Эпоха царствованiя Наполеона III можеть быть названа тѣмъ перiодомъ всемирной исторiи, въ теченiе котораго... веселились, какъ никогда. Правда, во дни цезарей въ Римѣ тоже процвѣтало веселье, но тамъ надъ разнузданностью нравовъ постоянно вѣяли черныя крылья смерти, какъ говорить Тацить въ своемъ "Пирѣ Мессалины". Съ другой стороны, вакханалiи итальянскаго Ренессанса были черезчуръ эстетичны и почти торжественны, а придворная распущенность при всѣхъ трехъ Людовикахъ во Францiи захватывала слишкомъ узкiе круги тогдашняго общества.
Зато въ 60-хъ годахъ, XIX столѣтiя упоенiе охватило чуть не весь Парижъ. Кличъ буржуазной монархiи: "Обогощайтесь!" зычно раздался по всей Францiи. Францiя стала богатой страной. Всѣ сокровища земли потекли сюда широкой рѣкой, чтобы испариться до тла среди взрывовъ веселья.
Во имя удачной гримасы, Галеви и Оффенбахъ упразднили все завѣтное и святое. Начиная съ Олимпа, все, и земное, и небесное, было принесено въ жертву распутству.
Лишь по временамъ изъ каких-то глубинъ государственнаго дна слабо доносился грозный рокоть голоднаго пролетарiата, не прерывая, впрочемъ оргiи господъ: онъ былъ еще слишкомъ далеко, слишкомъ слабъ, чтобы вызвать серьезную тревогу.
О мѣрѣ тогдашней распущенности нынѣ собрано множество свидѣтельствъ. Надо сказать, что, въ общемъ, она покажется почти скромной, въ сравненiи съ нынѣшними "развлеченiями" богатыхъ людей. Достаточно сказать, что "Дама съ камелiями" считалась тогда въ наиболѣе фривольныхъ кругахъ верхомъ безстыдства.
И шутки были соответственно невиннѣе нынѣшняго. Такъ, однажды приглашенныя на обѣдъ въ одно посольство лица, войдя въ столовую, увидели, что ихъ мѣста заняты ихъ же ливрейными лакеями... Разумеется, лакеи оказались переодѣтыми людьми "своего круга". Эта шутка очень напоминаетъ описанный Петронiемъ "Пиръ у Трималхiона".
Во времена второй имперiи самое обращенiе монарховъ къ подданнымъ принимало такiя формы, которыя нынѣ кажутся просто невѣроятными во всѣхъ государствахъ, кромѣ самыхъ дикихъ. Лоллье разсказываеть въ своей книгѣ "Женщины второй имперiи" слѣдующiй случай. Во время пребыванiя итальянскаго короля Виктора-Эммануила въ Парижъ, онъ посѣтилъ вмѣстѣ съ Наполеономъ спектакль въ оперѣ и во время спектакля замѣтилъ на сценѣ чрезвычайно красивую танцовщицу. Крайне падкiй на женскую красоту, король обратился къ императору съ вопросомъ, что можетъ "стоить" понравившаяся ему балерина.
— Не знаю хорошенько, — отвѣчалъ Наполеонъ: — Я спрошу у своего адъютанта.
И обернулся назадъ.
— Для васъ пять тысячъ франковъ, ваше величество! — отрапортовалъ шопотомъ адъютантъ.
— Слышите, ваше величество? Пять тысячъ франковъ, — повторилъ Наполеонъ.
— Чортъ возьми, какъ дорого! — отвѣчалъ король, страсть котораго, очевидно, была обратно пропорцiональна толщинѣ кошелька.
Наполеонъ захохоталъ и снова обратился къ адъютанту:
— Отнесите эти 5,000 франковъ за мой счетъ...
Тогда въ Парижѣ существовало, поскольку это относилось къ царствующимъ особамъ женскаго пола, два двора, двѣ императрицы. Оффицiальной повелительницей была Евгенiя. А негласно царствовала, въ смыслѣ прямого влiянiя на дѣла, принцесса Матильда, кузина императора, которую онъ любилъ чрезвычайно. Она доставала ему деньги для политической дѣятельности, когда онъ былъ еще бѣднымъ искателемъ приключенiй. Наполеонъ охотно женился бы на ней, если-бъ, кромѣ внѣшнихъ данныхъ, у бѣлокурой принцессы было то, чего ей очень недоставало: деньги.
