СМЕНА, №8, 1924 год. ДЕЛО ЭРБЭ и К°

"Смена", №8, май 1924 год, стр. 7-9

ДЕЛО ЭРБЭ и К°
РОМАН

Роман М. ПРАТУСЕВИЧА и И. САБЛИНА. Иллюстр. МИХ ЯГУЖИНСКОГО.

КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ ПРЕДЫДУЩИХ ГЛАВ.

В Москве арестован Эрбэ, при нем найдены адские машины и зашифрованная записка. Шифр — двойного обозначения. Следователь Костин раскрывает его. Нити дела тянутся из-за рубежа. Андрей и Сергей направляются следователями в Батум. Они едут как представители Эллинского общества. Дорога полна приключений. Встречают английский миноносец, открывают берега Пиленково, где вместо Поти — белые; в Поти Сергея арестовывают, но он освобождается. В Батуме Андрея узнают, он бежит. В Тифлисе Сергею удается посредством бокса освободиться от офицеров и бежать на автомобиле. Шоффер, Саша Стуков, оказыватся «своим».

В Батуме Андрей по газетной статье узнает коммуниста. Осторожный разговор между ними и Андрей знакомится с подпольем. В тот же день ему удается подслушать разговор двух бывших офицеров—и он вербует их себе в работники. В духане Андрей случайно расшифровывает записку: Мария 14—I — Мариинская ул. Он снимает там комнату и узнает подробности заговора.

Сергей у боксера (которого изображает Саша Стуков) встречается с Андреем, и они намечают дальнейший план действий. Между тем Саша Стуков, приглашенный к полковнику Войтинскому, попадает в западню — с трудом освобождается и убегает, захватив с собой важные документы.

Между тем к английскому генералу Кук-Коллис с секретными донесениями прибывает от Врангеля один офицер. Саше Стукову в качестве шоффера, провожающего офицера на пароход, удается толкнуть его на сходнях пристани. При этом портфель летит в воду и его достает для Стукова «свой лодочник».

Чтобы предупредить планы врагов, Стуков и Леонид, с согласия Сергея, решают взорвать нефтяные баки. Это предприятие им удается.

На Батумском вокзале эсерка Катя узнает в Сергее мнимого боксера и вместе со своим спутником начинает его преследовать.

Сергею и Валико удается скрыться. Валико, под видом корниловца, проводит Войтинского и тот дает ему поручения в Новороссийск с нитями заговора.

Андрей продолжает работу в Батуме и вовлекает нового работника, Виктора Стрепетова.

Девятая глава переносит действие в Москву. Миша выслеживает на Столешниковом заговорщика, тот, захваченный раненым, умирает. При вскрытии обнаружена проглоченная им тряпка.

Библиотекарь Всероглавштаба, терроризированный белогвардейцами, готовится к выдаче им секретных документов.

В это время Валико удается получить командировку от Войтинского в Москву с письмом к Кириакопуло — о плане наступления бело-зеленых банд на "Волчьи Ворота".

В Новороссийске Валико встречается с Кириакопуло, фиктивно арестовывается, а Кириакопуло, назначенный следователем, его освобождает, и оба едут навстречу бандам, каждый для своих целей.

Глава XII дана в сокращенном виде.

ДАВ ЛОШАДИ отдохнуть, Валико собрался в путь и только к вечеру попал в Геленджик. — Вместе с Клячко они всю ночь просидели у телеграфного аппарата. Распоряжения были даны. "Волчьи Ворота", где группировались зеленые, были со всех сторон окружены войсками. Рано утром телеграфист читал донесение:

— Взято в плен 643, убитых 158, раненых 235. В районе расположения зеленых был задержан подозрительный человек, по документам Кириакопуло. Пытался бежать, — убит.

У высокого берега Черноморья в Геленджике, именуемого "Толстым мысом", стояли Клячко и Валико.

