НОЧЬ... СНЕГ... Завод... Ветер взвывает кошкой, проглотившей раскленный болт...
Инженерский дом. Из окон свет. Тень мелькнула.. приникла к окну. Шопот из тени:
— Не слышно...
И вдруг — камнем к фундаменту. Слилась — одна глыба кирпичная.
Из окна — в сумрак лицо:
— Что?!?
Ночь... снег... ветер. В окне пятно. Под окном тень... жмется к фундаменту...
А пока — оглянемся денька на два назад.
Слесарь Сеня Дунаев за столом сидит. В руках — блюдце. А руки у Дунаева — точно шлак застывший. Голос — гудковый, горластый. Потому — привык мотор перекрикивать. Ведь он — дьявол железный — в сотню лошадиных сил, а здесь силы-то, пожалуй, на одну ногу лошадячью.
Дунаев чай пьет — и жена его Феня пьет. Да и Никита тоже, сторож заводский, приятель Сени. Семь потов спустили, а в самоваре все еще кипяток есть. Ну, конечно, пьют и говорят. Чай без разговора — что без сахару. Пустое дело! Выпили по паре — обсудили кооператив. По второй — про реформу финансовую. А как к третьей дело пошло — Никита вагонеткой с рельс соскочил:
— А что, Сеня, есть теперь жулики или нет?
Дунаев — грамотный, кандидат РКП:
— У нас на заводе нет.
Твердо так. Ты что, дескать, Никита, тень на завод наводишь.
— Вот и я так думаю...
Начал хорошо, а кончил совсем плохо:
— Тогда, значит, привидения есть.
Дунаев глазом метнул... сплюнул:
— Не продыхнешь от твоей несознательности, Никита, невозможно без вентилятора.
— Не веришь, — Никита в раж полез, — когда я сам слышал?!
— Где?
— Во втором корпусе!
— Когда?
— Две ночи подряд. Посиди со мной — увидишь!
Конечно, Сене никак от жены ночью уходить не хочется, но раз сознательный элемент — надо.
— Ну и приду. А уж если ничего не увижу — так такую тебе таску задам!
Мы забыли, что кто-то из инженерского дома расстреливает темноту зоркими глазами... Но пусть его постоит у окошка — когда нужно, вспомним — в следующей главе.
НИКИТА с Сеней сидят у сторожки. На обоих тулупы. Длиннущие — как за жалованьем очередь.
— Теперь тайны эти не в моде, — ораторствует Сеня..
— А как же пишут? — спрашивает Никита.
— Выдумывают, — роняет свое мнение, а кстати и спичку Сеня. — Врут...
...Слабенький — точно на железо листовое опилки падают — звук... тиликнул в тишине...
— Тс-тс...
Жуть схватила... стиснула... кровь в голову бросила...
Вот что-то загремело, как будто... А второй корпус — немой и страшный пучеглазится в ночь.. Окна — куски темноты.
На другую ночь Никита был один. А Сеня — как только вечер в ржавчину зимнюю закутался — был у корпуса. Еще раньше облюбовал снеготаялку — без дела стояла — и в нее ввинтился...
...Сидит... Холодно — как утопленнику в проруби. И скушно... Хотел уж было домой отправляться.
— Сижу дурак дураком и уши холодные. Точно в книжке — жуликов выслеживаю.
И внезапно снова — тилинь... тилинь...тук—тук...
Каждый ударик, еле слышный — точно снег за спину сыплет.
Сердце — молотком стучит. К щелке — раньше пару дрилем просвирлил — приник... Прямо к окну корпусному впялился — там — темень... Лишь кое где никель на машинах поблескивает.
И вдруг увидел — кинжал света в тьму врезался! И снова пропал.
— Тилинь... тилинь... дзинь—дзинь...
Тихий шорох за углом корпуса... К другой щелке — припал — темная фигура за поворотом. Из снеготаялки — за ней!
