В этот тихий летний вечер, когда вместо солнца на западе осталась лишь догорающая красноватая полоска и над полями повеяло вечерней прохладой и неслось издали разноголосое мычание усталого стада — в этот день мне удалось поговорить «по душам» со странным пассажиром, который занимал меня уже несколько дней. Впрочем, странность у него была лишь одна: несмотря на то, что на взгляд ему нельзя было дать и тридцати лет, голова его была совершенно седая.
Пароход тихо скользил между засыпающими берегами. Мы оба сидели у борта, лениво перебрасываясь фразами, когда я внезапно спросил у собеседника:
— Так, когда же вы расскажете мне о том, каким образом вам удалось перекрасить так внезапно свои волосы?
Собеседник мой (фамилия его была Брячиславин, он был инженером и ехал в отпуск) сделался серьезным, и, после минутного раздумья, проговорил:
— Что ж... Хоть сейчас... Вечер прекрасный и располагает к откровенности. Прежде чем начать рассказ, позвольте вас спросить: вы когда-нибудь испытывали ощущение приближающейся смерти?
— Да, был такой момент. Не один даже раз. На фронте.
— А я хочу рассказать вам об одном случае, который произошел уже тогда, когда отгремели все войны. Я пережил несколько настолько жутких минyт, что иной, быть может, и перенесший обе войны, не испытывал такого.
— Слyчилось это три года тому назад. Я тогда благополучно превратился из студента в инженера и на время летнего отпуска уехал в Уральскую область. Там, в районе гoрода N-ска, жил старый мой знакомый, инженер, подпольщик-революционер когда-то, вдоволь испpобовавший прелести царских тюрем и каторги, но сохранивший свою бодрость, юмор и хлебосольство. Он тогда руеоводил строительными работами в том районе. У него поселилась на лето шумная компания. Я же с одним cвоим товарищем — ленинградским рабочим, — поселился невдалеке от них, в домике старого рыбака.
Я целые дни проводил на протекавшей вблизи широкой и полноводной реке с живописными берегами. Ловил рыбу, купался, словом, брал от природы все, что можно было. Я 6ыл большей частью один: товарищ мой был страстный охотник и забывал весь мир, забравшись далеко в лес.
Так проходило время.
Oднaжды, проснувшись утром, я нашел на столе у себя такую записку:
«Вспомните Исаева, которого вы так подло подвели пять лет тому назад. Я не забыл этого до сих пор, да этого и нельзя забыть. Ведь вы тогда одним ударом разрушили все мои планы. Я знаю также, что сведения о моем прошлом, которыми вы располагаете, неминуемо приведут меня к расстрелу, если я попадусь в ваши руки. Я все это знаю. Я ваш враг, но я не собираюсь вам мстить. Я вернулся недавно из «заграничного турнэ» на свою «дорогую родину»... Но это не относится к делу. Я предлагаю вам явиться сегодня не позже пяти с половиной часов в «Вавилонскую башню». Разумеется, без свидетелей. Не вздумайте также устраивать засаду или что-нибудь подобное: я стреляный воробей и не позволю одурачить себя еще раз. Я намерен поговорить с вами об одном чрезвычайно серьезном деле, которое и вам должно показаться интересным и, уж, наверное, не покоробит вашу хрустально-чистую совесть! Будьте благоразумны и приходите!»
Прочитав эту пространную записку, я задумался. Я вспмнил Исаева, небольшого суетливого человечка с бегающими близорукими глазами и всегда дрожащими рукaми. До революции он был присяжным поверенным, после революции он занялся неопределенными делами. Ходили слухи, что он ловил рыбку в мутной воде, совершал какие-то спекулятивные аферы. Я жил в одном доме с ним и поэтому часто с ним встречался. О том, что тогда несладко жилось, я думаю, не нужно рассказывать. Приходилось грызть гранит науки, довольствуясь микроскопическим пайком. Исаев это знал и решил, очевидно, меня испольэовать для своих проделок. Он однажды явился ко мне, после льстивого предисловия, прозрачно стал намекать на какое-то «дельце», в котором я могу принять участие. Я сделал обрадованный вид и осторожно выпытал у Исаева все подробности. Это «дельце» пахло прямым государственным преступлением. Исаев ушел от меня почти уверенный в моем согласии. Я же, не теряя времени, сообщил куда следует, и Исаев был пойман вместе со своей шайкой. Самому ему удалось благополучно улизнуть за границу. И вот, пять лет спустя, он cнова вынырнул здесь и зовет меня в «Вавилонскую башню».
