"Смена", №16, октябрь 1924 год, стр. 14-15
ПОЛУТЕМНАЯ КОМНАТА. Ячейка. Пара столов и скамеек. Либкнехт, Ленин на стене. Пусто. Комсомол "Динамо" работает.
В полуторатысячном коллективе рабочих, живым сгустком из мыслей и дел — две ячейки, завком, директор.
И от них все шестнадцать цехов, начиная от двигательной с фыркающими дизелями, сердца завода, и литейная, ремонтная, сборочная, токарная заряжаются энергией; здесь создается "атмосфера", как выразился один старый рабочий, атмосфера, заставляющая все мысли скрестить на одном, самом нужном и важном.
Сегодня, и еще долго впереди, это нужное и важное, что занимает мысли всех на заводе от самого старого рабочего до самого молодого фабзайца — поднятие производительности труда.
Разговоры об идеях, широкие взгляды, всесоюзные, мировые и иные кругозоры — дела не сделают, производительности не подымут.
Тут самая суть в мелочах, простых, обыденных. Научиться их замечать, работать над ними, строить из них одно большое дело — вот задача ленинца-комсомольца.
Ячейка "Динамо" перестроила всю свою работу, изменила темп, повернула ход ячейковой работы, зашагала нога в ногу с общей заводской жизнью.
СОБРАНИЕ. Все, как всегда. Тихо. Слушают доклад директора-коммуниста тов. Максимова.
Цифры, ВСНХ, промышленность, зарплата. Завод, машины, рабочие, молодежь, фабзавуч.
Слова серьезные!
Но еще серьезнее внимание комсосольца. А еще жарче прения. Всколыхнулась самая глубина. Сухой протокол этого собрания динамовской ячейки, краткие сжатые постановления — дышут подлинными нуждами цехов, желанием выправить вывихи в работе.
И по участкам ячейкиного фронта закипела работа.
Трудно подкапываться под грузную гору, наметенного веками, разгильдяйства, расхлябанности, пусть не злостных, но от этого не менее вредных.
Взялась стенгазета. Не как-нибудь просто, а "Шевели мозгами".
Десять-пятнадцать человек. Юнкоры, газетный кружок. Сидят и шевелят мозгами.
— Юнкор — подсобник в работе ячейки. Нужно дело...
Двоим поручают провести исследование в контрольной будке у часов.
Утром и после обеда беспрерывно визжит блок на дверях. Торопится народ через будку. Карточку в часы. Нажал — звякнуло, отпечатались час и минута прихода.
Собрали двое "стенгазетчиков" после обеда все карточки, считают:
— Запиши.... № 1302... пять минут... еще три минуты... № 415... тринадцать минут...
Складываются в часы, десять—двенадцать... Готов результат.
За один день мелкие опоздания рабочих завода "Динамо" такие, казалось-бы, незаметные, минутные, составили, по подсчетам юнкоров, 16 часов и 2 минуты.
Это значит:
В день завод теряет в среднем заработок двух взрослых рабочих. Есть о чем вопить в стенгазете!
А если говорить об опозданиях — обязательно речь зайдет о гудке, самом обыкновенном, как на всех фабриках; на "Динамо" его нет. Звонки слышны только в мастерских.
И, если рабочая Симоновка не опаздывает на завод, то этому виною зычный цинделевский гудок. Правда, фабрика Циндель далеко, за рекой, но, если прислушаться, можно услышать гул сирены.
Рабочие завода "Динамо", готовящие трансформаторы для советской электрификации, выпускающие трамвайные моторы и огромные генераторы, прислушиваются к чужому гудку!
Недавно на одном из производственных совещаний решили покончить с этим и поставить у себя сирену, не простую — электрическую, чтобы была слышнее всех.
БЫЛО ТАК:
В комнате ячейки вечно толкались ребята, кому нужно и кому там нечего было делать. Сидели, трепались, откалывали минутки и часы у рабочего дня. Пускали по ветру.
Никто из ячейки не выгонял. Сидят — и ладно.
Теперь решили жестко с этим бороться, никаких хождений в ячейку во время работы. Все справки и разговоры — в обед или после 5 часов. Результаты: ячейка пуста, никто теперь не задерживается без нужды. Стыдно стало, да и товарищи подгоняют.
Всю работу уложили в такой календарь, какого до сих пор еще не было. Даже распределения союзных обязанностей коснулась кампания по поднятию продукции.
Раз навсегда покончили с заседаниями и комиссиями в рабочее время, с вызовами ребят к телефону.
