по этому предмету, мы не рѣшимся высказать рѣзкаго сужденiя. Но признаемся, не вѣрится намъ что-то въ эту необходимость какихъ-то особыхъ наукъ для Россiи. Приходитъ намъ на память одинъ учитель математики, который никакъ не хотѣлъ приступить къ преподаванiю геометрiи, не имѣя циркуля въ аршинъ и доски особаго устройства. Не вѣрится намъ что-то въ эти возгласы о наукахъ особаго рода, о новыхъ путяхъ знанiя, которыхъ необходимость и возможность доказываются съ легкостiю, но которыхъ дѣйствительнаго появленiя еще кажется долго придется ждать. Не наука особаго рода нужна намъ, а истребленiе невѣжества и злоупотребленiй, которыя мѣшаютъ у насъ распространенiю свѣта науки и знанiя. Если станемъ очень хлопотать о произведенiи своей особенной науки, то не напомнить бы собою извѣстнаго мыслителя, который, попавъ въ ровъ, такъ разсуждалъ о кинутой ему веревкѣ: а это что́ такое? веревка вервiе простое. Прежде, во времена Хемницера, ѣзжали за море для произведенiя такой философiи, въ настоящее время мы высиживаемъ эту метафизику дома.
Присоединимъ нѣсколько подробностей о самомъ Либихѣ, которыя намъ случилось слышать отъ одного изъ извѣстныхъ русскихъ ученыхъ, бывшаго въ близкихъ отношенiяхъ съ знаменитымъ естествоиспытателемъ, и занимавшагося (съ 1844—1846) въ его лабораторiи въ Гиссенѣ (въ настоящее время Либихъ преподаетъ въ Мюнхенѣ).
Гиссенская лабораторiя имѣла огромное влiянiе на распространенiе химическихъ знанiй и на развитiе самой науки. Прежде лабораторiя какого-нибудь извѣстнаго химика представляла обыкновенно замкнутый кругъ, проникнуть въ который можно было только при какихъ-нибудь особыхъ условiяхъ. Лабораторiя въ Гиссенѣ была открыта для всякаго. Заплативъ незначительную сумму, всякiй получалъ рабочiй столъ съ необходимѣйшими матерiалами и могъ свободно заниматься, пользуясь совѣтами и руководствомъ одного изъ знаменитѣйшихъ ученыхъ нашего времени. Въ послѣдствiи такого рода порядокъ занятiй въ лабораторiяхъ былъ заведенъ во многихъ мѣстахъ Европы. Когда въ Лондонѣ устраивалось подобнаго рода заведенiе, то основатели его обратились къ Либиху съ просьбою прислать одного изъ своихъ учениковъ для занятiя мѣста директора. Впрочемъ, нельзя сказать, чтобы въ лабораторiи Либиха былъ строгiй методическiй порядокъ: Либихъ не былъ хорошимъ администраторомъ, выборъ лаборантовъ не всегда былъ удаченъ. Это отсутствiе внѣшняго строгаго порядка отчасти гармонировало съ совершенною свободою занятiй. Занимаясь опредѣленною работою, или по указанiю Либиха, или по собственному избранiю, всякiй устраивался отдѣльно, покупая потребные матерiялы, посуду, даже снаряды, работалъ самостоятельно, имѣя возможность, при всякомъ возникающемъ недоумѣнiи, во всякое время, обратиться къ великому ученому, вокругъ котораго группировался весь этотъ станъ химиковъ. Готовность дѣлать указанiя, подѣлиться мыслями, простиралась въ Либихѣ до того, что часто работа, совершенная вполнѣ по его мыслямъ и указанiямъ, появлялась въ печати подъ именемъ того изъ учениковъ, который выполнялъ только начертанiя Либиха. Либихъ обходилъ лабораторiю два раза въ день, останавливался преимущественно предъ тѣми изъ учениковъ, которые только еще начинали химическiя упражненiя; но въ тоже время всякiй, кто имѣлъ что-нибудь сообщить, пользовался полнымъ вниманiемъ. Когда передавали Либиху о какомъ-нибудь новополученномъ результатѣ, онъ обыкновенно говорилъ по французски, качая головою: nous verrons, nous verrons (увидимъ). Самъ Либихъ занимался въ небольшомъ кабинетѣ, находившемся въ непосредственной связи съ лабораторiею. Ученые труды, производившiеся въ Гиссенской лабораторiи, возбуждали въ Либихѣ самый живой интересъ; онъ наслаждался полученными результатами, какъ драгоцѣнностью дорожилъ добытыми рѣдкими веществами. Когда одинъ изъ учениковъ, добывъ небольшое количество валерiановой кислоты и желая обратить вниманiе Либиха на ея запахъ, взялъ на палецъ ея каплю съ часоваго стеклышка, въ которомъ помѣщалось это вещество, то Либихъ началъ опять стеклышкомъ счищать кислоту съ пальца, говоря: «какъ можно тратить столько вещества.» Нигдѣ, можетъ быть, Либихъ не пользуется такою популярностью, какъ въ Англiи. Между его гиссенскими учениками постоянно находилось нѣсколько Англичанъ, а иногда и Сѣверо-Американцевъ. Англичане съ большею охотою посылаютъ дѣтей въ Германiю, чѣмъ во Францiю. Одинъ отецъ, посылая сына въ Гиссенъ, требовалъ, чтобы онъ никакъ не заѣзжалъ во Францiю. Нѣкоторые изъ родителей, которыхъ дѣти учились у Либиха, сами нарочно прiѣзжали отдать почтенiе знаменитому ученому. Либихъ обыкновенно ходилъ въ шапочкѣ; такъ входилъ онъ и въ лабораторiю, гдѣ всѣ работали также съ покрытою головою. При его появленiи Англичане снимали шляпы и оставались непокрытыми во все время визитацiи.
