Дагестан — значит страна гор. ⅘ территории республики малопригодно для ведения культурного сельского хозяйства. Горные дороги трудно проходимы, и есть немало таких аулов, которые месяцами и годами живут своей обособленной жизнью, оторваны от всего мира.
Быт и нравы горцев Дагестана отдают седой стариной. Типы Лермонтова и забытого Марлинского, — всякие Измаил-беки, Аманат-беки и им подобные еще не совсем отошли в область преданий. «Намус» — дедовский обычай — все еще нередко является для дагестанца высшим законом.
По национальному составу Дагестан представляет собою конгломерат народов и племен различных как по языку, так и по расовой принадлежности.
Прибрежную полосу Дагестана заселяют преимущественно тюрки, в горах живут различные племена лезгин. Наконец, значительную часть населения составляют монгольские племена и горские евреи. Надо, однако, сказать, что племена, зачастую имеющие общие расовые корни, говорят на совершенно различных языках. Так, например, крупнейшее дагестанское племя — аварцы говорят на 15 наречиях. Эти наречия сводятся к двум главным — хунзагскому и анцухскому, причем эти наречия настолько разнятся одно от другого, что говорящие на них друг друга не понимают. Всех же наречий в Дагестане считается свыше 35, а главлых языков, кроме русского, пять: лезгинский, аварский, кумыкский, лакский и даргинский.
95% горцев Дагестана неграмотно. ⅘ территории Дагестана недоступны. Культурные силы исчисляются единицами и десятками. Отсюда следует первый вывод: на пути культурной революции в Дагестане лежат величайшие трудности. Печатное слово недоступно потому, что его не могут прочесть и оно не может дойти до глухого аула, живое слово агитатора и пропагандиста зачастую отсутствует также потому, что агитаторов и пропагандиетов-националов почти-что нет, а те, которые имеются, загружены и перегружены всякой работой в центрах до невозможных пределов, и, наконец, не всегда есть возможность проникнуть в тот или иной горный аул.
Учитывая такое положение вещей, надо сказать совершенно прямо, что правильно и хорошо поставленное национальное вещание несомненно явилось бы одним из крупнейших факторов культурной революции в Дагестане.
Радиовещание в Дагестане существует пятый год. Казалось бы за это время дагестанские работники радиовещания могли бы уяснить свое место в проведении культурной революции и сделать соответствующие оргвыводы, т. е. создать такое радиовещание, которое действительно содействовало бы освобождению горских масс от нищеты, бытового и духовного рабства.
Сделано ли в этом отношении что-нибудь? Имеются ли какие-нибудь достижения? Имеются ли какие-нибудь положительные действенные результаты четырехлетнего радиовещания? В какой мере помогало дагестанское радиовещание партии и правительству строить социализм? Ставить такие вопросы необходимо, тем более, что в дагестанском радиовещании намечается некоторый перелом, отчасти в связи с предстоящим переходом радиоцентра и радиостудии в новое помещение.
Может показаться несколько странным такая большая связь между содержанием радиовещания и помещением, но надо знать условия Дагестана. Что представляет собой дагестанский радиоцентр на сегодняшний день? Территориально — это ⅓ небольшого конторского стола, расположенного у входа в окружную контору связи. Еще совсем недавно в таком «радиоцентре» восседал иногда бывший зав. республиканским радиоцентром, он же главный редактор всего вещания, он же редактор лакской радиогазеты — тов. Омаров.
Что такое студия дагестанского радиоцентра?
Чтобы попасть в это «святилище» радиовещания, нужно пройти на задний двор гостиницы Гуниб, осторожно пробраться возле груды ящиков, мимо классически безобразной уборной и спуститься по крутой лестнице в подвал.
Подвал этот не вполне пригоден для постоянного хранения дров и каменного угля, потому что время от времени заливается водой. Разумеется, никакого света, вентиляции и т. п. здесь нет. И вот в этом-то, с позволения сказать, помещении и находится студия и узел Дагестанской радиостанции имени Ленина. Чтобы особенно не распространяться, достаточно сказать, что бывали случаи, когда из этой студии певиц выносили в обмороке.
