"Смена", №15, октябрь 1924 год, стр. 16-18
ИТАК, с трех часов дня 13 октября 1920 года я — политпросвет Шахтинского райкома КСМУ.
Когда Губком направил меня туда, я не получил никаких точных указаний, даже как попасть в Шахтино, никто в Губкоме толком не знал. Предупредили, что это "Логово" — и баста. Об остальном мне предоставили вволю рассуждать, сидя на буферах.
С первых же шагов я убедился, что название "Логово" к Шахтину как нельзя более подходит. Это было в тяжелый 1920 год в испепеленной долгой гражданской войной Донецкой области, когда еще свежи были воспоминания о Деникине и т. д.
На местах работы никакой. В ячейках, где еще остались вывески, — склоки, дрязги. Рабочая молодежь тянулась в Комсомол, но в нашей организации во многих местах верховодила мелкая интеллигенция, конторщики и проч. не без корыстных целей.
Партия Комсомолом интересовалась мало. Да и сама партийная работа была слаба, нередко делались довольно грубые промахи. При всем этом начал уже чувствоваться недостаток в продовольствии.
Казалось, что такие условия должны были бы создать подавленное настроение среди рабочей молодежи. Но на деле было как-раз обратное.
СТОИЛО ПОЯВИТЬСЯ на руднике члену райкома, как он окружался толпой молодежи, которая заявляла единогласно, что здесь, на руднике, все считают себя комсомольцами. Многие рассказывали, как они еще с 1917 года были в Красной Армии, боролись.
Чувствовалось, что достаточно малейшего толчка, и эта масса молодежи хлынет в Союз и утвердится в нем. Нужно было только умело использовать момент.
И работа райкома дала пышные результаты, которые превзошли самые радужные надежды. Шахтеры шли в Союз массами. Ячейки быстро росли и, вместе с этим, вся работа принимала другой характер. Начали проводится полит-собеседования, доклады.
Но все это не удовлетворяло молодежь. Сразу после бурных лет гражданской войны, когда, казалось, пальцы еще чувствовали холод ружейных затворов, а в ушах еще раздавалась отдаленная канонада, молодежи казалось, что на лекции или за книжкой она теряет время попусту.
Ребята еще не научились жить и работать в мирной обстановке, им нужно было дело настолько же боевое, настолько же тяжелое и геройское, как и война.
Молодежь была полна энтузиазма, напряженность, жажда чего-нибудь тяжелого, сверхобыденного росла с каждым часом. Нужно было найти благодарное русло, куда бы могла излиться эта волна энтузиазма.
И Комсомол принял решение, которое само собой напрашивалось. Раз военного фронта нет, а есть хозяйственный, значит, в этом направлении нужно сделать собственную комсомольскую вылазку, а если можно, потянуть за собой и рабочих для проведения какой-нибудь ударной, боевой, хозяйственной работы.
Так выросла идея воскресника им. тов. Раковского.
ГРАНДИОЗНАЯ УДАЧА, которой кончился воскресник, возможна была только благодаря исключительному энтузиазму и настойчивости рабочей молодежи. На каждом шагу нам вставляли палки в колеса.
Дело двигалось с большими трудностями. Партком, по тогдашней моде, смотрел на нашу затею, как и на всякое комсомольское дело, недоверчиво и свысока. Нам даже было вначале категорически запрещено проводить воскресник. О содействии и говорить не приходится. Подготовляли мы воскресник к определенному дню, глянь, как снег на голову... воскресник "ребенка" или еще что-нибудь. И наши воскресники проваливалась один за другим.
Теперь понятно, сколько сил, энергии и энтузиазма израсходовала рабочая молодежь, чтобы провести свой воскресник с таким грандиозным успехом. Мы добыли в этот день 30.000 пудов угля. Возможно, что добыча дошла бы и до 40—50 тысяч, но нам отдали только половину, так как провален был воскресник работницы и на многих шахтах для него отобрали часть нашей добычи.
КОЕ-ГДЕ МЫ ВСТРЕЧАЛИСЬ и с прямым саботажем. Я помню, с каким небывалым успехом прошло собрание о воскреснике на Петропавловском руднике. Особенно памятно выступление одного старого, старого рабочего:
— Эй, товарищи! Вон, Митька, Ванька сопляки сидят, а им-то уже по двадцать два года; разве не с нами были они под Новочеркасском; давайте и мы им подможнем...
Утро воскресника... Из серой, холодной мрази появились сотни огоньков. Вздрагивая, поеживаясь от холода, собирались шахтеры у под'емной...
Но администрация сама не явилась, не послала заблаговременно в ночную смену забойщиков, не назначены были уступы. И, выпустив целый залп ругательств в бога и в мать, шахтеры уныло разбрелись.
Много таких досадных, тягучих "мелочей" было на пути к созданию этого живого памятника революционной деятельности рабочей молодежи Донбасса.