Въ 1849 году учились въ Гиссенѣ два молодые Англичанина, сыновья одного изъ богатѣйшихъ химическихъ фабрикантовъ Англiи. Эти два оригинальныя существа, изъ которыхъ одно ходило съ открытымъ ртомъ, а другое съ стиснутыми губами, вмѣстѣ съ замѣчательнымъ трудолюбiемъ и способностями соединяли множество странностей, какими вообще такъ богатъ британскiй характеръ. Они особенно тщеславились своимъ богатствомъ, и одинъ изъ нихъ велѣлъ нарисовать себя на портретѣ почти въ полтора роста, по среди цѣлаго строя платиновыхъ снарядовъ. Однажды, на лекцiи, Либихъ упомянулъ о необыкновенно огромной трубѣ, помощiю которой на ихъ химическомъ заводѣ выводятся въ верхнiе слои атмосферы вредные пары отдѣляющейся соленой кислоты; всѣ невольно обратили взоры на молодыхъ владѣльцевъ чудовищной трубы. Ихъ ни съ чѣмъ несравнимое удовольствiе выразилось тѣмъ, что ходившiй съ открытымъ ртомъ стиснулъ губы, а другой, котораго губы всегда были сжаты, открылъ ротъ.
Во время зимняго семестра Либихъ преподавалъ обыкновенно органическую химiю, останавливаясь наиболѣе на тѣхъ ея частяхъ, которыя въ эту эпоху его занимали по преимуществу. Когда Либихъ былъ здоровъ и воодушевлялся предметомъ, его лекцiи принимали въ высшей степени живой характеръ. Извѣстность Либиха началась съ 1823 года. Вотъ что́ пишетъ онъ о своихъ первыхъ трудахъ въ извѣстномь сочиненiи: «Die Chemie in ihrer Anwendung auf Agricultur und Physiologie.»
«Во время моего пребыванiя въ Парижѣ, мнѣ удалось лѣтомь 1823 года прочесть въ заседанiи Парижской академiи отчеть о моемъ аналитическомъ изслѣдованiи Говардовыхъ гремучихъ соединенiй серебра и ртути, моей первой работѣ.
«Въ конце засѣданiя 28 iюля, когда я убиралъ мои препараты, изъ среды членовъ академiи отдѣлился одинъ, подошелъ ко мнѣ и вступилъ въ разговоръ; тономъ, исполненнымъ ласки, невольно къ себѣ располагавшей, разспрашивалъ онъ меня о предметѣ моего труда и вообще о моихъ занятiяхъ и планахъ. Мы разстались, но по неопытности и робости, я не осмѣлился спросить, кому я былъ обязанъ такимъ добрымъ участiемъ.
«Этотъ разговоръ сдѣлался краеугольнымъ камнемъ моей будущности; я прiобрѣлъ для моихъ научныхъ цѣлей сильнѣйшаго, благосклоннѣйшаго покровителя и друга».
Это былъ Гумбольдтъ, за день возвратившiйся изъ своего путешествiя въ Италiю и никого о томъ не известившiй. Приведенныя строки взяты изъ посвященiя Гумбольдту, помѣщеннаго въ началѣ упомянутаго сочиненiя.
«Находясь, продолжаетъ Либихъ, безъ извѣстности, безъ рекомендацiй въ городѣ, гдѣ стеченiе столькихъ людей со всѣхъ краевъ земли полагаетъ главнѣйшее препятствiе къ ближайшему личному соприкосновенiю съ тамошними знаменитыми естествоиспытателями и учеными, я бы могъ, подобно многимъ другимъ, остаться не замѣченнымъ въ толпѣ и, можетъ быть, погибнуть для науки. Эта опасность вполнѣ была устранена.
«Съ того дня открылись для меня всѣ двери, всѣ институты и лабораторiи. Живое участiе, принятое вами во мнѣ, доставило мнѣ любовь и близкую дружбу моихъ вѣчно дорогихъ учителей Ге-Люссака, Дюлона, Тенара. Ихъ довѣренность открыла мнѣ то поприще, на которомъ я тружусь шестнадцать лѣтъ, стараясь исполнить его достойнымъ образомъ.
«Сколь многiе, подобно мнѣ, вашей защитѣ и расположенiю обязаны достиженiемъ своихъ ученыхъ стремленiй!»
Эти строки дѣлаютъ одинакую честь и Либиху и Гумбольдту.
Въ интересной статьѣ г. Стасова о фотографiи, помѣщенной въ послѣднихъ книжкахъ «Русскаго Вѣстника» за истекшiй годъ, читатели могуть найдти изложенiе мыслей знаменитыхъ ученыхъ о значенiи фотографiи, о надеждахъ, осуществленiя которыхъ ждетъ отъ нея наука, и вмѣсте съ тѣмъ о тѣхъ недостаткахъ, вслѣдствiе которыхъ фотографическiй рисунокъ не представляетъ вполнѣ точнаго воспроизведенiя предметовъ, особенно по отношенiю къ распредѣленiю свѣта и тѣней. Нѣкоторые изъ этихъ недостатковъ тѣсно связаны съ самымъ свойствомъ лучей, производящихъ изображенiе.
Фотографическое изображенiе рисуется лучами солнца, которые вмѣстѣ съ способностью свѣтить, имѣютъ способность дѣйствовать химически на нѣкоторыя вещества, какъ напримѣръ на хлористое серебро. То, что́ мы называемъ солнечнымъ лучомъ, есть собственно соединенiе безчисленнаго множества разнообразныхъ лучей, идущихъ вмѣстѣ и производящихъ въ нашемь глазѣ общее впечатлѣнiе бѣлаго солнечнаго луча. Между тѣмъ, порознь эти лучи различаются одинъ отъ другаго цвѣтомъ и различными качествами, многiе изъ нихъ даже невидимы, но одарены одни усиленною способностью грѣть, другiе — усиленнымъ химическимъ дѣйствiемъ. Видимые лучи не въ одинаковой степени одарены способностями свѣтить и дѣйствовать химически. Свѣтлые лучи, дѣйствуя на нервную оболочку глаза, воспроизводятъ въ нашемъ сознанiи картину окружающихъ предметовъ съ переливами ихъ свѣта и тѣней, съ ихъ цвѣтами. Фотографическое изображенiе рисуется исключительно химическимъ дѣйствiеъ лучей. Отсюда нѣкоторая неточность изображенiя. Отсюда недостаточное дѣйствие желтыхъ лучей, излишнее дѣйствие лучей голубыхъ, неестественная бѣлизна нѣкоторыхъ предметовъ, какъ вазы, фарфора и проч. на фотографическихъ изображенiяхъ.
