12. ВОПРОС: Читая введение Ф. Энгельса к книге К. Маркса «Классовая борьба во Франции от
1848—1850 г.г.», я нашел, что Ф. Энгельс, критикуя восстание при современной военной технике, целиком становится
заступником парламентарной борьбы, даже такие моменты, как гражданская война 1871 г. считает лишь способным сократить на
время боевые силы партии, необходимые для парламентарной борьбы (стр. 19, изд. 1920 г.). И в конце своей статьи он
ссылается на христиан, которые, несмотря на гонение, исключительные против них законы (то же по отношению к Германской
соц.-демокр.) все-таки восторжествовали. Короче говоря, он (Ф. Энгельс), вместо вооруженного восстания, жесточайшей
классовой борьбы переходящей в гражданскую войну, рекомендует заменить будто бы парламентарной борьбой, реформами,
завоеванием большинства масс не только пролетарских, но принадлежащих и к среднему обществу, и к мелкой буржуазии, и
крестьянству, проще говоря простым численным превосходством заставить склониться все другие силы.
Правильно ли я понял? Не для отдельной ли какой эпохи собирания сил Ф. Энгельс эти слова писал? Не является ли это ошибкой Ф. Энгельса? Нет ли позднейших произведений Ф. Энгельса, где эти положения поясняются или отвергаются? Какими документами пользовался тов. Сталин, заявляя: «Энгельс критиковал не любую общую
забастовку, а лишь определенный род общей забастовки, всеобщую экономическую забастовку анархистов, выдвигавшуюся
анархистами взамен политической борьбы пролетариата» (Сталин. «О Ленине и ленинизме», I изд., 1924 г., стр. 36). Меня
крайне смущает это введение. С одной стороны, я не могу допустить ошибки со стороны Ф. Энгельса, хотя выведенными его
положениями пользуются враги революционного марксизма, с другой стороны, если я правильно понял это введение, то оно
ошибочно, ибо опровергнуто русской революцией.
(Васюков и Селянинова. Г. Белозерск, Череповецкой губ.).
ОТВЕТ: В напечатанном в 1895 г. введении Фридриха Энгельса к «Классовой борьбе во Франции от 1848 г. до 1850 г.» Маркса действительно есть места, которые дали основание реформистам утверждать, будто Энгельс, один из основоположников «самого революционного учения, какое только знало XIX столетие» отрекался в нем от своего революционного прошлого и защищал тактику законности во что бы то ни стало. На это введение ссылался вождь германского ревизионизма Бернштейн в своих «Предпосылках социализма», утверждая, что рекомендуемая им тактика приспособления к демократической легальности буржуазно-демократического государства вытекает из последних заветов Энгельса. Между тем уже Плеханов указал, что действительный смысл рассуждений Энгельса сводится к осуждению не насильственных действий вообще, а только преждевременных насильственных действий, на которые старались толкнуть германскую социал-демократию немецкие охранители, надеясь разбить ее и тем положить конец ее непрерывным успехам. Энгельс в заключительных словах введения, проводя параллель между современной ему эпохой и временем борьбы христианства с язычеством, намекает на то, что социалисты восторжествуют тогда, когда революционные идеи проникнут в армию и когда «легионы» нашего времени заразятся социалистическим духом, — до тех же пор он рекомендует социалистической партии избегать открытых столкновений с войсками, — ибо исход уличной борьбы всегда определяется настроением войска. (См. Плеханов, «Историческое подготовление научного социализма», 1922, стр. 122). Однако, тот же Плеханов признал «неуместным», что «Энгельс, умевший так ярко и ясно выражать свои мысли, выразился на этот раз довольно неясно и сбивчиво», уступив настояниям «практических политиков» своей партии. Эта уступчивость Энгельса причинила массу практических неудобств. («Критика наших критиков», 1906, стр. 243). Вопрос однако решается тем, что действительный текст Энгельса, как он вышел из-под его пера, отличался от напечатанного текста. Сам Энгельс еще при жизни в письмах к Лафаргу и Каутскому очень резко протестовал против ревизионистского толкования его введения. Он называет «позорным» впечатление, вызываемое смягченным текстом «Введения», будто он превращается в «мирного поклонника законности quand même». Энгельс говорил, что «мирную тактику» он рекомендует только для Германии настоящего времени, да и то с существенными оговорками. Во Франции, Бельгии, Италии, Австрии этой тактики нельзя следовать в ее целом, а в Германии