КОКАРЕВ, закутавшись с ногами в плед, пил чай медленными глотками. Блюдечко дрожало в его бескровных руках.
Тонкая лисья мордочка горела против окна рыжим румянцем чахотки.
Он был не один.
Дик — маленький человечек с бугроватым лицом и роговыми очками на лбу — только-что вернувшийся из уезда, сидел за столом напротив.
— Итак, вы говорите — у вас есть данные? — тревожно спрашивал Дик, — сидите вы дома, а все знаете!
— Дорогой мой, — с трудом заговорил Кокарев, — очень жаль, что вы не вскрыли того письма от симферопольских товарищей, которое мне было передано сыном матроса Федора.
Дик пожал плечами:
— Оно было адресовано вам.
— Пустая формальность! — перебил Кокарев: — оставим это. Перейдем лучше к делу.
Он отпил из своего стакана и продолжал:
— В этом письме меня предупреждали быть осторожным с капитаном Яном. Его называли провокатором. Я вспомнил некоторые намеки Федора по адресу этого человека; и принял к сведению. Но этим не ограничилось. Мальчик, принесший письмо, рассказал мне о готовящемся капитаном покушении на Федора, при чем дал мне слово, что ими будут приняты все меры для защиты... Первой моей мыслью было предупредить вас и товарища Сименкову. Вы ведь знаете, что она — дочь капитана.
— Но я опоздал: вы уже уехали в уезд. Вчера я узнал, что капитан вернулся в Севастополь и играет видную роль среди восставших матросов.
— По его словам, "Беспокойный" со всеми людьми погиб во время бури. Он же с единственным матросом случайно уцелел.
— Вот, что я мог вам сообщать. А вообще — наши дела хороши. Слышите — стреляют, Ну, а теперь извините, — помолчу. Устал очень.
И он задышал открытым ртом, вытирая со лба капельки пота.
— Сименкова тоже приехала с вами? — спросил он, спустя несколько секунд.
— Да! Необходимо сейчас же ее предупредить! — заволновался Дик, — отчим может воспользоваться ее доверием. И потом — убрать его с дороги. Я пойду к нашим. Прощайте, Кокарев! — коротко проговорил он, надевая кожаный шофферский картуз и выходя в сени.
БЕСПОКОЙНЫЙ пришел в Севастополь на другой день после происшедших расстрелов.
В нескольких местах шла осада засевших в домах и отстреливающихся офицеров.
Торопливо и скучно, как швейные машины, стучали пулеметы,
Сойдя с "Беспокойного" на берег, матросы разделились.
Проходившие мимо вооруженные рабочие порта, увидев Федора, радостно зашумели и потащили его за собой.
— Ну, Андрей! — обратился к товарищу Виктор, — я с ними пойду, а ты —з наешь что, — сказал он, лукаво вдруг загоревшись; — пойди-ка ты с нашей братвой, своего отца пощипай! Покажи-ка себя, право!
И дружески хлопнув Андрея по плечу, он побежал догонять Федора, придерживая тяжелый, прыгающий на боку, "Наган".
Андрей на мгновение заколебался.
Перспектива столкнуться с отцом не пугала его.
Но мысль о матери заставляла его медлить.
— Что-ж ты? Дрефишь? — спросил, улыбаясь, Ходарчук, мгновенно выводя Андрея из состояния нерешительности.
— Мать будет на моей стороне — подумал мальчик и, тряхнув головой, весело сказал:
— Нет, не дрефлю! Идемте товарищи!
— Идем! Идем! — загудели матросы, рассыпая по набережной каменный шаг:
— Идем! Идем! Возьмем Хрущова в работу!
ОКНА ЛАВКИ были закрыты железными сторами.
Войдя во двор, Андрей, не без волнения, постучал в дверь.
— Да ты не бойся! Громче стучи! — засмеялись матросы и загремели в дверь прикладами винтовок
Изнутри не открывали.
ТОГДА несколько сильных ударов штыка сломали замок.
Андрей — первый, за ним — остальные — поднялись по лестинце наверх.
Дом был пуст.
На всем были следы поспешного бегства.
Хрущовы бежалн, бросив все, спасая жизнь.
Андрей с любопытством заглянул в свою комнату.
Ему показалось странным, что в этой чистенькой комнатке, с лампадкой в углу, он прожил столько лет в тишине и неведении.
В открытую форточку задувал резкий холодный ветер, переворачивая страницы лежащих на столе книг.
