"Смена", №12, июль 1924 год, стр. 19-21
ЧАСТНЫЙ ЗАВОД. Организации комсомола нет, — заводский комитет только.
Я попал на завод с биржи труда, как комсомолец, с заданием организовать ячейку, Прибыл. Мне дали временную работу — грузчика.
На заводе были два комсомольца, но вести работу среди рабочих им приходилось тайком, потому что хозяева следили за вновь присланными с биржи, зачисляя в штат после предварительного испытания. Комсомольцев же и коммунистов "брали на заметку" и выпирали с завода. Причины находить они умели.
Познакомился я с предзавкома т. Волгаревым. Беспартийный, но хороший парень. Интересы рабочих отстаивал крепко. Дня через два после моего прибытия на завод хозяева его подвели, и он попал под арест.
Начал орудовать новый председатель Жарков. Видно, когда-то был меньшевиком. Стелет рабочим мягко, а спать жестко. Нас же в штат не брал целых три месяца, замечая, что мы привлекаем к себе молодежь, ведем агитацию, раз'ясняем все законы и постановления.
— "Кто вы такие, — партийные"? — спрашивает нас.
— "Нет, беспартийные и никакой связи с партийными не имеем", — отвечали мы ему.
Так и сошли за беспартийных.
НАКОНЕЦ, МЫ — штатные рабочие. А 15 января 1923 года на перевыборах завкома рабочие провели меня секретарем. Почва для работы стала тверже.
Через месяц нам удалось организовать ячейку РКСМ. Из Замоскворецкого райкома вызвали представителя на собрание, к нам присоединилась беспартийная заводская молодежь. Ячейку организовали сначала в пять человек. Двое из нас еще не были проведены в штат. И мне, как секретарю завкома, удалось это затруднение устранить.
В самом начале мы были очень бедны, даже необходимой литературы купить было не на что. Взялись, — дружно проработали несколько субботников и получили нужную "монету".
ПОЧУВСТВОВАЛ предзавком, что мы дорогу ему пересекаем и стал брать нас на испуг.
— "Живем мы, ребята, у частных хозяев, они с нами что хотят, то и сделают"...
Но мы продолжали свое дело.
Видит он, что испугом не возьмешь, что ребята окрепли, и пошел на хитрость.
Просит:
— "Примите меня в комсомол". А ему 35 лет.
Конечно, сорвалось и это. Вступить же в ячейку он думал затем, чтобы подорвать нас в глазах рабочей массы.
К этому времени мы уже крепко взялись за работу: начали участвовать в организации семейных вечеров, экскурсий и в других, более жизненных заводских делах.
Видя практическую работу ячейки, рабочие стали обращаться к нам со всякими делами; стали жаловаться на Жаркова:
— "Взятки-то он от администрации берет, а за делом не следит. Работаем не 8 часов, а 9 и безо всякой оплаты".
Тайком стали приходить работницы и заявляют в ячейку:
— "Жарков помогает хозяевам нас эксплоатировать, помогает им подбор делать. Не понравишься хозяину, подведет тебя под статью увольнения".
Стала перед нами задача: выгнать прохвоста Жаркова и сделать завком комсомольским.
НО СВАЛИТЬ Жаркова оказалось не так-то легко.
Он сумел своей показной работой — протоколами и отчетами удовлетворить профсоюз, который на месте не был и положения нашего не знал.
Настал срок перевыборов. Стало Жаркову жарко. Чтобы умаслить рабочих, он организовал вечер. Пива хозяева дали вдоволь. Напоили всех рабочих. А кое-кого и добавочно сводили по пивным.
На другой день после выпивки, — собрание. Рабочих явилось человек сорок, а агентов и мастеров хозяйских — около 30. Они расселись среди рабочих и следили — кто за кого будет голосовать. Рабочие же у нас недавно приехали из деревень и говорить против боятся. Конечно, если говорить против, то будешь завтра же уволен. И чтобы выборы были недействительны, большинство рабочих разошлось.
Остались лишь хозяйские прихвостни. И прошел опять Жарков.
Рабочие заволновались.
— "Мы Жаркова не выбирали".
Стали требовать, чтобы мы, комсомольцы, вместе с Жарковым за работу не принимались и чтобы были назначены новые выборы.
Послали секретаря ячейки делегатом в союз пищевиков, — настаивать на перевыборах. Профсоюз заявления не принял. Стал уговаривать не поднимать шума и работать с Жарковым. Тут большую роль сыграла наша представительница профсоюза, муж которой "милостями" Жаркова был устроен на административную должность в заводе.
Пришлось действовать иначе. Потребовали мы в завком нового секретаря-коммуниста, чтобы он разобрался в наших делах и увидел, кто прав — мы или Жарков.
Вскоре товарищ был прислан.
Жарков и представительница из профсоюза стали его "обрабатывать". Наговорили ему на ячейку всяких чудес и басней. Новый товарищ поверил и стал жаловаться в Райком:
— "Дескать, комсомольцы идут против коммуниста"...
В Райкоме дело выяснилось, и нас оправдали. И тут Жарков просыпался.
Повел он политику иную:
— "Места нет в штате. Нельзя провести нового работника".
Уж очень ему было боязно, что коммунист останется в завкоме. Нас же, комсомольцев, он надеялся всегда одурачить.
КОМСОМОЛЬЦЫ ЖЕ не дремали. Агитировали везде и всюду за перевыборы. Поставили вопрос на делегатском собрании. Прошло постановление — переизбрать. Об'ясняется это тем, что делегаты в большинстве квалифицированные рабочие и увольнения не боятся.
Жарков снова начал обрабатывать в свою пользу рабочих. Подпоил кое-кого, самых "горластых" свел в бродильню к вольному котлу.
