Г. Леви. АНГЛИЙСКОЕ НАРОДНОЕ ХОЗЯЙСТВО, 1924 год, стр. 213-248
Литература. Прежде всего: Schneze-Gaevernitz, Britischer Imperialismus, — Hermann Levy, Die treibenden Krâfte der englischen Schutzzollbewegung. 1911 — Meyer, Hettner s. S I. — Report ot The Dominions Royal Commission. 1918 — Final Report of the Committee on Commercial and Industrial Policy after the War. 1918 — Kirkaldy s. S 98 — Hermann Levy, Die neue Kontinentalsperre. 1915 и Der sinn des U. Bootkrieges nach einem Jahr des Seesperre. 1918. — Die Berichte der Tariff Commission,l906. — Brougham Villiers s.S. 116. — Кроме того, различные номера. Labour Gazette 3a 1920—21 г.
Мы оставляли до сих пор без внимания одну существенную черту в общей картине новых тенденций английского экономического развития, так как она нуждается в особом рассмотрении. Мы имеем в виду возрождение протекционистского движения.
Конечно, не случайно то обстоятельство, что в развитии хозяйственной политики так определенно и в столь разнообразных сферах отворачивающейся от системы свободной конкуренции и переходящей к системе организации государственного вмешательства и правительственной защиты, что в этом развитии изменяет свое направление также и торговая политика, которая снова отклоняется от принципа свободной торговли и приближается к старым меркантилистским целям и методам на новой основе. Конечно, пока еще нельзя сказать, что новые идеи играют или играли уже положительную роль в английском протекционистском движении, что уничтожение свободы торговли выставляется в качестве требования нового государственно-организованного хозяйства. Напротив! Идеологи новейшего "социального государства", напр. Ллойд-Джордж, прежде всего остались ярыми сторонниками свободной торговли, в то время, как консерваторы приблизились к протекционистским взглядам. Однако, все же мы можем утверждать, что в эпоху, когда еще не была предпринята столь радикальная ревизия манчестерских взглядов, когда преобразование свободного хозяйства в государственно-организованное не получило еще осуществления в столь разнообразных сферах хозяйственной жизни, что тогда неомеркантилистская пропаганда в пользу возрождения государственной торговой политики, которая глубоко вторгалась бы в каждую хозяйственную область, a priori не могла обещать такого большого успеха, как в эпоху обрисованной выше ревизии либерально-экономической программы во всех областях.
Если, таким образом, рассматривать возрождение протекционистской мысли в Англии, начало которого можно заметить приблизительно за два десятилетия до мировой войны, с точки зрения происходящих в нашу эпоху перемен всего хозяйственного устройства, то нужно, разумеется, сопоставить это возрождение с общей картиной новой экономической политики Англии. Практические побуждения и мотивы протекционистского движения так разнообразны и так изменчивы, что здесь общая формулировка должна отступить на задний план перед анализом ее реального содержания. Дело в том, что новое протекционистское движение не имеет принципиально ничего общего с преобразованием английского хозяйственного строя; оно исходит из отдельных сфер и совершенно особых потребностей английской хозяйственной жизни. Новое протекционистское движение является либо следствием новых колониально-политических империалистских стремлений, либо агитацией в пользу специфически английских протекционистских интересов, либо движением, в основе которого лежит идея необходимости застраховать себя на случай войны. Нужно остановиться на этих трех моментах, и тогда нам будут ясны корни и сущность нового движения.
Колониально-политическая пружина английского протекционистского движения, т.-е. призыва к созданию британского таможенного об'единения, или такой торгово-политической системы, которая давала бы преимущества колониям на английском рынке и Англии на колониальном, теснейшим образом связана с тем обстоятельством, что Англия в последнюю треть XIX столетия из господствующего фактора на мировом рынке превратилась в один из господствующих факторов. Никакое другое мыслимое средство усилить на мировом рынке влияние Великобритании по сравнению с ее новыми конкурентами — Германией, Америкой, Японией, — не казалось столь действительным многим влиятельнейшим и умнейшим политическим деятелям Англии, вначале подлинному основателю нового протекционистского движения, Жозефу Чемберлену, позднее таким людям, как Артур Бальфур и Бонар Лоу, как положить основание внутреннему экономическому об'единению между метрополией и колониями. Здесь, повидимому, открывается безграничная область для британского хозяйственного владычества. Какую большую роль и сейчас в этом вопросе играет цифровой эффект, показывает недавно появившийся итоговый доклад одной комиссии, состоявшей под председательством лорда Д'Альбернона (так наз. Royal Dominions Commissions); в докладе сравнивается размер об'единенной великобританской хозяйственной сферой и государством древнего Рима и устанавливается, что новое британское мировое государство по своей площади в пять раз превосходит Римскую империю.