«Вавилонской башней» местные жители называли громадную каменную башню, стоящую на берегу реки над обрывом. Говорили, что ее построил много лет тому назад один сказочно-разбогатевший купец-самодур. Инженер как-то говорил, что эту нелепую каменную громадину решено сломать и употребить камни на что-то другое.
Когда я выходил из ворот, ко мне подбежал босоногий, загорелый мальчуган и подал мне записку. В ней мой приятель-инженер в шутливом тоне приглашал меня на какое-то «эффектное зрелище» и я, занятый другими мыслями, не дочитав этой записки, рассеянно сунул ее в карман.
Почти целый день, рассеянно блуждая по берегу, я раздумывал над вопросом: итти или не итти в «Вавилонскую башню»?
Но моя молодая беззаботность, щекочущее ожидание какого-то необычайного приключения, и, наконец, желание проучить неведомого шутника, если это была чья-то шутка, — толкнули меня на такой опрометчивый шаг.
Предусмотрительно захватив с собой револьвер, я отправился в путь и около пяти с половиной часов был у башни.
Странный контраст представляло это мрачное сооружение с окружающим радостным блеском ясного летнего дня. Узкие пpорезы в стенах башни зловеще чернели, как глазные впадины черепа, а вход в нее с сорванной с петель тяжелой дверью казался открытым беззубым ртом.
Я обошел башню кругом, попробовал крикнуть, но никто не отозвался. Тогда, ощупывая в кармане револьвер, я вошел в башню и, осторожно оглядываясь вокруг, стал подниматься по вздрагивающей лестнице наверх.
Поднимаясь все выше и выше, я стал внимательно рассматривать все каменные ее комнаты. Всюду я находил покрытые мохом стены, обвалившиеся камни и сорванные с петель двери. Узкие бойницы в стенах пропускали очень мало света. В полутьме на полу мелькали проворные ящерицы. Где-то наверху звонко переговаривались ласточки.
Меня начало охватывать неприятное, томительное чувство. «Нет, пора выходить отсюда!» — подумал я, но все-таки решил обойти сначала всю башню. Теперь я был уверен, что кто-то пошутил надо мной, заставив совершить это странствие.
Но, когда я уже собрался повернуть обратно, то заметил прямо перед собой прибитую к стене бумажку и на ней нарисованную красным карандашом стрелку, которая указывала на открытую дверь рядом. Я счел это за указание себе, поколебался с минуту, но потом, решительно выхватив револьвер, шагнул в pacтворенную дверь.
Но в комнате, в которую я вошел, ничего и никого не было. Разочарованный я уже хотел уйти, но тут мое внимание привлек большой лист бумаги на стене, исписанный красным карaндашом. Я поспешно подошел к нему и в неясном свете, проникавшем сквозь две узкие бойницы, с трудом стал разбирать:
«О, премногo уважаемый честный враг мой! Я был уверен, что вы явитесь. Так и вышло. Вам недолго придется ждать. Пока вы разбираете эти слова, за вашей спиной»...
Внезапно сзади раздался тяжелый грохот и ржавый лязг. Я стремительно обернулся и застыл пораженный: дверь была закрыта и за ней громыхало ржавое железо задвигаемых засовов! Еше не понимая ничего, но уже в непобедимом предчувствии какой-то непоправимой беды, я рванулся к двери и бешеными толчками попытался отворить ее. Haпрасно: массивная, обитая железом дверь не дрогнула.