Разумѣется, эти первыя въ Парижѣ дамы, какъ натуры дiаметрально почти противоположныя, не любили другъ друга. Онѣ и видѣлись лишь въ тѣхъ исключительныхъ обстоятельствахъ, когда присутствiе ихъ обѣихъ было государственной необходимостью.
Матильда любила умъ, Евгенiя — блескъ.
Своими невѣроятно странными вопросами императрица не разъ приводила въ остолбенѣнiе всѣхъ окружающихъ. Однажды, во время катанья по озеру, пошелъ дождь, и Евгенiя совершенно серьезно потребовала отъ несчастныхъ придворныхъ объясненiя: къ чему дождь падаетъ не только на землю, но и въ озеро, въ которомъ и безъ того много воды?..
Она всецѣло была въ рукахъ духовенства, и, благодаря этому, какъ говорятъ, оказалась истинной зачинщицей войны 1870 г. У нея была несчастная страсть вмѣшиваться въ политику. Она врывалась въ засѣданiя совѣта министровъ, хотя это было ей строжайше воспрещено, и разъ, когда ея супругъ, въ ярости на ея безтактность, выбѣжалъ изъ залы, гдѣ происходилъ совѣтъ, она, ни съ того, ни съ сего, уѣхала въ Лондонъ, къ королевѣ Викторiи. Можно себѣ представить изумленiе этой умной, воспитанной въ строго-конституцiонныхъ началахъ женщины!..
Одной изъ главныхъ особенностей характера Евгенiи была страшная скупость. Когда ея сынъ учился въ Англiи, въ Вульвичской военной школѣ, она отказывала ему въ карманныхъ деньгахъ, такъ что онъ долженъ 6ылъ совершенно отказаться отъ участiя въ маленькихъ пирушкахъ своихъ товарищей. Судьба, какъ извѣстно, загнала его въ Африку во время войны съ зулусами, съ которой онъ уже не возвратился. Получивъ извѣстiе объ его смерти, Евгенiя не сразу рѣшилась позаботиться о погребенiи своего ребенка.
Такъ какъ Евгенiя весьма мало смыслила въ наукѣ и литературѣ, то Наполеонъ старался восполнить этотъ пробѣлъ обнаруженiемъ "кстати" собственныхъ познанiй, причемъ, конечно, неоднократно тоже попадалъ впросакъ. Желая польстить знаменитому критику Сентъ-Бёву, онъ сказадъ ему однажды:
— Я всегда съ удовольствiемъ читаю ваши воскресные фельетоны въ "Монитерѣ"...
Фельетоны Сенть-Бёва шли два года тому назадъ, и не въ "Монитерѣ", а въ "Конституцiонелѣ"...
Интересно, кстати, констатировать, насколько широко было распространено въ тогдашнемъ Парижѣ убѣжденiе, что Наполеонъ III не былъ сыномъ голландскаго короля Людовика, а следовательно, и потомкомъ Бонапартовъ. Людовикъ самъ доказывалъ это. Цѣломудрiе и вѣрность не были, конечно, отличительными качествами его прекрасной Гортензiи. Это подтверждается существованiемъ ея незаконнаго сына Деморни, который, подъ именемъ де-Морни, былъ преданнѣйшимъ приверженцемъ своего императора. А самъ Наполеонъ III, въ лучшемъ случаѣ, могъ бы назваться потомкомъ Богарнэ, но ужъ никакъ не Бонапарте. Истинный же Бонапарте, несомнѣнный отпрыскъ перваго императора, долженъ былъ, подъ нменемъ графа Валевскаго, удовольствоваться снисходительнымъ признанiемъ своего происхожденiя, да и то черезъ посредство англiйскаго правительства!
Въ судьбѣ императрицы Евгенiи все странно, какъ и ея бѣгство изъ Парижа 4-го сентября 1870 г.
