На-дняхъ въ Римѣ открылась первая самостоятельная выставка русскихъ художниковъ. Прежде наши соотечественники только принимали участiе въ общихъ итальянскихъ выставкахъ на Via Nationale.
Давно, въ тридцатыхъ, сороковыхъ и пятидесятыхъ годахъ, когда семья русскихъ пансiонеровъ въ Римѣ была велика, они устраивали свои выставки къ прiѣзду Николая Павловича и великихъ князей. Дѣятельными участниками подобныхъ выставокъ были Кипренскiй, фонъ-Моллеръ, Ѳеодоръ Бруни, Пименовъ, Витали, Ставассеръ, Пименъ Орловъ, Iорданъ, Рамазановъ.
Но это было очень давно и носило характеръ частный, семейный. Съ каждымъ годомъ римская колонiя русскихъ художниковъ замѣтно рѣдѣетъ. Послѣднiя пять лѣтъ унесли Риццони, Семирадскаго, Бронникова, Павла Свѣдомскаго.
Изъ болѣе замѣтныхъ остались Ѳеодоръ Рейманъ, Александръ Свѣдомскiй, Бакаловичъ, Краснушкина.
Такъ какъ на выставкѣ — мнѣ пишутъ изъ Рима — обращаютъ на себя главное вниманiе работы Реймана, я считаю необходимымъ подробно остановиться на творчествѣ этого художника. Минувшимъ лѣтомъ я видѣлъ въ его мастерской на Via Sistino всѣ тѣ акварели, которыя онъ теперь выставилъ. Значенiе ихъ велико не только для Россiи, но и для всего культурнаго мiра. Почему, скажемъ объ этомъ ниже.
Ѳедоръ Петровичъ Рейманъ — уроженецъ Прибалтiйскаго края, но православный по вѣрѣ и русскiй по симпатiямъ, живетъ въ Римѣ лѣтъ сорокъ. Живетъ и работаетъ въ томъ самомъ старинномъ домѣ, гдѣ нѣкогда жилъ Гоголь и гдѣ на фронтонѣ красуется барельефный профиль генiальнаго писателя. Типичный, старый, итальянскiй домъ, отъ котораго такъ и вѣетъ далекимъ средневѣковьемъ. Толстыя стѣны, желѣзныя рѣшетки въ маленькихъ оконцахъ, массивныя двери съ кольцами.
На протяженiи десятковъ лѣтъ Рейманъ всегда былъ до трогательнаго нѣжной и заботливой нянькой русскихъ пансiонеровъ. Молодые, неопытные, безъ языка, прiѣзжали они въ Римъ. Онъ ихъ устраивалъ, объяснялся за нихъ, училъ ихъ по-итальянски. Киселевъ, Порфировъ, Лосевъ, Дурдинъ — все это его питомцы.
— Это мнѣ всегда доставляло удовольствiе — рассказывает Ѳеодоръ Петровичъ. Отчего же я всегда былъ радъ помочь землякамъ, принести пользу. Но воть, бывало, бѣда, когда мнѣ присылали сумасшедшихъ. Случилось это всего, правда, три раза, но сколько я натерпѣлся съ ними. А бросить — жаль: пропадеть на чужбинѣ.
Русская молодежь иначе не называетъ его, какъ папа Рейманъ.
Лѣтомъ, когда я былъ у него, Рейманъ закончилъ свой гигантскiй труд, длившiйся на протяженiи двѣнадцати лѣтъ. Это цѣлыя сотни акварелей, написанныхъ при невѣроятной, почти легендарной обстановкѣ.
Давно, еще въ началѣ девяностыхъ годовъ, Рейманъ получилъ отъ нашего правительства заказъ написать точныя копiи древне-христiанскихъ фресокъ въ римскихъ катакомбахъ. Надо самому хоть слегка побродить по катакомбамъ чтобы понять всю страшную трудность исполненiя такого заказа.
Бывали попытки и до Реймана, жалкiя ничтожныя попытки. Все это дѣлалось не серьезно, по-диллетантски. На-спѣхъ снималось нѣсколько фотографiй и также наспѣхь, ремесленнически, дѣлались съ нихъ акварели. Я видѣлъ у Реймана одно нѣмецкое изданiе въ такомъ духѣ. Своеобразный характерь фресокъ не переданъ даже на волосъ. Все какая-то развязная отсебятина. Ни одной правдивой линiи. Христосъ выглядитъ какимь-то розовымъ, сытымъ и причесаннымъ юношей. Богородица — расфранченной дамой въ парикѣ. Богь знаетъ, что такое!
Въ теченiе двѣнадцати лѣтъ Рейманъ, можно сказать, не видѣлъ дневного свѣта. Спускался онъ въ катакомбы раннимъ утромъ и уходилъ оттуда позднимъ вечеромъ. Прежде чѣмъ приступить къ дѣлу, онъ занялся изученiемъ катакомбъ, ибо ничего нѣтъ легче, какъ заблудиться въ ихъ лабиринтѣ. Но даже и при знакомствѣ съ планомъ работать въ катакомбахъ далеко не безопасно. Сплошь да рядомъ бываютъ обвалы. Это значитъ — остаться погребеннымъ заживо. Подумать страшно!
Однажды, сторожа и монахи забыли о томъ, что Рейманъ въ катакомбахъ и заперли его. Двое мучительныхъ сутокъ голодный провелъ художникъ подъ землей въ глухой и черной мглѣ — керосинъ его рабочей лампочки весь выгорѣлъ.
