Рассказ С. П. Райта.
В упряжке Кирма всегда шла вожаком. Она была умна, понятлива, дело свое знала прекрасно и не выносила никаких замечаний хозяина; за тихим нравом ее скрывалось упорство и настойчивость. Приступая к работе, она не позволяла себе никаких вольностей, — ни прыжков, ни лая.
И несмотря на все это, однажды, будучи особенно голодной, продрогшей и озлобленной, она сделала ошибку. И человек направился к ней... Она, припав к земле, ждала в напряжении... И когда он подошел, бросилась огромным прыжком! и схватила его за горло. Инстинктивно он вырвался. И тогда блестяшие, слюнявые клыки безжалостно врезались в лицо... Все глубже и глубже, сквозь кожу, мускулы, хрящи вонзались зубы и, наконец, она ощутила на своем языке соленый вкус крови. В этот момент у нее поскользнулись ноги, она упала на землю, перевернулась и напряглась для нового прыжка; глаза заметали зеленые искры. Вокруг исступленно, словно тысячи демонов, лаяли, выли, рычали собаки; но она зловеще молчала.
Без звука, без лишнего движения, человек, вынул револьвер; с трудом, через потоки крови, застилавшие глаза, поймал взглядом собаку и выстрелил.
Пуля стукнулась между глаз... И вместо прыжка, она рванулась вперед и с рычанием и визгом забилась на снегу. Два, три судорожных хрипа и все было кончено.
Звук выстрела резко прервал демонический концерт. Послушные команде собаки сбились в кучу, продолжая трястись от страха.
Он ткнул ногою в бок, — пуля чисто сделала свое дело, — и отошел к огню. В красном пламени костра вид его бы лужасен: вместо лица беспорядочно торчали клочья мяса, черная кровь струйками стекала и капала с подбородка и угловатых скул на землю. Но его, казалось, это мало смущало, он двигался около костра и делал свое дело так, словно ничего особенного не случилось и он занят приготовлением своей обычной пищи. Заботливо растопив снег и подождав, пока вода согреется, он достал из тобагана ящичек, вынул из него какой-то черный порошок и всыпал в котелок. Вода замутилась, забурлила и над котелком поднялось густое белое облако пара. Из того же ящичка вынул антисептический бинт, осторожно развернул, смочил в приготовленном растворе и стал, глядясь в небольшое зеркальце, тщательно промывать раны. И когда едкая жидкость попадала на живое мясо, содрогался от нестерпимой боли, но не издавал ни единого звука.
Высокий, худой — верный признак эмоциональности, — Фредерикс Веллингтон имел прекрасную военную выправку. Его голубые глаза, — не те бледные, ничего не выражающие и не из тех ласкающих глаз бонвивана, но холодные, проницательные, цвета льда, — они прекрасно гармонировали с его тонкими тубами, острыми скулами и сильными тяжелыми кулаками.
Закончив процедуру промывания, он аккуратно уложил все вещи снова в ящичек и занялся приготовлением ко сну. Костер заглох. Он подбросил бересты и когда пламя ожило и ярко заиграло, навалил дров, большой запас которых сделал еще засветло. Вытащив широкие, подбитые кроличьим мехом одеяла, он плотно укутался и улегся в мешок, подвешенный между деревьями. Но сон не шел. Нестерпимая, жгучая боль не давала покоя. Пристальный, угрюмый взгляд следил за пламенем костра.
Убедившись, что сон не придет, он извлек из кармана пачку папирос с каким-то необычайным, заграничным клеймом; обертка была изрядно помята и загрязнена как бы от долгого хранения. Осторожно вынув одну из немногих оставшихся папирос зажал ее губами, пачку же снова заботливо спрятал.
Прикурив от горящей ветки костра, жадно, глубоко затянулся и выпустил из ноздрей две густых струи дыма.
— Вот это приятно, — мечтательно проговорил он и попытался улыбнуться. Но обнаженный нерв мускула резко запротестовал.
