МАРУСЯ БЛЕКОВА, мамзеля второступенская, живет на Савинской улице. Отец богатый, "непом" зовут комсомольцы. Вылитый портрет нэпа: длинный жердяга, голова клином, глаза рысьи, узенькие, хитрые; весь рыжий и лицо, веснушками усыпанное, и борода, и волосы рыжие. Зимой — валенки рыжие, а летом — сапоги такие же, шуба лисья. Язва. Хитрый. Вот — папенька Маруси.
Сама Маруся — егоза девка, шило, хохотуша. Ей бы все смеяться, дурашливой.
Симпатичная девица. Года самые подходящие — 17. Лицо круглое, с румянцем во всю щеку, — не поддельный, материнский. Волосы светлые, густые, с отливом золотца, на лбу ободком, челкой спустились. Сама здоровая, ядреная девица, развитая "во всех отношениях".
О чолке Маруси говорят все в городе. Какую-то особую миловидность, даже красоту эта чолка придает. Видишь Марусю, — красивая такая, а почему — не об'яснишь. Смотришь с ног — так себе, а взглянешь на голову, остановятся глаза на чолке, — другая, красивая.
Маруся училась во второй ступени. Училась хорошо, только полит-экономии не понимала: на этом уроке — пень-пнем, угрюмая. Мысли раскидывала на танцы, на железнодорожный клуб да на кинематошку. Учитель был из райкома, студент — не коммунист, а "марксист". Строгий к заданиям, видел пень-Марусю, — злился, часто бормотал:
— Урок самый главный, учите — в ВУЗ'е будете.
На Марусе глаза прилипали. Краснела она, вставала, думы о танцах осенними листьями рассыпались. Улыбалась. Учитель смотрел, в мозги шепнул.
— Чудная Маруся, оттого я привязываюсь.
Вслух добавил:
— Доклад написали, Блекова?
У ней смеялись глаза, пылал румянец.
У учителя — дрожь. Молодость... Из головы дымом пошла прибавочная стоимость, тресты... первобытный коммунизм... все, все.
В глазах — Маруся, чолка, волосы, румянец...
— Приготовлю, — медом в рот, в уши учителя.
Сладко. Успокоился. Марусина чолка ниже спускалась на лоб.
Учитель смотрел. "Камчатка" хихикала.
Проходило время. Бежали годы. Кончала гимназию. Иначе не называли у них 2-ю ступень. Думы были попасть в ВУЗ. Поехать в Москву. Нельзя — Советская власть.
С отцом советовалась. Сказал он ей:
— Не горюй, Маруся, знай, милая, — без обмана, да без опутывания в люди не выйдешь. А ты у меня красавица. Чолка одна выручит.
Маруся поняла.
Больше занималась собой. Часами простаивала перед зеркалом, чолку приправляла. Пудрой квалифицировалась, — как бы покрасивее. Еще разговор с отцом был: — где командировку достать? Рылись в мозгах оба.
Остановились, — союз молодежи.
Маруся красива, с чолкой — там молодость.
Папенька вставил:
— Теперь все у этих мальчишек.
Решено. План у Маруси готов.
Начала Маруся в союз захаживать. Лекции слушала, скромненько одевалась, красный платочек завела. Чолку выпустит из-под него — малина-девка. Придет в союз, цыпочкой сядет в срединку: — взаду то не заметят, впереди неудобно, а в середине-то и тебе все видно и тебя видят. Тихонько спросит:
— Кто читает, откуда?
Вкрадчиво так, выцарапывая кошечкой слова. Глазок состроит. Сядет рядом, — невольно обратят внимание. Все, бывало, узнает, всю подноготную, ищет, кто поглавнее. Все ее знали. Укомщики говорили:
— Славная баба.
Экономправ укома на глаз взял.
Вася Рябов, рабочий парень, немного в городском учился, — на заводе работал года три. Слабенький такой, мякиш-душа. Карьерой немного заражен, востер на язычок. Выдвинулся, в Уком попал, а в союзе недавно, с 21 года. Марусю знал, когда в городском учился. Заметил, что в союз шляется. Заметил, — зачем ходит. Шкурница.
Вася Рябов любил рисоваться. Сегодня он читает доклад. Случай есть. И Марусю увидит. Подвезет.
Просил долго руководителя Изо нарисовать яркий плакат. Сам думал ночь целую, — как бы составить покрикливее.
Готов плакат. Руководителя Изо уломал. Нужно разрешение на картон да на краски, а в Изо одна только черная, из нее ничего не выйдет.
Митька Щукарь, секретарь Укома, каменный парень, рабочий, знал Васю, рисоваться тот любит. — На дыбы:
— На кой чорт? Реклама, — деньги, краски тратить?
Вася — доказывать с точки зрения кардинального вопроса, нужности познания всем слоям молодежи, углубленного критического суждения об этом вопросе, вокруг которого базируется наша вся работа.
Митька смотрел на Васю. Подумал!
— Трепач.
Сказал вслух:
— Ну, ладно, валяй!