И ВСЕ ЖЕ, нет худа без добра. Время, которое оттягивали, послужило нам же на пользу. Лучше и вернее была проведена подготовка. Лозунг, который мы выбросили, удалось глубоко внедрить в головы шахтеров. А звучал он, действительно, по боевому:
— Тот недостоин звания члена семьи рабочей молодежи, кто не пойдет на воскресник и не потянет родных и знакомых!
Каждый комсомолец получил задание и должен был обойти пять—десять домов, призывая на воскресник. Ни один рудник не был оставлен без внимания.
Первый пробный воскресник прошел 22-го ноября на руднике бывш. "Ропит".
КОШМАРНУЮ НОЧЬ пережил я. Мне все снилось, что на воскресник никто не пришел, дело провалилось, все смеются, тычут в меня пальцами, гогочут...
Но... мощный гудок разорвал предутреннюю тишину. Все сильней и сильней заливается, зовет юную рать на праздник труда. И кричит и будит:
— Все на работу-у-у-у!..
Не успел замолкнуть гудок, как морозный воздух прорезала труба горниста. Я выскочил и, с замиранием сердца, зашагал по пустым уличкам рудника. И вдруг... Интернационал. Из клуба им. Карла Маркса вышел оркестр и направился по улицам.
ОЖИЛИ УЛИЦЫ. Ласково скользят по колыхающимся кровавым знаменам косые лучи солнца. Улица сплошь забита народом. Получаем известие, что в "старом здании" уже начали работать и передали нам, что:
— Порядочно уже подали наверх, а вам, "лодырям", посылаем кукиш с маслом.
Шахтеры встрепенулись.
— А ну, хватит прохлаждаться... Пошли!..
Загорелась горячка. Быстро двинулись сплошной толпой. Впереди несутся несколько пар, лихо отплясывают под гармошку. Изможденные, серые лица старых шахтеров улыбаются.
А над толпой плывет звонкая молодая песнь:
Вставайте юношей мятежных
Об'единенные ряды,
Берите в руки с звонкой песней
Кроваво-алые стяги.
СТОП. ПОДОШЛИ. Гам, смех... Быстро делятся на группы. Десятники отбирают на под'емную и — вниз. Оркестр играл, играл, а потом:
— Чем же мы хуже других?..
Сложили трубы и — айда вниз. Рабочие радостно смеются.
Подошла и моя очередь. Назначают подсобщиком. Спрашиваю:
— Что же мне делать?
— Лампочки снимать и подвешивать, — отвечает, смеясь, рабочий.
Подхожу со своей группой к под'емной, а один старик подмигнул машинисту и говорит:
— "С ветерком".
Я не понял, что это значит, и постеснялся спросить. Но зато очень скоро почувствовал "ветерок".
Медленно исчез последний отблеск дня. И вдруг... клеть нырнула вниз. Я инстинктивно схватился за стенку, но клеть уже снова летит вверх, а затем вниз. Счастье мое, что свет потух, а то осрамился бы наверняка, такая жалкая рожа у меня была.
Опустились. Я, было, пошел со своей группой, но старший десятник отозвал меня и повел по шахте.
ТЕМНО; ЕДВА мелькают лампочки в руках. Идем по рельсам. Все ниже и ниже опускается свод. Камни, скалы сумрачно громоздятся. Вот-вот задавят. С непривычки тяжело итти по скользким рельсам. Падаю, отшибаю коленки.
Идет по канату порожня, а с другой стороны во весь опор несутся вагонщики. Каждый старается побольше выгнать. Только лампочки мелькают. Десятник ругается:
— От — чортова комса, и старые хрычи туда же: без тормозов несутся, зашибут кого-нибудь...
Нечего греха таить. Некоторые ребята из Райкома, увлеченные порывом, показали себя. Если не ошибаюсь, то Мишка Коробов — был у нас такой — подал двойную норму вагончиков. И другие лицом в грязь не ударили.
Вот и уступы. Клоака, теплая, удушливая. Бензина нет, лампочки горят на вонючих маслах. Тяжело. Глаза болят.
Быстро скользят по земле белые пятна, это — саночники. Молодые ребята, большей частью комса. Вокруг пояса у них скручена цепь и пропущена между ногами. На руках и коленях когти, они скользят на четвереньках, как угри. Я с трудом различаю их движения, а у них глаза, как у кошек.
Каков должен быть энтузиазм рабочей молодежи, чтобы после недели такого каторжного труда вновь выйти на работу в единственный день отдыха!..
Колышется пламя лампочки. Едва видна фигура забойщика. То боком, то на коленях. Устали руки, но все же ретиво, усердно выстукивает кайло. Тук-тук-тук-тук... добывает груды черного золота.
