Второй день сегодня дует ветер. Свистит в антенне. Уперлись в высь мачты, поскрипывают, но стоят твердо. Недавно водники в красном уголке громкоговоритель установили, небольшой, а хорошо работает. Народу каждый день — хоть отбавляй, а бывают среди них неверующие в радио. Были вот недавно двое таких. Это, говорят, не радио, обманывают вас, — граммофон это там у них стоит.
Вечереет. Большим черным котлом ночь на землю опускается, а на котле, словно серебряные монеты, рассыпаны — звезды. По одному, по два, по три опять собираются. Лавки уже все заняты, сидят на чем попало, а некоторым и сидеть-то негде, — стоять приходится.
— Будет, што ли, нонче калякать-то?
— Будет.
— Налаживай, Николай, поскорее, невтерпеж ждать-то!
— Сейчас, товарищи, одну минуту.
Нетерпеливый народ водники, настойчивый, — подай да выложь, — до радио очень охочие.
Расставляю на столе и соединяю аппаратуру: установка не сложная, приемник БВ, двухламповый усилитель и репродуктор "Рекорд". Включаю накал и настраиваю. Тишина. Муха пролетит — слышно.
— Есть? Напал?
— Есть.
Включаю репродуктор. "Алло... Алло... Говорит Москва... Радиопередача... Слушайте 1000 номер "Рабочей радиогазеты"...
Аудитория не шелохнется. Внимание всех приковано к "тарелке" — репродуктор так называют.
— Хм... тарелка, а калякает...
Прослушали радиогазету, красноармейский концерт, прослушали, как Красная площадь шумит, и часы кремлевской башни. Казалось бы все, передача окончена и спать пора. Нет, сидят.
Не мешало бы, — говорят, — заграницу послушать.
Настроил на Стамбул. Разговор, конечно, не поймешь, да и пение-то — завывание какое-то. Ничего, смеются, а все-таки сидят.
Наконец, скажешь: "довольно, товарищи, пора спать".
Как-то нехотя встанут и пойдут, а не скажи, так и будут сидеть до рассвета.
Радио заинтересовало рабочих. Долгожданная мечта, — иметь громкоговоритель — наконец осуществилась. Теперь через радио водники-золотовичи связались с Красной столицей.
Н. Князевский.