Повесть Жана Ришпена в переработке «Смены».
Перевод Богдановой. Иллюстр. А. Калле.
мускулы, он старался пересечь течение поперек, думая, что так он найдет берег, утес или песчаную отмель...
Он чувствовал, как силы покидают его, тело все тяжелеет, дыхание делается коротким и его окоченелые ноги уже вяло шевелятся в воде, не касаясь дна. Он чувствовал себя погибшим, стоящим перед выбором бросить Мариуса и спастись налегке одному, или же потонуть вместе с ним. Он не колебался.
— Нам не везет, — сказал он громко, — надо умирать здесь, пойду ко дну.
— Что? — спросил неожиданно Мариус слабым голосом.
И в это самое время ноги Жана коснулись скалы. Он сделал еще шаг, он шел. Они были спасены.
Он двинулся еще; вода опускалась понемногу. Она была теперь ему по грудь. Еще три шага и уровень воды был еще ниже. В одну минуту его силы удесятерились от радости. Он сделал со своей ношей 4—5 прыжков во мраке, наугад, с риском разбить себе лоб о какую-нибудь скалу. Но нет. Скалы не было и он очутился на земле с Мариусом, пришедшим в себя.
— Марийус, мой верный Мариус, мы в безопасности, мы больше не в воде. Посмотри же!
Но Мариус ничего не видел, так как все еще было темно.
— Ах, как я глуп, — сказал Жан. — Я и забыл, что еще не рассвело. Наконец, ты чувствуешь почву под ногами, не правдали?Мы спасены, ну!
— Где мы. Скажи мне. У меня тяжела голова и все ходуном ходит.
— Чорт возьми, да ведь ты утонул!
— Но день-то прошел, что-ли? Ведь занималась заря, когда мы расстались.
— Мы в гроте, мой друг, я не знаю, где это. Я считаю, что мы спасены. Но как выйти отсюда?
— Мы это увидим после. А сейчас — посидим и поспим. Сюда нас не придут искать.
Они вытащили хлеб из своих мешков. Хотя он и подмок, они полили его еще немного водкой и потом, несмотря на жесткую скалу и мокрое платье, уснули, добросовестно храпя. Когда они проснулись, то, конечно, чувствовали себя лучше. Они закусили еще и, так как сон дал им силы, они вновь ожили.
— Это еще не все, — сказал тогда Мариус, — поспать, поесть и обсушиться немного. Теперь дело в том, чтобы нам найти дорогу. Это не легко. Мы, должно быть, находимся в какой нибудь пещере без выхода, так как нигде не видно ни луча света. Вернуться назад невозможно; больше купаться уже нельзя, мы достаточно вчера намокли. Значит, нам нужно повернуться спиной к озеру. Идем.
Они сделали несколько шагов, взявшись за руки, и пришли опять к воде, намочив в ней ноги.
— Не надо нам больше тебя, старуха, — сказал Жан, смеясь. — Спасибо, я удаляюсь. Мы с тобой прощаемся.
— Но не до радостного свиданья. — добавил Мариус.
Повернувшись, они смело двинулись в темноте в пространство, расстилавшееся перед ними.
Где кончались эти своды! Больше получаса шли они так, правда, тихо, как ходят в потемках, но все-же двигаясь и не видя конца этой ходьбе. Они все-же надеялись.
— Будь проклят Барбеллес, — говорил Мариус.
— Если бы этот мерзавец не отослал к праотцам мою коробку со спичками, мы могли бы хоть что-нибудь видеть.
— Эге, — ответил Жан, — я чувствую, что моя голова коснулась как будто ветки. Может быть, это растения свисают со сводов. Кажется, мы приходим к концу.
Скоро, действительно, они коснулись какой-то стены, покрытой чем-то шероховатым с заострениями и более твердой, чем скалы.
— Внимание, — произнес Мариус. — Надо ее исследовать ощупью. К чему нибудь придем.