Работники дагестанского радиоцентра долгое время считали своим большим достижением тот факт, что они обладают этим помещением. Дело в том, что во время одного из очередных наводнений, Наркомтруд Дагестана категорически воспретил пускать людей в этот ужасный подвал, именуемый студией. Однако, радиоцентр «сумел уладить вопрос» и получил разрешение вещать из этого помещения еще две недельки и продолжает вещать до сих пор.
Из сказанного следует, что перемена помещения для дагестанского радиовещания событие — и притом немалое.
Уже из этих двух фактов — радиоцентра, расположившегося на одной трети стола в прихожей, и студии, загнанной в сырое, грязное подземелье — можно заключить, что никто в Дагестане не смотрел до сих пор на радиовещание, как на нечто такое, что представляет собой некоторую ценность. Однако, быть может в дагестанском радиовещании работали и работают исключительно героические личности, к которым применима поговорка: «не красна изба углами, а красна пирогами». Что же представляет собой «пироги» — продукция дагестанского радиовещания?
Само собой разумеется, что обслужить всю разноплеменную и различную по культурному развитию массу слушателей Дагестана — задача исключительной трудности. Но из этого следует только один вывод: для разрешения трудной задачи нужно колоссальное напряжение сил, нужна громадная организационная работа и, само собою разумеется, нужно понимать ту задачу, которая разрешается. Имеются ли все эти элементы в творческой работе дагестанского радиовещания? Ни в какой, даже самой отдаленной степени.
Дагестанский радиоцентр издает радиогазеты: на лезгинском, аварском, лакском, кумыкском, даргинском и татском языках. На этих же языках читаются доклады, а также и доклады на русском языке. Кроме того, дается огромное количество национальной музыки, исполняемой на различных местных инструментах и певцами, а также дается и музыка европейская.
Что же такое политическое вещание на нацязыках? Каждая национальная газета имеет своего редактора. Конечно, редактирование газеты и докладов на соответствующем языке не является основной работой редактора, а входит в число его многочисленных нагрузок. Поэтому газета в подавляющем большинстве случаев делается за несколько минут до выхода, когда редактору сообщают по телефону, что сегодня его очередь выпускать радиогазету. В радиогазету засовывается первый попавшийся печатный материал, все это густо пересыпается национальной музыкой, с текстом, разумеется, ни с какой стороны, не связанной, и вопрос исчерпан.
Если печатные национальные газеты дают информацию иногда с опозданием на две-три недели, то национальные радиогазеты дают эту же информацию с опозданием на месяц. Какой-либо определенной установки, какой-либо определенной цели радиогазета не имеет, а вещают вообще. Так было по крайней мере несколько недель тому назад.
Доклады по большей своей части никакого отношения к актуальным вопросам момента не имеют. Вот, например, любопытная форма ведения «антирелигиозной пропаганды по радио» по Дагестану.
В первых числах июня был большой мусульманский праздник — махарам. В эти дни режется огромное количество баранов, а кроме того, мусульмане-шииты, предаваясь большой скорби, выполняют изуверский обычай самоистязания, — это знаменитой шахсей-вахсей. Казалось бы, о чем и говорить в эти дни в антирелигиозном докладе, как не об этом диком празднике.
И вот в дагестанском эфире раздалось: — «слушайте час безбожника».
Этот час передавался на русском языке, и слушателям рассказывалось о том, сколько верующих детей в московских школах. Потом следовала информация о кулацких и сектантских проделках в Рубцовском округе Сибкрая. Дальше последовало нечто совсем безобразное, — «антирелигиозная музыка». Безо всякого пояснения исполнялась песня на слова Демьяна Бедного «У попа Ипаты».
