"Природа", №3-5, 1922 год, стр. 131-136
Сэр Эрнест Шэклтон († 5/I 1922 г.). Внезапная смерть сэра Эрнеста Шэклтона на борту корабля Куест в Южной Георгии 5 января 1922 г. прервала карьеру одного из наиболее выдающихся исследователей Антарктики как раз на пороге южно-полярной области, в которую он вступал вместе с третьей своей экспедицией уже в пятый раз. Естественная кончина этого отважного и неутомимого исследователя, не раз стоявшего лицом к лицу со смертью во льдах, на войне, при кораблекрушении и голоде, представляет жестокую иронию судьбы. Велика его потеря для дела географического исследования; его конец мы не можем признать счастливым, так как жизнь его была остановлена в тот период, когда он, полный энтузиазма, был на пути к великому и славному подвигу. Ныне симпатии всех, ценящих смелое дело, пусть будут направлены к его жене, постоянному сотрудничеству которой принадлежат по праву многие из его успехов; к его корабельным товарищам, которые благородно решились продолжать путешествие, и к Джону Рауэту, благодаря дружбе которого Шэклтон мог устроить бо́льшую часть финансового бремени экспедиции.
Эрнест Генри Шэклтон родился в Килии в Ирландии в 1874 г.; со своим отцом переехал в Лондон, будучи еще школьником, и еще в молодом возрасте настойчиво изъявлял желание отправиться в море вместо того, чтобы следовать профессии отца — медицине. После путешествия в Южную Америку и другие страны света, он поступил на службу в Union Castle Co., где состоял во время смутных дней бурской войны. Шэклтон сделался офицером королевского морского запаса, прежде чем планы Антарктической экспедиции на Дисковри зажгли его желанием отдаться исследованию. Он предложил свои услуги экспедиции, но ему было отказано; но благодаря его настойчивости он был, наконец, принят и отважно исполнял на корабле обязанности младшего вахтенного офицера. Экспедиция отплыла в августе 1901 года; с самого начала Шэклтон с увлечением хватался добровольно за всякую работу. Он принимал участие в химических и океанографических исследованиях, взял на себя редакторство South Polar Times и читал историю полярных исследований. Когда капитан Скотт отправлялся в большое путешествие на юг в 1902—3 гг., он пригласил Шэклтона, который таким образом принял участие в достижении высшей ю. широты 82°17' и видел большую цепь гор, окаймляющих Ледяной Барьер на западе и простирающихся далеко к югу. Во время обратного пути Шэклтона свалила болезнь, повидимому цынга, но он, не сдаваясь, боролся до конца; только в прошлом году он опроверг с крайним негодованием опубликованное утверждение, что товарищи везли его на санях в это время. Его страшно огорчало решение, что он должен был вернуться домой на вспомогательном судне, и весьма вероятно этот факт послужил толчком к решению вернуться в Антарктику со своей собственной экспедицией. Вернувшись в Англию, Шэклтон быстро и вполне поправился, и никогда больше здоровье не оставляло его.
В 1904 г. он занял должность секретаря Королевского Шотландского Географического Общества и, женившись на Эмили Дорман, дочери покойного Чарльза Дормана, поселился в Эдинбурге. Едва ли будет преувеличением сказать, что свежая энергия нового секретаря оживила Общество.
Были сделаны неслыханные нововведения, были совершены небывалые дотоле расходы, в результате каждая реформа оправдывалась притоком новых членов. Во время общих выборов 1906 года он выставил свою кандидатуру от Унионистов в Дёнди и провел оживленную, хотя и безуспешную, кампанию.