На годичномъ съѣздѣ англiйскихъ ученыхъ вопросъ объ усовершенствованiяхъ въ области фотографiи занималъ одно изъ видныхъ мѣсть. Г. Вивiанъ представилъ рисунки, сдѣланные по новой методѣ, и въ которыхъ упомянутые недостатки устранены въ значительной степени. Еще нѣтъ подробнаго описанiя этой методы. Но судя по извѣщенiямъ въ нѣкоторыхъ журналахъ, она состоить въ искусномъ освѣщенiи и въ нѣкоторыхъ особенностяхъ въ приготовленiи отрицательнаго изображенiя, съ котораго потомъ можно получитъ произвольное число положительныхъ. (Извѣстно что свѣтопись на бумагѣ состоитъ изъ двухъ прiемовъ: вопервыхъ, получается такъ называемый отрицательный рисунокъ, гдѣ всѣ свѣтлые предметы представляются темными, и наоборотъ; потомъ соединяютъ отрицательный рисунокъ съ новымъ листомъ фотографической бумаги и подвергаютъ все дѣйствiю свѣта; получается окончательный, положительный рисунокъ, гдѣ свѣтъ и тѣни расположены естественнымъ образомъ.)
Вообще, усовершенствованiя фотографiи быстро подвигаются впередъ. Наука ждетъ отъ нея разрѣшенiя одного изъ важнѣйшихъ практическихъ вопросовъ: производства и записыванiя метеорологическихъ наблюденiй безъ посредства наблюдателя. При современномъ распространенiи наблюденiй болѣе и болѣе чувствуется потребность избавить наблюдателей отъ тягостной обязанности ежечасно смотрѣть инструменты и записывать ихъ показанiя; очень важно изобрѣсти снаряды, которые бы сами записывали свои показанiя. При помощи фотографiи эта задача уже отчасти разрѣшена. Въ настоящее время можно назвать нѣсколько такихъ снарядовъ, болѣе или менѣе удачно достигающихъ своей цѣли; составлены термометры, барометры, которые не только показываютъ измѣненiе температуры и давленiя воздуха, но и отмѣчаютъ свои показанiя. Во многихъ англiйскихъ обсерваторiяхъ (особенно въ Кью), въ Мюнхенѣ, Прагѣ и другихъ мѣстахъ уже дѣйствуютъ подобные инструменты, которые при дальнѣйшемъ усовершенствованiи, нѣтъ сомнѣнiя, войдутъ во всеобщее употребленiе и облегчатъ труды наблюдателей.
Идея устройства подобнаго рода термометра или барометра состоитъ въ слѣдующемъ. Помощiю искусственнаго освѣщенiя и темнаго ящика, изображенiе ртутнаго столба рисуется на движущейся медленно и равномѣрно фотографической бумагѣ или металлической свѣтописной пластинкѣ. При послѣдовательномъ измѣненiи высоты ртутнаго столба измѣняются слѣдовательно и размѣры его изображенiя, и такъ какъ изображенiе остается, то мы въ состоянiи судить о послѣдовательныхъ показанiяхъ снаряда въ теченiе даннаго времени.
Въ одно изъ засѣданiй Парижской академiи въ истекшемъ году Пулье сообщилъ объ изобрѣтенномъ имъ способѣ отмѣчать фотографически силу солнечнаго освѣщенiя. Обыкновенно это обстоятельство отмѣчается весьма неопредѣленными словами: солнечно, пасмурно и т. п. Пулье устраиваетъ темный ящикъ, приведенный помощiю особаго механизма (подобно гелiостату) въ такое движенiе, что его отверстiе постоянно слѣдитъ за перемѣщенiемъ солнца, котораго изображенiе постоянно рисуется внутри ящика на движущемся листѣ фотографической бумаги. Послѣдовательныя измѣненiя изображенiя, которое при ослабленiи солнечнаго свѣта становится менѣе замѣтнымъ, и вовсе исчезаетъ если густой слой облаковъ закрываетъ солнце.
Снарядь Пулье дѣйствовалъ оть 14 и до 18 мая совершенно удовлетворительно; изображенiя, представленныя, имъ въ академiю, были весьма отчетливы.
Фаредей начинаетъ пятнадцатый рядъ своихъ опытныхъ изслѣдованiй объ электричествѣ такими словами: «Какъ ни удивительны законы и явленiя электричества, обнаруживающiеся въ неорганической или мертвой природѣ, но едва ли интересъ, порождаемый ими, можеть сравниться съ тѣмъ, какой возбуждаютъ электрическiя явленiя въ связи съ нервною системой и жизнью.»