Махнул на бумажке:
— Выдать. Д. Щукарь.
Вася — аэропланом и к руководителю Изо. Любовно смотрел на бумажку, на подпись. Сквозь бумагу проглядывала чолка. Вася остановился, закрыл глаза. В голове, в мозгах была она.
Долго Вася об'яснял руководителю об американских рекламах, о фоне... Руководитель из обязанности слушал Васю, потому что нужно было: копейку платил союз, а Вася член Укома, член бюро Укома, ответственный работник. Согласился.
Вася успокоился, пошел домой. Забыл сходить на дрожжевой завод. Махнул рукой.
— Не горит. Подготовлюсь. Провалюсь — успех пропадет, Маруся сорвется...
Тихонько плелся.
В Изо малевали плакаты.
Маруся только что встала, выпила стакан какао, одела капот, повертелась перед зеркалом. Подумала.
— Интересная.
Прибрала чолку, попудрила лоб. Пришел отец. Упомянула про Васю. План рассказала. Отец согласился. Поцеловал чолку. Буркнул:
— Дотягивай до конца. Залучи к нам. Этот пойдет. Мягкий. Наш будет. Я его помню.
Глаза Маруси дали согласие.
По городу, в заводе, на фабрике лепили яркие, пестрые плакаты. Кричали, говорили они всеми цветами красок. Все знали, всем бросалось в глаза. Все решили, что это нужно. Ребята решили итти.
Маруся вышла из дома в лавку купить коробку пудры, флакон духов. На углу Савинской улицы в глаза Маруси бросился плакат:
"15 мая!"
"Остановись! Ребята, девушки, рабочие, коммунисты и беспартийные, молодежь из 2-й ступени — все, все, все!
Всех эксплоатировали, все были под игом капиталистического строя. Почему это так? А вот почему:
Иди послушай лекцию!
Реорганизация труда молодежи; социалистическое обучение и перспективы народного хозяйства.
Лектор — экономправ Укома РКСМ Василий Рябов.
Молодежь 2-й ступени, это твой насущный вопрос, — идите все, все, все! После лекции игры в фанты.
Весело, разумно, полезно!
Начало в 8 час. вечера. В клубе союза молодежи "Красные Огни".
"УКОМ РКСМ".
У МАРУСИ в глазах рябило. Переливало красками — красными, синими, желтыми. Плакат был яркий.
Поняла Маруся, что это он. Сердце екнуло. Поправила чолку. Посмотрела в кулачок, — зеркало там.
— Хороша, — блеснуло в уме.
Запорхала к магазину.
Клуб полон до отказу.
— Народу привалило, словно плотину прорвало, — вставил Митька Щукарь.
Закончил словами:
— Не нравится мне шпана из 2-й ступени, а много ее тут...
Вася Рябов дал справку:
— Слушай, Мить, вопрос очень важный, психологически подействовал, каждый индивидуально проштудировал, предварительно дав марксистское обоснование. Здесь и рабочей молодежи много.
Щукарь выслушал половину. Махнул рукой. Ушел в кабинет писать тезисы о базовой системе.
Вася, убежденный в том, что сагитировал, потирал руки. Глаза искали Марусю, ее чолку.
Публика волновалась, — часы показывали начало. Хлопала, кричала.
— Начинайте, чего маринуете!
Маруси не было. Красный платочек с чолкой не смотрел из-за голов. У Васи упало настроение. Шум. Гам. Выгнали Митьку Щукаря из кабинета. К Васе:
— Ты что не начинаешь? Ведь ребята волнуются!
Вася нашел мотивировку:
— Я сейчас в уборную схожу, что-то живот болит...
— Ну, валяй, да скорей!
Вася заперся в уборной, посмотрел на часы — 10 минут девятого. Через 10 минут начну. Маруся подойдет, а пока прочту еще разок тезисы.
И сквозь тезисы видел Марусину чолку.
Урчала вода. В зале шумели.
Маруся шла из магазина в седьмом часу. По дороге попадались плакаты яркие, кричащие.
"Остановись! Экономправ Укома Василий Рябов!"
Все цеплялось за глаза, говорило, звало. Марусины глаза задели за плакат, мыслишки копошились:
— Вася — с ней. Он, милый, доставит командировку в ВУЗ.
Одна мысль, один взгляд в зеркало, рука поправляла чолку.
По дороге несчастье. Ремонтировали дом. Красили зеленой краской. Маруся не заметила. Вверху маляр опрокинул нечаянно ведро. Зеленое полилось сверху на Марусю, на платок, на чолку. Она стала зеленой. Платок из красного — в зеленый и чолка — из русой обвисла. Опомнилась, — рыдала. Собралась толпа. Смеялись, жалели. Усадили на извозчика.
Быстро катила к дому. Думала: "как с челкой, — отмоется ли? Как с лекцией Васи, с командировкой"?
Слезы зеленые, струйкой по лицу. Извозчик утешал, погоняя вороного. Папиросники, завидев Марусю, кричали:
— Зеленая выдра-а! Гы-гы! Жа-а-ба зеленая! Ко-бы-ла крашеная, с чолкой! Кра-а-ше-ная! — неслось вслед.