Обернулся к нам, капли пота сбегают по черной копоти лица. Выделяются только седоватые волосы, глаза и зубы. На вид ему лет пятьдесят. А на самом деле только тридцать пять.
У меня мучительно сжалось что то внутри. Он понял, как видно. Говорит:
— Теперь еще ничего, восемь часов работаем, а вот раньше... — махнул рукой и отвернулся. А потом из-за плеча добавил:
— Помни, товарищ, как живет наш брат, шахтер...
Мы пошли дальше.
ОТОШЕЛ ДЕНЬ воскресника. Вечером собрались в клубе веселые, довольные. Особенно цвела молодежь. Старики тоже солидно улыбаются:
— Ну, что-ж, — говорят, — ежели еще раз придется постараться, мы не отказчики...
ЧЕРЕЗ ПАРУ ДНЕЙ мы, в качестве делегатов от Донецкой молодежи, отправились к Христиану Георгиевичу Раковскому. Несмотря на то, что мы оба, т.-е. я и тов. Абраменков, рабочий рудника бывш. "Ропит", видали виды и бывали во многих перепалках, волнуемся необыкновенно. Оба нервничаем, но каждый старается виду не показать. Нас мучает вопрос: как это мы, комсомольцы, можно сказать, мальчуганы революции, и вдруг идем с докладом к седому, матерому волку этой революции?
Вновь проверяем документы на добычу, заверенные Центральным Правлением Каменноугольной Промышленности, наказы рабочих, резолюции и, наконец, попадаем в комнату Предсовнаркома Украины.
Не успели мигнуть, как он поднял нас на воздух и расцеловал в обе щеки.
Это докончило наше смущение. Я растерялся, говорю, а мысли сбиваются, путаются, радость так и хлещет через край.
Но и тов. Раковский был, пожалуй, не лучше.
Я слыхал не раз его выступления. Серьезные и веские, где каждое слово имеет огромный смысл. Но все это было спокойно, деловито, а здесь была какая-то мальчишеская, юношеская радость. Начинал он одно, потом сам себя перебивал, спрашивал о другом, а веселая улыбка не сходила с лица.
— Молодежь с нами! — радостно повторил он несколько раз.
"Аудиенция" наша затянулась, его ждут важные неотложные дела, и мы уже начали подумывать, как бы это благородно ретироваться. Но не тут-то было. Христиан Георгиевич взял нас за руки, усадил в автомобиль и повез в госоперу на беспартийную конференцию женщин.
БУРНЫЕ АППЛОДИСМЕНТЫ встречают товарища Раковского в зале оперы.
— Сегодня я хочу поделиться с вами большой радостью..
И снова летят молодые, веселые, огненные фразы. Куда делась серьезность этой страшной для врагов фигуры? С юношеским задором он мечется по сцене, тащит меня вперед:
— Пусть скажет свое слово представитель Донецкой молодежи.
Шум в зале увеличивается до хаоса. Я коротко передал то, что поручили мне рабочие. Передал, что шахтеры Донбасса знают, что от них зависит сейчас скорейшая ликвидация разрухи. Как бы ни были тяжелы условия, рабочая молодежь положит все свои силы для поднятия советского хозяйства. Это не слова, а дело. Доказательство — громадный успех воскресника им. любимейшего вождя рабочей молодежи Украины тов. Раковского...
Казалось, что стены оперы сейчас провалятся от оглушительных апплодисментов.
Затем продолжал свою речь тов. Раковский.
— Нам плохо живется, да... но борьбы мы не бросим. Пусть перед нашими глазами стоит подвиг рабочей молодежи Донбасса. Пусть он нас вдохновляет!..
— Поделимся с ними последним куском, тогда оживут города, заводы выпустят залпы дыма в небеса, электричество озарит холодные, темные сейчас рабочие жилища. Поедет товар в деревню, а оттуда притечет продовольствие. Мы победим! В этом залог — геройская рабочая молодежь шахт и подземелий!..
ТОВ. РАКОВСКИЙ помог нам получить все необходимое для работы клубов рабочей молодежи Донбасса. И посыпались отношения по учреждениям.
"Именем Предсовнаркома Украины и Реввоенсовета Южфронта тов. Раковского предлагается выдать" и т. д. и т. д.
В то время мы получили около десяти тысяч тетрадей, 250 пудов бумаги для газеты, несколько тысяч карандашей, ручек, игры, необходимые для клубов костюмы, грим, ковры, учебники, несколько библиотек с ценными книгами и т. д.
Нагрузили мы эти богатства в вагон, захватили от тов. Раковского письмо к Донецкой молодежи и поехали домой.
Мы поделились даже с Губернским Комитетом. Рабочие радостно встретили письмо тов. Раковского, о комсомольцах и говорить не приходится. Оно стало дорогим для каждого из нас, памятью о тяжелых днях разрухи, о геройском натиске Шахтинской молодежи на хозяйственном фронте.