— Как странно, — размышлял Веллингтон, пуская в огонь колечки дыма, — что это сделала именно самка. Одна начала и похоже на то, что другая кончит. Без крова и без термометра, — положение в котором он находился все последние недели, — трудно рассчитывать на выздоровление, даже в том случае, если не будет заражения.
— Если бы удалось набрести на хижину охотника за пушниной, где можно рассчитывать не быть узнанным...
Радостный огонек блеснул, в его ледяных глазах, и гримаса, напоминающая улыбку, на минуту искривила губы.
— Да, пожалуй, в таком виде меня не признала бы и родная мать, — неожиданно заключил он, тяжело вздыхая. Фредерик Веллингтон и его история умирают от клыков Кирмы...
Он глубоко задумался, уперев взор в полуночное небо, и смотрел до тех пор, пока папироска, догорев до конца, не обожгла ему пальцы. Швырнув ее в сторону, он устроился поудобнее и стал засыпать, бормоча в полусне: Веллингтон умирает, умирает...
На утро он был на ногах задолго до того, как серый туман потянулся от снежного покрова на север и восток. Мучительная боль не дала заснуть ему крепким здоровым сном, он спал только урывками.
Собаки тоже плохо отдохнули. Без Кирмы упряжка была не полна и тяжела для оставшихся. С трудом удалось Веллингтону заставить понять рычащих, озлобленных, голодных зверей, что они должны итти без вожака. Но к полудню дело совсем подналадилось, собаки бежала дружно, весело. Два раза была стоянка, Веллингтон подкреплял себя горячей пищей. Один раз он бросил и собакам несколько кусков промерзшей оленины вместе со шкурой, которую они разом проглотили.
Стоянки были очень непродолжительны, а затем Веллингтон немилосердно гнал собак, чтобы наверстать потерянное время. Адская боль, при малейшем движении становилась прямо-таки нестерпимой, но он упорно крепился и только глаза предательски выдавали его страдания.
Держась все время восточного направления, после полудня он наткнулся на «Рыбное Озеро». Прорезав его в северной части, направился вверх по «Щучьей реке». В восьми или девяти милях отсюда, при впадении небольшой реченки, находилась главная резиденция некоего Сэди Лекомта, француза-канадца, охотника за пушным зверем, — человека с сомнительным прошлым, но с душой ребенка.
Веллингтон только раз встретился с Сэди, — это было еще до того, как цепкая рука закона начала преследовать его. И он вспомнил разговор, как тот недурно устроился на «Щучьей реке». Зная, что охотники часто скрывают свои хижины, не желая привлекать внимания индейцев и случайных прохожих, Веллингтон зорко смотрел по сторонам сквозь быстро сгущающийся сумрак. Обогнув крутой поворот реки, покрытый густым лесом, он неожиданно увидел перед собой тусклый желтый прямоугольник света, который мог исходить только из окна.
— Прекрасно, — бормотал Веллингтон в радости, — значит мне удастся поймать Сэди дома. Не будь света я бы, пожалуй, прокатил мимо. Наконец-то счастье как будто заулыбалось мне.
Подойдя к дому он был несколько изумлен, не услыхав лая Сэдиных собак. Он был уже у самой двери, а никаких признаков жизни не замечалось. Но вот, наконец, послышался звук отодвигаемых засовов и на пороге хижины появилась женская фигура. Она пристально вглядывалась, в темноту.
— Сэди? — спросила она в недоумении.
— Не Сэди, мадам, но его друг и в беде. — С этими словами он выступил вперед с тем расчетом, чтобы свет пал на его изуродованное лицо. — Если бы я осмелился попросить вас впустить меня обогреться.
Женщина увидав лицо Веллингтона, чудовищно изуродованное ранами, почерневшими от мороза, всплеснула руками.
— Боже мой, вы ранены! И так ужасно! Скорее в тепло! Я вам окажу помощь.
Так Веллингтон вошел в дом Сэди Лекомта.
На следующий день в полдень заявился и сам Сэди, обветренный, с заиндевевшими усами и бровями, из под которых радостно блестели добрые глаза. Гостя он встретил со восторгом, свойственным его расе, и гостеприимством человека, долго не видавшего людей.
