"Смена", №18, декабрь 1924 год, стр. 5-6.
ВСЕГО в Выползовском стаде полсотни голов.
Васька Кочеток — начальник коровий. Не по годам ростом мал. Голова кудрявая — хмель осенний. Глаза как ожины ягоды спелые. Лукавые, быстрые.
Мать Васькина — беженка Маринка. Жила у господ у Ремизовых в услужении, хворая, худая. Не долго прожила. По своей земле стосковалась. Зачахла. В имении ее и схоронили.
Пришла революция, выжила господ, усадьбу сожгла, отдала Выползовцам землю, а в придачу Ваську-беженца.
Землю мужики поделили, а насчет Васьки такое решенье вынесли:
— Куда ему итти? В приймы не берет никто — своих хватает.
— Пускай за стадом ходит. Ровно и подходящего человека нет. А кормиться в очередь по дворам будет...
Стал Васька пастухом.
Зоркие глаза у Васьки. У него коровы не забалуют. Волку возле стада тоже делать нечего.
Смел Васька, с голыми руками на бирюка пойдет. И ходил. Были дела.
Всего у Васьки имущества — перочинный ножик. Только у кого ножик без дела ржавеет, а у Васьки в руках чудеса творит.
Дивятся ребята.
— Ну, Васька. И как ты это можешь?
В затылках почесывают.
— Заковыристые вещи...
Сделает Васька ветряк. Смотри не смотри, от настоящего не отличишь. И раструса, и жернова, и шестеренки всякие, все тютелька в тютельку. Даже корец в закроме болтается.
Посторонние люди приезжали в Выползову, удивлялись. Взглянут на хату, а на косяке, либо на трубе стоит кочет. Думают обыкновенный, деревянный. Ан нет! Кочет не только ветер с какой стороны указывает, а и крыльями хлопает и головой кивает. Кукарекает. Смех да и только.
За эту затею прозвали ребята Ваську Кочетком.
Ребята чего не придумают.
Так и прилипла за Васькой кличка.
ДВА ДРУГА у Васьки на селе. Сенька Кравцов однолеток, сирота безотцовщина, да учитель Василь Маркович.
Одну зиму походил Васька в школу и грамоту и учителя полюбил.
Привязался ровно к родному.
Василь Маркович не раз Ваське говорил.
— Эх, парень. Талант у тебя от природы большой: учиться бы тебе, да учиться. Крупная из тебя человечина выйдет.
— А как учиться? Ни бумаги, ни карандаша.
Жаловался Васька.
— Живу, как собака бездомная. По чужим хатам. Углы обиваю.
Утешал Василь Маркович.
— Духом не падай, главное.
В пример себя ставил. Так же, как Васька, с десяти лет по чужим людям жил.
— Выбился, брат, я. Нашел дорогу. А тебе еще легче будет. Теперь время славное. Дорога мужику всюду открыта.
Любил Васька учителя. Лучшего кочета ему на школу сделал.
Сенька — второй дружок. В школе за одной партой спаровалнсь. Всегда с Васькой вместе.
Ребята дразнили:
— Неразлучники...
Когда случалось Ваське одному быть, спрашивали, смеялись:
— Кочеток, где хвост оставил?
И мать у Сеньки хорошая. Мается одна в хозяйстве.
Ваську, когда приходил он в очередь, посадит с Сенькой рядом, кормит, жалеет.
— Сиротинки вы мои горемычные.
Ваське говорила:
— Переходи к нам. Как ни то проживем. Чего тебе по миру шататься.
Не шел Васька. Боялся, что в тягость будет. Думал — по миру хоть и плохо, да по крайности мне одному.
А с Сенькой и так всегда вместе.
ИСПОДВОЛЬ, с юга подкралась беда.
Под Прова ударил первый крепкий мороз. В ночь ушли красные. Председатель — Сенькин дядя, Корней Степаныч, ушел с ними. Осиротела волость. А утром со стороны Стретенки ухнуло. Пропело над Выползовскими крышами, разорвалось на школьном дворе. Кругом в хатах стекла вылетели.
Белые для острастки из орудия ударили.
А острастка эта убила учителя Василь Марковича.
В куски разорвала.
На рысях ворвались в Выползову конные. Взяли в плети неприветливо встретивших собак.
Заперла в страхе Выползова.
Услыхал Васька, что убит учитель. Прибежал к Сеньке. Забился в угол за печку. Окаменел.
Только к вечеру хлынули слезы. Да разве такое слезами смоешь? Плакал, Сеньку спрашивал:
— За что они? Какой человек был... За что убили?
Сенька и сам ревел. По отцу так не горевал.
СХОРОНИЛИ Василь Марковича, а в школе белый штаб разместился. Долго Васька кручинился. Ходит молча, на непрошенных гостей косится.
С Сенькой сойдется, жалуется.
— Навалилась на меня нудька. Не могу забыть.
Вздыхает:
— Эх, дать бы им за Василь Марковича. Досадить чем ни то...
Сомневается Сенька.
— Чем досадишь? Ишь сила их.
А сила во всю развернулась. Разделывает дела. На старое повернули. Все вверх дном. Старшину назначили, Петра Савелича, богатея.
Урядник приехал из города. Ходит, по рябому лицу усы рыжие разглаживает. Полушубок желтый. Посвистывает урядник нагайкой в воздухе. переваливается ровно тыква спелая. Рот кривит. Шипит.
— Это вам не комбеды. Будет, отжила коммуния.
Молчат мужики. Посапывают.
Тягло, поборы, оборы, надругательство всякое. Чуть что — шомпола.
Сунься поди. Пикни.
ВСЕ Васька видит. Злобу копит.
А тут новое дело.
Как-то в воскресенье на площади у поповского дома шум, крик.
Прибежали ребята.
Начальство перепилось. Победу, что-ль какую праздновали. Высыпали от попа на улицу. Грамофон вынесли, поставили на крыльцо, завели.
Офицер рыжий, рубец через всю морду. Шапку мохнатую на затылок сдвинул, с винтовкой в руках вытанцовывает, куражится.
— Сейчас, — говорит, — желаю птицу пулей бить.
Оглядел Васькиного кочета на школе. Прицелился, ударил.
Трепыхнулся кочет. Ровно живой.
— Ха. Не нравится?
Еще ударил офицер. Разбил кочета в корушку.
Васька, как увидел, сжал кулаки. Отошел к кузнице. Зубы стиснул.
А попадья с крыльца жеманится:
— Браво, браво поручик. Вон с той хаты попробуйте. — Указывает. Поручик раскланялся. Попробовал.
Еще двое офицеров приказали винтовки принесть.
И пошла стрельба.
Разбежались девки, бабы попрятались.
Мужики глядят молча.
ПОШЛИ слухи... С северным ветром зашуршали по Выползовой.
— Красные идут...
Зашептали мужики по углам:
— Слава те господи. Скорей бы...
Васька хвалится Сеньке.
— Придут красные. Пойду с ними Возьму винтовку, бить буду. Покажу я им.
Сенька тоже не отстает.
— И я с тобой. Итти так вместе.
Васька отговаривает.
— Куда тебе? У тебя мать. С кем останется?
С полудня заварилась каша. Забегали командиры.
Поп из церкви в дом мечется. Лошадей запрягает. Добро укладывает. Матушка жеманство бросила, квохчет.
— Пропали наши головушки.
Старостиха к ней, утешает:
— Ничего. Никто как бог. Не попустит.
А у самой с утра все на воз уложено.
Староста по дворам пошел.
— Лошадей в подводы.
Мужики в ругань.
— Не дадим!
— Не дадите?
Двух штыкачей в помощь взял.
— Кто бунтует? Вылетай...
Покрутились, покрутились мужики. Запрягать стали.
У расправы оглядел Васька дружка.
— Едешь?
Сенька по-стариковси сплюнул сквозь зубы.
— Что поделаешь? Назначили. Не поедешь, заберут мерина.
Васька в сторону в полголоса буркнул.
— Ночи теперь темные. Убежать можно.
Сенька тряхнул головой:
— Боязно.
Задумался Васька.
— Хорошо красных дождаться и Сеньку жаль. Куда он один.
Сеньке шепчет:
— Поеду и я с тобой. Вместе убежим. А...
Сенька расплылся от радости.
— Вместе согласен.
ЗАМЕЛА, засвистела к вечеру пурга. Из села обоз тронулся. С подводы подводу не видать. Ночь насупилась и совсем плохо стало.
Мужики крестятся.
— Ну, ребята, как живы будем.
А белые подгоняют. Видно, солоно пришлось.
Васька с Сенькой в хвост обоза.
На дровнях у них пулемет к грядкам накрепко привязан, мешком одет. К пулемету два солдата.
Прикрытие.
Солдатишки оборванные.
Один совсем молодой, лицо голое. Другой — матерой, бородатый.
Жмутся друг к другу. Погоду с житьишком поругивают.
— Ну и мятелица. Провались ты совсем! Эх, служба трюклятая.
Васька прижался в передке. Думает.
— Уйдем с первой деревни. Как пить дать. Подходяшее время.
Сенька глаза в темноту пялит. Одной думой с Васькой тешится.
Ремизов лог проехали. Наведался спереди верховой.
— Не спите, дружки?
Бородатый злобно ответил:
— Заснешь тут. У бабы под боком что-ли.
— То-то. А то неровен час отобьетесь.
Уехал.
Бьется в уши, в глаза снег. Во все щели лезет. Солдатишки то соскакивали, вперед забегали. Грелись, а то прижукиулись, сидят молча. Ни вправо, ни влево не сойдешь. Словно море снежное. За подводами едут, а ровно по свежему. Заметает мятель. Не зевает.
Сеньку в сон клонит. Замотал возжи на руку, сидит носом клюет.
Вдруг чувствует. Васька за шею обнял, к себе тянет. Наклонился.
Шепчет Васька на ухо:
— Не шуми, уйдем сейчас.
Так и обмер Васька, подумал:
— С ума сошел.
А Васька возжи нащупывает.
Жуть на Сеньку напала.
— Что делает? Ну что делает? Пропадем!
Васька за правую возжу натянул.
Даже Сенька не заметил, как свильнул с дороги мерин.
Васька в бок толкает.
— Молчи, мол.
Бьется у Васьки сердце. Из полушубка бой слышен.
По телу ровно изморозь ходит.
В голове дума тревожится.
— Не сорвалось бы.
Подождал Васька полчаса. Одернул мерина.
Солдатишки вскочили.
— Чего стоим?
Замер Сенька. А Васька как ни в чем не бывало.
— Сбились, кажись. Не видно дороги.
Задермушились солдатишки.
Бородатый в ругань.
— Как так. Куда ж вы смотрели, сволочи?!
Спрыгнули, дорогу оглядывают.
Васька вылез, советует.
— Искать надо. На ощупь.
Заругался бородатый матерно.
— Пошли. Да перекликайся, смотри. Пропадешь тут с вами.
Остался Сенька один.
Сидит, трясется.
— Наделал Васька делов. Пропали за понюх табаку. И как вывернемся?
Мать вспомнил. Жалость напала.
— Эх, мамка.
Сзади солдатишки перекликаются. Не далеко ушли, а чуть слышно.
Шарахнулся мерин в сторону.
Васька вынырнул. Перевалился в сани. Дышет тяжело. Прохрипел.
— Гони.
Сам кнут нащупал, ударил по мерину.
Почувствовал мерин ожог на ребрах. Рванулся.
Сзади пастушьим кнутом щелкнуло.
— Выстрел.
Сенька свалился в сани. Обхватил пулемет. Заплакал.
Васька подобрал возжи. Зубами скрипнул.