Оба посланника, Нигра и Меттернихъ, обѣщали ей полную безопасность при отъѣздѣ изъ Лувра. На улицѣ стояла толпа, и оба они отправились искать извозчика. Нахлынувшая волна народа отнесла ихъ такъ далеко, что они не возвратились во дворецъ, и Евгенiи пришлось укрываться въ жилищѣ зубного врача, англiйскаго подданнаго.
Низложенная съ трона чета нашла себѣ прiютъ въ Англiи. Очевидно, извѣстный Хоудь, эксцентричный англичанинъ, спецiально жившiй въ Парижѣ нѣсколько лѣтъ, чтобы, какъ онъ открыто заявлялъ, дождаться неизбѣжнаго паденiя Наполеона, былъ не такъ ужъ безуменъ, когда заранѣе радовался, что именно Англiя приметъ бѣглецовъ.
Евгенiя нѣсколько разъ возвращалась въ Парижъ.
Въ первое же ея возвращенiе, когда она, проходя по мѣсту былыхъ ея трiумфовъ, Тюильрiйскому парку, вздумала сорвать цвѣтокъ, не знавшiй ее сторожъ строго замѣтилъ:
— Здѣсь запрещается рвать, цвѣты сударыня....
Быстро разсѣялся и весъ кружокъ подругъ Евгенiи, прелестныхъ, легкомысленныхъ красавицъ. Въ числѣ ихъ была классически прекрасная Кастильоне, которую прислалъ изъ Турина въ Парижъ Кавуръ, чтобы, опутанный ея сѣтями, Наполеонъ не мѣшалъ разрѣшенiю вопроса объ единствѣ Италии. Испытавъ всю превратность житейскаго блеска, сгорбившись и состарѣвшись, Кастильоне жила лишь воспоминанiями. Въ ея жилище не проникало ни единаго луча дневного свѣта, не было ни одного зеркала, которое могло бы ей сказать, что она уже старуха, — и только поздней ночью, закутавшись съ головы до ногъ, выходила она на улицу.
По происхожденiю Кастильоне была одной изъ самыхъ "интернацiональныхъ" женщинъ. Полу-корсиканка, какъ дочь одной изъ Бонапарте, полу-ирландка — по своему отцу Визэ, она стала нѣмкой, выйдя замужъ за графа Сольма, итальянкой — послѣ брака съ Ратацци, и, наконецъ, испанкой — по третьему мужу, де-Рутэ. Когда она захотѣла выйти за Ратацци, послѣдний оффицiально обратился къ Наполеону съ просьбой указать, дѣйствительно-ли Кастильоне принадлежала ему.
— У меня дурная память на такiя вещи! — отвѣчалъ императоръ.
Совсѣмъ иное впечатлѣнiе производитъ жизнь и приближенные принцессы Матильды. Она ненавидѣла духовенство, окружала себя поэтами и учеными. Ея обѣды были знамениты лишь въ предѣлахъ ея кружка. Она была повѣнчана съ русскимъ княземъ Демидовымъ, который, въ припадкѣ безумной, хотя и безпричинной, ревности ударилъ ее по щекѣ во время званаго обѣда. Послѣ этого она отправилась въ Петербургъ и добилась отъ Николая I-го личной свободы и крупной ренты.
Бѣдная принцесса такъ и не поняла до конца жизни, какъ это послѣ утонченно изысканнаго и въ желудочномъ, и въ духовномъ отношенiи обѣда у нея, послѣ живого обмѣна самыми высокими идеями, — мужчины отправлялись прямо въ Балъ-Мобиль, въ объятiя публичныхъ женщинъ. И услыша объ этомъ, она всегда заболѣвала отъ негодованiя и печали. Тѣмъ не менѣе, она допускала у себя полную свободу рѣчи. Одного только нельзя было касаться — ея идола, ея божества — Наполеона I-го. Когда ея другъ Тэнъ написалъ свой знаменитый памфлеть на перваго императора французовъ, она немедленно послала ему визитную карточку р.р.с.....
Увы, все проходитъ, все смывается безконечными волнами человѣческой исторiи... Всѣ эти блестящiя женщины живутъ нынѣ лишь на страницахъ бытовой исторiи.
Х.
Парижъ, въ апрѣлѣ 1906 г.