— М-сье Белл! — Это было новое имя Веллингтона. — Очень, очень рад!
И выслушав историю Веллингтона, воскликнул:
— Моя жена, Жаннета, вылечит вас лучше всякого доктора. Ваше лицо вскоре будет здоровым, правда, оно может не быть таким прекрасным, как прежде. — Здесь он выразительно пожал плечами. — Но, во всяком случае, все будет сделано так же хорошо, как это сделал бы доктор.
— М-м Лекомт прямо таки ангел милосердия. Боль почти что утихла. Через несколько дней я буду исправен, как скрипка, благодаря заботам м-м. И Веллингтон галантно раскланялся в сторону раскрасневшейся от похвал Жаннеты.
Сэди самодовольно улыбнулся и обнял жену за плечи своими корявыми руками. Она вздрогнула, словно он испугал ее; и яркий блеск ее темных глаз внезапно потух. Но Сэди ничего не заметил.
— Вы, м-сье, наверное знаете, что мы женились прежде, чем поселились в этих местах. Здесь мы провели, как говорят, наш медовый месяц, — и он усмехнулся своей остроте.
— Год или два тому назад, когда мы с ним встретились, Сэди еще не был женат, — размышлял Веллингтон про себя. — Почему же Жанетта не проявляет нежности, свойственной молодоженам. Что все это значит?
Он искал глазами разрешения и вдруг вздрогнул от встречного взгляда Жанетты, и циничная улыбка искривила его рот. О, он знал этот взгляд. Он видал его много раз у других женщин.
— Да, вам можно позавидовать, — сказал он тихо, обращаясь к Сэди. — Не всякому мужчине улыбнется счастье найти женщину, которая согласилась бы отправитья в эту дикую страну, отказаться от нарядов, танцев, общества и прочих культурных прелестей.
— О! — воскликнул Сэди, — вы правы, в этом отношении я счастливейший человек на свете.
Жанетта сверкнула быстрым взглядом в сторону Веллингтона и выразила на лице отвращение. И он нутром почувствовал, что близится к чему-то роковому.
— Мне думается, мадам, что вы должны бы были бояться оставаться долгое время в этой далекой, огромной, уединенной стране, — заметил он.
— Бояться? Чего ж? — усмехнулась Жанетта. Правда, мне иногда не достает музыки, друзей... Но бояться здесь нечего...
— А скверных людей? — задал он казуистический вопрос, — например, таких, как Веллингтон, которых преследует полиция и которые в действительности скверные люди.
— Я встречал этого Веллингтона, — вскричал пылко Сэди. — Он очень приятный малый и совершенно не похож на злодея.
— О! расскажи мне о нем! Скверный человек, это всегда человек приключений, это страшно интересно!
Веллингтон слегка наклонился с улыбкой.
— Я не знаю всей истории в подробностях, — начал Сэди, — но я знаю, что он большой джентльмен. В обращении же с женщинами он был сущим дьяволом. Лэди, которая была самой знатной дамой в Монреале, и та ему делала глазки. Он, конечно, вскружил ей голову а впоследствии и сам влюбился в нее. И вдруг, в один прекрасный день, он узнает, что лэди завела флирт. Она не любила его, да и вообще никого не любила. Он подкараулил ее ночью. Она отдавала ласки другому, как когда-то ему...
— Бог мой! Что с вами, м-сье, вам дурно! — Сэди с беспокойством наклонился над ним.
Веллингтон покачал головой; его лицо, за минуту перед тем побелевшее и еще резче обозначившее ужасные рубцы, постепенно принимало прежний вид.
— Ничего особенного, уверяю вас, — проговорил он уже спокойно, полез в карман и вытащил пачку редких заграничных папирос.
— Я вдруг почувствовал острую боль старой раны, вот и все... Давайте покурим.
— Благодарю вас, я курю только свою старую трубку, — отказался Сэди.
Веллингтон стукнул концом папиросы о свою левую руку. — Не продолжите ли вы ваш рассказ?