До начала эры свободной торговли (т.-е. до 1846 г.) между Англией и ее колониями существовал торгово-политический союз. Свободная торговля, естественно, означала уничтожение существовавших до тех пор таможенных привилегий колоний; в то же время последние получили взамен этого полную торгово-политическую автономию. Она была использована колониями для того, чтобы посредством таможенных пошлин обезопасить молодую колониальную промышленность от конкуренции старых индустриальных стран. Однако, в той мере, в какой британский рынок во второй половине XIX столетия начал расширяться, в колониях появилось стремление пользоваться на английском рынке привилегированными пошлинами. Такого рода мысль была впервые высказана на первой британской колониальной конференции в 1887 г. известным африканцем Гофмейером, предложившим надбавку пошлин на все товары в размере 2% их стоимости в общеимперском масштабе. Такого рода предложения не могли, однако, даже и обсуждаться, пока существовала английская система свободной торговли с ее таможенной техникой. А об ее принципиальном устранении не могло быть тогда и речи. Поэтому, когда Чемберлен в своей знаменитой речи в Канадском клубе в 1896 г, высказал идею образования британского таможенного союза, т.-е. системы, заключающейся в свободной торговле внутри об'единенного государства при общей протекционистской политике во вне, — эта мысль показалась блестящим выходом из положения. Таким образом, идея британского экономического империализма, идея империалистской федерации начала дискутироваться, и в течение следующих двадцати лет уже не исчезала из торгово-политических дебатов.
Колонии, разумеется, пошли навстречу этой мысли, так как им было выгодно сохранение пошлин против их сильнейших конкурентов в индустриальном мире, и настаивали на создании системы наиболее благоприятствуемого таможенного тарифа между метрополией и колониями. Они даже приступили к осуществлению этой идеи. Уже в 1897 году Канада установила таможенный тариф, благоприятный для английских товаров. Другие колонии, как Барбадос, Нов. Зеландия, Австралия и Южная Африка последовали этому примеру. При оценке этой таможенной системы, выставлявшейся колониями, как свидетельство особого патриотизма, нужно принять во внимание, что часто вместе с такого рода дифференцировкой таможенного тарифа абсолютный размер пошлин на английские товары увеличивался (прежде всего в Австралии) или что привилегия для метрополии являлась торгово-политическим шахматным ходом против других стран, как это было, напр., в случае с канадскими привилегированными пошлинами в 1897 г., которые были направлены против Соединенных Штатов. Дифференцированная таможенная система колоний всегда соответствовала идее Великой Англии. Напротив, таможенный союз, означающий свободную торговлю внутри британского государства, возбуждал против себя сильные возражения со стороны колоний.
Конечно, колониям было бы удобно иметь привилегии на английском рынке, поскольку колонии вывозят средства пропитания и сырье, которые доставляются метрополии также и другими заокеанскими странами. Это относится, напр., к канадской пшенице, австралийской шерсти и мясным продуктам, индийскому, австралийскому и южно-африканскому хлопку, бумаге и т. д. Но этот вывоз представляет собой только одну сторону экономического развития колоний. Последние также противостоят метрополии, как производители готовых фабрикатов, производство которых они пытаются охранить при помощи покровительственных и охранительных пошлин. Если бы эти ограничительные пошлины были уничтожены, то колонии в большинстве случаев подвергнулись бы гораздо более сильной конкуренции, чем при системе хотя и дифференцированных, но все же абсолютно высоких охранительных пошлин. В книге Шульце-Геверница "Английская свободная торговля и британский империализм" мы находим ценное исследование, выясняющее эту связь. Особенно заинтересованы в протекционистской системе по отношению к Англии Канада и Австралия. Индия, еще не обладающая торговой автономией и представляющая собой одну из самых обширных областей во всем мире, где господствует свободная торговля, давно уже стремится развить свою хлопчатобумажную промышленность и притом именно посредством охранительных пошлин, которые, естественно, должны быть направлены — дифференцированы они или нет — против самого сильного конкурента в текстильной промышленности, против страны Манчестра, Бирмингама и Лидса. Уже в 1912 году Индия стояла со своими 6,3 милл. хлопчатобумажных веретен на 6-м месте в мировом хлопчатобумажном производстве; за время войны позиция индийской текстильной индустрии укрепилась, так как Англия, вследствие недостатка судов и вызванного военной необходимостью уменьшения производства, была сильно затруднена в своем текстильном вывозе (а в 1913 г. Британская Индия одна поглотила около 36% всего вывоза английских хлопчатобумажных товаров). Это обстоятельство оказывало на индийскую текстильную промышленность действие, подобное действию охранительных пошлин. И, действительно, количество веретен уже к 1916 г. возросло на 300.000 и индийское прядильное производство возросло с 625.000 фунтов годового производства в 1912 году до 722.000 — к 1916 г. Следовательно, Индия ни в какой степени не заинтересована в свободной торговле с метрополией: как раз обратно, она заинтересована в таможенном запрете для охранения своей молодой индустрии.
