До сих пор еще Тибет остается таинственной неизвестной страной, а Лхасса, столица Тибета, недоступным священным городом буддистов, куда напрасно пытаются проникнуть самые смелые европейские исследователи. Все вместе, и суровая природа страны, и нетерпимость ее обитателей к иностранцам, делают проникновение в Тибет почти невозможным. Громадное плоскогорье с средней высотой в 14—15 тысяч футов над уровнем моря, превышающей вершину Монблана, окружено со всех сторон и пересечено по поверхности еще более высокими горами. Некоторые из них выше 20.000 футов и постоянно покрыты льдом и снегами.
Расположенный на этом плоскогорьи Тибет, хотя и граничит с плодороднейшими провинциями Индии и Китая, но так холоден и мрачен, что представляет в большей части своей совершенную пустыню, лишенную деревьев и растительности, если не считать грубой колючей травы, которой кормятся стада оленей, овец, диких ослов (яков) — представляющих домашний рогатый скот тибетцев. Из хлебных растений растет и вызревает здесь лишь ячмень и то в частях Тибета с наиболее мягким климатом.
Редкое население этой громадной и пустынной страны чрезвычайно ревниво и нетерпимо относится ко всякому проникновению сюда иностранца. Большинство — кочевники, постоянно меняющие вместе со стадами свое жилье. Другие образуют небольшие разбросанные поселки. Около небольшях городов, расположенных обыкновенно на высоких холмах, возвышаются гигантские старинные замки. На каменных стенах этих замков — часовые, внимательно осматривающие кругом, не идет ли кто-либо чужой. Старинные замки одновременно и монастыри. Тибет — страна монахов. Здесь из каждых четырех жителей один непременно духовное лицо (Лама).
Монахи — привилегированное1) сословие — живут большими общинами в громадных зданиях, расположенных отдельно от других построек. Эти монастыри — сборища вооруженных монахов, которые проводят свое время в ссорах и набегах на соседей.
Подчас один монастырь идет походом на другой, а иногда эти «духовные» воители проникают в города, расправляясь с каким-нибудь неугодившим им губернатором.
Такие монастыри, насчитывающие сотни, а иногда тысячи обитателей, держат в страхе и трепете целые округа. Монахи ненавидят всех иностранцев. Они наиболее опасны для тех, кто пытается проникнуть с научными целями внутрь страны. В своей ненависти к иностранцам они не обращают внимания ни на какие гарантии, которые могут быть предоставлены гражданскими властями.
В самом центре этой темной и глухой страны лежит священная Лхасса. Здесь обитает, по понятиям тибетцев, их воплотившееся божество — Далай-Лама, который в одно и то же время — и светский властитель и перво-сященник своего народа.
В своем великолепном дворце, — Потале, он показывается в торжественных случаях, облеченный всем блеском, который необходим для «живого бога», и в пышных аудиенциях принимает многочисленных наложников, которые со всех концов Тибета, и из Дальней Монголии стекаются к нему, чтобы принести богатые дары и получить благословение.
Всякий иностранец, желающий проникнуть в Лхассу, должен преодолеть, прежде всего, чрезвычайные физические препятствия, которые представляет из себя путь по плоскогорью; даже если бы он прошел лед, снег и горные обвалы, он сталкивается на самом плосксгорьи с раздраженным населением, которое, грозя смертью, преграждает дорогу и требует немедленного удаления из страны.
В качестве востоковеда и антрополога2), я давно интересовался Тибетом. Как восточник, я страстно ждал ознакомиться с хранящимися в Тибетских храмах рукописями, скрытыми пока для науки. Я был заинтересован Тибетским народом, его обычаями, его религией, его правительством, тем более, что все это представляется до крайности своеобразным и единственным в своем роде.
В предыдущие гопы много времени я посвятил теоретическому изучению Тибетского языка и обычаев, надейясь, что это поможет мне рано или поздно предпринять желанное путешествие.
Около 2-х лет тему назад Джордж Найт возымел мысль организовать путешествие в Тибет, чтобы ознакомиться с народом и страною.
В поисках за средствами для снаряжения экспедиции, Найт обратился к Вилльямсу Дедериху — другу покойного Шекльтона, известного полярного исследователя. Дедерих не только горячий поборник научных исследований, но и человек, опыт которого чрезвычайно облегчает все сложные задачи подготовки к экспедиции. При его помощи идея была скоро воплощена в дело.
Так как вся Тибетская жизнь проникнута буддизмом, являющимся государственней религией, — всякая попытка работ в Тибете, всякое путешествие или исследование его должны быть начаты с изучения буддизма и его обычаев.
Чтобы сделать это наименее заметным образом, необходимо было обеспечить участие в задуманном Тибетцев-буддистов. Отчасти в этих целях экспедиции было придано название буддийской миссии в Тибет.
В начале состав экспедиции был такой — М-р Найт, как начальник экспедиции, капитан Эллам в качестве его помощника, м-р Фредерик Флетчер, как геолог, м-р Вилльям Гаркур, как кино с'емщик. Меня пригласили некоторое время спустя в качестве научного эксперта, так как мое знакомство с языком и мои предыдущие работы по Тибету могли быть полезными экспедиции. Университет разрешил мне годовой отпуск и я мог принять приглашение.