И когда Сэди начал, Веллингтон затянулся папиросой и закрыл глаза. Его легкие наполнились тонким прекрасным знакомым ароматом. Запах табака в ноздрях приятно волновал и слегка туманил голову. Как легко перенестись во времени... Он не долго оставался в Сэдиных воспоминаниях. Мысли закружились вихрем, в воображении понеслись голоса, сцены другого далекого мира.. Мира, где иные привычки, одежда, где едят и пьют на дорогом серебре и тонком фарфоре, где бесконечные белоснежные скатерти... Он весь ушел туда и только Сэдин голос, несколько повысившийся в тонах, вернул его к действительности.
— Вы скажете, что он сошел с ума? Но мужчина, который молод и любит, становится неузнаваем. Он способен на дикие, ужасные поступки... И вот так... двумя своими руками он прикончил ее.
Сэди сжал руки, как бы душа кого-то за горло. Он сжимал их все сильнее и сильнее до спазм, видимо переживая жуткую сцену.
— После этого он струсил. Так говорили, лично я не считал его трусом, — и сбежал. Мы вначале, конечно, ничего не знали. Но тут нагрянула полиция и все обнаружилось. Веллингтон же скрылся, и вот два или три года полиция тщетно ищет его. Но Веллингтон хитер! О, он очень хитер...
— Он трус! — сказала Жанетта с презрением. — Он не настоящий мужчина, убежать так...
— Но, ты понимаешь: — закон! Его нельзя убеждать и с ним нельзя бороться. Нужно бежать, иначе — пф! — Сэди сделал энергичный жест, — и всему конец.
— Закон, — заметил тихо Веллингтон, — тоже не безгрешен. Он часто делает ошибки, ужасные, непоправимые... Например, в данном случае, почему непременно Веллингтон должен был убить. Это мог сделать и муж лэди, которому, наконец, открыли глаза и он пожелал защитить свою честь.
— Но говорят, что в ночь убийства Веллингтона видели в ее саду, и, кроме того, он в эту же ночь скрылся. Муж же был в постели до утра и ничего не подозревал.
— Возможно, — продолжал Веллингтон все тем же мягким, тихим голосом, — что он и пришел в сад, чтобы встретиться с лэди, и нашел ее там, как рассчитывал, но не одну. Возможно, что не он убил, а эта сцена так убила его самого, что он убежал из сада, из города, от всего мира, от всех... Бежал от нее, от памяти о ней, которая преследовала его...
Сэди, удивленный той страстностью, с которой Веллингтон закончил свой рассказ, спросил:
— Но, как же...
— Очень просто: муж все видел и когда любовник ушел, он взял ее белую шею в свои руки и сжал. Через мгновенье она была мертва. Он же отправился к себе и спал до утра.
Преступник был быстро найден. Сплетницы города собирались по двое, по трое: — несомненно, человек, который так внезапно оставил город, должен быть убийцей... Как вы находите этот план, м-сье Лекомт?
— Да, просто... очень просто... Но полиция... Она никогда не поверит.
Веллингтон бросил папиросу на пол и затоптал ее ногой. — Да, полиция никогда не поверит, — заметил он задумчиво.
Наконец раны Веллингтона зажили настолько, что он мог уходить с охотниками на довольно далекие прогулки. Вместе с выздоровлением в нем возростало желание итти назад. Ему казалась странной та ненависть к вечной тишине, к белым пространствам лютого севера, какую он питал во время своего вынужденного, абсолютного одиночества.
Общество Сэди было несомненно приятнее, чем общество собак среди мертвой тишины и бесконечных рядов кустарника. Но Сэди был очень занят своей охотой и дома оставался редко. Сэдиной же жены он избегал. Он хорошо разгадал ее примитивную чувственную натуру. Любовь такой женщины легка, как ветер, а злоба и ненависть бешены по звериному. Веллингтон не раз ловил на себе ее красноречивые взгляды. И чем дальше, тем чаще и чаще. И он уходил из дома. Чтобы отплатить хоть отчасти Сэдино гостеприимство, он стал ставить западни невдалеке от дома, часах в четырех, пяти ходьбы на лыжах. Сэди давно забраковал эти места, но Веллингтон, вопреки всему, получал хорошую добычу.