Страной, для которой момент охраны собственной индустрии не играет никакой роли, является Южная Африка. Здесь едва ли существуют еще собственные индустриальные интересы. А, с другой стороны, Южная Африка не может ожидать каких-либо существенных выгод и от привилегированного положения на рынке метрополии. Ибо она вывозит в первую очередь золото и алмазы — товары, не нуждающиеся в особых привилегиях, чтобы получить сбыт. Даже если в ближайшее время найдут себе применение громадные, как это предполагают, залежи угля в Капской земле и Натале (общая масса угольной добычи в Южной Африке исчисляется в 56 миллиардов тонн), то и тогда не встанет и вопроса о преимуществе ввоза в Англию, которая сама является крупным экспортером угля и останется таковым в ближайшее время.
В Австралии, напротив, промышленные интересы остро направлены против британской конкуренции, хотя здесь и пытаются прикрасить высокие охранительные пошлины введением привилегированого тарифа, сопровождая это громкими фразами патриотического характера. Шульце-Геверниц цитирует нижеследующую мотивировку охранительных пошлин из одной руководящей австралийской газеты: "Соглашение о привилегиях между Великобританией и колониями означает возрастание охранительных пошлин в Австралии. Протекционисты согласятся на повышение пошлин, но ни в коем случае не на понижение. Существующий тариф в действительности направлен против британских производителей, и протекционисты употребят все силы, чтобы его еще повысить".
Известно, что об империалистических стремлениях, поскольку они касаются экономических интересов, можно сказать, что мысли "живут близко друг от друга", но что "вещи жестоко сталкиваются друг с другом в пространстве". Поэтому можно заметить, что на больших колониальных конференциях, собиравшихся перед войной в Лондоне, обычно говорилось об укреплении связи между метрополией и колониями и т. п., достигалось на бумаге громко провозглашаемое единение и формулировались в этом смысле определенные принципы идеологического характера, между тем, как практические вопросы оставались на мертвой точке. Заключительный доклад упомянутого уже "Комитета торговой и индустриальной политики после войны" также в высшей степени осторожно вращается вокруг детального обсуждения проблемы об имперской федерации, особенно там, где вопрос касается английской торговой политики. Он противопоставляет этому выработку "мероприятий по созданию особо благоприятного положения для Британской империи другими средствами, помимо дифференцированного таможенного тарифа"; при этом он в особенности предлагает, чтобы Англия в течение ряда лет скупала отдельные важные колониальные продукты по гарантированным минимальным ценам (как это уже имеет место, напр., по отношению к различным австралийским металлам), или чтобы, как в случае с добычею никеля в Канаде, была оказана особая финансовая поддержка развитию колониальных вспомогательных производств. Опубликованный в 1918 году заключительный доклад Dominions Royal Commissions также оставляет незатронутой самую проблему таможенного союза, касаясь, в противоположность этому, предложений об улучшении научных исследований в промышленных отраслях, интересующих Англию в колониях, далее вопроса об эмиграции, об улучшении средств транспорта, а в особенности вопроса об усовершенствовании гаваней, расширении телеграфных связей и т. п., наконец, проблемы деловых методов, постановки информации и создания специального учреждения, которое содействовало бы развитию промышленности в имперском масштабе (Imperial Development Board).
Говоря о всех этих попытках содействовать, если не сказать, форсировать развитие торговли между метрополией и колониями, нельзя, однако, забывать, что эта торговля даже без особого таможенного союза представляет собой чрезвычайно благоприятную для Англии картину, особенно если руководствоваться не процентными цифрами, обманчивыми и часто затуманивающими суть дела, а абсолютными цифрами. Ибо понятно само собой, что самостоятельные и развитые торговые области, какими являются области британского владычества, не могут не иметь, как в качестве покупателей, так и в качестве продавцов, своих интересов по отношению к возникающим рядом с Англией молодым индустриальным и торговым государствам европейского и американского континента; и если, напр., торговля с какой-либо хозяйственной отраслью этих стран возрастет, скажем, с 100 до 300, а торговля с соответствующей английской отраслью возрасла, скажем с 600 до 650, то было бы совершенно неправильно отсюда заключать, что это 200%-ное повышение все же угрожает английской колониальной торговле продуктами этой отрасли. Такое заключение могут позволить себе сделать газетные фельетонисты и тенденциозные пропагандисты; но оно противоречит правильному рассмотрению сути дела, ибо в таком случае всякое увеличение небританской торговли в мире, совершенно независимо от того, в каком положении она находится сама по себе, нужно рассматривать, как фактор, ослабляющий Англию.
Приняв это во внимание, нужно далее установить, что английский ввоз в последние десять лет перед началом мировой войны, след. с 1904 по 1913 г., поднялся в целом с 551 милл. ф.ст. до 786 милл. ф. ст. В первой цифре стоимость ввоза из британских владений равнялась 120,7 милл. ф. ст., во второй — 191,5 милл. ф. ст. Таким образом, можно сказать, что ввоз из британских владений равен почти одной четверти общего ввоза Великобритании. Цифры общего вывоза из Соединенного Королевства были равны в 1904 г. — 300 мил. ф. ст., в 1913 г. — 525 мил. ф. ст. В первой цифре доля британских владений выражалась 112-ю мил. ф. ст., во второй — 195-ю мил. ф. ст. Следовательно, если в 1904 г. доля колоний в общей стоимости английского вывоза немного превосходила одну треть, то в 1913 г. эта доля достигла уже почти 40%. Из приведенных цифр явствует, что как абсолютно, так и в процессе развития последних лет колониальный рынок сбыта получил чрезвычайно важное значение для Англии, равно как и рынок сбыта метрополии — для британских колоний и стран, находящихся под английским протекторатом. Если рассматривать вопрос с точки зрения колоний, то получится подобная же картина. По официальным данным упомянутого доклада Royal Dominions Commissions, вывоз в метрополию т.-наз, самоуправляющихся колоний, т.-е. Канады, Австралии, Нов. Зеландии, Африканского об'единения и Нью-Фаундленда составлял в 1913 г. 58,9% общего вывоза: кроме того, вывоз в другие части британского государства составлял 3,0%, так что вывоз в небританские области составлял всего 33,7% общего вывоза указанных областей. И обратно: упомянутые колонии получили 37,6% стоимости их ввоза из метрополии, 46,5% — из всей империи и 53,5% — из небританских областей. Таким образом, с какой бы стороны ни брать статистические данные, можно сказать, что развитие и современное состояние торговых сношений между Англией и ее колониями не дает никаких оснований для пессимизма с точки зрения британских интересов. Быть может, осуществление империалистических экономических идей, поскольку здесь дело шло о действительно экономических соображениях, не удалось именно вследствие указанных выше основных экономических фактов.
Но именно поэтому сторонники идеи Великой Британии, рассматривавшие эту идею с точки зрения политического могущества, нашли, как это им казалось, рычаг ее осуществления там, где сначала противодействие ощущалось наиболее сильно, именно в самой Англии. Английская система свободной торговли была в конечном счете тем обстоятельством, которое делало невозможным осуществление выгодной для колонии новой формы хозяйственного общения, именно системы наиболее благоприятствуемого таможенного тарифа. Если удастся принципиально устранить эту систему, хотя бы только посредством введения сначала очень низких пошлин, тогда получится само собой положение обоюдоблагоприятствуемых государств. Поэтому, политические деятели империалистского толка начали превращать сначала чисто колониально-политическое требование, в котором английские пошлины рассматривались только как средство к цели, некоторым образом как необходимая жертва колониальной идее, — в подлинное протекционистское движение.
Все вышесказанное о цифрах колониальной торговли относится также к общим цифрам английского торгового баланса за последние десятилетия до войны. Здесь также обнаруживается, как это поясняют наши прежние цифровые данные, несомненный, а в последние годы перед 1914 г. даже интенсивный рост абсолютных цифр; напротив, сравнивая процентные цифры увеличения английского экспорта с таковыми же более молодых индустриальных стран или с процентным увеличением в прежние десятилетия в Англии, приходится сделать такие выводы, которые будут звучать менее благоприятно для развития английской внешней торговли. Это уже сделали в достаточной мере в Англии сторонники тарифной реформы. Несмотря на это обстоятельство, несмотря на сильную агитацию, которую развивали протекционисты в образованной ими "Лиге тарифных реформ" (Tarif Reform League), несмотря на то, что особая, руководимая ими тарифная комиссия, которая должна была доказать необходимость пошлин, опубликовала в 1905—6 г.г. свои материалы — несмотря на все это перед войной нельзя было еще говорить о каких-либо реальных "успехах" протекционистского движения в Англии.
