(Рассказ ЧАРЛЬЗА БУТС).
— Да, — сказал Карл Витман, скупо роняя слова, — я вывез его из пустыни Гоби. Глаза у него из рубинов. Как видите, камни чистейшей воды.
Он передал превосходно сделанного восточного божка собравшимся вокруг него восторженным пассажирам. Все принялись рассматривать редкостную вещицу с тем безотчетным уважением к Витману, которое заурядные люди всегда испытывают к исследователям неведомых стран.
Витман случайно упомянул в беседе со своими пароходными спутниками об этом идоле, на второй день после отплытия из Иокогамы. Но затем, как бы спохватившись, он резко оборвал разговор. Несмотря на общий интерес, вызванный его упоминанием, он продолжал хранить упорное молчание, и только на следующее утро пассажирам удалось упросить его принести идола в курительный салон.
Идол оказался маленькой медной фигуркой, похожей на изображение Будды. Однако, лицу божка недоставало спокойного бесстрастного выражения, а положение всей фигуры несколько отличалось от обычной позы Будды. В загадочных чертах его лица затаилась какая-то злоба. Руки и ноги идола странно между собою переплетались. Но какое бы религиозное верование ни воплощала эта фигурка, художественность ее работы была вне всякого сомнения. Ее поверхность была покрыта очаровательной зеленой патиной, т.-е. особым налетом, который придает медным и бронзовым изделиям длительное пребывание в земле. Вместо глаз были вставлены действительно редкие по ценности и красоте рубины. Они, казалось, сообщали всей металлической фигурке ту странную нечеловеческую жизнь, которой она, очевидно, должна была обладать по замыслу ее творца.
— Не правда ли, Витман, — с восхищением воскликнул один из зрителей, толстяк Уессельс, — эта вещица стоит целое состояние!
Витман промолчал. Высокий, широкоплечий, обычно молчаливый блондин с суровым, непроницаемым выражением лица, этот человек производил впечатление чего-то внушительного и непреклонного, что невольно всегда заставляло ожидать от него какого-нибудь неслыханного поступка. Недавно он отважно проник вглубь пустыни Гоби, чем вызвал восторг всего цивилизованного мира.
Во главе этой экспедиции стоял известный исследователь, профессор Джон Сэржент. Газеты и журналы одно время переполнены были известиями о гибели всей экспедиции, но эти сообщения оказались преждевременны. Пропавшие исследователи, как сообщали последние телеграммы, были найдены специально посланным за ними отрядом, которым руководила дочь профессора, Констанция. И выяснилось тогда, как на краю безводного пустынного плоскогорья, в царстве злобных ветров, палящей жары и ужасного холода, разыгралась полгода тому назад одна из тех странных трагедий, которые с трудом можно передать словами.
Может быть, причиной послужило здесь тоскливое уныние одичалой местности или устрашающие встречи с песочными смерчами, бороздящими лицо пустыни, или же неожиданное бегство туземцев-носильщиков. Но как бы то ни было, оставался неизменным тот факт, что мужество Джона Сэржента изменило ему в последний момент. Он пал духом, не решаясь итти дальше, и только Карл Витман бросил вызов смерти и отправился вглубь пустыни один!
— Через шесть месяцев, — сообщали дальше телеграммы, — Витман блестяще выполнил задачу своего путешествия и благополучно вернулся обратно. Он нашел богатые залежи золота, серебра и меди, разрешил ряд важных геологических и географических проблем и прибавил новую главу в книгу скудных сведений человечества о времени исторических передвижений на запад древних монгольских племен Азии.
Витман, как рассказывали дальше телеграммы, нашел Джона Сэрджента на краю пустыни, там, где он его оставил, оглашавшего унылое плоскогорье воплями безумия. Солнце пустыни выжгло его рассудок. Он скончался, все в том же состоянии помраченного ума, на руках у своей дочери, через два часа после того, как их нашел отряд.
Передав это известие, телеграфные провода замолкли, но зато заскрипели перья сотрудников периодических изданий.
Конечно, — говорили они, — Витман решился на отчаянное предприятие, но он превосходно с ним справился. Знакомые Витмана (друзей у него не было) заявляли, что он совершил именно такой замечательный поступок, на который они всегда считали его способным.
Бедняга Сэрджент! Экспедиция в Гоби должна была бы стать завершением его безупречного жизненного пути, отмеченного многими ценными достижениями. Но сейчас его слава бесстрашного исследователя сразу померкла, и на воспоминание о нем легла грустная темная тень...