— Я очень удивлен, м-сье Белл, — говорил Сэди — Я прекрасно изучил всю эту местность; на этом горном хребте, где ваши западни, никогда не бывало наших маленьких друзей, а между тем вы приносите так много ценных шкурок. Завтра я пойду с вами посмотреть на ваши чудеса. Вы прекрасный зверолов.
— Вы шутите, Сэди. Вы занимаетесь звероловством давно, вся же моя практика сводится к двум выводкам прошлого года.
— Это не так, моя дорогая, — обратился он к Жанетте. — М-сье Белл очень скромен. — Жанетта медленно подняла свои темные глаза. Ее взгляд остановился на Веллингтоне и заискрился.
— Да, м-сье Белл слишком скромен, — сказала она с ударением. — Если бы он был смелее, то получил бы больше. — Интонация голоса и многозначительность последних слов прошли совершенно незамеченными Сэди, но не Веллингтоном.
— Лучшее то, что есть, — заметил Сэди. — Человек, который много говорит, мало делает.
Веллингтон поспешил переменить тему разговора. В глубине же души радостно подумал, что в ближайшие дни всему этому будет положен конец — он уйдет. Он не сомневался, что в конце концов эта увлекающаяся женщина бросится ему на шею. Он же был очень чуток ко всякой опасности.
Завтра же он покажет Сэди места, а затем запряжет своих собак и отправится...
Следующий день был ясный, морозный, прекрасный для ходьбы на лыжах. Снег, белый и сухой, как соль, блестел и похрустывал под лыжами охотников. Собаки весело бежали впереди, легко таща нагруженные сани.
— О,о! Что это! Взгляните-ка! — Веллингтон указал на след впереди, который пересекал их путь под прямым углом. — Какие-то охотники делают вам визит.
А в глубине души вспыхнул старый страх, страх загнанного зверя.
— Нет, здесь на много миль вокруг нет других охотников и они не ездят в гости. Звероловство тяжелый труд и в сезон не находится лишнего времени для удовольствий. Мы спускаемся вниз, на почту, только в Рождество и устраиваем там шумное сборище. Весною, правда, мы передвигаемся и живем весело. Но нет, м-сье, я не думаю, что это охотник. — Они приблизились к следу и Сэди занялся внимательным изучением его.
— Ага! Я понял! Это след м-сье Дэйл, здешнего полицейского. Это след его широких саней. М-сье Дэйл, когда бывает в здешних местах, всегда заезжает ко мне. Значит сегодняшнюю ночь мы проведем в приятной кампании. М-сье Дейл большой шутник и весельчак.
Но Веллингтона мало занимала болтовня Сэди.
— Провинциальный полицейский здесь. Ночью он должен встретиться лицом к лицу с одним из этих ищеек, которые преследуют его в течение долгих, тяжелых месяцев. Скроют ли его ужасные рубцы. Придется ли ему давать отчет и если да, то что он скажет? Будет ли он узнан после долгих скрываний, стольких мучительных дней и ночей. Будет ли он...
— Взгляните! Куница, и какая прекрасная, — воскликнул Сэди, прыгая мимо Веллингтона, погруженного в свои тяжелые думы. Обычные западни делались из сетей, но эта западня была приготовлена Веллингтоном особым способом.
Куница была еще жива и полна сил. И когда двое охотников приблизились, она бросилась назад, насколько ей позволяла цепь капкана, припала к земле и глаза ее заблестели от злобы и ужаса.
— А, мой злой зверек! — усмехнулся Сэди, вынимая револьвер и взводя курок. Успокойся, один короткий момент и...
Не спуская глаз с разъяренного зверька, он сделал шаг вперед, неудачно ступил на обледеневшую ветку, поскользнулся и упал в снег. Раздался глухой выстрел... Хриплый крик вырвался из груди Сэди. И прежде, чем Веллингтон что либо сообразил, тело Сэди судорожно дернулось раз, другой и удобно успокоилось в мягком снегу. Во время падения пальцы бессознательно сжали курок...