Молодой грек ездил в телеге, до верху нагруженной хлебом, неистово крича:

— Хлеб кончается... Хлеб кончается...

Начиналось пряное Геленджикское утро. Из двух этажного белого домика, где помещался Морпункт, в трусиках, высыпали молодые ребята. Бодрые крепкие песни, разрезавшие безоблачное Геленджикское утро, — звучали втакт настроениям, стоявших у "Толстого мыса" Клячко и Валико.

— Вот что значат "Волчьи Ворота", дружище Валико, — сказал Клячко, устремив усталый, — с радостным, бодрым огоньком, взор в точку моря, сливавшегося с безоблачной синевой горизонта, — к таким же "Волчьим Воротам" надо прижать и раскромсать московскую "челядь".

XII.
РАЗВЯЗКА.

ВОЕНКОМ был в столбняке. Красные пятна зловеще играли на лице. Наконец, он задыхающимся голосом произнес:

— Вот оно что. Да, да. Понятно. Все теперь понятно.

— Что это вам, товарищ, понятно, — иронически спросил Костин.

— Да поймите, же: шкаф всегда на замке. Без пропуска никто войти не может, а Новиков?

— Оставьте вы Новикова в покое. Он арестован мною для отвода глаз.

Военком развел руками. На лице его распласталось недоумение, потушив все признаки мысли. Костин невольно улыбнулся.

— Да, о Новикове я имею точные сведения. Он тут не при чем. А вот относительно других сотрудников вашего учреждения я не совсем уверен.

— В таком случае я ничего не понимаю.

— От этого нам нисколько не легче. А кто до Новикова заведывал архивом?

Военком презрительно улыбнулся.

— Ну, о том безпокоиться не приходится. Есть здесь у нас старичек-полковник. Душа в теле еле держится... Труслив, как заяц. К тому же был болен и дела все при мне сдал.

— А давно он заболел?

— Да вот несколько дней до кражи.

Костин с Сергеем переглянулись.

Когда военком ушел, Костин обратился к Сергееву.

— А, что ты скажешь?

— Скажу, что преступники действовали наверняка. Великолепно знали расположение комнат. Кто-то "дал дело". А твоя теория, что всякое преступление сопровождается действием, заметающим следы, и что отсюда нужно начинать расследование — на этом деле великолепно подтверждается.

— Нет, что ты здесь считаешь этим действием?

— Внезапная болезнь старика. Нужно его сейчас же арестовать, пока не поздно.

— Ну, брат, ты черезчур торопишься. Нужно ему только переменить соседа по комнате. Ты за это возмешься?

— Ладно. Сделаю. Кстати, какое впечатление на тебя произвела Екатерина Дмитриевна?

— Женщина умная... Боюсь — только не черезчур ли...

— Что ты этим хочешь сказать?

— Пока ничего... Но мне показалась подозрительной ее настойчивость... Она бьет все время в одну точку...

— В какую именно.

— Ее интересует только дело с покушениями на вождей революции... Впрочем, завтра я думаю кое-что узнать. Я нарочно не взял у нее адреса, но, конечно, узнал его. Думаю грянуть неожиданно. Это действует на психологию. А с женщинаяи без психологии не обойдешься.

Сергеев сокрушенно и недоверчиво покачал головой.

На следующий день Костину сообщили по телефону, что "хозяйка дома" и он отправился с "визитом".

— Можно? — постучался он в одну из комнат квартиры известного артиста Юшина.

— Войдите.

Катя вздрогнула и побледнела.

— Вы! Но как?

— Шел мимо, решил вас навестить? Вы не в претензии?

— Нет... пожалуйста... садитесь.

Через минуту уже Катя взяла себя в руки и все лицо ее осветилось обворожительной, ангельской улыбкой.

Она подсела близко к Костину.

— Однако, вы быстро, — глаза ее смеялись, как будто говоря: "я же понимаю, какой вы молодец".

И только рука, державшая букет цветов, дрожала.

