"Смена", №2, февраль, 1924 год, стр. 20-21

Профессор

1.

Тело лежит на шинели. Тряпки на зябнущем теле. Тело не хочет метели. Кто ее просит, зиму? Те ли метели пели В батькином дому? Все уж одно к одному. В батькином доме тепло было. (Батька-то был с умом), Счастье недолго побыло, Батька его — Колуном С мамкиной головою!

.........

Ишь, как метелица воет. Жестко лежать на шинели. Дует метелица в цепи. С нею, попробуй, Борись! Все-таки слава метели! Нет на постели Крыс.

2.

Это было, знаешь, где? В городишке Судогде. В большевическом аду В девятнадцатом году. Жил да был Ахрютка-сторож, Комсомолец в десять лет. Если имя не повторишь, Есть иное имя: Шкет; Шкет, плашкет. «за руп купите», Шпингалет, коровья вошь... (Ляпнет слово красный Питер, В триста рук не оторвешь). Днем Ахрютка — бабка в коне Ставят, валят, сам идет, Вечерком же он в укоме Кошке делает отчет. Мол, весь день носился рысью. Нет ни времени ни сил. Две записки, пару писем В дом напротив относил. Раздобыл с песочком сдобы (Без кредиту нелегко), Папирос экправу добыл, Выпил чье-то молоко. У Ахрютки все новинки: — Сто мучица! Свой размол... «Между протчим» он на рынке Двух эсериков замел. Слушал речи зам.-Володи Про позор каких-то склок, Был в ячейке на заводе, Там, где делают стекло. Город раза три измерив, Десть бумаги раздобыл, Выиграл с десяток перьев, Столько-то носов разбил... Так и так и то и это. Все доложит, а потом Путешествует по свету Перед печкой и котом. Вот в Париже (верь не сказкам) Выбирают паренька В Комсомоле Мериканском Председателем Цека. Вот он едет, председатель: — Эй, буржуй, отколочу! Ленин с Троцким: — Эх, приятель! Хлоп Ахрютку по плечу. Спросят: — Где Советы? — Всюду! — Где буржуи? — Нет нигде! То-то, то-то шуму будет В городишке Судогде! Будто бы не понимая, Что не лекция течет, Кошка, искренне зевая, Вяло слушает отчет. Сонно грянет вдруг Ахрютка Тихо скажет Ваське: — брысь! И попрется кот Васютка Отгонять знакомых крыс. Жизню, брат, не переспоришь. Можешь верить, можешь нет — Стал профессором заморыш, Этот вот Ахрютка-сторож, Комсомолец в десять лет.

3.

Село как село. «Берлоги». Триста окошек в мир, Да у холма, при дороге, Бывший трактир. День — как ладонь против шорстки, Знай, себе, выдерет клок: Помни насчет разверстки, Но не забудь и налог. Пашни прибавилось малость. Этим хоть легче пока... Вдруг У села оказалась «Река». Вот она быстрая, злая, Как комариный укус. Каждый ведь камушек знают, Знают ведь каждый куст. Раньше речушкою звали (Курица вброд по такой!). Нынче же звать ее стали Рекой. Прибыл из города некто С шустрым Ахрюткой, мальцом. Я, мол, товарищ лектор! (Думали: за овсецом). Ну и в трактире, шалый, Там, где Нардом теперь, Часиков шесть, пожалуй, Он прорычал, как зверь, — Знали-ли вы, что напрасно Речка доселе текла? Всем нам, товарищам красным, Речка такая — клад! В мире все деется нами. Сбросим же с мозгу наст. Ну-ка, поручим динаме Делать работу за нас. Речка динаму завертит, В избах зажжется свет И от огня — уж поверьте! — Не наживем себе бед. Мы вот машинами, дескать, Сотни заменим рук: Мельницы и снопорезки И электрический плуг... Что-то размазывал мелом На привезенной доске. — Пойте же славу — гремел он Вашей реке! Сколько чудес-от на свете! Думали все старики. Жить и всю жизнь не заметить Этой реки...

4.