Когда я любовался мастерскими законченными акварелями Реймана, онѣ казались мнѣ прямо чудомъ. Развѣ не чудо написать такiя вещи при самыхъ не6лагопрiятнѣйшихъ условiяхъ, при свѣтѣ скудной лампочки. Холодно, сыро, темно. Сквозь камень стѣнъ сочится влага, вода. Съ трудомъ различаешь фрески, гибнущiя отъ времени и ядовитой, незамѣтно разрушающей камень, сырости.
Прежде чѣмъ положить мазокъ, обозначить контуръ, художнику приходилось часами, кропотливо изучать съ лампочкой тотъ или другой кусокъ стѣны.
Катакомбы, какъ извѣстно, расположены за Римомъ и тянутся вдоль Via Appia. Ѣздить туда каждый день изъ дому было немыслимо. Только разъ въ недѣлю позволялъ себѣ художникъ воскресный отдыхъ. Остальное же время ему приходилось ночевать въ неудобныхъ, для простого люда — окрестныхъ локандахъ. Изъ города онъ бралъ съ собой запасъ провизiи: хлѣ6а, колбасы, вина. Приходилось питаться сухояденiемъ. Такiя условiя могли бы сломать даже человѣка съ желѣзнымъ богатырскимъ здоровьемъ. Какъ уцѣлѣлъ слабый, маленькiй, худенькiй Рейманъ — это для меня загадка. Правда, катакомбы наградили его жестокимъ ревматизмомъ, который онъ лечитъ каждый годъ въ горахъ Кампаньи, но все же надо удивляться его выносливости, выносливости и беззавѣтной любви къ дѣлу. Трудъ Реймана — трудъ идейный, высокаго, культурнаго значенiя.
Россiя можетъ гордиться его копiями римскихъ фресокъ. Такихъ нѣтъ нигдѣ, ни въ одной странѣ.
Любопытно, что христiане III вѣка изображали Христа бритымъ, римскимъ сенаторомъ въ тогѣ. Акварели Реймана передаютъ фрески съ математической точностью. Не упущены даже случайныя, выщебленности въ камняхъ. Но въ то же время это не сухiе протокольные отчеты, а строго художественныя произведенiя, плѣняющiя своимъ колоритомъ.
— Да неужели это писалось при лампочкѣ? Рейманъ застѣнчиво улыбнулся.
— А то какъ же иначе? Бывали раньше попытки освѣтить катакомбы электричествомъ, но изъ этого ничего не выходило.
— А, скажите, Ѳедоръ Петровичь, жутко работать въ катакомбахъ?
— Сначала жутко, потомъ привыкъ. Тишина кругомъ — сказочная, могильная. Чувствуешь себя отрѣзаннымъ совершенно отъ внѣшняго мiра. Слухъ мой въ этой, ничѣмъ не нарушаемой тишинѣ обострился до чрезвычайности. Вы можете не повѣрить мнѣ, но я слышалъ, явственно слышалъ, какъ ползетъ паукъ.
Своими фресками Рейманъ при жизни поставилъ себѣ памятникъ. Въ московскомъ музеѣ увидитъ ихъ вся Россiя и всѣхъ онѣ приведутъ въ восхищенiе.
Нужно-ли говорить, что Рейманъ, отдавшись катакомбамъ, забросилъ совершенно собственное творчество. Получалъ онъ отъ нашего правительства около шестисотъ рублей въ годъ, что давало ему возможность только быть сытымъ.
Послѣднее время Рейманъ исполнилъ рядъ акварелей, заказанныхъ ему извѣстнымъ меценатомъ и любителемъ искусствъ, графомъ Строгановымъ. Это мастерски исполненные портреты-interieur'ы римскаго палаццо Строгановыхъ.
Всѣ копiи фресокъ фигурируютъ на выставкѣ. Ошеломленный Римъ въ восторгѣ. И вмѣстѣ чувство какой-то пристыженности. Чего бы кажется, ближе своему итальянцу заняться этимъ!
Нѣсколько изящныхъ картинокъ изъ античнаго мiра выставилъ Бакаловичъ. Пенсiонеръ академiи художествъ, онъ уѣхалъ въ Италiю въ концѣ восьмидесятыхъ годовъ, да такъ и остался навсегда въ Римѣ. Въ ноябрѣ двадцатипятилѣтiе художественной дѣятельности Бакаловича. Первые его древне-римскiе жанрики обратили на себя всеобщее вниманiе. Въ нихъ было много изящества, мастерства и проникновенiя эпохой. Кто видѣлъ "Школу гладiаторовъ" Бакаловича, тоть ее никогда не забудетъ. Что ни голова, то типъ: какъ удивительно скомпанована сцена, гдѣ римская матрона съ изумленнымъ восхищенiемъ пробуетъ концами выхоленныхъ пальцевъ вздувшiеся какими-то камнями мускулы на рукѣ гиганта-гладiатора.
Краснушкина представлена нѣсколькими холстиками, изображающими бытъ далекаго казачества. Дьякова-Алексѣева трактуетъ бытъ современнаго итальянскаго простонародья. Принимаетъ дѣятельное участiе и осиротѣвшiй послѣ смерти брата Александръ Свѣдомскiй.
Н. Б.-Б.