Текстовой передачи, разумеется, никто не понял, во-первых, потому, что в ней ничего понять нельзя было, так как она состояла из набора высокопарных фраз, а главное националы не знают русского языка. Песни же сатирическо-юмористического содержания исполнялись на церковный мотив, и темные слушатели мусульмане могли задать вопрос: «почему допускается к микрофону православный поп, а не допускается «правоверный» мулла? Когда кое-кто поинтересовался узнать — кто и как сварганил подобного рода «антирелигиозную передачу», то выяснилось, что должен был выступать докладчик, но, как это принято в Дагестане, докладчик не только не явился, но даже не сообщил об этом в радиоцентр, и вот, за несколько минут до передачи, диктор взял первый попавшийся номер журнала «Безбожник», отрезал такое количество строк, которое позволило бы заполнить время, положенное на текстовую часть «Часа безбожника» и все «это», сдобренное несколькими песнями подготовленными артистами, было запущено в эфир.
И подобного рода «передачи» отнюдь не являются исключением, а скорее правилом. Главный редактор к большинству передач никакого отношения не имеет, и в эфир дается то, что приносится к микрофону, или что подвернется под ножницы диктора. Повторяем, так было еще совсем недавно. За последние дни быть может что-нибудь и изменилось к лучшему.
Факты смехотворные и безобразные; но иначе и не может быть при том положении вещей, которые имеют место в Дагестане. Редакции политического вещания не было. Радиообщественность отсутствует. ОДР, хотя и значится в списках учреждений города Махач-Кала, но в природе такой организации нет. Радиосовет был создан и скончался в момент своего создания. Художественно-политический совет проявляет какие-то признаки жизни, но в общем барахтается, собираясь чрезвычайно редко и не зная что делать. Короче сказать, политического вещания и политической работы по радио в Дагестане не велось.
Художественные передачи занимают в дагестанском вещании огромное место. Надо сказать, что при чрезвычайно низком культурном уровне коренного населения Дагестана умело поставленное художественное вещание является одним из сильнейших средств для интернационального воспитания трудящихся масс Дагестана. Ведь музыка, если она сопровождается толковым пояснением, может знакомить с бытом и жизнью тех народов, язык которых непонятен. В музыке можно показать общность иптересов и стремлений трудящихся, принадлежащих к разным народностям, но к одному классу.
Есть ли в Дагестане какое-нибудь стремление использовать музыку именно в таком направлении? Оказывается, что такой «высокой музыкальной политики» в Дагестане даже не понимают. Если работники дагестанского радиовещания и делали иногда вид, что политическое радиовещание — это не забава, то художественная передача, с их точки зрения, должна служить только для забавы.
А национальное художественное вещание? Быть может оно явилось фактором культурной рюволюции? Увы, дагестанское национальное художественное вещание, если и льет воду на чью-то мельницу, то только не на нашу.
Дело в следующем: текстовых передач националы в большинстве случаев не слушают. Радиооратор, вполне заслуженно, является для них пустомелей. Музыку слушают охотно, но не всякую. Европейскую не слушают потому, что не понимают, а с горской музыкой получается вот что: когда передается музыка аварская — возмущаются кумыки. Когда передается лезгинская — возмущаются и аварцы и кумыки, а когда передается даргинская — возмущаются аварцы, кумыки, лезгины и все иные прочие. Всякий считает чуть ли не личным оскорблением, что передается музыка «чужого племени», а не именно аварская, именно лезгинская и т. п. И когда об этом сообщают радиоцентру сами слушатели-националы, то радиоцентр не стремится к тому, чтобы дать музыку с толковым пояснением, чтобы она была понятна и аварцам, и лезгинам, и драгинцам и проч., а вместо всего этого радиоцентр рассыпает щедрые обещания давать именно такую музыку, которая будет потрафлять вкусам той или иной национальности, т. е. радиоцентр идет по линии наименьшего сопротивления, потакая самым отсталым национал-шовинистическим чувствам.