А той же ночью в доме этом, Еще подобно кабачку, Держал Ахрютка перед светом Испорченную лампочку. Немного свету от коптилки, Но светом комната густа. Все говорит Ахрютка пылкий, Но говорить он не устал. Он перед дедом, дряхлым дедом, Который выкормил его, Ведет подсчет своим победам. Ведет подсчет «нащет всего». — Вот, видишь, дед? — кричит Ахрютка, — Я чирк — и в лампочке огонь. А потому — умею я, а ну-тка Попробуй ты, руками тронь. Как звизданет тебя ключатель, Забудешь думать об огне... А знаешь деда? Председатель Чуть-что — и сразу же ко мне. Ведь день-деньской одни заботы. Проинструктируй, брат, волком... А что нащет экправработы, Так я один на весь Уком... Ни за что дедку об'егоришь. Всего себя насторожив. Задумался нардомский сторож И от землицы старожил. Улыбка полымем у дедки. Знать правда, коль такая спесь... Всю жизнь он ел одни об'едки, — Внучонок их не будет есть... Да тот ли перед ним заморыш Кормленный мякишем во ржи?.. Задумался нардомский сторож И у землицы старожил. И вдрут Ахрютке стало жутко. Почудилось: хрипит земля. — Ты стал прохессором, Ахрютка... Прохессором... А был — Сопля.

5.

Маленьким надо Много ли? Сытому быть и в тепле. Ходит Ахрютка гоголем: Плохо ли мне на земле! Мы вот сегодня с прибылью. Мы вот Вместе с котом Пышно сегодня прибыли В детский дом. Мерзнуть — кому другому. Было и сплыло, факт! Вот и спасибо Укому: В детском доме Лафа! Каждый день на неделе Можно горячее есть. Спим мы теперь на постели. Даже подушка есть! Только что вот ребята, (Их перечтешь едва) Возятся, как котята. Тоже сказать, — братва! Выдрать бы или жалеть их? Нам-то ведь десять лет! Эдаких-то восьмилетних, Можно стереть на нет. Возятся, надоедают. Все-то для них не спроста: Кошка с чего гнедая, Где таким умным стал... Скажешь (слово что щеголи!), Смотришь — юнец замлел...

Ходит Ахрютка гоголем: Плохо ли мне на земле!

6.

Часы на стенке, словно дятел, Минуты стрелками долбят. Сидит Укомский председатель И брат, приехавший комбат. Ночь за окном — как черный ворон. Зверюгой вьюга в окна бьет. За чайником и разговором, Как мамонт, Времище идет. Давно уж хлеб в живот запрятан, А сахар «на версте» кладут... Припоминают оба брата: Расстрелян батька—стеклодув... Работал и убит в неволе... — Эх, знать ему бы о таком: Ты — председатель в Комсомоле, А я воюю с Колчаком... Ночь за окном — как черный ворон. Зверюгой вьюга в окна бьет. За чайником и разговором Неслышно времячко идет. .... — Еще тут шкет у нас такой есть Послал я в детский дом его. Рассказывать — такая повесть! А кажется, что ничего... Был Троицкий, любимец шкета. Учитель, — друг РКСМ... Его учителя за это Сумели вышибить совсем. Ахрютка в рев. Мальцов созвал он. Внес резолюцию: — Вернуть! — И вся шпана забастовала. Ахрютка-то... не что-нибудь!..

Ночь за окном — как черный ворон. Зверюгой вьюга в окна бьет. За чайником и разговором Молодкой времюшко идет. Но вот, напялив полушубки, Пошли два брата. Вьюга — в нос. На улице, как в медной ступке, Толкутся ветер, снег, мороз. Как будто бы грозят: — Мы сломим Все, что осмелилось стоять! Вот братья перед детским домом... Но, отмахнув ступенек пять, Ввалившись в сени, как медведи, Застыли сразу: вдалеке Какой-то голос, звонче меди, Кричал о лампах и реке. Пробрались к двери оба брата И в двери видят... Чуть жива Туда, где говорит оратор, Глядит застывшая братва. Пылает сверхдинамной силой Полсотня лампочек — глаза. А в тех глазах любовь застыла И тлела детская слеза. Не памятник — Ахрютка в зале! Как пламя — непокорный клок. Одна рука куда-то в дали, Рука другая — в потолок... — И будет время... Как я сказал. Всюду динама. Такая шкатулка... Только ты хочешь: — ключатель взял, Тут тебе сразу Французская булка. Мы заведем Лектрических коров! И позабудем тогда о мякине. Кнопочку вжмем — И тыща тракторов Поедет По одной десятине. Будет время — Нас хоть не будь! — Будет мир — одно помещение... Эй, братва! Коммунизму добудь Да здравствует Лектрическое Освещение!

7.

Нет счету нашим дням суровым. Но нет! Я позабыть не мог, Доставленный мне Кузнецовым, Лохматый грязненький листок. Он в сердце бережется нами! И знаю: каждый Волховстрой Поэмы слав поет "динаме" Ахрюток, вскормленных весной. И в ком-же сердце не растает, Когда увидят этот лист: