"Радиоиспользование", №6, август, 1930 год, стр. 44-46
Дать общую картину состояния художественного вещания в СССР — весьма трудная задача, поскольку отсутствуют исчерпывающие материалы, характеризующие работу на местах.
Материалы работы бригад отдела местного вещания, отрывочные, неполные программы, планы, отчеты, заметки в печатной прессе дают возможность нарисовать лишь приблизительную картину, оттенить общие явления и сделать, на основании этих общих явлений, некоторые выводы.
Задача этой статьи — оттенить, главным образом, отрицательные моменты в художественном радиовещании. Положительные явления, успехи, некоторые достижения мы считаем, во-первых, не настолько значительными, чтобы о них стоило говорить, во-вторых, — абсолютно не характеризующими общее положение.
Истекший осенне-зимний период имеет лишь одно отличительное свойство: почти впервые поставлен решительно вопрос об изменении форм работы; заострено внимание на проблемах радиоискусства, о связи с общественностью.
Кое-где заметны уже и результаты этого усиленного внимания к этим вопросам. Особенно следует отметить намечающееся развитие общественности вокруг радио. Радиосоветы и худполитсоветы — это уже не только голые схемы.
Кое-где заметна активизация этих органов. Растущий интерес со стороны широкой пролетарской общественности к вопросам художественного вещания — несомненный признак того, что художественное радиовещание завоевывает уже свою аудиторию, завоевывает внимание трудящихся.
Как характерную черту этого растущего внимания можно отметить хотя бы развернувшуюся критику на страницах нашей печатной прессы: нет такой газеты, журнала, которые не освещали бы вопросов радиовещания на своих страницах.
Поэтому с особой рельефностью выявляются недостатки, «болезни», с которыми мы как следует не научились бороться, а самое главное, не осознали, до какой степени они сильны и губительны для советского художественного радиовещания. Эти «болезни» принимают «хронический» характер и заставляют нас дать тревожный сигнал о приближающейся опасности и принять ряд мер к их ликвидации в ближайшем будущем.
Одной из этих мер является созыв Всесоюзной конференции работников художественного и политического вещания, которому предшествовало Всеукраинское совещание в Харькове. Но главной мерой является создание в Москве Института радиовещания, а в областных и окружных радиоцентрах — краткосрочных курсов по переподготовке радиоработников.
Вопрос о кадрах ставится сейчас во всю ширину, и это вполне понятно: нельзя говорить о качестве радиовещания, не разрешая проблемы кадров. Отсюда и путь форсированной подготовки и переподготовки кадров, на который стало Радиоуправление НКПиТ.
Переходя к характеристике положения художественного радиовещания на местах, в первую очередь приходится отметить общую «болезнь» для всех радиоцентров: отсутствие плановости, ясности установок и четкости в работе, чем и объясняется обилие ошибок и неверное толкование задач радиовещания.
Можно ли с уверенностью сказать, что задачи вещания, в частности художественного вещания, совершенно ясны для всех?
Конечно, этого утверждать никак нельзя. Смешение понятий, разноречивость во взглядах — одно из самых губительных явлений в деле художественного вещания.
Всеми как будто признано, что художественное вещание неразрывно связано с политическим вещанием, что средствами художественной пропаганды, агитации мы должны добиться политического эффекта, продвигая культуру в массы, ведя борьбу за новый быт, используя искусство как мощное средство, способствующее переустройству нашей страны в соответствии с великими задачами, стоящими перед нами.
Как же на деле выполняются эти обязательства?
Иллюстрируем рядом примеров.
Какие задачи ставит перед собой Среднеазиатский (Ташкент) радиоцентр? Среди прочих задач «должна выполнять (художественная работа. — Б. В.) своими специфическими средствами роль одного из важных рычагов способствования социалистическому строительству, вовлекая в него широкие массы рабочих, крестьян, интеллигенции и мелкую буржуазию, которую следует перевоспитать в соответствии с задачами компартии».
Все было бы хорошо, но конец внушает серьезные опасения: не надо ли это толковать как определенный «заскок» в головах людей, которые это «сочиняли»? Тут надо отметить известную путаницу, нечеткость, которая ведет к распылению возможностей и представляет собой опасность работы впустую. Надо ли говорить, что вряд ли такая установка вытекает из наших задач: ориентировки в работе на широкие массы рабочих и крестьян? Если принять всерьез установку Ташкентского радиоцентра, то становятся понятными беспредметность содержания художественной работы, ее аполитичность.