Захватил, понес мерин.
По кочкам угадывал Васька пахоту. По ровному мягкому — жнивье.
Радовался.
— Ушли. Теперь ушли. Выбрались. Только б не сбиться.
Не опасаясь, закричал в темь:
— Выручай, сивый. Гра-а-а-бят.
КУЛЕШКОВ, командир, глыба угольная. Шахтер донецкий.
Раньше кузнецким мастером в Юзовке был. Теперь — сотней ворочает. Из белых душу выбивает.
Крепкий человек Кулешков. Широкоплечий. Усы черные, хоть за уши мотай.
Любит его сотня. Верит ему.
— Этот не сдает. Не оплошает. Первый сорт коммунар.
Ведет Кулешков сотню. Думу думает.
— Налечу белым за спину. Всыплю окоянного перцу.
Идет сотня. Тихо, чуть слышит. Стремя за стремя не стукнет.
Впереди глаза брошены: пять отборных разведчиков.
Третий час с мятелью спорят.
Встряхнулся Кулешков в седле. Придержал Машку.
— Евдокимов!
Под'ехал старшина.
— Как думаешь, цепи прошли?
— Надо быть так. Давно трепемся.
Кулешков тряхнул папахой.
— А коли так... Ррысью ма-а-арш.
Впереди верховой.
— Стой.
— Товарищ командир. Подводу захватили и пулемет на ней.
— Брешешь.
— Что-б мне пропасть.
— Где?
— Впереди под лесом. За снегом-то не видать его.
— Вот так дела.
Кочеток понесся за разведчиком.
Окружила сотня подводу.
— Кто такие? Как дело вышло?
Васька опознал красных. Рассказывает. Руками размахивает
— Вот, мол, как.
Сотня удивляется. Кулешков гогочет с радости.
— Ну, ребята. Огонь Штейгера. Будь я неладен, штейгера.
Осмотрел пулемет.
— Все в исправности. Хоть сейчас свинцом поливай.
Распорядился.
— Васюков с Павловым к Максимке.
— Есть.
Некогда Кулешкову. Скомандовал:
— Стройся. В седло вскочил.
Ребятам бросил.
— Утром на свободе разберусь с вами.
Сам думает:
— Хоть красное знамя давай. Ну и штейгера.
ЧЕРЕЗ неделю вернулся Сенька домой. Рассказывал.
Не верили мужики. Стали возвращаться из подвод ребята. Подтвердили.
— Все правильно.
Был такой хвакт.
Сенька героем по селу ходит.
— Мы от кого хоть уйдем.
И осекается. Не с кем ему теперь уходить. Нет рядом с ним Кочетка.
Не вернулся Васька. Наказывал через Сеньку обществу.
— Ищите себе другого пастуха. Пошел я белых бить.
И Сеньке говорил:
— Отосплюсь я на ихней шкуре за Василь Марковича.
Два года от Васьки ни слуху, ни запаху.
Соскучился Сенька. — Хоть бы глазом глянуть. — Только не забыл Васька дружка.
Пришла на Сенькино имя в волость весточка.
Честь честью письмо. И марка с паровозом.
Читал Сенька ребятам.
А писал Васька такое:
"Дорогой товарищ Сенька. Шлю тебе товарищеский привет. Живу я теперь в городе Харькове у известного тебе командира товарища Кулешкова. Еще сообщаю тебе, дорогой товарищ, что учусь я в школе при заводе и состою в Комсомоле. Пиши, как живешь и есть ли у вас ячейки и какие. Адрес мой. Паровозный завод. Кузнечному мастеру Кулешкову, Василию Степичеву".
Читал Сенька от уха до уха, лыбился.
— Ну и Кочеток.
В виду материальн. и технич. затруднений, настоящий № выходит с большим запозданием и не является целиком посвященным пятилетию КИМ'а, как предполагалось. Весь материал, посвященный Коминтерну Молодежи, невошедший в настоящий №, будет размещен в очередных №№ "СМЕНЫ".