Броском — к углу! У инженерского дома — скрип двери...
Так вот Сеня и попал к фундаменту дома инженерского.
...Занавеска задернулась... Сеня — снова к окну. Ни черта не слыхать.
Что делать? Вот положеньице — точно на партсобрание в юбке да с ридикюлем пришел.
Нечаянно голову взрезала мысль — будто ремень приводный оборвался и концом стукнул — пробраться в погреб рядом с домом инженера. К нему из дома ход...
— Ч-чорт!
Замок. Дриль ломать жалко. Пошарил в карманах — гвоздь нашел.
— А ну!
Ткнул гвоздем, нащупал собачку, открыл. Дело это с замками привычное с малолетства, когда учеником был. И по голове зачастую замки эти гуляли, шишки выдавливая... Пахнуло теплом и слепившейся картошкой. Ступеньки старые... спустился... Вот уже и в корридоре... тихонько вперед... Снова лестница. Знакомо все — сам прилаживал.
Ход в кухню. А что, если кухарка спит?
Прижался к двери... точно сам доской стал... Ничего не слышно... только откуда-то из комнат голоса шуршат.
Дверь надавил — подается... Высунул голову — каждый волос с'ежился — грохнет кто... Выдвинулся из-за двери и легонько, точно на кране, к гостиной. Услышал:
— ...заложил надежно, никто...
Только обрывки слышны. Досадно.
— Сила взрыва будет большая...
Ответ — мимо ушей — растаял в гостиной, запутался в гардинах...
— Значит, мы сегодня с утренним поездом уедем, а он...
Вытянуть бы уши, врости ими в комнату и услышать. Пропустил фамилию!
Только одно взвилось в голове огненной стальной полосой, прожигало мозг — утром уедут. А кто же, кто устроит взрыв?!
Еще теснее прижался к дверям. И вдруг говорившие метнулись к дверям.
— Пропал! — взорвалась мысль.
— Стой!!!
Семенов — токарь, как все другие и прочие. Но "прочий" он лишь с 8 до 5. А остальное время — иной. Рожа — как вылуженная — сияет. Не шутка ведь, сын родился.
Первый! Всей артелью токарной думали — как назвать.
Смеются ребята, зубы чешут.
— Гайкой назови!
— Сам-то ты гайка без нарезки!
— Гудком!
— Гвоздем!!
Даже обидно. Тут, можно сказать, событие, не хуже Коминтерна, а они смеются.
А потом остановились на Радии.
— Радий, брат, все может.
— В-во! Так и будет: Радий Петрович Семенов!..
— Братцы, выпьем за новорожденного Радия Петровича!
— На зубок ему по стаканчику!
— Уж мы из него такого токаря сделаем, что чертям тошно станет!
— А теперь, за советскую власть!
— Нельзя самогон пить за нее — неудобно.
Выпили пиво — все таки на нем "СНХ" золотится. Аниськнн, товарищ закадычный Семенова, назюзюкался, как судак разварной, что под хреном подавали, стал.
А ребята еще накачивают:
— Пей, а то другие выпьют.
Можно сказать, напился в доску Аниськин... Идет домой.
И рассуждает: сам себе митинг передвижной. Подошел к дому инженерскому и подумал:
— Ишь, говорит, темноту пугает. Очаг просвещения прямо.
Надо посмотреть, чем это инженер занят...
Подошел к окошку, но не удержался на ногах, да как трахнет головой в окно.
Дверь — грох!
— Стой!!!
Руки — в горло.
— Мих....
— Ш—ш—пионить!?!
Не пальцы — железо на шее.
— Ох—хр—р—р...
СЕНЯ ДУМАЛ, что это к нему бросились и точно половицы ущемили — не сдвинешься.
Пробежали мимо — как из-под поезда курьерского вылез... И обратно — к выходу из погреба... Пробежал корридором... А когда осторожно вылезал на синеватый снег, сзади послышался глухой шум. Не знал Сеня, что это мертвый Аниськин, синий как порох, которым на заводе патроны набивали, падал в погреб.