И Андрею показалось, что ветер дует сейчас над всей жизнью: над ним, над Виктором и над матросами, над Севастополем и над Россией живительный норд-ост.
Матросы разбрелись по комнатам, разглядывая мебель, вынимая из шкафов платье и белье.
— Ишь, сколько всего припасено! — говорили они, — на целую роту хватит!
В столовой Ходарчук и юнга вынимали из мрачного тройного буфета оставленную ветчину и графин с водкой.
— Сейчас подзакусим! — щелкая пальцем по горлу засмеялся юнга и обратился к Андрею:
— Теку, значит, дали твои родители, да?
— Да! — с легкостью ответил Андрей и, прибавив: — ешьте, берите, ребята, все, что хотите! — отошел к окну.
За двором виднелась часть улицы.
По ней то и дело пробегали люди, увешанные пулеметными лентами и гранатами.
По городу из конца в конец дробно перекатывалась перестрелка.
И, вдруг, он вздрогнул.
Ему показалось, что по мостовой знакомой дергающейся походкой прошел с красной ленточкой на груди капитан Ян.
ФЕДОР и ВИКТОР с матросами сразу же попали в "дело".
Позвавшие их рабочие шли выбивать засевших в центре флотских офицеров.
Осажденные укрылись в крепком двухэтажном доме.
В упор, на расстоянии от угла до угла, в продолжение получаса из дома безостановочно, до накала, бил и бил пулемет.
У заколоченных ворот несколько минут метались две старушонки с "Беспокойного", о которых совершенно забыли. Их квартиру заняли офицеры, и они, растерявшиеся, ничего не соображая, в ужасе стояли под пулями. Октябрь выбросил их на улицу вместе с Адонаем.
— Ложитесь! Ложитесь! — закричали им матросы из ворот. Но они, не слушая, с криком побежали по бульвару.
Перестрелка продолжалась.
Засевшие в доме не жалели патронов.
Двое рабочих было ранено.
Матросы стреляли из подворотни и пустого магазина.
Федор настаивал, что надо ждать, пока у тех кончатся ленты.
Виктор предлагал немедленно пойти в атаку.
Но когда двое товарищей были ранены, матросы рассвирепели.
Один из них краснолицый парень, размахивая гранатой, бросился из ворот вперед.
Это было явным безумием итти на пулемет с гранатой.
Он сделал несколько шагов и остановился.
Неизвестно почему — пулемет смолк.
Матрос обернулся на товарищей, замерших в неподвижности.
Лицо его выражало предел бесстрашия и воли.
Заорав на всю улицу матерную брань, он бросился к пулемету.
Из дома не стреляли.
И, когда уже только два шага оставалось до дула, — страшно заспешив, словно боясь не наверстать упущенное, брызнул свинцом пулемет.
Матросу снесло череп.
Торопливо и скучно стучала швейная машина, стальными стежками прошивая воздух.
Матросы опускали накалявшиеся винтовки и вновь поднимали их.
Пулемет шил...
ГНИЛОЙ ВОЙЛОК туч расползался по небу, обнажая краешек бледного заспанного солнца.
Ветер, как собака, катался по крышам, визгливо грохоча железом.
Капитаи Ян быстро спрятал в портфель бумаги.
В дверь со двора сильно стучали.
Маленький человечек в роговых очках с бугроватым лицом хотел видеть его дочь Симу.
Узнав, что ее нет, он попросил разрешения оставить записку и, подозрительно поглядывая на капитана, прошел в комнаты.
Написав несколько слов, он взял со стола конверт, тщательно запечатал и, подавая его капитану, сказал:
— Очень прошу передать немедленно... во избежание недоразумений.
И, не попрощавшись, вышел.
Капитан, выглянув из окна и убедившись, что посетитель, действительно, удалился, ловко вскрыл письмо карандашом.
"Сейчас же приходите к Кокареву за получением важнейших инструкций. Не медлите ни минуты. Дик." — стояло в записке.
Он аккуратно заклеил конверт и, самодовольно улыбнувшись, опустил его в карман.
В это время с улицы послышались знакомые мужские шаги дочери.
В комнату вошла Сима — товарищ Сименкова, как называли ее в партии.
В больших быстрых, как ртуть, глазах отражался сталью опыт тревожно проведенной ночи.
Ее русые, эакрученные в косу, волосы терлись о шершавую кожу куртки.
Сапоги по колена были в грязи.
Ручка револьвера торчала за поясом.
