Извилисто-текущая Кубань, не доходя до Екатеринодара, дѣлаетъ повороть къ югу, потомъ поворачиваетъ опять къ сѣверу, и образуетъ полуостровъ, на которомъ и расположенъ этоть городъ. Южная оконечность его занята старою земляною крѣпостью; поросшiй травою вал окружаетъ квадратное пространство, посреди котораго находится такая же площадь. Пятиглавая старинная церковь, построенная еще при Екатеринѣ, деревянная и почернѣвшая отъ времени, сумрачно возвышается посреди низкихъ домовъ, правильно расположенныхъ по бокамъ крѣпостной площади. Каждый изъ этихъ домовъ прежде назначался для канцелярiй отдѣльныхъ запорожскихъ куреней; теперь же они обращены подъ другiя войсковыя надобности. Въ крѣпость ведутъ мостики съ пестрыми шлагбаумами; на южной сторонѣ вала кое-гдѣ стоятъ пушки и смотрятъ въ закубанскую сторону: тамъ раскидываются привольные луга, синѣющiя степи; еще дальше — длинною грядою тянутся горы, покрытыя лѣсами; къ юго-востоку онѣ значительно возвышаются, и кажутъ оттуда едва замѣтныя снѣжныя свои вершины.
Отъ крѣпости къ северу, за обширною площадью, или правильнѣе — пустыремъ, раскинулся собственно городъ. Длинная улица, на протяженiи трехъ верстъ, съ конца въ конецъ пересѣкаетъ его на двѣ части; къ ней справа и слѣва примыкаютъ переулки, пересѣкаемые опять продольными улицами, такъ что весь городъ дробится на множество квадратныхъ кварталовъ. Главная улица называется Красною, хотя, собственно говоря, на ней нѣтъ ничего краснаго; такое название она получила, вѣроятно, отъ расположенныхъ на ней красныхъ рядовъ. Городскiя постройки не выходятъ за предѣлы небольшихъ одно-этажныхъ домовъ; лучшiя изъ нихъ похожи на тѣ встрѣчающiеся въ большихъ городахъ уютно-опрятные домики, которые, закрываясь громадными зданiями по бокамъ, своими прозрачными стеклами и горшками герани или жасминовъ на окнахъ, глядятъ привѣтливостью тихой семейной жизни или счастливою улыбкой истинной идиллiи. Но подобныхъ домиковъ здѣсь очень немного. Отсутствiе лѣса дѣлаетъ необходимымъ строить ихъ изъ турлука, крыть камышемъ или соломой. Поэтому, въ общей сложности, постройки Екатеринодара напомiнаютъ незначительные русскiе уѣздные города в людныя, но не фабричныя села.
Невозможность добывать камень гдѣ-нибудь по близости къ городу служитъ причиною, что въ Екатеринодарѣ не вымощена ни одна улица. Для городскихъ обитателей это составляетъ истинное бѣдствiе. Часто осенью, зимою и въ раннюю весну пути сообщенiя прекращаются даже между ближайшими домами. Баснословная грязь заливаетъ улицы и переулки, а на просторной южной площади образуются озера, на которыя прилетаютъ дикiя птицы. Чтобы перейдти черезъ улицу нужно сперва обогнуть цѣлый кварталъ, при чемь не всегда можно и тутъ держаться прямаго пути; дворы и сады на это время дѣлаются общимъ достоянiемъ; проламывается частоколъ, и пѣшеходъ, хорошо напередъ разузнавшiй мѣстность, странствуя изъ двора въ садъ, изъ сада во дворъ, изъ двора на улицу, и такъ далѣе — наконецъ изнеможенный достигаетъ своей цѣли. Ѣзда въ экипажахъ во многихъ мѣстахъ рѣшительно невозможна, извощиковъ не имѣется; любыя калоши оказываются несостоятельными.... Понятно, какъ дѣйствуетъ подобная грязь на общежитiе, которое здѣсь и безъ того въ жалкомъ состоянiи; понятно, какъ она затрудняетъ доставку продовольствiя и часто оставляетъ жителей безъ обиходныхъ принадлежностей хозяйства. Но вообразите юношу, который, послѣ свѣтлыхъ студенческихъ годовъ, съ горячими стремленiями спѣшитъ на службу въ Черноморье. О Екатеринодарѣ онъ знаетъ только по картѣ, гдѣ поставленъ, какъ нарочно, заманчивый значительный кружокъ; городъ, какимъ онъ есть въ дѣйствительности, ему совершенно неизвѣстенъ, и въ него-то онъ въѣзжаетъ именно во время распутицы. Ямщикъ кое-какъ втянулъ почтовую телѣгу въ одну изъ топкихъ улицъ; жидкая грязь покрываетъ спицы колесъ; сѣрое небо каплетъ мельчайшимъ дождемъ, измученные кони наконецъ стали. Хладнокровный ямщикъ объявляетъ пассажиру, что ѣхать дальше невозможно, что нужно гдѣ-нибудь сложить чемоданы и дорожную поклажу, что стоять ему на улицѣ не приходится, что станцiонный смотритель взыщетъ за просрочку и т. д. Бѣдный юноша теряется: въ его блестящiя предположенiя не входила здѣшняя блестящая грязь....