Придя в себя, Веллингтон подошел и перевернул Сэди. Увы, его помощи не требовалось. Веллингтона объял ужас... Мысль, что и он отчасти является виновником смерти Сэди, кольнула его. Заботливо, даже с нежностью уложил он Сэди в сани и повернул нервничающих собак обратно по старому следу. Сквозь белую, дикую, тихую до жути местность подвигалась грустная процессия к дому.
Около ярко освещенной хижины стояли комфортабельные широкие сани, а невдалеке от них лаяли, рычали, огрызались привязанные собаки. Сердце Веллингтона учащенно забилось. Невольно его взгляд привлек дымок, курившийся над крохотной избушкой, прильнувшей к скале. Это была примитивная баня — необходимая принадлежность каждой хижины белого охотника.
Там мылся полицейский. Вздох облегчения вырвался из его груди при мысли о некоторой отсрочке.
Дымок же продолжал спокойной струйкой подыматься кверху и затем медленно расстилался по кустам.
Жанетта не заметила возвращения Веллингтона, несмотря на лай собак, и, когда он вошел, вздрогнула от неожиданности. По его лицу она почувствовала беду.
— М-сье, что случилось? — глаза ее расширились и потемнели, а лицо побелело от страха. — Скорей, скорей говорите...
Его горло сжалось. Слова отказывались выходить.
— Ваш муж... Сэди... он... с ним случилось несчастье... он... — едва слышно бормотал Веллингтон.
— Он погиб?! — словно разбилось что-то в Жанетте. — О, мой дорогой Сэди! Его нет в живых.! Возможно ли это? — с мольбой смотрела она на Веллингтона и ее прекрасные глаза застилались слезами.
— Как... как это могло произойти?
В коротких словах он рассказал все. Его твердый голос, казалось, успокоил ее. Она перестала плакать и, когда он кончил, глаза ее вновь блестели. Спокойно наблюдала она, как Веллингтон вышел и внес тело ее мужа, спокойно помогла уложить тело на скамейку и прикрыла лицо бедняги.
— Как печальна эта случайность, — проговорила она тихо, смотря в упор на Веллингтона. — Но сильный мужчина получит то, чего желает, не так ли, м-сье? — Вкрадчивая, мягкая томность появилась во взгляде.
Веллингтон насторожился. От загадочных слов и глаз женщины душа наполнялась адскими сомнениями. Он обдал ее холодным, злым взглядом.
Она отступила на шаг и подняла мягкую, смуглую руку, как бы желая защититься от удара.
Но он не двинулся с места... Осторожно залез в карман и вынул потрепанную пачку. Там оставалось только две папиросы. Он выбрал одну, слегка стукнул ею и закурил. Под кажущимся спокойствием напряженно работала мысль.
— Вы думаете, что это я убил Сэди, — произнес он холодно.
— Я не говорю этого и не буду говорить. Но сильный мужчина, который любит, не задумывается убить. Не так ли?
— Нет! — прогремел Веллингтон, отбросив всякую осторожность. — С чего это вы взяли, что я люблю вас... Я вас ненавижу! Я избегаю вас, как чумы! — Он остановился на минуту, задыхаясь от злобы и ненависти.
Лицо женщины сначала побелело, затем покрылось густой краской. Из закушенных губ брызнула кровь и окрасила их в малиновый цвет, цвет злобы. В глазах промелькнули тысячи различных выражений.
— Потише, — сказала она, и голос ее был сух и жесток, как хруст сухих осенних листьев под ногами. — М-сье Дейли еще здесь — и затем, — тут голос ее заиграл на самых высоких тонах: — вы будете арестованы... м-сье Веллингтон!..
Он не выдал своего страха и волнения. Медленно выпустил колечко дыма и вдохнул его аромат.
— Я сказал вам, что мое имя Белл, — произнес он спокойно.
— Да? А вы думаете Сэди не вспомнил ваш голос? Здесь в глуши, где всегда такая тишина, слух очень обостряется. И мы здесь слышим не так много голосов, чтобы забывать знакомые. И Сэди хорошо помнил вас. Он сказал мне: у этого человека несчастная судьба. Та история, которую он рассказал, кажется мне правдивой. Мы должны дружески отнестись к нему. Больше он ничего не сказал.
