| Чистый интерѣсъ ума — узнать еще неузнанное; вотъ единственно, что двигало науку, и разъ этотъ интересъ прекращается, наука умираетъ без- условно и безвозвратно. |
| И это понятно. Можно-ли открыть что нибудь не ища? Можно-ли искать чего нибудь безъ инте- реса найти? И когда нѣтъ этого интереса, про- будится-ли онъ, если для него воздвигнется уни- верситетъ, или академія, или соберется библіотека? Тѣ, для кого сдѣлано это, будутъ заниматься въ нихъ; они станутъ располагать все въ новыя и новыя сочетанія ранѣе открытыя истины, ста- нутъ собирать по различнымъ вопросамъ мысли всѣхъ временъ и народовъ. Но что́ откроютъ они, какую невысказанную мысль скажутъ, когда нѣтъ болѣе интереса въ ихъ умѣ, не о чемъ имъ сказать что нибудь? |
| Наука живетъ не въ университетахъ и акаде- міяхъ, но во всякой душѣ ищущей истины, не понимающей и хотящей понять. Только эта потреб- ность пониманія создаетъ науку. Все же осталь- ное, что шумно дѣлается — какъ думаютъ — для науки, дѣлается для удовлетворенія человѣче- скаго тщеславія, личнаго и національнаго, и къ, наукѣ не имѣетъ отношенія. Быть можетъ, она погибнетъ среди этихъ заботъ о, ней, превра- тившись окончательно въ ученость. |
| В. Розановъ. ("О пониманіи" стр. 700, 701). |
Цѣль настоящей книги — собрать въ одно цѣлое и, насколько возможно, систематизовать то, что было писано и говорено по поводу предположенной министромъ финансовъ денежной реформы. Издатель добросовѣстно старался взять все мало мальски имѣющее значенiе, какъ въ смыслѣ защиты и оправданія реформы, такъ и въ смыслѣ сдѣланныхъ на нее возраженій. Сопоставленіе рядомъ на глазахъ у читателя, главнѣйшихъ голосовъ за и противъ, разумѣется, значительно уясняетъ дѣло, но мы не можемъ не признаться, что въ концѣ концовъ все же обѣ спорящія стороны не сказали ничего окончательнаго и рѣшительнаго. За исключеніемъ oдного лишь г. Шарапова, который строго послѣдователенъ въ своемъ отрицанiи металлическаго обращенія и всегда твердо знаетъ, чего хочетъ, всѣ остальные писавшiе и говорившiе, либо завѣдомо, не договаривали и словно сами боялись своихъ логическихъ выводовъ, либо не имѣли подъ собою никакой почвы, кромѣ усвоенныхъ изъ книжекъ такъ называемыхъ научныхъ положеній, а въ сущнности старыхъ экономическихъ предразсудковъ.
Сводя всѣ споры къ ихъ главной мысли, окажется, что сторонники реформы стоятъ твердо лишь на одномъ, а именно, что Россiи необходима металлическая денежная система, что, кредитный рубль, вѣчно колеблющійся, является деньгами никуда негодными и благодаря ему, народъ терпитъ убытки, что съ введенiемъ металлическаго обращенiя, если и не послѣдуетъ въ народномъ хозяйствѣ никакихъ непосредственныхъ улучшенiй, то по крайней мѣрѣ, это хозяйство и наша финансовая система прiобрѣтутъ подъ собою твердыя основанiя.
Всѣ эти положенія доказывались на тысячу ладовъ оффиціозными ораторами и перьями, но убѣдить никого не могли, или, вѣрнѣе, встрѣчали возраженія такого рода: да, очень можетъ быть, что металлическія деньги лучше бумажныхъ, но переходить къ металлическому обращенію невозможно, вслѣдствіе полнаго нашего экономическаго разстройства. — Но это разстройство, возражали защитники реформы, происходитъ прежде всего отъ бумажныхъ денегъ и можетъ быть излѣчено только введеніемъ металлическаго обращенія. — Вѣрно, но мы не видимъ къ тому хорошихъ способовъ, а пока результатомъ открытія размѣна будетъ лишь то, что нашъ золотой фондъ уйдетъ за границу.
Очевидно, что споръ шелъ совершенно безъ почвы. Съ одной стороны признавалось, что въ металлическомъ обращеніи заключается наше національно-экономическое лѣкарство, съ другой стороны утверждалось, что принимать это лѣкарство по прописываемому рецепту и рано, и опасно. И при этомъ обѣ стороны чувствовали невольно, а вмѣстѣ съ ними и вся публика, ихъ читавшая и слушавшая, что рѣчь идетъ о чемъ то совершенно отвлеченномъ, до живой Россіи почти не касающемся.
Хуже всего была и въ печати, и въ преніяхъ, роль нашихъ профессоровъ и ученыхъ свѣтилъ финансовой науки. Большинство ихъ нападало на реформу, нападало во всеоружіи научныхъ аргументовъ и цифръ, но ни у одного представителя науки даже не прорвалось слова о томъ, что же собственно нужно? Нужно было, въ сущности, одно — провалить министерскій проектъ, а что затѣмъ, никому изъ "свѣтилъ" не приходило и въ голову. Мало того: всѣ профессора такъ ставили вопросъ, какъ будто присутствовали на консиліумѣ у постели безнадежно больного. Перебирались всѣ лѣкарства, которыя возможно прописать, и оказывалось: 1) Довести кредитный рубль до равенства съ золотымъ нельзя, это будетъ страшный вредъ для нашего земледѣлія и промышленности. 2) Принять серебряную валюту тоже нельзя, серебро обезцѣнено. 3) Уменьшить количество металла въ золотой монетѣ, и установить новую монетную единицу, какъ то предлагаетъ министръ финансовъ — нельзя, потому что уйдетъ золотой фондъ и металлическое обращеніе не установится; 4) Остаться прямо и открыто на бумажной валютѣ и увеличивать денежное обращеніе ликвидаціею процентнаго долга, какъ того требуетъ г. Шараповъ, — противъ этого финансовая наука вопіетъ со скрежетомъ зубовъ. Что же остается для Россіи, совершенно лишенной денегь и подавленной несоразмѣрными съ ея печальнымъ экономическимъ положеніемъ тяготами? Неужели только одно: умереть отъ истощенія, по всѣмъ правиламъ финансововой науки?
Ни одинъ изъ ученыхъ профессоровъ ни слова не сказалъ о томъ, что же нужно вмѣсто реформы, на которую всѣ такъ яростно обрушивались. Г.г. ученымъ словно дѣла нѣтъ до той живой Россіи, которая ждетъ отъ нихъ совѣта и указанія, которая оплачиваетъ ихъ каѳедры, покупаетъ имъ библіотеки, печатаетъ ихъ изданія, даетъ деньги на ихъ командировки. Что нибудь болѣе безплодное, болѣе пустоцвѣтное, чѣмъ русская современная финансовая наука, едва ли можно себѣ и представить.
Эта наука давно уже скомпрометтировала себя въ глазахъ русскаго общества. Въ концѣ 50-хъ годовъ ея свѣтила, призванныя къ финансовой власти, произвели разгромъ старыхъ кредитныхъ и финансовыхъ учрежденій Россіи, не оставивъ камня на камнѣ отъ стройной системы гр. Канкрина, при которой Россія быстро залѣчила раны отечественной войны, и могла считаться однимъ изъ самыхъ богатыхъ государствъ. Съ тѣхъ поръ началось наше раззореніе и обнищаніе по точному рецепту финансовой науки. Чего только мы не дѣлали? Вводили размѣнъ, дѣлали консолидаціи и конверсіи, привлекали иностранные капиталы, повышали и понижали нашъ курсъ, и все это оплачивалось займами и залогами, пока, наконецъ, сама финансовая наука, въ лицѣ покойнаго Н. X. Бунге, не признала положенія Россіи критическимъ. Тогда вѣра въ эту науку пошатнулась, и къ управленію русскими финансами были призваны практики...
Но и они не подвинули дѣла. Послѣ ряда блестящихъ бюджетовъ оказалось, что всѣ наши финансовые успѣхи выражаются въ огромномъ ростѣ нашихъ налоговъ, и не менѣе быстро прогрессирующей задолженности. Живая Россія получила нѣсколько очень важныхъ экономическихъ обѣщаній при реформѣ Государственнаго Банка, но увы! обѣщаній при нынешней денежной системѣ завѣдомо неосуществимыхъ.