— Куда итти?
В голове точно пила дисковая крутилась.
Секретарь ячейки вместе с директором уехал в город.
Помдиректор — беспартийный.
К Никите — а что вдвоем сделаешь?
К ребятам а общежитие — взбаломутишь, а ну, как и там есть шпионы инженерские?!
Все корпуса тогда не окружишь — взорвать успеют.
А ведь завтра в Главартсклад приготовлено к сдаче несколько миллионов патрон!
— Надо в город ехать... До утра успею...
— А на чем? — уколола мысль.
— На лошади если — надо просить. А зачем, скажут, ночью?
— Вот, сволочи, какое время выбрали!
— Пешком? Снег выпал, все равно к утру не придешь!
Чувствовал — еще мгновение и лопнет голова от напряженных мыслей, как тыква.
— А лыжи на что?!!
Вот, ведь, затмение какое. Старый лыжник — в Карельской операции участвовал — и забыл!
...Феня не слышала, как отпер Семен дверь, взял лыжи...
Где же тут, когда вчера такую стирку затеяла, до-часу почти хороводилась. А все потому, что в субботу репетиция, а она "роль играла".
Шел по фински. Палки быстро вперед — раз... подтянется — два... а потом — вперед!
— Раз... два... три!
Снег... мятель.
— Раз... два... три!
Мятель, снег. Столбы телеграфные гудят, воют в поле заснеженном... По ним — дорогу угадывал.
— Раз... два...
Ветер обшарил, залез за пазуху, холодными струйками по телу побежал.
— Раз...
А руки не двигаются. Горят, как под прессом... палки вываливаются.
— ...два...
Упал на снег... Схватил горсть, проглотил жадно... Дышать тяжело. А проехал ведь не больше десятка.
— Надо!
Пошел русским ходом... Вся сила в ногах — руки отдыхают..
— Раз—два... три—четыре!
А пятый — вперед! Скользил, как чужой Семену Дунаеву и, только когда на вершине холма очутился — немного очнулся. Вспомнил, как летал раньше с горок.
— Н-ну!
Наклонился — палки — назад — напружинился — только ветер засвистел.
Ночью Феня проснулась — а Сени нет.
А в это время Сеня шел по городу. Присесть бы, заснуть в теплом снегу под ветра вой... только бы не чувствовать, как горят ноги, будто в них провод лежал с колким током электрическим. Руки — как мочалки.
Кровь бешено крутилась и красные пятна носились перед глазами...
Тов. Митрофанов, уполномоченный ГПУ при уисполкоме, молодой парень, только из комсомольского возраста вышедший... Спал Митрофанов во все свои двадцать четыре года, и храпел сладко. И сон видел. Идет будто по лесу, где вместо деревьев плакаты, что в исполкоме висят, мухами разукрашенные. Но это все ничего и его, Митрофанова, касается мало... А потом увидел избушку. Правильная избушка, по всем статьям, а только из трубы вместо дыма — прокломации контр-революционные летят.
— Ах, сволота!
Митрофанов бегом к дому. Да прилип к земле — не сойдешь. А дом смеется, звенит, грохочет.
Понатужился Мнтрофанов, сдвинулся — и... проснулся.
Телефон, как ребенок без матери, отчаянно захлебываясь, звенькал над ухом.
Хрипло:
— Что надо?..
— Так... так... — присылайте его сюда.
Выслушивал рассказ Сени, поспешно одеваясь. И, всовывая ноги в валенки, бросал коротко:
— На станцию к утреннему поезду — троим!
— Со мной — четверо!
— Есть!
— Лошадей подать сейчас!
... Мимо побежали домишки городские, угрюмо в сугробы зарывшиеся... Сеня в санях спал, как убитый...
Во сне изредка стонал.