У Веллингтона был еще один шанс на спасение — он это знал. Стоило только ему пойти навстречу желаниям женщины, и она будет хранить его тайну. Еще не поздно было вернуть ее чувство — это он знал. Знал также, что в противном случае она выдаст его полицейскому.
Он бросил папиросу в маленькую железную печку
— Ну? — произнес он тихо, когда она умолкла.
— Ну? — передразнила она. — Я думаю представить вас м-сье Дейли. Я надеюсь, он будет рад познакомиться с вами, м-сье Веллингтон.
Он вынул корабин, и в его глазах появилась стальная решимость. — Одежда моя в порядке, — проговорил он, беря из угла парусиновый мешок, — собаки на дворе готовы и свежи, как маргаритки. Думаю, что вашему другу, м-сье Дейли, придется немного обождать...
В этот момент дверь с шумом растворилась и на пороге появилась фигура в полной форме провинциального полицейского.
— Я не знаю, кто вы, мистер, но я слышал, как вы называли мое имя и потому осмелился, не дожидаясь приглашения, войти. — С винтовкой наготове он переводил глаза с мужчины на женщину, стараясь найти разъяснение.
Женщина заговорила первой.
— О, м-сье Дейли! — воскликнула она с пылом. — Я так рада, что вы вошли. Этот человек, — и она указала драматическим жестом на Веллингтона, — очень скверный, он убил Сэди, а кроме того он тот самый Веллингтон, которого так давно разыскивает полиция
Дейли с удивленней посмотгел на своего пленника.
— Итак, вы Веллингтон? Нельзя сказать, чтобы вы походили на свой портрет. Кто это вас так разукрасил?
— Собака! — произнес Веллингтон странным металлическим голосом. — Положим, что я — Веллингтон, но я не убивал Сэди. — В коротких словах с теми же самыми подробностями, все тем же чужим голосом он описал происшедшее.
Как каменная, с застывшим яростным, презрительным взглядом, Жанетта слушала его. И когда он кончил, полицейский подошел к скамейке и внимательно осмотрел убитого.
— Я думаю, Жанетта, что вы ошибаетесь, полагая, что беднягу Сэди убил Веллингтон. Судя по тому, как вошла и вышла пуля и как обожжена кожа, дело было, повидимому, так, как он рассказывает.
Жанетта на мгновенье побледнела, но затем злобно-торжествующая улыбка разлилась по ее лицу.
— Но, несмотря на это, он все же Веллингтон! — воскликнула она — И он пойдет вместе с вами... в тюрьму...
Дейли удивленно взглянул на женщину и усмехнулся.
— Ну, здесь на месте я вряд ли в этом разберусь. Вот, если Веллингтон отправится вместе со мной, он сможет, если пожелает, выяснить все. Дело в том, что его друзья не поверили, что он убийца. Долго хлопотали, подняли дело и заставили мужа этой лэди сознаться. Он сделал это из ревности, как я слышал. Этот слух дошел до нас с месяц тому назад, но нам не удалось за это время увидеть вас.
В Жанетте полностью сказалось ее французское происхождение: еще за минуту перед этим она в ярости выплевывала злобные слова, теперь же, с свойственной ее натуре непоследовательностью, бросилась на колени перед телом мужа и разразилась громкими рыданиями.
Казалось, целые десятки лет свалились с плеч Веллингтона, когда слова Дейли дошли до его сознания, Складки вокруг его рта разгладились и жестокость глаз смягчилась. Он медленно полез в боковой карман, и достал потрепанную пачку. Единственную папиросу, что оставалась там, он предложил Дейли. Полицейский с видимым удовольствием взглянул на этикетку тонкого, дорогого сорта и с улыбкой покачал головой.
— Никогда нельзя брать у человека последнюю папироску, — сказал он.
Веллингтон рассмеялся веселым искренним приятным смехом.
— На этот раз вы сделаете исключение, — ответил он. — Я на пути туда, где их можно получить сколько угодно.