Дѣйствительно, связь жизненныхъ процессовъ съ разнообразными явленiями и силами, дѣйствующими въ неорганической природѣ, представляетъ вопросъ въ высшей степени важный, и въ тоже время въ высшей степени трудный. Отношенiе электричества и жизненныхъ явленiй составляетъ предметъ усиленныхъ трудовъ многихъ изъ современныхъ ученыхъ. Но въ общей массѣ ученаго сословiя и публики въ наше время этоть вопросъ едва ли имѣетъ тоть интересъ, какой онъ имѣлъ въ эпоху открытiя таинственной связи электричества и жизненной дѣятельности. Когда Гальвани открылъ происходящiя отъ электричества судорожныя движенiя мускуловъ недавно убитой лягушки, когда онъ думалъ объяснить это явленiе, допустивъ, что мускулъ, вмѣстѣ съ входящимъ внутрь его нервомъ, представляетъ собою заряженную лейденскую банку, разряжающуюся при соединенiи помощью металловъ нерва съ наружною стороною мускула, когда онъ открылъ электрическiя сотрясенiя безъ посредства металла, отъ одного прикосновенiя мускула и нерва — тогда, казалось, была разрешена загадка о жизненной силѣ. Ученые стали допускать, что электричество есть тотъ таинственный дѣятель, который, пробѣгая по нервамъ, возбуждаетъ жизненныя явленiя. Вольта показаль, что источникъ электричества, въ опытѣ Гальвани, заключается не въ мускулѣ животнаго, а въ прикосновенiи разнородныхъ металловъ, соединяющихъ наружную поверхность мускула съ нервомъ; этотъ новый источникъ электричества повелъ къ изобрѣтенiю знаменитаго вольтова столба. Казалось, открытiя Вольты должны были ослабить мысль о тождестве электричества и нервнаго дѣятеля, но дивныя явленiя, представляемыя Вольтовымъ столбомъ, его замѣчательныя дѣйствiя на организмъ, у многихъ только укрѣпили сравненiе жизни съ электрическою дѣятельностью. Наполеонъ, котораго вообще поразили опыты съ Вольтовымъ столбомъ, говорилъ, обращаясь къ доктору Корвизару и показывая на Вольтовъ снарядъ: «вотъ, докторъ, подобiе нашей жизни, нашъ позвоночный столбъ есть электрическая колонна.»
Болѣе подробное изученiе предмета показало, что электричество не даетъ еще разрѣшенiя вопроса о нервной дѣятельности, скорѣе дѣлаетъ его еще болѣе труднымъ и сложнымъ. Нѣтъ сомнѣнiя, что электричество играетъ важную роль въ жизненныхъ процессахъ, особенно по отношенiю къ мускуламъ и нервамъ: есть животныя, представляющiя собою живые электрическiе снаряды: таковы гимнотъ, электрическiй скатъ, которые при прикосновенiи даютъ удары вполнѣ тождественные съ разрядами электрической баттареи. Доказано, что источникъ электричества этихъ, животныхъ заключается въ особомъ устройствѣ нервной системы. Эта способность является принадлежностью немногихъ существъ, но она показываеть, что вообще въ устройствѣ живаго тѣла есть условiя для образованiя электричества. Безчисленное множество химическихъ процессовъ, свершающихся внутри живаго тѣла, заставляютъ догадываться о существованiи электрическихъ явленiй, которыя всегда сопровождаютъ химическiя дѣйствiя. Но при проводимости различныхъ жидкостей нашего тѣла разложенныя электричества опять соединяются, и потоку только въ немногихъ случаяхъ удалось уловить электрическiя явленiя въ живомъ тѣлѣ. Въ этомъ отношенiи опыты ограничиваются обнаруженiемъ существованiя электрическаго тока въ мускулахъ животныхъ, преимущественно хладнокровныхъ, особенно лягушки. Многiе опыты надъ мускулами и нервами теплокровныхъ животныхъ (напримѣръ лошади) не повели ни къ какимъ положительнымъ результатамъ. Впрочемъ Дюбуа Реймону удалось оправдать свой знаменитый законъ электрическаго напряженiя въ мускулахъ и надъ теплокровными животными. Этотъ законъ выражается такимъ образомъ. Мускулъ обыкновенно представляетъ собою продолговатое тѣло. Вообразимъ себѣ два сѣченiя этого тѣла: одно продольное (естественное или искусственное), другое поперечное (также естественное или искусственное), тогда всѣ точки продольнаго сѣченiя находятся въ противоположномъ электрическомъ напряженiи съ точками поперечнаго; если соединить проводникомъ какою-нибудь точку продольнаго сѣченiя съ какою-нибудь точкою поперечнаго, то въ этомъ проводникѣ образуется электрическiй токъ, который можно обнаружить помощiю въ высшей степени чувствительнаго гальванометра.
Съ вопросомъ объ электрическихъ явленiяхъ въ живомъ тѣлѣ связаны имена двухъ современныхъ ученыхъ: Маттеучи и Дюбуа Ремона. Въ истекшемъ году Маттеучи произвелъ новый рядъ изслѣдованiй въ области электро-физiологiи. Читая курсъ о физическихъ явленiяхъ въ живыхъ тѣлахъ, онъ обратилъ особенное вниманiе на электрическiя явленiя и произвелъ множество опытовъ, относящихся къ этому предмету. Нѣкоторые изъ его результатовъ новы, другiе представляютъ ясное подтвержденiе прежнихъ заключенiй. Упомянемъ о важнѣйшихъ изъ его опытовъ. Извѣстно, что мускулы животныхъ принимаютъ изъ воздуха кислородъ и отдаютъ угольную кислоту. Это мускульное дыханiе особенно замѣтно у хладнокровныхъ животныхъ; у лягушки, по опытамь Реньйо и Рейзе, на долю мускуловъ приходится главная часть всего дыхательнаго процесса. Маттеучи показалъ, что въ моменть сокращенiя мускула это мускульное дыханiе усиливается значительно. Самыя сокращенiя онъ производилъ помощiю прерываемаго электрическаго тока. Если помѣстить мускулъ въ водородный газъ, то онъ и тогда продолжаетъ отдѣлять угле-кислоту и это отдѣленiе усиливается при сокращенiи. Слѣдовательно, угольная кислота образуется не на счетъ кислорода воздуха, но насчеть того кислорода, который находится внутри мускула въ состоянiи соединенiя. Такимъ образомь сокращенiе мускула ведетъ за собою усиленную внутреннюю химическую дѣятельность. Сокращенiе мускула сопровождается и другими явленiями, которые также ясно доказаны опытами Маттеучи. Онъ показалъ, что при этомъ отдѣляется теплота и электричество. Всякое сокращенiе мускула сопровождается электрическимъ разрядомъ. Если на такой мускулъ положенъ нервъ лягушечьей лапки (препарать, называемый гальваноскопическою лягушкою), то эта лапка, въ моменть сокращенiя мускула, приходитъ въ сотрясенiе, происходящее отъ сказаннаго электрическаго разряда. Вопросъ объ электрическомъ состоянiи мускула, въ моментъ сокращенiя, уже былъ изследованъ Дюбуа Ремономъ. Труды Маттеучи дополняютъ наши свѣдѣнiя объ этомъ предметѣ.