Она подошла к отцу и крепко пожала ему руку.
— Ну, здравствуй! — радостно заговорила она — как я рада! Мне уж говорили, что ты окончательно примкнул к нашим. Жаль только Федора и матросов. Неужели все они погибли?
— Думаю, что да, — мрачно ответил капитан.
— Ужас! — дернула плечами девушка, — но ничего не поделаешь! Помочь нельзя. А наши дела — хороши. Исполкома уже не существует. Город в руках матросов и рабочих. И все Шелест! Вездесущий, несокрушимый человек! — воскликнула она с восхищением.
— Он — молодчина, — согласился капитан, двигая мускулами щеки.
— Ну, отец, я ненадолго! Пришла только на тебя посмотреть. Ты сейчас куда? В город?
— Я — к матросам. Обыски пойдем производить.
— Ты будешь возле штаба. Разыщи-ка Шелеста и передай, что мне до зарезу нужно его видеть. Но сейчас — некогда: у меня дела на северной стороне и на вокзале.
— Где же ему тебя искать? — спросил капитан.
— Где искать? — задумалась Сима, — пускай ждет меня через три часа в трактире "Свидание Друзей". Да я ему лучше записку напишу — передумала она и, настрочив на клочке бумаги несколько слов, передала отцу.
— Так передашь обязательно?
— Сейчас же передам — ответил он успокаивающе и, вдруг, спохватившись, хлопнул себя по лбу.
— Ах, какая же я скотина! Чуть совсем не забыл. Для тебя ведь письмо есть. Прости ты меня, пожалуйста!
И он подал ей записку Дика.
Сема пробежала ее и заторопилась:
— Когда принесли? — спросила она.
— Только что.
— Ну, прощай! Бегу! Так передай же! — бросила она на ходу и исчезла, унося с собой запах пороха, молодости и ветра.
Капитан с минуту простоял в раздумьи.
Образ Шелеста встал перед его глазами.
Это — был мозг и самое сердце восстания.
Устранить Шелеста — значило бы нанести сильнейший удар противнику.
Капитан Ян, игравший со времени возвращения в Севастополь трудную роль провокатора, почувствовал, что стоит перед решительным шагом, от которого, быть может, зависит дальнейший ход мятежа.
(План действий широковской организации состоял в методическом уничтожении руководителей рабочего движения).
В сильном волнении, двигая лицом и плечами, заходил он по комнате.
И вдруг вспомнил о лежащей в его руке записке.
Мысль о возможности заманить Шелеста в западню осенила капитана.
Быстро развернув ее, он прочел:
"Дорогой Шелест! — стояло там. — Я приехала ночью. Сейчас — бегу по делам. Очень, очень нужно тебя видеть. Гоняться за тобой некогда. Приходи через три часа в трактир "Свидание Друзей". Жду. Сима".
Капитан Ян несколько минут соображал.
Затем он взял карандаш и, зачеркнув "три часа", написал "полчаса". После этого, одевшись, и зарядив револьвер, он вышел через двор на улицу.
Пройдя квартал и свернув в один из незаметных переулков, он поравнялся с единственным окном полуразвалившейся хаты и постучал.
В дверь высунулась рябая заспанная голова и, спустя минуту, на улицу вышел Филипп.
После нескольких слов, сказанных капитаном, он в знак согласия закивал головой.
Капитан Ян торопил его, говоря:
— Так иди же бегом в трактир. Смотри — не промажь! А я только слетаю к матросам — скажу, что задержусь, и пришлю того.
И толкнув парня, чтобы он шел живее, капитан побежал по направлению к гостинице, где расположился отряд матросов.
В ДОМЕ ХРУЩОВА попрежнему хозяйничали непрошенные гости.
Несколько человек вповалку заснули на диване.
Остальные же — перерывали ящики, не так из корысти, как из любопытства.
Андрей решил отыскать Федора и Виктора.
— Я сейчас вернусь, товарищи! — сказал он одеваясь, и, спустившись вниз, пошел по улице, прислушиваясь к перестрелке.
Проходя мимо гостиницы, где у ворот стояло несколько пулеметов, он заглянул во двор.
Глаза его встретились с глазами человека, стоящего посреди группы моряков.
Оба, вздрогнув, узнали друг друга.
На Андрея смотрел капитан Ян.
Замешательство капитана длилось одну секунду.
В следующее мгновенье он уже крепко держал за куртку пытавшегося сопротивляться Андрея и кричал, обращаясь к матросам:
— Берите его, товарищи! Вот, оно — хрущовское отродье! Мало его отец вашей крови выпил?