Смешать в одну кучу рабочих, крестьян и мелкую буржуазию — на деле значит запутать вопрос о целях работы, лишить ясности характер вещания.
Не менее запутанное положение наблюдается в работе менее значительных среднеазиатских радиоцентров, как Ашхабад и Самарканд.
Тематика Ашхабадского радиоцентра наиболее показательна. Перечисляем ряд тем: 1) «Что такое музыка вообще» (программа — от Мусоргского через «Ночи безумные» Чайковского и «Кофе» Городецкого до «Шествия Сардаря» Ипполитова-Иванова), 2) «Что мы зовем музыкой серьезной» — иллюстрация ранними романтиками, 3) «О музыке танцевальных, ритмических группировок», 4) «Отражение музыки в природе» (в программе Штраус — вальс «На дивном синем Дунае»), 5) «Лирика в музыке» (Вальдтейфель — вальс «Я весь ваш»), 6) «Сюита и понятие о стиле» — тема иллюстрируется: оперными ариями, каватиною Раффа и творчеством Бальмонта.
О чем говорят перечисленные темы? О яркой аполитичности, беспредметности и расплывчатости. Для трудящихся Туркменской ССР такого рода работа — пустой звук, чтобы не сказать больше.
Приблизительно по такому же пути идет Новосибирский радиоцентр. Среди разных тем одна особенно выделяется по своей «значительности» — «Женщина двух классов» — так называется этот тематический концерт. Концерт разделяется на эпизоды: а) «Мечтательная девушка, тоскующая в бездельи дворянских гнезд», б) «Женщина-кукла, вскормленная буржуазной средой для того, чтобы мужчина мог любоваться ею», в) «Ветреная женщина-кокотка, для которой любовь являлась самоцелью», и т. д.
Кого обслуживает такая тематика? Кого угодно, только не трудящихся, скорее мелкую буржуазию. Сопоставление женщины-кокотки, «Женщины, для которой любовь самоцель», с женщиной-работницей, крестьянкой просто опошляет эту тему. Можно ли привести более яркие примеры искривления понятия о тематике?
Ростовский радиоцентр проводит большую работу, но и тут ясности установки, судя по программам, нет. Если взять наугад программу со 2-го по 25 мая, то мы видим, что в течение 10—12 дней было дано 4 концерта, посвященных творчеству Чайковского.
Обращают на себя внимание два тематических концерта: «Труд в вокальной литературе» и «Крестьянская тематика в современной вокальной литературе». Эти интересные темы, к сожалению, не выдержаны до конца. Все это дается вперемежку с инструментальной музыкой такого характера: «Шумка» Завадского, «Часок в русской деревне» Артемьева, «Вальс» Вальдтейфеля и т. д.
В заключение интересно воспроизвести одну из программ Днепропетровского радиоцентра (9 мая 1930 г.). Начинается концерт увертюрой из «Руслана и Людмилы» Глинки, далее — вальс Вальдтейфеля, ария Ленского из «Евгения Онегина», «Тайна Маяка» Оранского, вальс из оперетты «Веселая вдова», «Вечерняя песня» Стеценко, попурри из оперетты «Баядерка» и затем Бетховен — Крейцерова соната и песня «Где ты, моя доля» и т. д.
Такого рода программы являются несомненно следствием бесплановости, отсутствия четкой установки. Приводимые примеры достаточно показательны и поучительны. Эти провалы в работе художественного вещания больно отзываются на всей работе вещания, если усвоить, что радиовещание — одно целое, имеющее одну только цель.
Неразрывно стоит вопрос о репертуаре, материале, который подается местными радиоцентрами. Подача художественных образцов, идеологически нам чуждых, творчество, снабженное только революционными советскими заголовками, но по сути своей являющееся образцами пошлятины, проникнутой враждебными нам настроениями, где сказывается влияние цыганской, насквозь проникнутой эротикой кафе-шантаниой зап.-европейской эстрады. Творчество «композиторов» Ханта, Орланского, Кручинина, Подревского и других им подобных — песенки, хотя и имеющие в своей основе кое-какую тему нашего нового быта, этапов нашей борьбы, строительства, но опошленные общим характером воплощения в художественные образы.