Маттеучи причину отдѣленiя тепла и электричества, при сокращенiи мускула, думаетъ видѣть въ усиленномъ мускульномъ дыханiи. Такимъ образомъ разъясняются нѣкоторыя стороны любопытнаго отношенiя электричества къ жизненной дѣятельности, но отсюда еще далеко до разрѣшенiя вопроса объ этомъ замѣчательномъ соотношенiи. Въ настоящее время этотъ вопросъ, намъ кажется, можно выразить въ такой формѣ. Мы знаемъ, что электричество, дѣйствуя на нервы, производитъ сокращенiе мускуловъ. Спрашивается, различныя сокращенiя мускуловъ, наблюдаемыя въ живомъ тѣлѣ, не суть ли слѣдствiя предварительнаго, отъ внутреннихъ процессовъ зависящаго, отдѣленiя электричества, которое, дѣйствуя на нервы, возбуждаетъ сокращенiе, или электричество есть только слѣдствiе особаго расположенiя частицъ и происходящихъ оттого въ моментъ сокращенiя химическихъ дѣйствiй. Есть ли электричество необходимый стимулъ, или только внѣшнiй признакъ жизненной дѣятельности?
Наконецъ, упомянемъ объ одномъ замѣчательномъ опыте Дюбуа-Ремона, опытѣ, въ объясненiи котораго впрочемъ расходятся мнѣнiя ученыхъ. Руководствуясь теоретическими соображенiями, Дюбуа-Ремонъ придумалъ опытъ, который, по его мнѣнiю, доказываетъ, что всякое произвольно сдѣланное сокращенiе руки человѣка раждаетъ электрическiй токъ, который можно уловить помощiю чувствительнаго гальванометра. Гальванометръ вообще состоитъ изъ магнитной стрѣлки, которая свободно можетъ поворачиваться вправо и влѣво; вокругъ ея, по направленiю длины, идетъ во множествѣ оборотовъ тонкая проволока; въ снарядахъ Дюбуа-Ремона число оборотовъ простирается отъ двѣнадцати до тридцати тысячъ. Когда электрическiй токъ проходитъ по проволокѣ, покрытой изолирующимъ слоемъ для того, чтобы токъ непремѣнно прошелъ по каждому изъ ее оборотовъ, тогда стрѣлка отклоняется вправо или влѣво, смотря по направленiю тока. Опытъ Дюбуа-Ремона производится такимъ образомъ: На столѣ ставятся два стакана съ водою, въ которой растворено нѣсколько соли (для того, чтобы сдѣлать ее лучшимъ проводникомъ электричества). Воду стакановъ соединяютъ фитилемъ изъ хлопчатой бумаги, который, пропитываясь водою, служитъ къ сообщенiю между стаканами. Потомъ опускаютъ въ каждый изъ стакановъ по платиновой пластинкѣ, придѣланной къ концамъ проволоки гальванометра. Въ первое время замѣчается электрическiй токъ, происходящiй отъ постороннихъ тѣлъ, приставшихъ къ платиновымъ пластинкамъ (это называется поляризацiею пластинокъ.) Но чрезъ нѣсколько времени этотъ случайный токъ исчезаетъ. Тогда наблюдатель вынимаетъ фитиль и соединяетъ стаканы помощiю своего тѣла, опуская палецъ правой руки въ одинъ изъ стакановъ, а палецъ лѣвой руки — въ другой. Пальцы должны быть вымыты сперва мыльною, а потомь чистою водой, чтобы не имѣть на своей поверхности постороннихъ веществъ. Въ первый моментъ иногда замѣчается токъ, происходящiй отъ этихъ постороннихъ веществъ, но онъ скоро прекращается. Тогда наблюдатель много разъ сокращаетъ одну изъ рукъ, оставляя палецъ погруженнымъ въ водѣ. Обнаруживается замѣтный токъ. Дюбуа-Ремонъ видѣлъ въ этомъ опытѣ прямое доказательство, что при всякомъ сокращенiи мускуловъ возбуждается электричество. Но для многихъ ученыхъ этотъ опытъ не казался убѣдительнымъ. Приведемъ мнѣнiе Беккереля, одного изъ главнѣйшихъ дѣятелей науки по части электричества.
«Г. Дюбуа-Ремонъ, говоритъ онъ, приписалъ физiологическое происхожденiе току, наблюдаемому въ его опытѣ. Мы не раздѣляемъ его мнѣнiя. Вотъ фактъ, на которомъ основываемъ наше: если въ то время, какъ пальцы погружены въ воду, и стрѣлка стоитъ на нулѣ, мы вынемъ одинъ изъ нихъ изъ воды и приведемь въ сокращенiе соотвѣтствующую руку, потомь чрезъ минуту погрузимъ палецъ опять въ воду, то обнаруживается токъ того же направленiя, и почти такого напряженiя, какъ въ первомь случаѣ. Что же происходитъ съ пальцемъ, внѣ соляной воды, во время сокращенiя? Кожа пальца покрывается кислымъ отдѣленiемъ, соприкосновенiе котораго съ соленою водой возбуждаетъ электричество, производящее наблюдаемое явленiе. Такимъ образомъ, токъ имѣетъ происхожденiе электро-химическое и нисколько не доказываетъ, чтобы во время мускульнаго сокращенiя отдѣлялось электричество».