— Вы до сих пор как следует не рассказали нам, как вам удалось приобрести этого божка? — снова обратился Уессельс к Витману. — Мы прямо-таки сгораем от нетерпения услышать эту историю. Я уверен, что в ней кроется что-то очень занимательное!
Витман небрежно стряхнул пепел своей сигары и отрывисто ответил:
— Нет, ничего особенного. Я немного сведущ в медицине и оказал небольшую услугу по этой части вождю одного встреченного мною в пустыне кочевого племени. Вождь настоял на том, чтобы я принял от него этого идола. Вот и все.
В тоне заключительной фразы ясно чувствовалось нежелание Витмана продолжать этот разговор.
Никто не успел еще высказать удивление по поводу такого прозаического объяснения, как на пороге курительного салона показался немолодой человек с полуседыми волосами и озабоченным лицом.
— Идите-ка сюда, Лэд! — суетливо размахивая руками, крикнул Уэссельс. — Здесь есть кое-что по вашей части. Витман показывает нам своего медного божка.
Приглашающим жестом Уэссельс пододвинул новому пришельцу свободное кресло.
Питер Лэд принадлежал к числу с виду невзрачных, бесцветных людей, за скромной, скорее отрицательной внешностью которых таится блестящий разносторонний ум. Он считался одним из лучших знатоков восточных религий.
Лэд взял в руки протянутого ему Уэссельсом божка и стал пристально его рассматривать. В его темных глазах промелькнуло выражение живейшего интереса, тотчас же сменившегося грустью; его тонкие пальцы конвульсивно сомкнулись вокруг прекрасно изваянной фигурки. Затем он возвратил ее Витману. Витман небрежно опустил идола в карман пиджака.
— Говорят, что дочь Сэрджента возвращается с нашим же пароходом, — конфиденциально заметил Уэссельс. — Она, повидимому, проявила больше мужества, чем ее отец?..
Командир «Люцерны», капитан Лойд, находившийся тут же, поспешил тактично перевести разговор на другую тему и стал рассказывать о древних караванных путях, пересекающих восточную часть Гоби.
Однако, необдуманно и случайно пущенная стрела больно задела Лэда. Он и Сэрджент были старыми друзьями. Они вместе путешествовали вокруг света, вместе пережили самые разнообразные приключения, разделяли сотни опасностей и еще больше, радостей. Эти скитания спаяли их тесной дружбой на всю жизнь.
Лэд поехал навстречу Сэрдженту в Иокагаму, чтобы приветствовать его успешное возвращение из экспедиции. Странная, почти невероятная трагедия смерти друга глубоко потрясла Лэда. Если бы Серджент умер так же, как и жил, в борьбе за намеченную цель, это было бы не так тяжело. Но то, что случилось... казалось странным и непонятным.
По дороге в курительное помещение Лэд заметил на палубе Констанцию Сэрджент. Съежившись в низком складном кресле, поставленном, в укромном уголке, чтобы избежать порывов ветра и любопытных взглядов прогуливавшихся пассажиров, она горько плакала. Все ее долго сдерживаемое горе внезапно вырвалось наружу.
— Я не в силах этого выдержать дольше! — воскликнула она, когда Лэд опустился в соседнее кресло. В ее выразительных глазах сверкнуло то упорство воли, которое привело ее на край пустыни в поисках исчезнувшего отца.
— Отец был в пустыне! Я так же твердо верю в это, как и в то, что я существую. Он побывал в ней и вернулся обратно! Вы тоже знаете это!
Лэд побледнел.
— Дорогая Констанция, — мягко возразил он, — мы должны считаться с фактами. Слова Витмана, его материалы, его дневник...
— Я не верю вашим фактам, Лэд! Я знаю, знаю, — горячо повторила Констанция. И вот вам еще одно доказательство: печать пустыни. Человек не может посетить ее, — а я убеждена, что отец сделал это, — и вернуться оттуда таким же, каким он был раньше. Пустыня завладела его жизнью и наложила свою печать на его тело! Вы поняли бы мои слова, если бы вы видели его умирающим на моих руках! Что-то произошло там, на краю пустыни, и мы с вами должны разузнать это!
Лэд глубоко задумался и поглощенный словами Констанции спустился вниз.
... Разговор в курительном салоне все еще вертелся вокруг различных подробностей экспедиции.
— Шен-си очень ревниво оберегают своих божков, Витман. Очевидно, вы им внушили большое доверие, если они позволили вам взять этого идола.