Бывало и хуже. На аварском языке, например, долгое время исполнялась старинная национальная песенка, в которой всячески поносились «невершые ишаки» — грузины. И никто не обращал на это внимания. Музрук-национал аварского языка не знает. Самим слушателям-аварщам песня нравится. Чего же еще может желать радиовещание, имеющее установку на забаву?!
Говорить о каком-либо культурно-воспитательном значении этой музыки, хотя бы даже для отдельных национальностей, также не приходится. Новой горской музыки, конечно, не создано. Поэтому к старым, большей частью, любовным напевам неуклюже пришиты новые «революционные» слова, а в итоге получается вот что: при довольно скверной передаче разобрать по радио слов нельзя, а старый, всем хорошо известный напев с определенным содержанием, слушается весьма охотно и, таким образом в национальном художественном вещании по радио культивируется не новое, а наоборот, старые взгляды, старые идеалы и т. п.
Сказанным еще далеко не исчерпывается жуткая картина состояния радиовещания в Дагестане. Но и сказанного как будто достаточно, чтобы признать такое радиовещание не только неудовлетворительным, но и недопустимым.
Встает понятный и естественный вопрос: как же все это могло оставаться терпимым более четырех лет? Неужели никто не протестовал?
Приходится признать, что именно так и было: серьезных протестов против такого «радиовещания» не раздавалось. Странно, непонятно, удивительно, и все-таки это факт.
Дагком ВКП(б) не уделил достаточного внимания даже вещанию политическому — радиогазетам и журналам, следовательно о вещании художественном вообше-то никто не думал. Этим делом «по совместительству», получая за нагрузку 30 руб. в месяц, ведал делопроизводитель радиостола почтовой конторы. И это не где-нибудь на Камчатке, на Югорском Шаре, или на Чукотском полуострове, а в столице Дагестана — Махач-Кале. За четыре с лишним года радиоцентр не нашел нужным принять какие-нибудь серьезные меры, чтобы получить хотя бы одного квалифицированного работника художественного вещания, — свет клином сошелся.
Музрук-национал, разбирающий ноты, пишет инсценировки и руководит художественным вещанием чуть ли не на десятке неизвестных ему языков. О политическом содержании этого вещания говорилось выше, что же касается углубленной творческой работы в этой области, то... последуем в этом случае доброму совету Марка Твэна и опустим над всем этим вопросом густой «занавес милосердия», тем более, что на этом участке близких перспектив на серьезное улучшение не предвидится.
Так обстояло дело до самого последнего времени. Недавно Дагестан посетила инструкторская бригада отдела местного вещания радиоуправления. Нетрудно догадаться, в какой «обстановочке» этой бригаде пришлось работать. К счастью, не в пример другим, дагестанский радиоцентр не сумел израсходовать всех отпущенных ему средств. Это до известной степени развязало руки бригаде. По ее настоянию Дагком ВКПб) взял руководство радиоцентром и создал более или менее сносную редакцию политического вещания. По художественной линии Дагком оказался бессильным что-нибудь сделать, за полным отсутствием людей мало-мальски знакомых с этой работой.
Как бы то, однако, ни было, сдвиг есть и притом сдвиг серьезный. Но было бы ребячеством полагать, что, после создания политической редакции, «пойдет уж музыка не та. У нас запляшут лес и горы». До этого им очень далеко. Не имея прочной общественной базы, не имея радиослушательского и радиолюбительского актива, дагестанское вещание может еще долго не сдвинуться с мертвой точки, тем более, что в районах и аулах почти пустое место.
В Дагестане создаются сносные условия для развития радиовещательной работы. Надо эти условия использовать и развернуть. Этого настоятельно требуют прежде всего интересы самого Дагестана. Новым работникам дагестанского радиовещания надо дать твердый наказ:
— Не замыкаться в касту. Ближе к общественности. Ближе к профсоюзам, ближе к неотложным запросам аула.
Только в этом случае можно быть уверенным, что и общественность пойдет навстречу радиовещанию, оценит его и поддержит.
Юсуф