Въ этомъ очеркѣ мы имѣли въ виду коснуться замѣчательныхъ изслѣдованiй современныхъ ученыхъ объ электрическихъ явленiяхъ въ живомъ тѣлѣ.
А животный магнетизмъ? скажутъ нѣкоторые изъ читателей. Отчего не коснулись вы этой непостижимой силы, производящей цѣлый мiръ явленiй? По весьма простой причинѣ: животнаго магнетизма въ смыслѣ физической силы не оказывается. Названiя въ наукѣ имѣютъ довольно важное значенiе. Неудобная терминологiя часто ведетъ къ сбивчивости понятiй. Никогда можетъ-быть названiе не было такъ неудачно придумано, какъ названiе области явленiй, приписываемыхъ животному магнетизму. Это названiе вызываетъ представленiе о физическомъ дѣятелѣ, напоминаетъ о явленiяхъ магнитныхъ, электрическихъ. Между тѣмъ, самые приверженцы животнаго магнетизма должны согласиться, что по ихъ собственнымъ опредѣленiямъ эта послѣдняя сила не представляетъ никакого сходства и связи съ физическими дѣятелями: электричествомъ, магнетизмомъ.
«Животный магнетизмъ, говорить Месмеръ, можетъ бытъ собранъ, концентрированъ, перенесенъ безъ помощи всякаго посредствующаго тѣла. Онъ отражается, какъ свѣтъ; музыкальные звуки распространяютъ и усиливаютъ его.» Въ этомъ темномъ и непредѣленномъ описанiи еще можно подмѣтить нѣкоторыя физическiя свойства, которыя, казалось бы, можно подвергнуть изслѣдованiю опытомъ. Но вотъ удивительное свойство, которое разрушаетъ возможность опыта, но за то даетъ легкое объясненiе въ случаѣ неудачныхъ испытанiй. «Хотя, продолжаетъ Месмеръ, эта жидкость (животный магнетизмъ) универсальна, однако живыя тѣла не всѣ воспринимаютъ ее въ равной степени; есть такiя, хотя не въ значительномъ числѣ, которыя однимъ присутствiемъ своимъ разрушаютъ всѣ дѣйствiя этой жидкости на другiя тѣла.»
Далѣе, жидкость, называемая животнымъ магнетизмомъ, не обнаруживается явленiями свѣта, какъ напримѣръ обнаруживается электричество; она не обнаруживается, какъ электричество или магнетизмъ, ни притяженiемъ, ни отталкиванiемъ, ни вообще какимъ-нибудь механическимъ дѣйствiемъ на тѣла неорганическiя (о мнимыхъ дѣйствiяхъ намагнетизированныхъ живыхъ существъ на неодушевленные предметы скажемъ ниже); животный магнетизмъ не обнаруживается ни вкусомъ, ни запахомъ. Остаются дѣйствiя на живыя существа.
Такимъ образомъ, мы видимъ, что нѣтъ никакого сходства между физическими дѣятелями: магнетизмомъ и электричествомъ и этою силою, называемою животнымъ магнетизмомъ. А между тѣмъ, послѣдователи животнаго магнетизма, увлеченные названiемъ, смотрятъ на магнитъ, какъ на нѣчто находящееся въ связи съ ихъ универсальною жидкостью; толкуютъ о магнитныхъ истеченiяхъ, токахъ электрической силы, выходящей изъ пальцевъ магнетизера, о магнетизмѣ глазъ, пожалуй, о магнетизмѣ душъ. Нѣкоторые врачи серiозно водятъ магнитами по тѣлу больныхъ, думая извлечь пользу изъ магнитныхъ истеченiй; лѣчатъ зубы магнитами. Впрочемъ, въ послѣднемъ случаѣ сколько случилось мнѣ заметить, заговариванье, особенно на гвоздѣ, больше помогаетъ.
На живыя существа животный магнетизмъ дѣйствуетъ тоже не такъ, какъ другiя силы природы. Дѣйствiе послѣднихъ не требуеть для своего обнаруженiя, чтобъ испытуемое существо знало о производимомъ надъ нимъ опытѣ. Силы природы дѣйствуютъ по неизмѣннымъ и необходимымъ законамъ. Дѣйствiе животнаго магнетизма обнаруживается при участiи сознанiя испытуемаго существа. Вопросъ о животномъ магнетизмѣ со всею строгостiю ученаго испытанiя былъ въ концѣ прошлаго столѣтiя, когда открытiе Месмера надѣлало столько шуму, изслѣдованъ коммиссiею, состоявшею изъ членовъ Парижской академiи. Знаменитые ученые, между которыми встрѣчаемъ имена Лавуазье, Франклина, Бальи, были главными участниками въ трудахъ коммиссiи. Отчетъ, написанный Бальи, до сихъ поръ представляетъ собою приговоръ науки объ этомъ предметѣ. Приведемъ нѣсколько фактовъ изъ этого отчета. Вопервыхъ, магнетизмъ не оказывалъ никакого дѣйствiя на коммиссаровъ академiи, которые имѣли терпѣнiе подвергаться магнетизированiю. Припадки, обнаруживавшiеся надъ многими лицами различнаго пола и возраста, которыхъ магнетизировали въ присутствiи академиковъ, рѣшительно доказываютъ несуществованiе животнаго магнетизма, въ смыслѣ особой силы. Такъ, напримѣръ, подводили больныхъ къ деревьямъ, изъ которыхъ одно было намагнетизировано, дѣйствительно, нѣкоторыми чувствовались магнетическiе припадки, но обыкновенно не около того дерева, которое было намагнетизировано. Двѣ женщины особенно отличались восприимчивостью къ животному магнетизму; но когда, безъ ихъ вѣдома, магнетизеръ, скрытый за тонкою перегородкою, производилъ тѣ самыя манипуляцiи, отъ которыхъ они обыкновенно впадали въ сильныя конвульсiи, то онѣ оставались совершенно спокойными.