Творчество салонное или, как его еще называют, «садовое», Вальдтейфель, Иоган Штраус, Линке и др. опереточные попурри, фокстроты и т. д. — вот зло, с которым мы как следует не научились бороться.
Больше того, иногда прямо заметно покровительственное отношение некоторых товарищей, руководящих худработой по радио. Они говорят, примерно, так: «Не следует, мол, сразу проводить идеологически выдержанную линию, надо воспитывать от знакомого и простого к сложному и новому».
Все это верно, но почему «простое и знакомое» — это песенки цыганского жанра, салонная музыка, так называемый «легкий жанр»?
Что из себя представляет так называемый легкий жанр? Весьма удачное определение дает т. Лебединский в своей статье (журнал «Пролетарский музыкант» № 5 за 1929 г.).
«Отличительная черта его (легкого жанра. — Б. В.) это — действительно легкость: он не трогает, не тревожит мысль, чувство, волю, не ставит никаких острых больших вопросов. Он тонко, очень ловко овладевает вниманием и волей человека, а затем отвлекает их обычно в сторону чувственную, эротическую.
Операция происходит тонко и незаметно, причем различные стили этой музыки по-разному — в зависимости от своего эмоционального содержания — овладевают нервной системой человека».
Прививая такое «творчество» широким массам трудящихся, мы льем воду на мельницу буржуазии. Радио — средство массовой пропаганды, и отравлять огромные массы слушателей сильно действующим ядом цыганщины, фокстротчины вряд ли в наших интересах.
А такое массовое отравление по сегодняшний день продолжается. Пошлейшие «шахты», «шестереночки», «Дуни», салонные вальсы Вальдтейфеля, фокстроты и прочая дрянь находят приют в художественном вещании, особенно провинциальном. Большинство радиоцентров (о радиоузлах и говорить не приходится) насыщает свои программы такими «перлами».
Как с этим бороться, как положить предел захлестывающей волне пошлости, точнее контрреволюции?
Конечно, в первую очередь вопрос упирается в недостаток репертуара, нот, имеющихся на местах исполнителей и кадров художественных руководителей. Затем плохое материальное положение местных радиоцентров, слабая связь с центральными радиоцентрами. Все это причины, которыми отчасти и объясняются корни провалов, ошибок в художественном вещании провинциальных радиоцентров.
Отдельно следует остановиться на формах, методах, способах нашей художественной работы.
«Стили с неба не падают», как образно выражается один из немецких радиоспециалистов. Их надо искать, они являются следствием большого, тщательно проверенного, подытоженного опыта. Требовать от нашего молодого вещания каких-то особенных, точных стилей, методов работы трудно. Мы только вплотную подошли к вопросу об исканиях форм, радиоформ работы. Только осознана необходимость изучения опыта нашего радиовещания. Поэтому, весьма понятно, еще не может быть речи о какой-нибудь крупной работе, проведенной в этой области радиоцентрами. Наши формы работы по радио почти целиком, механически, перенесены из практики художественной работы театров, эстрады. Специфику радиохудожественной работы можно было бы проследить на способах худоформления текстовых, главным образом газетных, передач.
Вопросы художественного оформления газетных передач до сих пор не получили более или менее удовлетворительного разрешения. На примере оформления радиогазет можно видеть, в какой степени беспредметны и беспомощны применяющиеся методы.
Если на других участках работы художественного вещания мы можем уже говорить об определенных стимулах в работе, если кое-где мы добились некоторых успехов, наметились кое-какие пути для надлежащей работы, то тут на примере оформления радиогазет мы ничего этого не видим.
Между тем, эта отрасль работы является одной из основных и решающих, и если говорить о разрыве, существующем между политическими задачами радиовещания и искусством, то как раз тут провалы заметны с особой силой. Радио-газета — основное звено всей радиовещательной цепи, дающая тон всей политической работе по радио. Художественное оформление должно способствовать актуальности радиогазет, должно делать ее более действенной, достигающей ушей слушателя.