Все присутствовавшие любопытно прислушались к спокойно брошенному Лэдом замечанию.
Во внезапно наступившей тишине четко прозвучал ответ Витмана.
— Да, конечно. Вы это верно угадали.
— Ну, еще бы вы, Лэд, не знали всего, что касается этих дикарей! — убежденно вставил Уэссельс. — Мы тут до вашего прихода никак не могли уговорить Витмана рассказать нам его приключение, связанное с этой вещицей. Может быть, вам удастся победить его скромность?
Витман мягко улыбнулся.
— Я предложил бы лучше Лэду познакомить нас с тем, что ему известно о Шен-си. Я уверен, что его сведения гораздо полнее моих.
Высказанное Витманом уважение к научному авторитету Лэда было встречено общим одобрением.
— Валяйте, Лэд! — одобрительно прогремел капитан. — Мы слушаем...
— Гаррисон побывал в пустыне Гоби в 97 году, — начал Лэд, — читали вы его книгу?
Витман отрицательно покачал головой и нагнулся вперед с заинтересованным видом.
— Вам бы следовало познакомиться с нею. Гаррисон говорит о религиозных церемониях этих Шен-си, среди которых вы жили. Конечно, вы знаете об этом гораздо больше того, что я могу рассказать. Иначе вы не раздобыли бы вашего идола, потому что Гаррисон сообщает о странном обычае Шен-си: предлагать попавшим к ним иностранцам, а иногда даже и принуждать их, приобщиться к религиозному верованию племени. Увидев вашего идола, я тотчас же понял, какому диковинному обряду вы должны были подвергнуться...
Витман выпустил облако сигарного дыма и кивнул головой.
— Они настаивали на этом. Что же касается идола, то после того, как я оказал услугу их предводителю и, для виду, принял их веру, они просто навязали мне его. Все эти примитивные племена, как вы сами знаете, очень стремительны и настойчивы и во вражде и в дружбе — Витман улыбнулся. — По правде я чувствовал себя в довольно глупом положении. Вот почему я так мало рассказал об этом. К тому же, по вполне понятным причинам, я избегаю затрагивать в разговоре всего, что напоминает о Сэрдженте.
Лэд молчаливо согласился и медленно, как бы подбирая слова, обратился к остальным слушателям:
— Татуирование часто входит в ритуал языческих племен. Мистер Витман подтвердит вам, что все взрослые мужчины Шен-си имеют на правой руке знак своего племени — вытатуированное изображение божка. И каждый иноземец, если он желает овладеть их доверием и дружбой, делает вид, что разделяет их обычаи и верования, должен подчиниться той же любопытной традиции. Поэтому, — Лэд быстро вскинул свой взгляд на путешественника, — я хочу попросить мистера Витмана показать нам изображение этого интересного маленького божка, которое должно находиться на его правой руке.
Наступило минутное молчание. Витман провел ладонью по верхней части своей правой руки.
— Да, оно здесь. Но я вовсе не намерен выставлять его для общего обозрения.
— Очень жаль, — холодно отозвался Лэд. — Я надеялся, что вы не откажете нам в этом.
Глаза Витмана потемнели от гнева.
— Вы, конечно, не сомневаетесь в истине моих слов?
— А почему бы мне сомневаться? Ведь вы сами подтвердили правильность моего предположения.
— Полно, Лэд! — вмешался капитан Лойд. — Витман был и так уже достаточно любезен, показав нам эту вещицу, и мы не имеем ни малейшего основания приставать к нему с дальнейшими просьбами.
В наступившей паузе общего легкого замешательства Лэд молча встал и поднялся на палубу.
В тот же вечер, перед заходом солнца, Витман, стоя около ведущей вниз лестницы, оживленно беседовал о чем-то с двумя пассажирами. Лэд внезапно появился на палубе и направился к ним. Витман холодно ответил на приветствие Лэда. Оба собедника последовали его примеру.
— Я хочу, — отрывисто произнес Лэд, — чтобы вы разрешили мне взглянуть на этот вытатуированный знак. Он меня крайне интересует.
Витман возмущенно поднял брови и ответил с едкой иронией:
— Вы в самом деле настолько заинтересовались, что становитесь невежливы. Надеюсь, что вы больше не будете возвращаться к этой теме.
Лэд молча прошел дальше.
Когда он на следующее утро появился в курительном салоне, его встретили тем смущенным молчанием, которое всегда возникает при виде человека, только что бывшего предметом общего разговора. Лэд приблизился к Витману и, словно вчерашний отказ последнего не произвел на него никакого впечатления, спокойно сказал:
— Я надеюсь, Витман, что вы переменили ваше решение и покажете мне ваш знак.