Но мы уследили.
Смотрим, вечером, — через двор — один, другой, третий, — человек десять прошмыгнули в бродильню. Впереди Жарков.
Мы — к окну. Смотрим, — расселись. Началось "глушение" пива. Жарков мелким бесом суетился около рабочих, угощает, умасливает.
У ребят в голове план: надо, чтоб их видели тут все рабочие.
— "Как"?
— "Чорта-ли"!
Один из самых боевых — дверь на замок — раз!
— "Пускай стучатся. За ночь-то столкуются".
Ушли.
Утро. Ждем. Сначала стучали. Потом открывается окно, — и один за другим зашлепали на двор пустыми мешками. Убегая, озирались.
Но вот новые выборы. Работницы собрались с радостью, надеясь, что в этот день избавятся от такого перца. Но не тут-то было. Много говорили те, кто его не боялся. Высказывали про все его проделки и подлости. Некоторые выступавшие женщины плакали, так как сторонники Жаркова пытались их запугать, — грозили:
— "Завтра же будете сокращены".
И подействовало, — большинство рабочих запугали. Прошел в председатели Жарков, но, кроме него, в завком прошли два комсомольца.
Эта неудача разожгла страсти. Рабочие разделились на два лагеря — часть за хозяев с их прихлебателями, а часть — за нас, комсомольцев.
АВТОРИТЕТ ЯЧЕЙКИ вырос. Так, на одном собрании выбирали рабкора и рабочие единогласно выбрали комсомольца. Через него и через свою стенную газету мы стали вскрывать все гнойники завода.
Случилось так: наш рабкор, комсомолец, иногда здорово протягивал Жаркова в газете. Тот стал за ним следить и один раз вытянул из его папки заметку. Хватился рабкор, — заметки нет. И наткнулся на такую картину: стоит парень и читает заметку малограмотному Жаркову.
Рабкор к ним.
— "Отдайте"!
И дал слово, что про Жаркова в заметке ничего не написано. Жарков отдал. А рабкор заметку в рот, а ему заявил:
— "Проверять заметки не ваше дело. Вот напечатают в газете, — лучше разберете!"
Жарков — его за-грудки. Обороняться парню было нечем, — рука болела. Жарков его свалил и несколько раз ударил ногой в грудь и голову.
Ячейка возбудила дело в суде. От профсоюза-же потребовали, чтобы Жарков, как подсудимый, сдал дела.
Добились. Профсоюз согласился.
Но от Жаркова не так-то легко было отделаться. От суда он выпутался. Предложил рабкору взятку. Тот, к нашему стыду, согласился и дал расписку, что судиться не желает. Но в завком Жаркову двери были закрыты, вместо него остались наши комсомольцы.
Но тут хозяева начали тормозить нашу работу. Зима, а наш производственный сезон лето. Зимой плохой расход пива. И вот нам преподносят сокращение. Поставили нас в тупик. Нужно было бороться, чтоб не посылать 150 человек рабочих на биржу.
Знали мы, что хозяева все это затеяли лишь для того, чтобы вывести "крамолу", выгнать сознательных рабочих и комсомольцев. Они поставили вопрос на делегатское собрание, заявляя, что нужно — или сократить рабочих или будет сокращена рабочая неделя.
Делать нечего. Пришлось собранию согласиться с увольнением части рабочих.
Но комсомольский завком, отлично понимая всю хозяйскую махинацию, перенес дело в президиум профсоюза. Там нас не поддержали и подписали договор.
Все же мы не сдались. Решили проволокитить время, оттянуть недели три, до 1-го марта, — до нового сезона. Не подписали договор, заявили, что надо собрать общее собрание рабочих.
И, скрываясь по целым дням — то в райкоме, то и других местах, удалось нам отбояриться от подписания договора и дождаться начала сезона. Работа пошла нормальным путем. Сокращение не прошло. Наоборот, начался набор новых рабочих. Пришлось хозяевам заключать с профсоюзом новый колдоговор.
НАСТУПИЛИ НОВЫЕ ДНИ. Взялись мы за улучшение экономического положения рабочих. Подняли вопрос о забытой спецодежде, добились ее выдачи для всех цехов.
В эти дни, в связи с проведением денежной реформы, рабочие потеряли часть зарплаты, несмотря на то, что цены на пиво повысились, — производство расширилось и пошло полным ходом. Нашему комсомольскому завкому стало это не по вкусу. Хоть бы было госпредприятие, а то богатеет частный завод и вся прибыль идет в карман буржуйчикам-кулакам. Настояли в профсоюзе на уменьшении нормы выработки, и тем самым не только удержали, но и увеличили еще заработок рабочих.
В Ленинский призыв почти все комсомольцы вступили в партию и, кроме нас, еще 12 человек из беспартийных рабочих. Так же удалось обмануть администрацию и провести в штат еще двух коммунистов рабочих. Создали ячейку партии.
КОМСОМОЛЬЦЫ ПОБЕДИЛИ. Сплоченным, крепким ядром они сумели прошибить глухую стену хозяйского насилия. Они выперли из рабочих организаций хозяйского прихлебателя — Жаркова, укрепились в завкоме и решительно проводят улучшение быта и условий труда рабочих.
Эта победа есть одна из тысяч побед молодой комсомольской смены на фронте завоевания фабрик и заводов. Она приближает рабочие массы к общественно-политической жизни страны, к партии. Показатель этого — наша крепкая Ленинская ячейка РКП.
Рабочие Шабловского завода оценили работу комсомола. На одном из собраний они вынесли ячейке РЛКСМ благодарность.
На такой практической работе вырастают выдержаннейшие ленинцы, — борцы за новую жизнь.