Нам надо было прежде всего выбрать, каким путем попытаемся мы проникнуть в Тибет. Таких путей было три: один с Востока через Китай, другой с запада через Кашмир (Северную Индию), третий путь с Юга; его можно было начать с Даржеллинга, пройти небольшое полунезависимое государство Сикким, лежащее между двумя более обширными областями Непалом и Бутаном.
На этом пути мы и остановились, ибо он приводил экспедицию в ближайшее соприкосновение с средней частью Тибета, в которой лежат два главных и наиболее интересных центра Тибета — Лхасса и Шигатце. Эта дорога была удобнее и по той причине, что в результате военной экспедиции полковника Юнгезбенда, Индийское Правительство получило право иметь своих представителей в двух городах Тибета, в Ятунге, в долине Чумби, лежащим сейчас же за границей Сиккими и в Гиантце в 140 милях дальше внутрь страны. Иностранцы могли быть допускаемы в эти два города при условии проезда лишь большой дорогой и не сворачивая с нее по сторонам.
Индийское Правительство, которому сообщили о нас, дало нам разрешение проехать в Гиантце и сообщило, что мы можем оттуда обратиться к Тибетскому Правительству за разрешением посетить Лхассу или другие места Тибета, но в дальнейшем отказало нам в каком-либо содействии и поддержке.
В июле 1922 года мы отплыли в Индию, и после короткой остановки в Калькутте и Даржеллинге для экипировки, найма слуг и организации транспорта, мы отправились в Ятунг через Бели, британского уполномоченного по Сиккиму. Бели дал нам разрешение на проезд в Гиантце, но обязал каждого из нас честным словом немедленно покинуть Гиантце и вернуться в Индию, если Тибетские власти не позволят нам посетить Лхассу.
Мы проехали в Гиантце, через Пари, заслуженно пользующегося репутацией самого грязного города в мире. Не откладывая, послали мы длинное сообщение Далай-Ламе, с из'яснением цели нашего путешествия и нашего желания посетить Лхассу. Но всемогущие Лхасские монахи подняли такой крик по поводу нашего предполагаемого прибытия в Лхассу, или вообще в Тибет, что правительство было принуждено не только отказать нам в разрешении посетить Лхассу, но и настаивать на нашем немедленном удалении из Гиантце.
Я ожидал, что таков именно будет исход нашей первой попытки проникнуть в Тибет, а поэтому исподволь стал готовиться к тому, чтобы проникнуть в страну переодетым.
При обычном способе путешествия — Лхасса всего в двух с небольшим неделях пути от Гиантце — и при моих знакомствах с тибетцами, я бы мог предпринять путешествие непосредственно из Гиантце. Но я дал честное слово Бели вернуться в Индию, в случае отказа в пропуске, и должен был вернуться в Даржеллинг, чтобы выполнить свое обещание и не быть ничем связанным в будущем.
В то же время и использовал свое пребывание в Гиантце для получения сведений, которые могли бы мне пригодиться в моем будущем путешествии. Дело в том, что меня столь хорошо знали лично по дороге Ятунг-Гиантце, что я решил во всяком случае не пользоваться этой дорогой впредь; мне необходимо было поэтому ознакомиться с другими путями, расспросить про другие проходы, ведущие из Индии в внутренний Тибет. Все эти сведения должны были быть собраны очень осторожно, ибо Тибетские власти подозрительно следили за каждым моим движением. Поэтому долгие часы были потрачены мною на длинные разговоры с разными людьми, от которых я мог узнать, при помоши невинных вопросов, о других частях страны.
Постепенно моя записная книжка заполнялась рядом сведений касательно городов, деревень, дорог, глубины снега на перевалах, характере разных тибетских пограничных чиновников и т. д.
Так как путешествие возможно было лишь в переодетом виде, с опасностью быть открытым, к нему можно было приступить лишь, научившись вести себя по Тибетски. Усиленные, с самого моего прибытия сюда, занятия разговорным тибетским языком дали мне известную свободу речи. Я уже мог болтать часами без всякого затруднения, но это еще не был настоящий тибетский простонародный язык. большей частью мне приходилось говорить с моими слугами, с моим туземным секретарем, Тибетскими властями, — словом людьми, говорящими цивилизованным Тибетским языком. Так я решил путешествовать в качестве простого носильщика, чтобы не обращать на себя внимания, мне надо было усовершенствоваться в простонародном языке и манерах кули.
Поэтому, к великому соблазну и удивлению остальных членов экспедиции, которые ничего не знали о моих планах, я шел постоянно на кухню слушать разговоры наших слуг у очага, тщательно отмечая их тон, приемы, ужимки, с какими они говорят о своих господах, ругаются и ссорятся между собой, флиртуют с местными дамами и девицами.
Всего наша партия пробыла более 3-х месяцев в Гиантце; я все время практиковался в Тибетском языке и усвоении приемов кули, Найт и другие товарищи ездили осматривать гору Чумалхари и ее окрестности.
За это время я почувствовал, что приобрел достаточный местный отпечаток, чтобы выполвить свой проект с известным вероятием успешного исхода. Вернулась к этому времени и остальная наша партия.
Наша миссия, как таковая, в это время уже не существовала и я готовился к моей собственной попытке. До этого времени я никому не открывал своих планов и лишь, вернувшись в Даржеллинг, сообщил о них Найту.
Сначала он отнесся очень несоответственно и у нас было бурное об'яснение, но в конце концов предложение было принято, и с этого момента м-р Найт оказался моим деятельным помощником.
Сначала предполагалось, что со мной пойдет еще кто-либо из членов миссии; но потом мысль об этом была оставлена — из всех товарищей единственно я в совершенстве владел Тибетским языком. Так, как выяснилось, что я пойду один, — мне пришлось потратить некоторое время на обучение кинематографическим снимкам. Потребовалось еще около месяца, чтобы привести все в порядок. Надо было организовать транспорт и подобрать слуг. С'ездив потихоньку в город Калимпонг, я купил там трех пони и трех мулов. В самом Даржеллинге я нанял четырех слуг, число достаточное для приведения в исполнение моего плана. Это были: мой туземный секретарь (впоследствии в Тибете он должен был играть роль моего господина; в связи с некоторыми свойствами характера я прозвал его Сатаною); мой личный слуга, туземец Латен, который и раньше сопровождал меня и был известен, как преданный честный человек; конюх Сайс, специально, чтобы смотреть за животными; четвертый был простоватый парень, которому я дал прозвище Диоген — он был приглашен, как запасной на всякий случай.
Все они были туземцы, природные Сиккимцы.
Сикким — Тибетская провинция, только лежащая по ту сторону гор. Сиккимцы — это Тибетцы, недавно перекочевавшие на южный склон Гималаев. Их близкое родство с Тибетцами признается и властями Лхассы и они безпрепятственно пропускаются в священный город. Кроме того, так как мои слуги были из Сиккима, а наречие их несколько отличается от Лхасского, я предполагал, что мне безопаснее итти вместе с ними, чем двигаться с жителями какой-либо центральной провинции Тибета, так как всякие промахи в отношении Тибетского этикета и некоторая неправильность произношения могли быть легко об'яснены нашим сиккимским происхождением.
Одним из главных затруднений при найме слуг была необходимость скрывать от них мою цель, ибо иначе тибетцы узнали бы об этом и все рухнуло бы. В то же время я понимал, что нельзя тайно выехать из Даржеллинга.
Таинственное и внезапное исчезновение тотчас же возбудило бы подозрение, за которым последовала бы погоня. Поэтому все надо было делать с особой осторожностью.
Вследствие этого я говорил им, что отправляюсь в двухмесячное путешествие по Сиккиму, чтобы осмотреть неизследованные части и взобраться с геологическими целями на одну или две вершины.
Это давало мне возможность исчезнуть на несколько дней из города, не возбуждая больших подозрений. В то же время это позволяло мне оценить моих слуг. Если они испугаются мысли взбираться зимой на 20.000 футовый ледник, они ко мне не наймутся.
Обыкновенным исследовательским снаряжением мне нельзя было, увы, воспользоваться; все должно было строго соответствовать предполагаемому переодеванию.
Запасы пищи были доведены до минимума, так как я твердо решил есть лишь ту земную пищу не только в Тибете, но и в Сиккиме, через который мне надо было снова пройти и, следовательно, все покупать в пути.
Всего на всего я взял три жестянки квакерской овсянки и 5 фунтов сахара. Сахар был роскошью, ведь Тибетцы совершенно не едят ни сахара, ни каких-либо суррогатов его, являясь единственным известным мне народом, не потребляющим сладкого.
Таким образом, только овсянка была нашим экстренным запасом.
В прошлом я мог долгое время обходиться одной похлебкой, но я знал, что мы можем попасть в опасное положение, если нас застанет снежная буря на перевале и нам придется некоторое время стоять, не двигаясь ни взад, ни вперед.
Обеспечение себя надлежащей одеждой было также связано с большими затруднениями; у меня было несколько, частью купленных, частью подаренных мне костюмов ламы; но все это были такие костюмы, которые носят местные богатые люди и они совершенно не годились для жалкого кули.
Наконец, я достал три костюма кули, один новый по заказу и два старых, достаточно поношенных; наличность одного только нового платья могла, конечно, показаться подозрительной.
Было приготовлено все необходимое для переодевания, включая парик, — смесь — одина и орехового сока, чтобы окрасить тело, черные очки, два лимона и бутылочка клея.
Последнее было необходимо, чтобы изменить цвет моих голубых глаз.
Никто, кроме европейцев нашей миссии, ничего не знал. Чтобы несколько отвлечь от меня внимание, Найт тоже решил предпринять самостоятельное путешествие по Сиккиму. Официально мы должны были разными дорогами итти в Немайантце, очень чтимый в Сиккиме монастырь.
1) Пользующиеся преимуществами.
2) Антропология — естественная история человечества — изучает наружные признаки и осбенности человеческих рас и племен.