Все оцепенели от удивления.
— Долго ли вы намерены продолжать это? — воскликнул Витман, задыхаясь от бешенства.
Лэд слегка покраснел, чувствуя на себе презрительные и враждебные взгляды всех присутствующих, но с видимым спокойствием ответил:
— Я терпелив. Мы придем в порт не раньше, чем послезавтра.
Повернувшись к двери, он услышал за своей спиной едва сдерживаемые негодующие замечания сторонников Витмана.
В тот же вечер, встретившись с Витманом с глазу на глаз на палубе, Лэд опять повторил свое странное предложение. Лицо исследователя побагровело и его суровые глаза взметнули колючие искры. Он, казалось, был потрясен до глубины своего существа и, ни слова не ответив, удалился в сгущавшийся сумрак.
На следующее утро, среди настороженного молчания курительного салона, этот необычный поединок возобновился в еще более повышенном тоне. Витман оборвал его, резко вскочив со своего кресла и стремительно выбежав кверху.
Днем всех невольных свидетелей странного поведения Лэда охватило смутное ощущение, что непонятная дуэль достигла своего апогея. Но вечером события приняли совершенно неожиданный поворот. Лэд приблизился к карточному столу, за которым Витман играл с двумя партнерами в покер, и резко спросил:
— Я полагаю, что вы не изменили вашего решения?
Витман положил свои карты на стол и снисходительно улыбнулся.
— Нет, я его изменил.
Лэд окаменел от неожиданности. Он ждал, с видом человека, которому нанесли тяжелый удар.
— Никакая причина в мире не заставила бы меня сделать это — надменно продолжал Витман. — Мои новые знакомые (он указал взглядом на окружающих) убеждали меня не уступать вашим надоедливым приставаниям. Но так как вы, повидимому, намерены создать у всех впечатление, что я лжец и обманщик, тоя решил в корне пресечь ваши старания и исполнить то, что вы мне предлагаете, но с одним условием.
— Назовите его! — хрипло произнес Лэд.
— Вы должны будете публично извиниться передо мной, когда убедитесь в своей неправоте.
После недолгого, томительного молчания Лэд ответил:
— Я согласен.
— Приходите через час в мою каюту — небрежно бросил Витман.
Лэд стоял на носу «Люцерны», смотря отсутствующим взором в темноту безлунной ночи. Его лицо отражало резкое волнение и недоумение. Легкое прикосновение чьей-то руки внезапно вывело его из глубокой задумчивости: он увидел рядом с собой Констанцию Сэрджент.
— Мы приплываем завтра ночью, — прошептала она дрожащим голосом, — неужели вы ничего не узнаете? Лэд взял ее за руку.
— Терпение, дорогая. Многое может произойти в ближайшие 24 часа...
... В каюте Витмана Лэд нашел ряд новых друзей исследователя и самого капитана парохода.
— Помните о моем условии, Лэд, — с этими словами Витман медленно засучил кверху правый рукав рубашки. На загорелой коже его мускулистой руки, несколько пониже плеча, был вытатуирован крошечный божок, поразительно похожий на вывезенную из пустыни медную фигурку!
Громкий голос капитана разорвал повисшее в каюте мертвое молчание:
— Глубоко сожалею, что вы зря заварили такую кашу, Лэд. Извинитесь-ка лучше и ликвидируйте эту неприятную историю.
Лэд не ответил. Он пристально смотрел на голубоватого божка на руке Витмана и, казалось, был в еще большем недоумении, чем час тому назад. Все взгляды были обращены на него. Витман спустил рукав и надел пиджак. Он торжествующе усмехался. Кто-то нетерпеливо кашлянул в знак ожидания.
— Мне не в чем извиняться! — произнес, наконец, Лэд.
Витман побагровел и стремительно шагнул вперед. Капитан удержал его за руки и с негодованием обратился к Леду.
— Что вы хотите этим сказать?
— Это не божок племени Шен-си — возразил Лэд. — Не они выгравировали это изображение на руке Витмана! Витман побледнел как мертвец. Его занесенные руки бессильно опустились. Он весь задрожал.
— Отдаете ли вы себе отчет в том, что вы сказали! —
крикнул капитан.
Лэд холодно кивнул головой.
— Я хочу сказать Витману несколько слов наедине.