— Пустяки, — сказал Костин, — вполне естественно, что я знаю адреса своих знакомых.

Он закурил трубку, оглядывая комнату. Внимание его привлекла пепельница и не столько сама пепельница, сколько то, что он в ней увидел.

Катя вскинула на него свои длинные ресницы: "не хотите ли английскую папиросу?".

Продолжая разговор, он незаметным движением руки подвинул к себе пепельницу. Потом спокойно взял лежавший в ней окурок и начал его разглядывать.

— Итак, вы говорите, что в провинции активной работы нет..., — говорил он с удивлением, читая английскую надпись на папиросе.

Катя вскинула на него свои длинные ресницы. За ними метнулся страх. Но страх в ту же минуту был убит развязным смешком. Грациозным движением всего корпуса достала из кармана платья синюю коробочку.

— Не хотите ли английскую папиросу. Сегодня на улице какой-то мальчишка продавал.

Костин невольно залюбовался смелой и настойчивой противницей.

Поговорив еще минут пять — он попрощался и вышел.

— Усиленное наблюдение за квартирой Юшина — коротко приказал он агенту. Затем он быстро направился к себе, где его ждал Сергеев.

— Слыхал ли ты, — спросил он Сергеева, — чтобы на улицах Москвы можно было купить настоящие английские папиросы?

— Нет. А что?

— Ничего особенного, но уездная глушь, в которой пребывала Екатерина Дмитриевна, на карте РСФСР, вероятно, не помечена, — и он протянул Сергееву папиросу.

— Это у нее такие?

— Да.

— Постой... постой... Я где-то видел такую же. Да, да вспоминаю. На вечере у скрипача Янковича. Он привез из Батума несколько коробок и угощал своих знакомых.

— Из Батума — чуть не подпрыгнул Костин, — скрипач из Батума, английские папиросы и сельская учительница... да-с...

— Но ведь она меня познакомила с Янковичем. Быть может, он просто дал ей пару коробок?

— Тогда при чем тут мальчишка-папиросник.

Наступившее молчание прервал вошедший шифровальщик.

— Радио-телеграмма из Новороссийска. Шифр Сомова.

— Ага! Комсомольцы — вскричал Костин. — Вот что нам теперь нужно.

Телеграмма гласила:

Выехали в Москву двое белых, скрипач Янкович и блондинка Катя. Везу почту. Белые явки. Буду седьмого. Морев.

— Морев? Кто это?

— Условная подпись, едет посланный... Распорядись установить наблюдение за этой музыкальной знаменитостью.

Голос Костина звучал сталью, глаза сверкали, на щеках появился румянец.

— Молодцы, комсомольцы, — говорил он в волнении, прохаживаясь по комнате, — без них пришлось бы нам долго повозиться.

До седьмого осталось четыре дня и Костин решил пока Кати не трогать и поддерживать знакомство. Сергеев уговаривал быть осторожней. Раз сама навязывается на работу, значит — метит его убрать.

— Ладно, посмотрим, — ответил, Костин, — я ей помажу губки таким предложением, что она отложит это дело.

И на следующем свидании с Катей он говорил:

— Видите ли, Екатерина Дмитриевна, все наши старания открыть белых здесь, на месте, потерпели крах. Не возьметесь ли вы поехать в Батум. Я дам вам явки к своим людям. Вы человек опытный, имеете старые связи. Что скажете?

При упоминании о явках, Катя оживилась, но, чтобы не выдать себя, просила подождать день-другой.

Костин назначил встречу через три дня.

Приезд Валико сразу разрешил все сомнения и вопросы.

Оставаясь незамеченным, он присутствовал при разговоре Костина с Катей, побывал на концерте Вацлава и с нетерпением повторял:

— Это они, они. Берите скорей, а то упустите.

Но Костин не торопился. Он знал, что делает и бил наверняка.

Валико зашел к Кате, которая видала его у генерала Драценко в Батуме.