В 5—25 к полустанку под'ехало четверо. Взглядами обшарили быстро. Все в порядке. Мужики с узелочками примостились на скамейках... бабы увязывали полученные билеты в углы платков. В толстых шалях походили они на осенние кочаны капусты.
В 5—27 под'ехали инженер и механик с завода.
В 5—30 заорал паровоз, развеял по ветру дым волнистый, залязгал и притих у конца платформы.
В 5—31—звонок... свисток. Поезд двинулся.
Улыбнулись инженер с механиком. Улыбка в воротниках теплых запуталась... красный шнур губ скривила...
Остановились за версту от завода... разбудили Сеню.
— Итти можешь?
Попробовал.
— Ох...
Подошвы — как без кожи.
— Поп...робую.
Даже зубами скрипнул.
— Ничего.
...В инженерском доме — пусто.
Кухарка:
— Барин утречком на вокзал уехал.
Оставили одного из ГПУ. На всякий случай.
Сеня у Никиты ключи взял от второго корпуса.
— Вчера фрезер малость попортился, починю пораньше.
Отпер корпус... впустил двоих... слились со станками. Ключи Никите обратно:
— Забыл, брат, что утром сегодня работать не буду — прости, что побеспокоил.
Так... корпус снова заперт.
Еще гудок не нырял в воздухе морозном, утреннем. когда во второй корпус пришел монтер... К мотору подошел. Повозился...
В руках проволока... быстро закрепил на шкиве...
Взвился гудок, ворвался хозяином в комнаты, быстрее жевать заставлял, вытягивал из-за самоваров рабочих.
Медленно, лениво потягиваясь, повернулся шкив... зарокотал мотор, подгоняемый электрическими волнами медных жил — кабелей. Все ускорялся и ускорялся могучий ритм маховика, в бешенном беге сплетался в один торжествующий грохот.
Паровоз шипел, пар, свистя, вылетал из-под подшипников и станция осталась позади. И вдруг встал, недовольно заворчав вестингаузом... К инженеру трое:
— Руки вверх! Вы арестованы!!
Он было рванулся к окну, но стекло врезалось вруку... и в висок — черный кружок браунинга.
Привод перевели на рабочий шкив... И вдруг — взвыло пламя... оглушительный грохот пронесся по заводу, точно тучи высоченные стали чугунными и упали вниз, давя и сокрушая землю!..
Дрогнули массивные бетонные плечи второго корпуса... в нестерпимой огненной муке скручивались железные балки, изгибались, как огромные змеи, и рушились с диким лязгом!!
Маленькие блиндированные комнаты, где рабочие машиной набивали порох — стали кровавыми мясорубками: от сотрясения, порох в них взорвался... и воздух, ставший как стальная пружина — дробил рабочих о блиндаж стен...
Гудок — такой маленький и хриплый среди этого грохочущего смерча смерти — не кричал, а выл в ужасе, бросая всюду весть о гибели завода...
Так было бы... если бы не произошло событий, о которых говорит следующая глава.
Мотор загудел спокойно, но был еще на холостом ходу. Монтер — к выходу.
— Подождите, товарищ, к вам дело!
Не успел понять, в чем оно — как скрутили, обшарили карманы.
— Где динамит?
— Все равно пропал — а может — помилуют..
— Под полом... если простите — покажу!
— От бандитов условий не принимаем, — Митрофанов — резко, — но если сознаешься — будет легче.
Монтер подошел к мотору и головой — руки были связаны — указал на тонкий электро-провод и сказал:
— Если бы перевели на рабочий шкив — получилась бы искра... а динамит — под полом.
Когда, со всеми предосторожностями, стали исследовать пол — оказалось, что сеть шашек для взрыва была протянута почти во всем корпусе... Работали по ночам... то монтер, то механик.
Заголовок газеты. "Красное Знамя — орган... исполкома". Газета сложена... видны только строчки:
