Эх, любо-дорого посмотреть на новые паровозы.
С. АХРЕМ, снимки БРЯНЦЕВА
Станция шумела своими залами, звенела звоном посуды в буфете, звонками отходящих и приходящих поездов, голосами "ирисников". Гудела рявканьем паровозных свистков, утренними, обеденными, вечерними гудками обоих депо. Резала воздух тяжелыми вздохами харкающего мазутом дизеля на электростанции...
И все это говорило за то, что станция не какая-нибудь захолустная, проходная, а самая, что ни на есть настоящая... и не станция, а крупный железнодорожный узел...
Целый рабочий городок, обслуживающий циркуляцию поездов в пяти направлениях. Пять концов.
В годы гражданской войны — часто в газете — типографскими строчками было втиснуто:
Противник нажимает со стороны Овруча.
Справьтесь-ка вы с непрерывным потоком поездов, броневиков, так, чтобы не было ни крушений, ни задержек в отправке.
И справлялись: "тяга" — лечила, а нужно было, так и калечила паровозы. "Телеграф" маячил сонными от беспрерывного дежурства фигурами телеграфистов, — трещал аппаратами.
"Движение" носилось озабоченными "красноголовыми"1), стрелочниками, составителями поездов. И во всей этой путанице — с первого взгляда безалаберной, у всех ярко вклинивалось в мозг — одно:
"Не подкачать... Не дать... Наша возьмет..." И взяла...
И сейчас... пять направлений. Таких спокойных... Две ленты стальных путей — казацкими пиками — в тело Польши.
Одна через болота, леса, в том же направлении, немного отклонясь, упирается в Советскую Белоруссию.
Остальные — на Киев и Подолию, а сама станция зовется
Впрочем, "Красный Коростень" вы на карте не найдете. Нет его и на Энкапээсовских штампах, печатях... в официальных бумагах стоит просто, сухо... ст. Коростень Ю-З ж.-д.
Но есть другие документы: ряд забастовок в период петлюровщины-гетманщины, вооруженное сопротивление всем, идущим против Советов, героическая борьба на хозяйственных фронтах: неимоверными усилиями наладив дело, восстановив взорванные поляками мосты, водокачки, — пустила поезда... и потому она Красный Коростень.
Эх, любо-дорого теперь смотреть, как черные, вымазанные мазутом мощные паровозы, грозно шипя продувательными кранами, становятся на круг и, тяжело беря с места, исчезают в огромной зияющей пасти открытых ворот депо с тем, чтобы, немного отдохнув после многоверстного пробега, опять исчезнуть в дали степей.
Дежурная бригада ночью или слесаря днем, облепят эту успокоившуюся махину и стучат молотки, грозно бахают тяжелые кувалды, и какой-нибудь фабзайченок, забравшись на котел или залезши под паровоз и, скаля зубы из-за [...] кажется каким-то маленьким чертенком в своем черном, как сажа, рабочем костюме.
Да что смотреть. А самому забраться под тендер (в книге ремонта — три слова: "устранить утечку воздуха"), да прощупать все трубки, тройной клапан, тормазной цилиндр. Кричать на Мишку, чтобы не стучал молотком, "а то не слышно, шипит или нет" и, найдя эту утечку, не под тендером, не там, где напрасно лазал целых полчаса, а в будке машиниста, — отчаянно ругаться и яростно закручивать "до отказа" ни в чем неповинную гайку.
Молодой паренек, еще вчера "бузивший" на собрании, сейчас уселся на землю и, широко раскинув вокруг колеса свои ноги, спокойно работает над поправкой подшипника.
— Слушай, Ванька, встал бы: видишь на мокрой земле.
— А что же мне, стоя работать, что ли.
— Доску подложил бы.
— А, ну их к черту.. с досками то...
Буркнул, и опять погрузился в дело. Смешно, что ему доска. Да, в те дни, когда суматошилась станция, когда броневики плевались рвущимися снарядами, — разве так приходилось работать.
А ну их к чврту, с досками-то
Хорошо, если в канаве воды нет. Залезешь, исправишь,что нужно, — и назад — сухой. А если есть, то что... Не лезли, думаете? Лезли, — исправляли, и, ничего... а тут — доску... сидишь в спецодежде... и доску... Смешно.
Но это иногда, когда хочется скорей кончить и не охота отрываться от спорящегося дела.
А бывает иначе...
— Что, в самом деле.. Ведь, теперь мирные условия... не полезу.
— Да дурной же ты. Что мы из-за паршивого сифонного кольца паровоз тушить будем, что ли?
— А мне то что Охрана труда говорит... Да вот Васька идет...
— Слушай ты, "охранно-трудник", иди сюда.
Васька коренастый малый, с упрямым лбом, переваливающейся походкой остановился, спокойно нацепил на спину идущему мимо него машинисту кусок пакли и сделав это серьезной важности дело — подошел к зовущим его ребятам.
— Ну, в чем дело?
— Да вот, кольцо сифонное нужно поставить, а паровоз горячий...
— Значит, нужно потушить...
— Ребята, не валяйте дурака. Тут машину под поезд пора давать, а они потушить... начинает кипятиться механик.
Ну вот, полезай Мишка, полезай — грешит Охрана Труда — не нужно было снимать, когда горячие...
И зияющая пасть передней топки паровоза — проглатывает и сифонное кольцо, и Мишку, выбрасывая оттуда только его слова, которыми он начал почему-то вспоминать своих родителей.
Это на работе, а в ячейке... в ячейке собираются по вторникам. Всех тридцать три. Решают вопросы. Комсомолятся в политкружках. Ячейка-депо — первая. А в узле всех три. Об'единяются в один коллектив. Руководятся десяткой, бюро. Рождены — давно. В самую бурю революционных схваток — на Украине: в двадцатом...
Юбилейный номер "Комсомольского Гудка" — это вся история в воспоминаниях, заметках, каррикатурах.
И когда в один из зимних январьских дней — в книжном киоске на станции заалела обложка нового журнала, казавшегося каплей крови, на серо-газетном фоне бумаги, сердце екнуло:
— Наконец-то... комсомольский... нашинский... Любовно издали вглядывался в эти пять букв.
шарил по карманам, но... увы и ах, ничего не находил...
А пять букв, как на зло были красивей разбросанных рядом, манили глаз... да, разве только поэтому. [...] стояло:
— Слушай, Ленька...
— Чего ты.
— Дай в долг... до получки...
— Что.
— Да вот журнальчик новый... Смену.
Ленька минуту еще покопался в бумагах, минуту думал и через минуту я со Сменой несся домой читать.
С тех пор и пошло.. С нетерпением ждешь нового номера. Леньке авансом даешь монету, чтобы случайно не распродал...
И теперь у меня отдельно в сундучке — все 17 номеров. Правда, с первых номеров еще мало было "нашинского" (я нарочно читал заметки с мест) но все-таки — то был "свой' журнал.
Ну, читать, то мы — читаем, а написать самим тоже не мешает, и вот я решил написать про нашу жизнь и дела. Нашим ребятам здорово бы хотелось увидеть эту заметку напечатанной.
1) Дежурный по станции.