Лэд один сохранил хладнокровие среди охватившего всех смятения. Растерянно повинуясь ему, все двинулись в коридор, как участники погребального шествия, и закрыли за собою дверь.
Через некоторое время дверь снова открылась и на ее пороге показался Лэд.
— Завтра ровно в полдень, Витман! — заявил он угрюмому, подавленному человеку, который лежал ничком на койке, сбросив маску своей надменной непроницаемости. — Ни минутой позже.
Лэд захлопнул дверь и отправился в свою каюту.
Лэд внезапно проснулся среди ночи. Заработавшее сознание наполнилось ощущением притаившейся где-то рядом опасности. Настороженно прислушавшись, он не мог различить никаких других звуков, кроме всплеска моря и безостановочного ритма пароходных машин.
Он не был трусом и не обладал чрезмерным воображением. Но навязчивая тревога стала, наконец, такой неотступной, что он сбросил одеяло и встал, выпрямившись и впиваясь глазами и ушами в окружающий мрак. Быстро нагнувшись, он нащупал под койкой свой чемодан, неслышно приоткрыл его и вынул оттуда небольшой дорожный револьвер.
Прошло несколько минут. До его слуха донесся едва уловимый звенящий звук поворачиваемой ручки двери. Думая застичь своего таинственного посетителя врасплох. Лэд ринулся вперед и, сжимая в руке револьвер, широко распахнул дверь. Какая-то, показавшаяся Лэду в темноте громадной, человеческая фигура стремительно нырнула в каюту и, прежде чем Лэд успел направить на нее свой револьвер, набросилась на него. Но Лэд во время заметил блеснувшее лезвие занесенного ножа и отскочил в сторону. Нож вонзился в край его пиджамы, на волосок от его руки. Нападавший вторично замахнулся, Лэд отпрянул назад и быстро нажал курок. Раздался выстрел. Рука с занесенным ножем на мгновение замерла в воздухе, послышался глухой стон и, описав нелепый полукруг, незнакомая фигура подломилась и тяжело рухнула на пол.
Настало мертвое молчание... Лэд повернул выключатель. Поперек каюты лежал Витман. Торопливый топот бегущих ног и тревожные выкрики сбежавшихся пассажиров наполнили ночную тишину парохода. Лэд послал за капитаном и доктором, наклонился над Витманом и растегнул его рубашку — на груди зияла большая рана. Рот Витмана конвульсивно искривился, во взгляде застыла боль и ненависть.
— Что случилось, Лэд, кто стрелял? — Капитан и доктор опустились на колени перед раненым.
— Он пытался заколоть меня. Я должен был... — задыхаясь произнес Лэд.
— Он что-то хочет сказать! — вмешался доктор. — Ему осталось жить несколько минут...
Все напряженно склонились над умирающим.
С трудом невеля губами, Витман хрипло выдавил:
— Я не был в пустыне... не мог... это сделал Сэрджент... Он вернулся... при смерти. Я взял его бумаги... Лэд... — Глаза Витмана злобно впились в человека, проникшего в его тайну, и внезапно потускнели...
Несколько времени спустя Лэд вошел в капитанскую каюту.
— Медный божок принадлежит Констанции Сэрджент. Это — ее наследство. Позаботьтесь о целости его, пока судебные власти не вручат его ей.
Я не знаю, как попал он в руки Джона, — очевидно Джон получил его в обмен за свою врачебную помощь от какого-нибудь кочевого племени, для которого этот божок не представлял никакого религиозного значения. Потому что эта фигурка — просто символ местного, монголами искаженного китайского буддизма.
Капитан удивленно раскрыл глаза.
— Вы забыли про Шен-си. Ведь это их подарок!
— В нашем разговоре наедине я добился от Витмана полного признания, — сказал Лэд. — Убедившись, что он попался в расставленную мною ловушку, он рассказал мне всю правду. А потом, чтобы спасти свою тайну, он пытался убить меня. Оказывается, он отыскал среди вашей команды опытного туземца-татуировщика, который согласился за 100 долларов наколоть на его руке голубого божка. Поступив так, Витман запечатлел на своем теле доказательство своего преступления и вместе с тем мужества Серджента.
Лэд серьезно улыбнулся.
— Истина порой бывает уклончива, капитан, и мы иногда постигаем ее окольным, обманным путем. Я мог восстановить доброе имя моего любимого друга и спокойствие его дочери лишь подобным способом. Шен-си и их диковинный обычай существуют только в моем воображении, что было-бы известно Витману, если-бы только он, а не Сэрджент, побывал в пустыне Гоби.