Еще полчаса ходьбы. Они шли скорее: стены служили им проводником и опорой. Жан шел впереди и еще более торопился, как вдруг он закричал:
— Чорт бы взял эту стену. Мы опять пришли к озеру. Забавно.
— Повернем, — предложил Мариус и пойдем по той же системе. По крайней мере, мы обойдем кругом нашу тюрьму и пожмем руку всем стенам.
Еще час путешествия, касаясь пальцами стены, неуверенным шагом, с глазами, широко открытыми в потемки, с надеждой и тревогой в сердце. Найдут ли они щель.
Опять они пришли к воде. Они обошли всю окружность, которую образовало углубление таинственного грота. Перед ними темная вода, с безысходной пропастью, откуда шло течение и куда, следовательно, нельзя было плыть, так как опять угрожал водоворот.
Сзади них ночь, тюрьма, голодная смерть без всякой надежды на получение помощи. Что выбирать. Они сели в отчаянии. Даже есть у них не хватило мужества. У обоих мелькнула мысль: надо лишить себя жизни.
Какая участь. Им, родившимся на светлой улице Парижа, выросшим на солнце, на свежем воздухе, надо было кончать жизнь в этой тьме, задохнуться в этом мраке, быть заживо погребенными в этом склепе.
Рыданье вырвалось из груди Мариуса; он бросился на шею Жану.
Но это была одна минута упадка духа и он опять начал смеяться, говоря:
— Ну что-же ты хочешь.
— Я хочу... Я хочу покончить сейчас, чорт возьми. — ответил Жан.
— Ладно, не говори только этого таким зловещим тоном. Я тоже хочу покончить, но чтоб это было поскорей, не так ли? В два счета и три движения. Но это еще не причина, чтобы приходить в уныние. К чему это заливаться слезами, или же вещать громовым голосом, как тромбон. Какого чорта. Мы рождены жизнерадостными, жили весело и умрем со смехом. А я еще нахожу, что у нас есть преимущество.
— Преимущество?
— Ну, да: мы могли быть с'едены. Поджарены на вертеле.
— Так что-же. Не веселее печься здесь в печке.
— Что ты. Я предпочитаю печься, знаешь, у каждого свой вкус... А. в конце концов, на вертеле или в печке, не все ли равно. Нужно закрыть глаза только, вот и все. А сейчас меня утешает свобода. Ну! Мы свободны! Да здравствует свобода!
Старый жрец начал свое молитвословие.
Несмотря на эти приливы веселости, все же долгое время они сидели молча.
Вдруг страшный шум потряс своды.
Остров Новая Каледония представляет то любопытное явление, что он в одно время коралловый и вулканический остров. Бывает, что на толще земной коры, взрыхленной вулканом, основалось семейство мадрепоров1). В этом случае коралловый риф, который поднимался бы только до уровня воды, поднимается вверх в виде холма и образует скалы, каменные горы. Отсюда такое явление: местами, в поднявшейся от вулканического извержения горе, образовались внутренние обвалы, обрушения мягких частей, которые оставляют на поверхности только твердые части земли, что в коралловых островах, дальше от моря, порождает коралловые гроты. В некоторые из них свет совершенно не проникает; они открыты только для водных потоков, которые текут и низвергаются в пропасть в полной темноте, или же для подземных ходов, которые заканчиваются у них после многочисленных колен и изгибов.
Жан и Мариус тихонько подошли и стали за скалой.
В подобном гроте и очутились Жан и Мариус. Они только не могли, ощупывая стену, найти какую-нибудь щель, так как единственный выход из грота не был на уровне с почвой. Это было большое отверстие в глубине стены, вышиной футов в 15 от основания грота. Для тех, кто мог из него выйти в темный грот, оно представлялось как бы ртом, открытым в пустое пространство. Это отверстие было для дикарей входом в храм. Таинственный грот со своим мрачным озером в их суеверном воображении представлял срашное и священное местопребывание предков. Ежегодно жрецы и начальники племен приходили сюда
1) Мадрепоры — кораллы особого вида.