К мальчику бросилось несколько человек.
— Товарищи, постойте! — напрасно пытался он заговорить.
— На мушку его, сукиного сына!
— Веди в погреб! — раздавались голоса.
— Товарищи! Вас обманывают: — отчаянно закричал Аидрей, — капитан Ян — предатель и негодяй! Не верьте ему!
— Не клепай на других! Все равно не поможет! — гудели матросы, толкая мальчика в спину и сводя его вниз.
— Ну, пусть пока здесь посидит! А там видно будет. Как товарищ Ян скажет! — крикнул высокий матрос, вталкивая Андрея в подвал и запирая на задвижку дверь.
Мальчик очутился в громадном сыром помещении с рельсами на потолке и свисающей отовсюду паутиной.
Два решетчатых окна без стекол выходили на улицу.
Андрей бросился к ним.
Положение свое он считал безнадежным.
Он хорошо понимал, что капитан пойдет на все, только бы заставить его молчать и — что вероятнее всего — станет добиваться его смерти. Со страхом и надеждой смотрел он на улицу, ожидая появления кого-нибудь из друзей.
Он уже потерял всякую надежду на спасение, когда за окном послышался знакомый детский голос, который пел:
— Ах, ты, мать, моя мать —
Голубятница!
Ты не режь голубей,
Нонче — пятница!
Прильнув к решетке, Андрей увидел девятилетнюю Зинку — сестренку Виктора, сильно похудевшую после болезни, собиравшую в подол кофты патроны.
— Зинка! Зинка! — закричал он изо всех сил, так что девочка в испуге раскрыла глаза и выронила все собранные патроны.
— Не бойся! Это — я, Андрей — успокоил ее мальчик — ты отца видела?
Девочка утвердительно кивнула головой.
— Ну, так беги скорее и нему. Скажи — меня арестовал капитан Ян. Матросы хотят расстрелять. Беги же!
Но этого не нужно было повторять.
Девочка уже мчалась по улице, мелькая издали босыми ногами.
ШЕЛЕСТ СИДЕЛ в штабе за грудой неразобранных бумаг.
Его литое, как маска, лицо выглядело усталым от бессонницы.
Ввалившиеся глаза пугающими провалами смотрели поверх стола.
Его клонило ко сну.
Часовой у дверей завозился винтовкой, пропуская кого-то.
Вошел капитан Ян.
— Добрый день, товарищ. — обратился он к Шелесту, — моя дочь Сима просила передать вам записку.
Шелест взвел тяжелые глаза на капитана, и тому на секунду стало жутко: ему показалось, что Шелест видит его насквозь.
Литая маска сдвивулась с лица, уступая место выражению удовольствия:
— А! Сима! Так она приехала! — сказал он, читая записку. — Сейчас приду.
Выйдя из штаба, капитан направился к трактиру.
Дойдя до него, он спрятался за угол и стал ждать.
Из-за поворота показалась высокая фигура Шелеста.
Он шел медленно, заложив руку за пояс, испытывая сильнейшее желание заснуть.
Чувство радости при мысли о встрече с Симой по мере приближения к назначенному месту сменилось в нем глухим беспокойством.
Он потрогал наощупь через карман маузер и, осмотревшись по сторонам, поднялся по шатучим приступкам.
Войдя в коридор, он направился в большую комнату, но едва только перешагнул порог, — как темная масса кинулась на него из-за двери, и удар ножа невыносимой, разрывающей сознание болью свалил его с ног.
Никто не слышал стона: в трактире не было ни души.
Навалившись на упавшего, Филипп несколько раз ударил его револьвером и, убедившись, что дело сделано хорошо, бросился бежать.
Капитан поджидал Филиппа на улице.
КОКАРЕВ СТРОГО посмотрел на Симу и твердо сказал:
— Товарищ Сименкова, в порядке партийной дисциплины — я вам приказываю не откровенничать с отцом.
— Но какие же у вас основания для подозрений? — волнуясь, спрашивала девушка.
Кокарев вкратце повторил ей то же, что говорил Дику.
— Мне трудно поверить — сказала Сима: — чтобы отец, так нам сочувствующий... Нет, нет!.. Впрочем, я обещаю быть осторожной.
Глухое возмущение поднималось в ней. Она заспешила.
Задыхаясь от ходьбы, взбежала она по ступенькам и едва не упала, споткнувшись в сенях о лежащее тело.