Он с таинственным видом передал пароль и, рассказав на словах о поручениях, сразу вошел в курс дел Московской организации.

— Пакет с инструкциями я вам принесу на днях. Он у меня на конспиративной квартире.

Катя послала в Ленинград и Тулу двух агентов, которых невидимо сопровождали люди Костина и песенка их была спета.

Оставалась невыясненной казанская явка, где главную роль играл какой-то доктор. Валико тщетно придумывал инструкции для Казани. Катя находила преждевременным посылать туда человека. Один из таких разговоров велся в присутствии болтливого Вацлава.

— А удобная эта штука, — закидывал Валико удочку, — иметь на явке доктора: в качестве пациента ведь всякий может придти?

— Ну, я не хотела бы попасть ему в пациенты, — усмехнулась Катя.

— Да, ведь "хирург", — рассмеялся Вацлав. — Никогда не думал, что можно быть хирургом не только не кончив университета, но и едва ли видел, как делают операции. Ха-ха-ха. Я думаю, он с таким же успехом мог быть музыкантом.

— А как же он... — начал было Валико.

— Держится пока... в госпитале. Уйма смертных случаев. Как вы думаете, Катя, он ведь больше всех нас отправил на тот свет красных негодяев?

— Пожалуй, но у нас есть дела поважней: Костин обещал мне дать завтра свои Батумские явки, документы и деньги. Это будет нашим последним свиданием, как он сказал. И завтра же я его...

— Но, может быть, можно поручить это кому-нибудь другому, — перебил Вацлав.

— Нет. Это сделаю я сама, — с плотоядным смешком бросила Катя, — завтра, после передачи явок. Вы ведь приготовили квартиру.

У Костина шло совещание. В Казань были отправлены Сергеев и Миша с поручением выловить фальшивого доктора.

Место свидания Кати с Костиным (одна из аллей Петровского парка) было оцеплено нарядом красноармейцев и Катя была задержана. В кармане был найден револьвер. В ту же ночь были взяты все участники организации и старому библиотекарю довелось еще раз встретиться с племянником.

Через несколько дней Сергеев телеграфировал из Казани об успешной ликвидации докторской явки.

Группа Эрбэ была разгромлена, а, полученное через некоторое время, радио из Трапезунда гласило:

"Взорвано белое судно "Русь" горючими снарядами Врангелю тчк дессант задержан два месяца тчк Войтинский помощниками едет Константинополь тчк Сомов Стрельбицкий тчк".

Андреем была проделана колоссальная работа совместно с Стрепетовым, — по подготовке взрыва этого судна.

Тем самым одна из главных нитей "Дела Эрбэ", которая вела к организации дессанта, — была также разорвана умелыми и смелыми действиями Андрея.


На одной из узких, извилистых улиц Трапезунда, граничащих с отвесным обрывом к морю, как ласточкино гнездо под карнизом, лепилась турецкая кофейная. На балконе сидело человек пять русских.

Молодые, загорелые лица дышали задором.

— Я все-таки думаю уломать Мухтар-бея дать нам радио, — сказал один из них.

— Собственно и уламывать то тут нечего. Он больше для проформы тянет...

Друзья молча продолжали любоваться расстилавшимся перед ними южным морем, залитым лучами полуденного солнца. Кое-кто курил нергиле, остальные потягивали из маленьких чашек крепкое кофе, запивая его холодной, как лед, водой.

— Дай-ка сюда бинокль, Сергей. Что это за итальянский пароход на рейде.

Через минуту бинокль обошел пять пар зорких глаз.

— А чорт. Ведь и в самом деле это Войтинский.

— А слева — Угрюмов. Ишь, как поэтично на перила облокотился...

— Да их тут целая свора.

— Эвакуируются... Вся головка в сборе.

— Повидимому, Валико свое сделал, — с облегчением сказал Андрей, допивая кофе.

Конец.