На деле же надо констатировать, что до сих пор внимание радиоработников не заострено на этом участке работы. Поэтому тут по сей день расцветают марши Суза, заигранные увертюры, пошлые вальсы и т. д. В радиогазеты сбрасывается весь хлам, который нельзя подчас использовать в других видах передач.
В большинстве случаев подбор материала для оформления радиогазет, подача его носит случайный, а иногда просто халтурный характер, к тому же абсолютно не связанный с текстом. Огромное количество репертуара так называемого легкого жанра, салонной музыки как раз занимает в газете большое место.
Допустимо ли обесценивание актуального политического содержания газет беспочвенным художественным оформлением, граничащим с прямым вредительством?
Конференции придется вплотную подойти к этим вопросам. Надо наметить точные пути, вехи. Раз и навсегда надо положить предел ненормальным явлениям, существующим в практике работы радиогазет.
В пределах одной статьи почти невозможно дать обзор всех отрицательных явлений нашего художественного вещания. Но перечисленного уже достаточно, чтобы сигнализировать большую опасность в направлении работы художественного вещания.
В основном борьбу за лучшие пути и методы работы должна вести радиообщественность. Вопросам привлечения и организации общественности надо уделять большое внимание. Приближение вещания к массам радиослушателей, приобретение еще большего авторитета у них, вовлечение общественности в круг интересов радиовещания, в отдельности художественного вещания, может и должно сыграть большую роль в борьбе за качество работы. Вынести микрофон в цех завода, рабочий клуб, перебросить туда значительную часть художественной работы — одна из ближайших задач.
В тесной связи с этим стоит вопрос о привлечении самодеятельных рабочих кружков, писательского и композиторского молодняка и т. д.
Настоящий период радиовещания характерен тем, что является как бы периодом перестройки всей системы художественной работы на основе тесной увязки с политической и культурной работой, проводимой партией и советской властью, перестройки форм и методов работы, добившись их большей действенности и актуальности.
Решительные меры, предпринимаемые в этом направлении, в значительной степени гарантируют и известные успехи.
— Где сельсовет?
— Вон, видите, изба с красным флагом против церкви. То сельсовет и есть.
— А правление колхоза?
— Рядом.
Точно готовые к бою орудия, расположились во дворе правления машины, поблескивая отремонтированными частями.
Краткая беседа с председателем, сообщение о цели поездки и — айда в поле...
Дымится кухня. За чинно выстроившимися в два ряда мисками сидят колхозники.
— Здорово, товарищи.
— Здравствуйте, здравствуйте. Садитесь к нам, покушайте нашего хлеба-соли.
— Спасибо. Только лучше вы обедайте, а мы вас поразвлечем пока.
— А вы кто же будете?
— Культурная бригада Воронежского радиоцентра.
— И то добре, посмотрим ваши достижения.
Кончен обед. В тени, под возом, устраивается гордость бригады — «оркестр» — два звонких баяна. Даем первую постановку. В легких, понятных, музыкальных пьесах на 5—7 минут рассказываем о колхозном строительстве, пятилетке, обо всем, что так волнует колхозную массу. Наш лозунг: не утомляя зрителя, помочь ему культурно отдохнуть.
После выступления колхозники окружают бригадников, и начинается часть «вопросов и ответов». Темы самые разнообразные, но вопросы зачастую не требуют специалиста для разъяснения. В бригадах, где работают совместно колхозники и единоличники, нас хотят отвлечь на «скользкие темы». Здесь в открытую сталкиваемся с кулацким влиянием.
— Что вы тут ездите? Нам есть нечего, а вы комедии строите.
Председатель шепчет на ухо: «подкулачница».
— А вы чего, тетя, разоряетесь. Ведь колхоз снабжает своих членов хлебом.
— Так то в колхозе. А мы единоличники.
— Что же в колхоз боитесь итти? Черти голову на том свете отгрызут?
Общий хохот. Сыпятся реплики.
— Кулаков побольше слушай. Они тебя научат...
— Не хочешь, не смотри, а нам не мешай.
— Да вы не слушайте ее, товарищи рабочие, она попу по воскресеньям сметану носит.
Останавливаем шум.
— Мы покажем вам, товарищи, куда заводит кулацкая агитация и как стремится кулак подорвать колхозы.