После этого секретарские обязанности показались слишком скучны для него, и через некоторое время Шэклтон нашел более свободное проявление своей энергии в деловой жизни, приняв участие в одной из крупных корабельных построек и в инженерных работах на Клайде. Однако все время, словно под влиянием невидимых, действовавших на его честолюбие сил, он оставался верным югу и безмолвно, но упорно, строил свои планы. Он купил старое китоловное судно Нимрод, собрал значительную сумму денег, обязавшись под свою личную ответственность уплатить эту сумму, если экспедиция будет удачной; ошибки экспедиции Дисковри им были использованы: все его продовольствие было заготовлено, упаковано и погружено под его личным наблюдением. Не имея никакого Комитета и никаких инструкций, Шэклтон считал себя свободным и на свой риск и по своему усмотрению он взялся за осуществление своих собственных планов. Он решил основать свое передвижение на пони и моторе, т. е. на способах, никогда прежде не применявшихся в полярных экспедициях; и хотя мотор сломался еще в начале пути, пони доставили экспедицию до такого пункта на барьере, который расположен далее, чем того достигла экспедиция Дисковри; только из-за гибели последнего пони в трещине не был достигнут южный полюс. Шэклтон поднялся на плато по леднику Бэрдмор, и когда стало ясно, что провизии не хватит для партии на путь вперед и обратно, он повернул на широте 88°23' S. Если бы он двигался вперед до следующего дня и затем повернул, его постигла бы та же судьба, какую потом испытал Скотт, и действительно, он едва-едва избежал ее. Во время этой экспедиции было много нововведений в пище, освещении, и в первый раз в полярные области возился кинематограф.
Когда Шэклтон в 1909 г. вернулся из своего путешествия, то широко, если не повсеместно, распространилось признание сделавших эпоху успехов, как в методах, так и в результатах его экспедиции; блестяще выполненный Давидом и Маусоном подъем на гору Эребус, достижение Магнитного Полюса, биологические, метеорологические и геологические труды — все в целом имеет высокую научную цену. Шэклтон получил целый поток золотых медалей от географических обществ всего мира и дворянство. Он неутомимо, в течение года или двух читал лекции в Европе и Америке, чтобы уплатить долги экспедиции и покрыть издержки на научные отчеты.
Достижение Ю. Полюса Амундсеном и Скоттом в 1912 году обратило внимание Шэклтона на проект пересечения Антарктического Материка путем высадки на берегах моря Ведделя и выходом через Полюс к своим прежним стоянкам на море Росса. Опять его слово было достаточно надежно для сбора фонда, и опять-таки план был его собственный. Тотчас после его отплытия в первую неделю августа 1914 года разразилась война; Шэклтон сразу же предложил свои корабли, грузы и людей в распоряжение правительства для военной службы. Предложение было отклонено, и экспедиция отплыла. Направлявшаяся в море Росса партия выполнила свою программу и установила цепь складов от пролива Макмурдо до ледника Бердмор, но люди были задержаны на их зимней стоянке, так как корабль Аврора отдрейфовал. Тем временем Шэклтон на Эндъюрансе вел исследование земли Котса далее к югу, чем то было сделано открывшим ее Брюсом или ее германским исследователем Фильхнером; но как раз, когда высадка на берег была уже в виду, корабль был захвачен льдом и начал дрейфовать к северу; таким образом Эндъюранс, крепко зажатый льдом, дрейфовал вместе с Авророй, только на противоположной стороне Антарктиды.
Эндъюранс был раздавлен и потонул, но Шэклтон и его партия в течение всего ужасного года бездеятельности не теряли бодрости. Где безумная отвага была единственным средством спасения, каждый знал, что он должен был рисковать на все; но для большинства из нас все же было откровением узнать, что, когда спасение зависело от осторожности, Шэклтон мог управлять нетерпеливыми умами своих спутников и внушать им спокойствие. Когда они высадились на о-ве Элефанте, Шэклтон сразу же решил направиться с несколькими добровольцами в маленькой открытой лодке в Ю. Георгию, отстоящую в 1280 километрах, и попытаться организовать помощь оставшимся под командой Франка Уайлда участникам партии. Он сделал почти невероятное путешествие, отлично зная, что, если он останется в живых, а партия на о. Элефанте погибнет, на него ляжет ответственность, якобы он покинул их и искал своего собственного спасения; стоять же лицом к лицу с такой возможностью было гораздо более сильным испытанием присутствия духа, чем сам Ю. Океан. После трех неудач он смог доставить всю партию Эндъюранса обратно в Ю. Америку в августе 1916 г.