"Если мы не найдемъ способа увеличить оборотныя средства Государственнаго Банка, сказалъ г. министръ финансовъ въ комиссіи по реформѣ устава этого учрежденія, надъ всѣми нашими предположеніяии о новыхъ кредитахъ придется поставить крестъ".
И вотъ, вмѣсто этой столь насущной и столь ясно сознаваемой цѣли, наша финансовая политика выдвигаетъ реформу, имѣющую совсѣмъ иныя цѣли, стремящуюся рѣшить совсѣмъ иные вопросы. Опять приносится жертва наукѣ и противъ этой жертвы раздаются голоса самихъ же представителей науки.
Въ виду этого печальнаго положенія особеннаго вниманія заслуживаетъ всякій голосъ, пытающійся высказать что нибудь положительное, опредѣленное.
Стала совершенно очевидною непомѣрная наша задолженность и металлическая и кредитная. Народъ уже не можетъ оплачивать ежегодно почти 300 милліоновъ рублей, по всевозможнымъ купонамъ. Какъ изъ этого выйти?
Не менѣе очевидно наше безденежье и притомъ безденежье чисто искусственное. Если въ Турціи и Египтѣ существуютъ чудовищные ростовщическіе проценты, если тамъ ни народъ, ни казна не могутъ достать денегъ, то это понятно. Тамъ золотое обращеніе при полномъ отсутствіи золота. Турція и рада бы выпустить бумажки, и выпускаетъ ихъ, но она банкроть, она подъ опекой и ея бумажки даже на минуту деньгами не становились. На другой день послѣ ихъ выпуска турецкія каиме обращались въ макулатуру. Тамъ по неволѣ надо искать золота, а такъ какъ его никто больше не даетъ, приходится изворачиваться другими способами, съ народа брать подати натурой, да еще сдавать ихъ на откупъ, чиновникамъ не платить, а предоставлять кормиться, какъ мародерамъ, займы дѣлать, отдавая иностранцамъ право полученія государственныхъ доходовъ. Безденежье Турцiи и ростовщическіе въ ней проценты понятны.
Но если у Россіи не хватаетъ денегъ при обращенiи бумажномъ, если за ея бумажки, служащія настоящими, очень прочными и хорошими полноцѣнными деньгами, приходится платить: купцу 8—12, а мужику до 60 и даже до 100 процентовъ, то это не только не понятно, это попросту чудовищно. Бумажныя деньги, которыя у насъ въ Россіи являются, по совершенно вѣрному опредѣленію Шарапова, «безпристрастнымъ счетчикомъ, актомъ посредничества государственной власти въ нашихъ сдѣлкахъ и разсчетахъ», что достаточно доказано и оправдано исторіей, знаками, которыхъ всегда можетъ и должно быть на лицо какъ разъ то количество, какое нужно для народнаго хозяйства и оборотовъ, эти деньги, благодаря напущенному на насъ финансовой наукой туману, стали во многихъ мѣстахъ нашего отечества чуть ли не рѣдкостью и народъ долженъ вовсе обходиться безъ денегъ, возвращаясь къ первобытной системѣ мѣны.
Факты нашего безденежья бьютъ въ глаза. Государственный Банкъ безъ денегъ, частные банки безъ денегъ, милліонеры-капиталисты безъ денегъ, промышленность безъ денегъ, торговля безъ денегъ. При покупкѣ на наличныя дѣлается на любомъ товарѣ огромная скидка. Въ деревняхъ хоть шаромъ покати. Чтобы размѣнять сто рублей, надо ѣхатъ въ городъ, или въ большое торговое село.
Торговецъ беретъ въ кредитъ нужный для крестьянъ товаръ и ѣдетъ по деревнямъ не торговать имъ, а мѣнять его на яйца, на пригоршни ржи и т. д. Фискальныя власти ждутъ терпѣливо осенней продажи крестьянскихъ продуктовъ и зорко сторожатъ, чтобы вырученныя деньги немедленно же въ видѣ податей вернулись въ казну. Только осенью и появляются на минуту деньги, которыя тотчасъ же и уходятъ. Во всѣ остальные мѣсяцы года денежнаго обращенія, кромѣ городовъ, можно сказать, въ Россіи нѣтъ. Развѣ же это не чисто искусственное безденежье? И развѣ не совершенно законенъ вопросъ:
Какъ изъ этого положенія выйти?