НА 2-м ЭТАЖЕ большой мастерской ютятся фабзавучники. Называется это место — учебная.
Лодырничали здесь ребята не хуже других, в 15—16 лет не удержишь легко у станка. Не сидится мальчишкам, тянет поглядеть, как внизу собирают диковинные машины, как громадные отливки из металла оплетаются проводами и вырастают в мощные источники электричества.
Мало ли интересных вещей на заводе? И ребята зевали, частенько шатались по другим цехам, теряли время, глядя на чужую работу.
Один фабзаяц особенно отличился, не нравилось ему у станка. Бывает — ребята балуются, а он упорно нарушал дисциплину.
Пользовался каждым случаем удрать из мастерской. Выдумывал отговорки. Уходил на обед и исчезал часа на 3—4. Под конец до того разошелся, что 10 дней подряд пропадал по несколько часов ежедневно, иногда вовсе не являлся.
Дошло до ячейки. Думали, советовались, пришлось уволить. С такой работой производительности не подымешь.
Фабзайцы — шустрый народ. Всякий норовит за 15—20 минут поспеть к рукомойнику — руки мыть. Тройка, выделенная из ребят, зорко следит за этим теперь, прогоняет назад к станку. Мелочь это, а много стоит заводу.
ПОСЛЕ ДОКЛАДА председателя электротреста т. Уханова на совместном собрании ячеек РКП и РЛКСМ на заводе появились еще новости.
Комсомольская ячейка начала организацию цехколлективов. Выбирают бюро. И главная работа сейчас у этих бюро в производстве следить за своими ребятами, не давать им бездельничать, самим же подавать пример в работе.
Эти тройки — бюро прививаются быстро. Есть в учебной, в литейной, в 20-й установочной, в 19-й. И, замечается, — тройки понемногу поднимают производственную дисциплину.
В литейной работу никак не уложишь в рамки. Если за 15 минут кончаешь, то нового дела начать нельзя; прежде — уходили по домам. Теперь ребята стараются найти дело на эти ¼ часа.
Чай во время работы, болтовня, все это начинает отходить. Общее настроение захватило всех. Ведь не станешь же пить чай, когда никто кругом не сидит, все работают. Совестно как-то.
В литейной было серьезное дело. Ребята хитрили с работой. Отольют штуку неряшливо — дырочки в ней, одним словом — брак. Забивали дырочки землей, замазывали и сдавали — готово, мол.
А затем — потели токаря, теряли заработок, возились с негодным литьем, портили резцы.
Сейчас спохватились. На докладе т. Уханова много прели по вопросу о браке. И литейных ребят коснулись.
А в цеху тройка проводит постановление: бороться нещадно с браком, особенно с злонамеренным.
И не одна только тройка. Литейный цех может говорить уже о некоторых достижениях. Недавно перешли на прямую сдельщину; такая работа выгодней литейщикам и они начали подтягиваться.
Вырос заработок, а продуктивность поднялась еще больше. Сухие цифры — живой пример: в августе 4100 пудов литья, в сентябре — 4600, а в октябре надеются натянуть 5000.
К этому ничего не прибавишь.
ОБЕД — ВОЛЫНКА. Спешка. Мест немного, всем хочется в первую очередь, чтобы захватить местечко. Удирают за 20 минут с работы. Хуже всех, работающим в две смены. На обед им полагается всего полчаса. И всегда запаздывали на работу.
Производственное совещание постановило, чтобы сменные обедали отдельно. Легко и просто препятствия устранены.
И, если присмотреться к жизни завода, можно увидеть в десятках таких маленьких, незаметных мелочей, как разворачивается упорная, серьезная борьба рабочих за увеличение производительности.
Это, конечно, еще не работа. Просто первые шаги. Чтоб провести такую крупную работу, нужна хорошая установка, нужно тщательно подготовиться, что-б суметь взяться за дело всерьез и надолго.
Это прежде всего. Сейчас нам еще рано подсчитывать результаты кампании. Мы можем только проверить, достаточно ли верен курс, взятый ячейкой в работе, приспособляются ли комсомольцы к длительной упорной борьбе за поднятие производительности труда.
Если эта линия взята правильно, результат работы — обеспечен.
И на "Динамо" мы видим, как с первых же дней с начала кампании круто, лицом к лицу, повернулся Комсомол к интересам станка и завода.
На советской динамо — комсомольский привод. Это значит — завод плюс энергия полутораста ленинцев.
И важно, что с самого начала динамовские комсомольцы берутся за дело, как настоящие ленинцы, начинают с мелочей, серьезных, общественно-важных.
А крупные дела — впереди.