Мигаю ребятам: надо дать еще одну сценку. Опять на все голоса надрывается баян. Колхозники внимательно следят за действием. Солнце палит невыносимо. Лица ребят блестят от пота, о гриме не может быть и речи, и все же редко в городе с таким вниманием следят за пьесой зрители, сидя в удобном помещении, приспособленном для прекрасных постановок...
О нашем приезде стало известно в других участках на поле. Уже присланы делегаты.
— Приезжайте к нам. Что же вы в одном только месте?
— Заедем и к вам.
Наша пропускная способность — 3 выступления на поле. Охватываем пять участков. После этого осипшие, но довольные едем в село. С 5 часов работает громкоговоритель нашей радиопередвижки, собирающий солидное число слушателей. Каждое слово, вылетающее из репродуктора, буквально ловится на лету всеми колхозниками.
Еще бы, из 13 колхозов, охваченных нами, в 13 есть радиоустановки, и все они... молчат. А на них затрачены большие деньги.
— Приехали, поставили и уехали, так характеризует колхозник работу организаций, yстанавливаюших радио.
На уборочную кампанию посланы лучшие рабочие силы. Все радиогазеты специально приурочены к уборке урожая, а кто их слушает — неизвестно.
Вечером выступаем, где придется, чаще всего на свежем воздухе. Все постановки не нуждаются в декоративном оформлении. После спектакля обмен мнений между колхозниками. Большинство отмечает правильность взятой нами линии на показ классовой борьбы. Жизненность наших пьесок подтверждается фактами почти в каждом колхозе.
Тут же вечером даем местный материал. В селе Бондарево прохватили пьяницу-подкулачника, который решил выступить против бригады. Попытка перешла в открытое нападение, во-время приостановленное милицией. Хулиганов притянули к ответственности. Этот случаи только придал бодрости. Наш материал бил прямо в лицо. В этом селе мы решили удвоить число выступлений. Кроме постановок, намечено проведение массовой работы. Работы — непочатый край.
Мы попытались стать универсалами. Физкультура — даешь физкультуру! Первая медицинская помощь: аптечка при нас. Организация газеты, работа с местными драмкружковцами, сбор местных частушек — разве можно все перечислить. Каждая частица этой работы — новый камень в фундамент советской культуры колхоза.
Колхозная молодежь не имеет понятия о массовых развлечениях. Музыка? Где же ее услышишь, кроме церкви. Ни в одном из колхозов нет и не было, хоть на время, человека, сумевшего организовать кружок, а тяга к нему огромная. О пропаганде новой советской песни мы слышим от муз. драм. обществ тысячи красивых слов. В городах распевают вещи, написанные для деревни молодыми советскими композиторами, а ни один из этих музыкальных спецов не затруднится узнать — доходит ли его песня до колхоза. На смотре уборочных машин мы пением «Буденного» под аккомпанемент баянов добились подлинного рабочего энтузиазма, а ведь есть еще масса хороших советских песен.
В деревне — музыка все. Кулаки это знают и ловко внедряют свои частушки и песни. Не отстает и поп. А что можно им дать в противовес? Ну-ка, товарищи музыканты, драматурги и композиторы, ответьте! А то ведь краснеть за вас придется.
Организовав занятия по физкультуре в воскресенье, мы отвлекли молодежь от церкви. Показали несколько массовых игр, и результаты получились блестящие. Все увлеклись новой забавой, которая по сути является мощным двигателем коллективной жизни.
Работа, проделанная нами, — это капля в море. Только 10 000 человек могли мы охватить наспех своей работой. Но мы горды и этим. Партия, рабочие массы дали и дают деревне крупные политико-хозяйственные силы. Работники советской культуры еще не раскачались. Колхоз — это еще пока «подшефное» в обязательном порядке. Кампании надо превратить в регулярное снабжение деревни культурными силами. Культура не менее важный двигатель коллективной жизни.
Это — азбука, которую, к сожалению, работники искусств мало знают. Надо выделить в деревню группу постоянных массовиков-культурников. Всего на первых порах не охватить. Пусть не закружится голова от успехов, пусть не остынет энтузиазм от неудач. Мы должны дать коммунистическую культуру деревне! Хозяйственно кулак разбит, одна лазейка осталась — это старая дедовская культура. Но и здесь настигнет его наша рука, чтобы разбить в этот раз наголову.
Р.