Охваченный тяжелым, томительным чувством, я ошеломленно прислонился к стене и вдруг услышал за дверью далекий сиповатый голосок, изменяемый странным эхом так, что казалось, словно говорят несколько одинаковых людей. Захлебываясь в торжествующем злорадстве, сиповатый голос выкрикивал:
— Ничего, ничего, не волнуйтесь, милейший! Просто небольшой эксперимент, ха-ха-ха... Вы также легко попали в ловушку, как я пять лет тому назад влопался в вашу! Вы-с человек нового, строитель будущего, а я отживший червячок, бывшее ничтожество, да-с... Видите ли: я придумал для вас oдну забавную средневековую штучку: я аккуратненько закрываю вас в этой комнатке, а сам ухожу подальше и наблюдаю издали, кaк ваши куски летят к небу вместе с этой каменной несуразицей! В межплaнетное пространство полетите, дорогой мой, и — хи-хи-хи-с... Ну-с, до свидания на том свете, мой милый, оставаться здесь становится уже опасным и я ухожу. Остальное узнаете из моей записочки, котoрую я вам помешал дочитать. Всего хорошего. Адью-с!
Хихикающий злобный голос отодвинулся вдаль и замолк. Я напряженно прислушивался, но из-за двери не доносилось больше ни одного звука. Я терялся в догадках. Рассеянно сунув револьвер в кapмaн, я нашел там какую-то бумажку. Она оказалась запиской от инженера, которую я не прочитал раньше. Машинально развернув ее, я стал пробегать написанное, но чем дальше я читал, тем напряженнее взгляд впивался в буквы. Вот, что в ней было:
«Товарищ Брячиславин! Сегодня в шесть часов вечера вы имеете возможность присутствовать на просмотре грандиозной постановки, чрезвычайно короткометражной картины. Постановка, сценарий и все прочее — мои. Эффектное зрелище. Будем взрывать «Вавилонскую башню». Я нарочно выбрал время, когда она будет хорошо освещена предвечерним солнцем. Соединим приятное с полезным! Мы соберемся на дрyгoм бepегy, против нее. Запомните, в шесть часов и ни секундой позже или раньше произойдет взрыв. Будьте».
Судорожно скомкав в руке записку, я неподвижным взором глядел перед собой. В первую минуту я не понял всего ужаса своего положения. Но затем, растерянно оглядываясь вокруг, я начал приходить в себя и тогда ужас охватил меня леденящей волной. Едва различая окружающее, я в бессильном отчаянии заметался по комнате. Но скоро paссудок взял перевес над отчаянием:
— Рано отчаиваться! — успокаивал я сам себя. — Лучше обсудить за и против: если... если еще осталось время...
Я с лихорадочной поспешностью выдернул из кармана часы: было без двадцати минут шесть. За эти двадцать минут я должен выбраться из этого каменного мешка. Что предпринять? Дверь была несокрушима: оставалось поискать другой выход. Прежде вceгo, я тщательно осмотрел две узкие бойницы, заменявшие собою окна. Длиною они были почти в человеческий рост, но узки настолько, что пролезть сквозь них было немыслимо. Попытки отворотить один из камней, чтобы расширить отверстие, окончились неудачей. Взглянув сквозь них, я обнаружил, что они выходили на противоположную реке сторону, в поле. Значит, даже криками я не мог бы дать знать о себе своим друзьям на том берегу.
Наконец, я попробовал прочность самих стен, тщательно ощупал и обстукал каждый камень, но все было напрасно: стены были как вылитые. Угасла последняя надежда на спасение. Теперь не было ни одного шанса за. Я бессильно опустился на пол, прислонясь горячей головой к холодной стене.