Наше искуственное безденежье создаетъ не менѣе искусственную же безработицу. Нигдѣ нѣтъ денегъ даже на самыя серьезныя и вѣрныя предпріятія. Государственный банкъ обѣщавъ множество новыхъ креднтовъ, не только ихъ не открываетъ, но сокращаетъ и прежніе, за нимъ сокращаютъ кредиты зависящіе отъ него поголовно частные банки и общества взаимнаго кредита. Оборотныхъ средствъ не хватаетъ, приходится сжиматься всей промышленности, сокращать производства, распускать рабочихъ. Про мелкій кредитъ, про кустарные промыслы, про земледѣліе, нечего и говорить. Даже при колоссальномъ обезцѣненіи народнаго труда работать невозможно, потому что потребитель тоже безъ средствъ, тоже сжался и ничего не покупаетъ. Можетъ идти только то дѣло, которое не требуетъ оборотнаго капитала, которое можно вести, что называется, голыми руками, и вотъ, кое какъ пашутъ землю, не имѣя средствъ купить ни плуга, ни хорошей лошади, ни удобреній, ни сѣмянъ. За несуществованіемъ мелкаго кредита, за недостаткомъ оборотныхъ средствъ у народа, зима проходитъ въ безплодномъ лежаньи на печи, лѣто въ безплодномъ ковыряньи земли. Крупное землевладѣніе тоже въ агоніи, тоже безъ средствъ и никакихъ заработковъ народу дать не можетъ. Промысловъ вести не съ чѣмъ.
Какъ изъ этого положенія выйти?
Вотъ вопросы, которые задаетъ русская жизнь и на которые не хочетъ дать отвѣта ни наша финансовая наука, ни наша финансовая практика. Наука, какъ «жупела», боится выпуска бумажныхъ денегъ и не находитъ достаточныхъ словъ, чтобы заклеймить бумажный рубль, практика въ угоду наукѣ пытается ввести металлическое обращеніе, и тотъ же ученый ареопагъ волнуется и протестуетъ. А живая Россiя съ отчаяніемъ смотрящая на эту науку и извѣрившаяся въ практику, покорно ждетъ, что то будетъ.
Вотъ, съ какой точки зрѣнія только и можем оцѣнивать весь матеріалъ собранный въ настоящемъ изданiи. Наговорено и написано много и ничего въ сущности не сказано положительнаго, даже вопроса, какъ слѣдуетъ не поставлено: что же дѣлать? Сдѣлано, да и то не представителями финансовой науки, а практиками, писателями такъ сказать «изъ публики» слѣдующее: доказано съ достаточной убѣдительностью, что металлическое обращенiе у насъ удержаться не можетъ; что оно немыслимо при нашей бѣдности, что оно насъ раззоритъ и въ добавокъ лишитъ золотого запаса, т. е, сдѣлаетъ беззащитными въ случаѣ войны.
Въ виду этого особенное значеніе пріобрѣтаетъ попытка г. Шарапова дать рѣшеніе поставлеинымъ выше не теоретическимъ, но чисто практическимъ вопросамъ, выдвигаемымъ русскою жизнью. Въ прошломъ году вышла его книга «Бумажный рубль», рѣзко противорѣчащая всѣмъ установившимся правовѣрнымъ денежнымъ теоріямъ. Авторъ пытается обосновать новое ученіе о деньгахъ, основанное на абсолютномъ денежномъ знакѣ и на отрицании необходимости его металлическаго обезпеченія. Теперь, опираясь на свое широкое знакомство съ русскою жизнью и на свою теорію денегъ, г. Шараповъ формулируетъ программу, которая даетъ прямой отвѣтъ на поставленные выше вопросы, а именно:
Мы не входимъ въ разборъ этой программы по существу, предоставляя это дѣло людямъ болѣе компетентнымъ. Но мы настаиваемъ на томъ, что, въ противуположность всему напечатанному и высказанному, только одна эта программа и подлежитъ обсужденію. Другой никакой нѣтъ, а потому, съ разрѣшенія автора, помѣщаемъ эту программу впереди книги, которая ей можетъ послужить хорошимъ комментаріемъ.