Нагнувшись, и с ужасом всматриваясь в неподвижную фигуру, Сима узнала Шелеста.
В руке у него была зажата бумажка.
В сложенном листике она узнала свою записку, обратив внимание, что назначенное ею время было изменено.
Все было ясно.
Гнев и горечь душили девушку. — Мести! Мести! — кричало все ее существо.
ОФИЦЕРЫ СДАЛИСЬ.
Дом, откуда били из пулемета, был занят Федором и его людьми, и сейчас Виктор с двумя матросами производил в нем обыск.
Сдавшихся офицеров передали проходившему отряду солдат, для доставления в штаб.
В это время из-за угла выбежала девушка с искаженным от муки лицом.
— Товарищ Сименкова! — воскликнул Федор — Откуда бежите? Что случилось?
Она не выдержала и громко зарыдала. Но, закусив до крови губу, сказала:
— Товарищи! Надо мстить! Пойдемте отыщем капитана! Это его рук дело!
И гневной, громыхающей проклятиями, ватагой они двинулись на поиски.
На углу Нахимовской и Приморского бульвара они увидели бегущую им навстречу девочку.
Добежав до матросов, она бросилась к Федору и, глотая слова, дыша, как загнанная собачонка, заговорила:
— Папа!.. Ух... Ух... Капитан Ян арестовал Андрея. Ух... Хочет убить... Ух... Ух... Он за решеткой в подвале — в гостининце, что на Екатерининской. Беги скорей! Я вас еле нашла!
Матросы заревели от бешенства.
— Товарищи! — бегом!
Виктор был впереди всех.
Ворвавшись во двор, они увидели группу матросов, окруживших бледного Андрея, и капитана Яна, что-то приказываюшего им.
Капитан не успел раскрыть рта, как Виктор с разгона сшиб его с ног, и несколько человек навалились на него.
— Товарищи! — закричал Федор, обращаясь к переполошившимся морякам.
— Успокойтесь! Капитан Ян — провокатор. Он убил Шелеста. Вы были обмануты.
Матросы, огорошенные сообщением, на мгновение онемели.
Затем они разразились страшными ругательствами и бросились к капитану.
Удары со всех сторон посыпались на него, заставляя каждый раз корчиться и кривляться.
Он качался из стороны в сторону, плевал кровью и все время кривлялся.
— Ишь, гад! — говорили матросы, — рожи строит!
Федор стоял совсем близко от него и мрачно смотрел в землю.
Вдруг — никто не успел помешать этому движению — капитан выдернул торчащий у Федора за поясом "Смит" и в упор выстрелил ему в грудь.
В следующее мгновение его уже схватили и снова принялись топтать и рвать на клочки.
А Федор тяжело опустился на землю и печально сказал:
— Та-а-ак!
Виктор, Андрей и Сима с тревогой склонились над ним.
Жизнь быстро уходила из тела.
Лицо серело, и, как всегда перед смертью, — заострялись черты.
— Виктор! — приподнявшись, тихо сказал он: — береги мать... береги свободу... Мы свое отслужили. Будущее за вами...
...Капиташ Яна, избитого и окровавленного, вывели на окраину.
Он всю дорогу судорожно кривлялся и подпрыгивал.
Матросы подвели его к развалинам сгоревших казарм и там, у стены, где — мелом по кирпичу:
пустили в расход.
В ТОТ ЖЕ ДЕНЬ представителями 50-ти судовых единиц и береговых частей был избран полномочный Военно-Революционный Комитет.
А спустя еще сутки в севастопольских "Известиях" расклеенный на заборах, появился
ПРИКАЗ №1. Товариши и граждане! Матросы, солдаты и рабочие! В грозный час, когда нависла опасность контр-революции, преступно оставаться равнодушным к тому, что совершается вокруг... Но непоправимым несчастием было бы, если бы вы, товарищи матросы, солдаты и рабочие стали бы действовать каждый по своему усмотрению... Вот почему созданный вами и зорко стоящий настраже завоеванной свободы Военно-Революционный Комитет призывает вас еще раз к соблюдению спокойствия и железной революционной дисциплины. Никаких самовольных выступлений, а тем более обысков и арестов не должно быть. Всякого рода попытки к погромам и грабежам будут подавляться вооруженной силой.
Военно-Революционный Комитет. Председатель: Гавен.
За Секретаря: Зедин.
г. Севастополь.
18 декабря 1917 г.