— Неужели гибель? — взвихренно понеслись мысли, — неyжели через несколько минут придет нелепая и страшная смерть, в одиночестве, среди груды каменных осколков? Ведь в те грозовые годы, когда пачками гибли люди в яростной борьбе — я остался невредим. А теперь, когда за этими стенами весело гремит и блещет жизнь, — я погибну...
Быть может, инженер на другом берегу уже готовится соединить провода, перекидываясь шутками с остальными...
Но затем мною овладел приступ aпатии. Я бессмысленным взглядом смотрел перед собою в безразличном ожидании гибели.
В голове шумело. Перед глазами колыхался туман. Какой-то путаный бред кровавой пеленой надвигался на мeня. В сумраке появились странные видения, закружились, закачались уродливые кошмары.
Странно: весь полузабытый вздор прочитанных когда-то романов вдруг всплыл в памяти в эти предсмертные минуты.
То передо мною маячил сутулый прелат в черной рясе, костлявыми пальцами перебирая четки и устремив на меня пылающий ненавистью взгляд. То я стоял среди огромного сводчатого зала и ко мне медленно приближался кто-то в красном, а вдали мерцали огоньки свечей и звучал суровый напев. То у моих ног с тихим рокотом плескались волны, а от чернеющего вдали замка мчался Исаев, хихикая и сверкая глазами...
Но вдруг, разрывая удушливую паутину кошмаров, громыхнуло совсем близко несколько выстрелов.
Я очнулся, покрытый холодным потом. Безумно колотится сердце, все качается кpyгом. С трудом начинаю понимать, что стрелял я, так как в руке у меня револьвер. Но то, что я увидел перед собой, заставило меня разом вскочить на ноги. Одна бойница была гораздо шире другой!
По странной случайности, выстрелов в бреду, я попал, вероятно, в какую-то незаметную для глаз трещину и это заставило отвалиться большой кусок камня.
Снова во мне загорелась надежда. Теперь можно было попытаться пролезть в это отверстие.
Hо... время? Выхватив часы, я взглянул на них и застыл: стрелки показывали одну минуту седьмого! А взрыв был назначен ровно в шесть! Но в следующее мгновение я уже яростно проталкивался в отверстие. Мне казалось, что у меня ломаются ребра, несколько раз я был близок к обмороку, но все же продолжал продвигаться вперед, стиснув зубы, обливаясь потом от безумного напряжения. Ceкунды казались часами.
Но вот я почувствовал легкое дуновение ветра — я оказался снаружи. Но внизу подо мной на несколько саженей тянулась совершенно гладкая стена, без малейшего выступа, за который можно было бы схватиться. Взглянув назад, я увидал над головой обломок какого-то балкона. Я схватился за него и хоть он качался и дрожал под тяжестью моего тела, все же мне удалось благополучно взобраться на него.
Потом еще и еще, словно в каком-то полусне, я перелезал и перепрыгивал куда-то и оказался на плоской крыше башни.
Взглянув с головокружительной высоты вниз, я различил на другом берегу извивавшейся реки кучку людей.
Тогда, бегая по самому краю и неистово размахивая руками, я стал кричать. Всю жажду жизни, всю надежду на спасение, все последние силы я вложил в эти отчаянные вопли. И люди внизу услыхали меня.
Они тревожно забегали по берегу, некоторые из них, прыгнув в лодку, торопливо гребли к башне, а потом я слышал откуда-то крики: «Держитесь! Мы идем!» и потом сознание покинуло меня.
Я очнулся на берегу, на влажной от вечерней росы траве, надо мной склонились встревоженные лица моих друзей, приветствовавших мое спасение.
Брячиславин взволнованно провел рукою по волосам и замолк.
— Но почему запоздал взрыв? — спросил я после некоторой паузы.
— Мои часы были на восемь минут впереди! — ответил он.
— А Исаев?
— Его поймали через несколько дней после того. Он оказался иностранным шпионом и... получил то, что заслужил.
Уже совсем потемнело небо. Одна за другой вспыхивали на нем звезды и над спящими полями медленно вставала луна.
Мы оба молчали.