Истерика.
В ванной мыла горничная. Утешала. Маруся бормотала молитву.
— Господи, помоги чолку отмыть, пятирублевую свечку поставлю. В церковь ходить буду.
Отмылась. Время 7 час. 20 мин. В 8 лекция. Она поспеет. Собралась, даже не поела. В зеркало, — ничего не изменилось. Все на своем месте. Взяла извозчика. Через 15 минут будет в союзе. Не доехала пяти домов до союза, — вылезла. Неудобно. Заметят. Заплатила извозчику, перекрестилась.
— Дай, бог, поспеть.
Вася Рябов сидел в уборной, смотрел на часы. Трепетало сердце. Часы показали 8 часов 18 минут, Вася на стенке написал:
"Ждал чолку В. Р."
Маруся прибежала в клуб, кинулась в уборную, чтобы посмотреться в зеркало, поправить чолку.
Посмотрела — никого нет. На уголке написала: "читает лекцию В. Р. Душка. Полюбил бы меня. М. Б.".
Выкатилась в зал. Взгляд Васи упал на чолку, на красный платочек. Остановился паровозом. Тупик. Глотнул воды, начал дальше. Жарища. Вспотели, — тянул час. Маруся в поту — подумала: "Гадко, что нельзя на лекции пудриться".
Выскользнула в уборную.
Вася кончал. В конце агитнул. Маруся обратно в зал. Хлопали. Опять встретились глазами.
Митька Щукарь заболел. За секретаря остался Вася Рябов. Маруся узнала.
Приступом надо брать. Скажу о командировке. Достанет, — ведь любит.
Подкатилась, когда на лодке катались.
Целовал Вася чолку, в губы. Клялась Маруся ему. Ввернула в поцелуе слово:
— Командировка.
Подвезло.
— Согласен.
— Десяток поцелуев горячих с губ Маруси — Васе.
Достал Вася командировку без комиссии.
Маруся радехонька, ничего не жалела.
Ночь с ним спала, чтобы крепче было. Но сама себе знала предел. Хитрая, — в отца.
Прощались. Клялась писать. Вася сам сказал:
— Жди, приеду.
Оставила карточку. Укатила в Москву. Целовал карточку Вася, думал:
— Марусина чолка моя. Добился.
В Москве у Маруси сорвалось. Не прошла через комиссию, проговорилась. Спросили, что такое комсомол — не ответила. Командировку отняли. Записали, откуда. С Марусей болезнь... Много пережила, слегла в больницу. Воспаление было. Волосы остригли. Без чолки стала. Голая. Страшная, — лоб клином. Отец приехал, не узнал дочери без чолки. Изменилась. Первая справка — где чолка?
Маруся — та, да не та. Утешал. Может, еще не пропало. Вырастут волосы. Маруся плакала.
Приехала домой. В городских улицах опять кричали, как тогда плакаты. Зеленые, красные, голубые, — в глаза бросались. Опять зацепили за глаза Маруси.
"15-го ноября".
"Спешите все! Суд над членом Укома РКСМ Василием Рябовым. Осужден за мещанство, за отрыв от союза. Вся рабочая молодежь на суд! За тобой слово!
Начало в 8 часов вечера в клубе молодежи "Красные Огни".
"УКОМ РКСМ".
НАД ВАСЕЙ СУД. Комсомол судил за командировку Маруси, за шашни с ней, за то, что изменил рабочим ребятам.
Маруся пошла в красном платочке, как прежде. Интересный суд. Долго спрашивали, — зачем дал? Осторожно подходили. Нельзя иначе, — рабочий парень.
Отвечал:
— Понравилась, любил, увлекся.
Листом колыхался.
Митька Щукарь обвинителем был. Крепко крыл. Плакат вспомнил. Увидел Марусю, потребовал к ответу.
Вышла она страшная, без волос, без чолки. Васю — в жар.
— Не может быть, — Это не она, не Маруся.
Митька спросил:
— Вы его любили?
— Нет, — ответила Маруся. Решила до конца сказать: командировка нужна была...
Васю кипятком ошпарило. В зале смех.
Митька Рябов настаивал:
— Ну, ты все еще любишь, по-комсомольски скажи?
Вася глянул на Марусю. Противная, лоб клином, нос да глаза, — и только. Не та прежняя, с чолкой. Скотиной оказалась. Порылся в мозгах. Ничего не вырыл. Ляпнул открыто:
— Любил-то ее за чолку, за волосы, увлекла, втетерился. Не комсомолец я.
В зале кто-то крикнул:
— Без чолки и кобыла не красива!
Кто-то добавил:
— Губа не дура — плешивых не любит!
Зал хохотал.
Васька заплакал.
На заводе ребята говорили:
— Рябова вышибли за чолку.
Все были согласны.
— Так и надо, — подтвердил старик рабочий: мякишь нам не нужен. Нужен камень!