Вѣра въ животный магнетизмъ особенно распространилась вслѣдствiе убѣжденiя въ его пользѣ во множествѣ болѣзней. Но эта утверждаемая многими польза, при лѣченiи, менѣе всего можетъ служить доказательствомъ значенiя животнаго магнетизма. Чѣмъ не лѣчатъ насъ несчастныхъ? И всякiй послѣдователь какого-нибудь универсальнаго средства утверждаетъ, что его способъ лучшiй, приводитъ тысячи примѣровъ и опытовъ.
«Животный магнетизмъ очень можеть существовать, не будучи полезенъ, говоритъ Бальи: но онъ не можетъ быть полезенъ, если не существуеть.»
Между тѣмъ, какъ же объяснить эти особаго рода припадки, эти конвульсiи и многiя замѣчательныя явленiя, сопровождающiя такъ-называемое магнетизированiе? Мы желали только показать, что животный магнетизмъ, въ смыслѣ особаго физическаго дѣятеля, не существуетъ. Но нервная раздражительность, сила воображенiя и многiя психическiя условiя представляютъ собою цѣлую область явленiй, съ законами которыхъ мы еще мало знакомы и между которыми немногiе достовѣрные факты, доставляемые опытами надъ животнымъ магнетизмомъ, занимаютъ далеко неважное мѣсто. Мы еще не знаемъ, какое значительное влiянiе могутъ оказать и дѣйствительно оказываютъ на наши ощущенiя тѣ представленiя, которыя болѣе или менѣе безсознательно наполняютъ наше воображенiе и часто, безъ вѣдома насъ самихъ, становятся причиною множества явленiй въ нашемъ организмѣ. Наше существованiе слагается изъ ряда процессовъ, изъ которыхъ только не многiе доходятъ до сознанiя и занимаютъ его въ данный моментъ: обыкновенно то бываютъ процессы изъ области мысли, — остальные же проходятъ или вовсе незамѣтно для сознанiя, или составляютъ только фонъ, на которомъ выдѣляются тѣ акты, которые занимаютъ сознанiе въ эту минуту. Мы живемъ обыкновенно, не чувствуя нашего тѣла; пища варится, кровь переливается, а между тѣмъ сознанiе где-нибудь въ Америкѣ. Почувствовать свое тѣло, обратить вниманiе на процессы, происходящiе внутри нашего организма — уже одно это ведетъ за собою цѣлый рядъ разнообразныхъ ощущенiй. Мы почувствуемъ безчисленное множество движенiй, измѣненiй внутри насъ, то легкую боль, то теплоту въ различныхъ частяхъ тѣла. Съ другой стороны, кто не знаетъ, сколько ощущенiй создаютъ себѣ мнительные люди, читая медицинскiя книги и ощущая въ себѣ присутствiе всевозможныхъ болѣзней. Обращая вниманiе на жизненные процессы нашего тѣла, мы чрезъ это самое ихъ нѣсколько измѣняемъ. Известно, напримеръ, что стоитъ только обратить вниманiе на число дыханiй, производимыхъ въ данное время, начать ихъ считать, и полученное число будеть разниться отъ нормальнаго. Если одно вниманiе доводитъ до нашего сознанiя столько разнообразныхъ ощущенiй и становится причиною нѣкоторыхъ явленiй, то понятно, что усиленная психическая дѣятельность можетъ повести къ еще болѣе замѣчательнымь слѣдствiямъ. Боннетъ разказываетъ объ одномъ слѣдствiи, произведенномъ въ Шотландiи по подозрѣнiю въ дѣтоубiйствѣ. Судья не могъ вынести отвратительнаго, по его словамъ, запаха гроба, въ которомъ, какъ оказалось, ничего не было. Докторъ Пирсонъ (Pearson), взявъ въ руки потассiй, новый металлъ, добытый Деви и имѣющiй незначительный удѣльный вѣсъ, вскричалъ: «какъ онъ тяжелъ!» ибо былъ увѣренъ, что блескъ металла имѣетъ связь съ удѣльнымъ вѣсомъ.
Приверженцы животнаго магнетизма могуть возразить, что мы опустили факты, доказывающiе прямое дѣйствiе животнаго магнетизма на неодушевленныя тѣла и на живыя существа, безъ всякаго участiя ихъ воли и сознанiя, а между тѣмъ подобнаго рода явленiями наполнены сказанiя о чудесахъ животнаго магнетизма. Какого рода эти факты, можно судить изъ нижеслѣдующаго.
Среди 1856 года, въ Петербургѣ вышла книга подъ заглавiемъ: «Руководство къ изученiю животнаго магнетизма или новыя практическiя правила, собранныя изъ тридцатилѣтнихъ наблюденiй и опытовъ барономъ Дю-Поте, — съ 2-го французскаго изданiя перевелъ и издалъ докторъ В. Крисько.» Въ этой книгѣ, въ числѣ прочихъ диковинъ встрѣтили мы стараго знакомаго, разказъ объ удивительной дѣвицѣ Ангеликѣ Коттень. Вотъ что говоритъ, надо сознаться, весьма безграмотнымъ языкомъ авторъ упомянутой книги. «Въ 1846 году мы имѣли предъ своими глазами четырнадцатилѣтнюю дѣвочку, называемую Angelique Cottin. Она представляла необыкновенныя явленiя: живаго физическаго орудiя, посредствомъ чего она испытывала оть всякаго тѣла, съ которымъ только приводили въ соприкосновенiе къ ея оконечностямъ или только съ платьемъ — притяженiе и отталкиванiе. Мы видѣли, что одно приближенiе ея руки отклоняло магнитную стрѣлку отъ полюсовъ, двигало легкiя тѣла и опрокидывало тяжелыя. Скамейка, къ которой эта дѣвочка коснулась, съ быстротою притянулась къ ней, и такъ далѣе. Болѣе полутора тысячъ лицъ могутъ подтвердить это явленiе. Г. Hebert (de Garnay) изслѣдовалъ это явленiе, результаты котораго помѣщены въ магнитическомъ журналѣ.»