Грустно смотрѣть на развалины, отъ которыхъ вѣетъ духомъ разрушительнаго времени; грустнѣе бываетъ при видѣ пожарища, или мѣста, опустошеннаго наводненiемъ, разореннаго непрiятелемъ; но, Боже мой! какъ грустно глядѣть на развалины и всякаго рода опустошенiя, въ которыхъ виновата единственно лѣнь, безпечность человѣка! Тутъ нѣтъ мѣста примиренiю. Окружающая тебя ветошь вопiетъ громко о томъ, что ветошь также и тѣ люди, которые шевелятся между нею, что хламъ сносится къ хламу, что посреди его и новый, свѣжiй кусокъ скоро заражается гнилью. Съ такими печальными заключенiями часто приходится бродить по улицамъ Екатеринодара при видѣ разрушающагося частокола и плетней, около которыхъ не ходитъ заботливая рука хозяина. Во многихъ мѣстахъ со двора во дворъ, изъ сада въ садъ можно свободно шагать, не встрѣчая никакой помѣхи; слѣды давно-растасканной огорожи еще существуютъ: стало быть огорожа когда-то была, — и этого уже довольно для спокойствiя хозяина. «Новую поставишь — и новую растащутъ: такъ сто́итъ ли объ этомъ хлопотать», думаетъ онъ въ своемъ бездѣйствiи. А тутъ за-одно съ огорожей ветшаетъ крыша на домѣ, да и самый домъ успѣлъ уже пошатнуться. «Не устоишь противъ людей, такъ устоятъ ли противъ времени?» — утѣшаетъ себя тотъ же хозяинъ. — Нѣтъ, видно малороссiянинъ — плохой колонистъ, и не легко подчиняетъ себѣ новую обстановку; скоро забываетъ онъ преданiя родины, скоро оставляетъ обычаи своей опрятной малороссiйской хаты; не несетъ онъ, какъ родичъ его, москаль, на чужую сторону своего искуснаго топора, чтобъ срубить имъ крѣпкую родимую избу, не запасается на дорогу крѣпкой волею, чтобъ съ нею выдержать напоръ мѣстныхъ случайностей и въ чужедальней сторонѣ закрепить родимый обычай. Да, не забывши потащить съ собою въ путь пресловутую лѣнь, видно скоро теряетъ онъ изъ памяти образъ домовитой малороссiянки: иначе, на чужбинѣ не сорилъ бы онъ у себя подъ-носомъ, не глядѣлъ бы на все свѣсивъ голову и опустивши руки, приговаривая: «а, кому яке дило? це добро мое, не чуже!» Иначе не выкидывалъ бы онъ всю зловонную дрянь у своихъ вороть, подъ ноги прохожимь, не пачкалъ бы гдѣ ему вздумается, оправдываясь и тутъ прехладнокровно: «це мисто обществе́нне!» На всемъ этомъ видна печать той апатiи, которая завладѣваетъ человѣкомъ, когда онъ запутался въ своихъ обстоятельствахъ, потерялъ концы своего дѣла, и не зная куда ступить, что́ начать, — остановился на чемъ попало, да и ждетъ развязки извнѣ. — Но, можетъ-быть, существуютъ другiя причины такого безотраднаго положенiя колониста, напримѣръ бѣдность, бѣдность въ массѣ населенiя со всѣми ея возмутительными послѣдствiями? Такъ, слѣды ея очень замѣтны; но все же нельзя признать ее за начало зла. Она имѣетъ свои гнѣзда, и не кладетъ отпечатка на весь составъ населенiя; она движется, имѣетъ какiе бы то ни было исходы, такъ или иначе изворачивается, по пословицѣ: голь на выдумки хитра. При всемъ своемъ гнетѣ, она не въ состоянiи подавить въ человѣкѣ стремленiй къ труду, порывовъ къ лучшему, если только будетъ встрѣчать отпоръ со стороны его нравственныхъ силъ... Но къ этому вопросу мы будемъ имѣть случай еще не разъ возвращаться.
Улицы города рѣдко оживляются людностью, движенiемъ экипажей. Въ лѣтнiе знойные дни стоитъ пыль надъ городскимъ мѣстомъ, словно надъ люднымъ торжищемъ; но ее взбиваетъ скотъ, во множествѣ приходящiй вечеромъ съ полей. Онъ же въ осень и въ зиму шатается по улицамъ, отыскивая для себя гдѣ-нибудь пищу. Здѣшнiе хозяева стараются держать рогатый скотъ въ теченiе цѣлаго года на подножномъ корму, и молятъ Бога, чтобъ Онъ не посылалъ глубокихъ снѣговъ, а въ особенности крѣпкихъ морозовъ. Оттого въ холодную пору, на улицахъ и переулкахъ Екатеринодара то лежать, то уныло стоятъ голодные быки и коровы; иногда рѣшаются они заглядывать, по дворамъ и тамъ захватывать, по здѣшнему выраженiю, сѣна клокъ, или вилы въ бокъ. Послѣднее случается часто; но пуще всего преслѣдуетъ ихъ собачiй лай, и нужно быть флегмами-быками, чтобъ на неистовство его не обращать ровно никакого вниманiя. Въ темныя ночи (въ городѣ нѣтъ ночнаго освѣщенiя) пѣшеходъ того и гляди, что наткнется на рога скотины, и ночевать ей можно только на улицахъ. Таковъ ли долженъ быть уходъ за нею тамъ, гдѣ скотоводство составляетъ главный источникъ богатства края?
Но особенно пустынны бываютъ улицы Екатеринодара въ полуденную пору, когда почти все населенiе города предается отдыху и сну. Закрываются ставни оконъ; запираются двери; повсюду наступаетъ тишина, смущаемая только собачьимъ, тоже соннымъ лаемъ. Куда бы вы ни постучались — вездѣ одинъ отвѣтъ: спятъ. Для новичка такой порядокъ сначала кажется довольно страннымъ; но мало-по-малу и онъ привыкаетъ дышать тѣмъ же воздухомъ, который въ полдень гонитъ здѣсь всѣхъ на покой. И силу этого снотворнаго воздуха почувствуетъ онъ тяжеле всего въ удушливые лѣтние дни....
Н. Вороновъ.