Поспешив в Ю. Зеландию, Шэклтон нашел, что власти, починившие и снарядившие Аврору для спасения второй его партии на о. Росса, отказались предоставить ему командование на его собственном корабле, чтобы разыскать его же людей; но он чувствовал свою ответственность так остро, что с почти невероятным великодушием признал это положение и в качестве простого матроса отправился в спасательную экспедицию. Никогда не было случая, чтобы неудача была так благородно искуплена, и неудача то случилась только потому, что силы природы сильнее самого отважного героя.
Два года Шэклтон служил в армии в качестве офицера, заведуя снабжением британских сил, оперировавших в Белом море и в Северной России. Затем с новым лихорадочным приступом он направил всю свою энергию на чтение лекций о своей последней экспедиции, чтобы получить возможность расплатиться со сделанными долгами. Освободившись от долгов, он снова почувствовал непреодолимое влечение ко льду. Он раздумывал об экспедиции в неизвестный центр Бофортова моря в Арктической области и уже составил зрелые планы, когда обстоятельства стали поперек пути; тогда он решился на новое путешествие в Антарктику.
На этот раз щедрость друзей избавила его от финансовых хлопот. План его был здравый; он намеревался исследовать квадрант Эндерби, который фактически был неизвестен; со всех концов земли к нему собрались старые его товарищи; корабль, хотя был и мал, но крепок; Шэклтону же было сорок семь лет, но он был молод душой. В сентябре 1921 г. он отплыл на Куесте; во время пути к Мадейре испытал мучительную бурю, затем была длительная и утомительная задержка в жарком Рио-де-Жанейро, опять бурное путешествие к Ю. Георгии, а затем — внезапная смерть в расцвете здоровья, и карьера одного из новых исследователей, который по своему духу и героическим успехам с бо́льшим, чем все остальные, правом мог бы быть назван "Елизаветинским орлом", окончилась, словно обрезанная отвратительными ножницами слепой Судьбы.
Жизнь Шэклтона неслась, как бурный ветер, и чрезмерная широта его натуры одинаково доставляла ему друзей и врагов. Он остро чувствовал несправедливость и пренебрежение, но они только подстрекали его доказать путем новых подвигов, насколько они были неосновательны. Его любили его друзья и обожали его корабельные сотоварищи, которые видели в своем начальнике милого человека и признавали его несомненный авторитет. Ему нравились апплодисменты и слава, но ведь ему апплодировали за подвиги, которые никто другой не способен был совершить. Тот, кто работает, заслуживает оплаты, и никто не имеет права упрекать хорошего работника, если тому нравится часть своей оплаты получить в форме хвалы и известности.
Не храбрость, не решительность — наиболее характерные свойства Шэклтона; оба эти свойства присущи были ему, как и другим героям — исследователям. Его особенность — в способности к правильному инстинктивному суждению. Если он должен был сделать выбор между двумя путями, то, как бы ни велика была внезапность этого, и как бы ни быстро надо было принять решение, он неизменно выбирал правильный путь. Много раз неверное решение могло бы повлечь за собою смерть или неисправимое бедствие. Способность выбирать правильное решение не была следствием рассуждения, но, повидимому, инстинктивным импульсом, который, вероятно, должен быть приписан особой способности оценивать свои ощущения. Значительная часть успехов Шэклтона объясняется тем, что в нем уживались и уравновешивались противоположные свойства характера. Его ум, по существу, не был умом ученого, хотя он ценил науку и внес в ее сокровищницу много ценного за время своих экспедиций. Он одновременно был и увлекающимся и осторожным, но он не был нерешительным. Он увлекался поэзией и как будто дышал воздухом романтизма, но в то же время был методическим организатором и крайне деловым человеком. Его воображение было изумительно плодотворно; казалось, что, составляя план экспедиции, он представлял себе решительно все, что могло бы случиться при некоторых обстоятельствах; и затем принимался работать, чтобы приготовиться ко всякой случайности. Его секрет — сама его личность, которая была его главной силой; она и сделала из него выдающуюся фигуру. Он мог бы быть одинаково хорошим Дрейком и Рэлейем; ни в какое время и ни при каких обстоятельствах он не был бы рядовым человеком. Сколь велика его утрата, можно судить по тем делам, которые он сделал, и по тем способам, какими он достиг этого.
Хью Роберт Милл.
Nature, Vol. 109, № 2727, отр. 143—145.