Но, вотъ что́ говоритъ объ этомъ предметѣ коммиссiя, назначенная отъ Парижской академiи и составленная изъ Араго, Беккереля, Бабине и другихъ извѣстныхъ ученыхъ.
«Въ засѣданiи 16 февраля 1846 года, академiя получила двѣ записки, одну отъ г. Шоле, другую отъ доктора Таншу; обѣ касались удивительнаго свойства, обнаружившагося, какъ сказано, мѣсяцъ тому назадъ у одной четырнадцатилѣтней дѣвушки Ангелики Коттенъ, изъ департамента Орны. Академiя, сообразно своимъ правиламъ, назначила коммиссiю, которой поручила изслѣдовать это явленiе и донести о результатахъ. Исполняемъ эту обязанность въ нѣсколькихъ словахъ.
«Увѣряли, что дѣвица Коттенъ обнаруживаетъ замѣтное отталкивательное дѣйствiе на тѣла всякаго рода, въ моментъ прикосновенiя къ какой-нибудь части ея одежды. Говорили даже о столикахъ, сдвинутыхъ чрезъ одно прикосновенiе шелковой нитки.
«Никакого замѣтнаго дѣйствiя подобнаго рода не обнаружилось предъ коммиссiею.
«Въ запискахъ, сообщенныхъ академiи, говорилось о магнитной стрѣлкѣ, которая подъ влiянiемъ руки дѣвицы Коттенъ приходитъ будто бы въ быстрое колебанiе и успокоивается, отклонившись довольно далеко отъ, магнитнаго меридiана.
«Предъ глазами коммиссiи стрѣлка, повѣшенная такъ, что могла бы отклониться оть самой малой силы, не обнаруживала въ сказанныхъ обстоятельствахъ никакого перемѣщенiя, ни постояннаго, ни мгновеннаго.
«Г. Таншу думаетъ, что дѣвица Коттенъ можетъ однимъ прикосновенiемъ различать полюсы магнита. Коммиссiя убѣдилась, что молодая дѣвушка не имѣетъ этой мнимой способности различать полюсы магнита.
«Не станемъ высчитывать всѣ неоправдавшiяся испытанiя. Одно только изъ описанныхъ явленiй обнаружилось предъ членами коммиссiи. Это внезапное стремительное движенiе стула, на которомъ сидѣла дѣвица. Серiозныя подозрѣнiя родились у насъ относительно способа, какимъ производились эти движенiя, и мы рѣшились подвергнуть это явленiе внимательному разсмотрѣнiю, объявивъ прямо, что наши испытанiя будутъ имѣть цѣлью открыть, какое участiе въ сказанномъ явленiи имѣютъ искусныя и скрытыя движенiя ногъ или рукъ. Тогда намъ было объявлено, что дѣвица потеряла притягательную и отталкивательную способность, но что насъ предувѣдомятъ тотчасъ, когда она обнаружится. Много дней прошло съ тѣхъ поръ, и коммиссiя не получала увѣдомления. Между тѣмъ, мы слышали, что дѣвицу Ангелику Коттенъ ежедневно возятъ по различнымъ домамъ, гдѣ она повторяетъ свои опыты.»
Одинъ фактъ, дѣйствительно любопытный, нашли мы въ книгѣ доктора Крисько, фактъ достоверный, ибо подъ нимъ подписано извѣстное имя. Это описанiе перваго магнетическаго сна графини Растопчиной. Описанiе, какъ сказано, заимствовано изъ какой-то брошюры, написанной на русскомъ языкѣ подъ заглавiемъ: «мой первый магнетическiй сонъ.»
«Напоенная чѣмь-то восхитительнымъ.... моя душа какъ-будто хочетъ вырваться изъ матерiяльныхъ оковъ; она бьетъ крыльями, спѣша освободиться на волю.... и если бы ее освободили, она бы улетѣла въ беспредѣльный край....
«Привидѣнiя мелькаютъ кругомъ ея.... они увлекаютъ ее, они вызываютъ ее изъ земныхъ границъ. Они такъ изумительны.... однако они производятъ что-то прiятное, унылое и таинственное!...
«И вотъ, какъ-будто въ зеркалѣ что-то мелькнуло предо мною, и голосъ безъ словъ шепнулъ мнѣ: Смотри, смотри!...
«Покорная, я устремляю свой взоръ и свое вниманiе: но глазъ мой не довольно зорокъ, я не постигаю этихъ мерцающихъ привидѣнiй!. ..
«И чѣмъ болѣе я углубляюсь, тѣмъ болѣе мой взглядъ плаваетъ въ колеблющейся неизвѣстности.... чѣмь живѣе мой порывъ, тѣмъ грудь моя свободнѣе... и дѣйствительный мiръ забытъ для меня!...
«Но узы тѣла меня удерживають, и земныя оковы не освобождаютъ меня. Только одна минута.... и я почувствовала снова свое существованiе и свѣть, наполненный туманными призраками.»
Но возвратимся къ разбираемой диковинной книгѣ, которая, сказать серiозно, представляетъ печальное явленiе, какъ разсчеть на легковѣрiе читателей.
«О невѣжество! когда ты покинешь людей? восклицаетъ авторъ. Должно ли оставаться медикамъ во мракѣ, когда открытiе Месмера служитъ свѣтильникомъ.»
Дѣйствительно, скажемъ мы, невѣжество — великое препятствiе всему благому, твердый оплотъ предразсудкамъ и истинная причина появленiя сочиненiй, подобныхъ разбираемому «Руководству къ изученiю животнаго магнетизма.»
Н. Любимовъ.