она может стать неприемлемой завтра. Энгельс хочет этим сказать, что организационная, агитационная и пропагандистская деятельность германской социал-демократии развертывалась тогда так успешно в условиях буржуазной легальности, завоевывая идеям социализма все более широкие массы пролетариата, что восстание — в данный момент — было бы преждевременным, оборвав процесс завоевания большинства рабочих масс. В 1924 г. т. Рязанов в книге первой издаваемого им «Архива Маркса и Энгельса» (257—261) опубликовал все места из Энгельсова «Введения», выкинутые по настоянию центрального комитета германской социал-демократии в 1895 г. и доказал, что Энгельс и в 1895 г., накануне своей смерти, оставался защитником старой революционной тактики пролетарской борьбы. В выброшенных партийными бюрократами местах Энгельс говорит не об отказе от уличной борьбы, даже от баррикад, а только о более тщательном взвешивании их шансов, указав, «что условия с 1848 года стали более неблагоприятными для гражданских инсургентов, более благоприятными для партии», Энгельс, однако, считает неправильным делать отсюда вывод, «что в будущем уличная борьба не будет уже играть никакой роли. Нисколько.» Восставшие «предпочтут тогда, как и во время всей Великой французской революции или 4 сентября и 31 октября (1871 г.) в Париже, открытое наступление пассивной баррикадной тактике». Энгельс повторяет здесь то, что он говорил еще в 1851 г. в «Революции и контр-революции в Германии»: «Раз восстание начато, необходимо действовать с величайшей решительностью и переходить в наступление. Оборона — смерть всякого вооруженного восстания». Энгельс как бы предвидел опыт Октябрьской революции. (Дальнейшие выдержки см. у Рязанова). Работа т. Рязанова не оставляет никакого сомнения, что Бернштейн не имел никакого права ссылаться на Энгельса для обоснования своей ревизионистской тактики, — его ссылки прямо недобросовестны, ибо подлинная рукопись Энгельса хранилась у него.
Что касается до политической забастовки, то Энгельс восстал не против нее, как таковой, а против анархистской «проповеди чудодейственных свойств всеобщей стачки». С точки зрения анархистов, всеобщая забастовка должна заменить политическую борьбу пролетариата и прямо привести общество к социализму. В своей брошюре «Бакунисты за работой» (1873) Энгельс подвергает критике поведение испанских анархистов во время борьбы за республику в Испании в 1873 г. Последние проповедовали рабочим воздержание от политической борьбы, противопоставляя ей всеобщую стачку, как чудотворную панацею.
Энгельс ставит в вину анархистам Барселоны, «самого крупного фабричного города Испании», что они «прибегли к всеобщей стачке для того, чтобы под предлогом ее уклониться (подчеркнуто Энгельсом) от восстания». Победа могла бы достаться восставшим только в том случае, если бы восставшие действовали наступательно... Если они хотели победить, другого средства не было». Отсюда ясно, как неправы были германские оппортунисты, ссылаясь на критику Энгельсом идеи всеобщей стачки, — по Энгельсу — с капитализмом, — с ним невозможно покончить путем революции скрещенных рук», а только посредством вооруженного восстания. Для германских же ревизионистов и политическая стачка — слишком решительное оружие.
Отметим, что германский ученый Вернер Зомбарт, говоря о синдикалистах (родственное анархизму течение) называет всеобщую стачку как бы «сухой баррикадой»: «генеральная стачка в синдикалистской теории занимает место (ersetzt) гражданской войны, проповедуемой коммунистами» (Der proletarische Soczialismus «Marxismus». I Band. Jena 1924, стр. 415). Энгельс постольку и возражал против анархистской идеи о всеобщей стачке, которая-де должна заменить гражданскую войну, вне которой он не мыслил пути к коммунизму. Наконец, В. И. Ленин в 1905-1907 г.г., эпоху первой русской революции, не переставал указывать, что всеобщая политическая стачка не может дать пролетариату победы над царизмом, что в конечном счете — она обречена на неуспех, если не перейдет в высшую форму движения — вооруженное восстание. Всеобщая стачка с точки зрения ленинизма лишь подготовительная ступень к восстанию — это прекрасное средство мобилизации масс для борьбы, — но не орудие победы. В 1906 году Ленин критикует меньшевиков, которые после разгона первой Думы (июль) призывают к демонстративной забастовке, — стачке-демонстрации Ленин противопоставлял стачку-восстание.