Очевидная причина этого заключается в том, что крупные и решающие отрасли промышленности островного государства относились либо индиферентно, либо даже враждебно к введению пошлин. Это относится прежде всего к угольной промышленности, которая совершенно не заинтересована в охранительных пошлинах, как отрасль крупного экспорта.; а комбинация производства с отраслями дальнейшей переработки продукта, нуждающимися в охранительных пошлинах, в большинстве случаев не имеет здесь места, и поэтому этот момент по отношению к большинству обладателей копей не играет здесь той роли в определении настроений предпринимателей против свободной торговли, какую он играет в других странах. Железоделательная и сталеделательная индустрии заинтересованы различно. В то время, как упомянутый выше импорт полуфабриката, балок, листового железа и т. д. мог быть невыгоден для некоторых производителей, настраивая их протекционистски, другим производителям этой отрасли, перерабатывающим эти материалы, он был чрезвычайно выгоден. Здесь также дело идет об отрасли, продукты которой на значительно большую стоимость вывозятся, чем ввозятся. Поэтому Чемберленская тарифная комиссия стала значительно осторожнее, когда дело дошло до конкретных предложений. "Относительно точных размеров пошлин, которые должны быть введены", пишет доклад "и относительно способа их установления, большинство правлений фирм, которые нам ответили, не изложили никаких окончательных точек зрения". Однако, в общем, там, где существует ясно выраженное стремление к протекционизму, заинтересованные в нем круги обыкновенно довольно точно формулируют свои пожелания. Так, английская судостроительная промышленность была до сих пор заинтересована во ввозе дешевых иностранных материалов. "В качестве продавцов и в то же время в качестве потребителей плохого качества судов судостроители естественно не склонны к установлению пошлин в равной мере на плохого и хорошего качества иностранный материал", писал в 1905 г. Поллок в своей книге "Судостроительная промышленность". Текстильная промышленность, самая важная отрасль английского вывоза в области готовых фабрикатов, в большинстве своих разветвлений не была заинтересована в пошлинах. Archibald Goats, генеральный директор и один из основателей ниточно-швейного треста, часто высказывал фритрэдерскую точку зрения, разделявшуюся также и его коллегами. Официальный доклад от 1918 г. о торговой политике после войны высказывал также следующий взгляд: "Существуют крупные области производства, прекрасным примером которых может служить главная ветвь хлопчатобумажной индустрии, которые не будут выставлять никаких требований протекционистского характера".
Рядом с этими группами крупных промышленных отраслей стоят затем промышленные отрасли второй и третьей величины, которые частью требуют охранительных пошлин, частью же стремятся безоговорочно закрепить систему свободной торговли. К последним принадлежат, напр., отрасли, перерабатывающие сахар, как шоколадная и мармеладная промышленности; эти отрасли далеко не склонны к установлению направленных против так-называемых Dumping'а, т.-е. продажи товаров в убыток иностранными производителями, пошлин на сахар, и настроены против брюссельской сахарной конвенции; к первым, т.-е. к отраслям, требующим пошлин, относится производство ковров, часть стекольной промышленности, шелковая промышленность, часть бумажной промышленности и много других. Понятно, что сторонники тарифной реформы сосредоточили свое внимание именно на этих отдельных мелких отраслях промышленности и с громкими словами о "разрушенной английской промышленности" и т. п. выставляли их в своих речах и брошюрах в качестве примера вредных последствий иностранной конкуренции. Они тем более должны были ограничиться в вербовке своих сторонников этими кругами, что не только главные отрасли крупной индустрии, но прежде всего сельское хозяйство в значительной части отказало им в своей поддержке.
На сельское хозяйство, как на благоприятную почву для развития протекционистских стремлений, юнионистские вожди протекционистского движения возлагали большие надежды. Правда, у крупных землевладельцев-тори, и у крупных арендаторов могло бы быть сильное стремление посредством пошлин на хлебные продукты снова повысить все более и более уменьшающуюся прибыльность зернового хозяйства. Однако, здесь заранее было известно, что повышение пошлин, которое можно было бы провести в жизнь при сильном противодействии потребителей — вначале от 1 до 2 шил. на квартер, т.-е около 5—10 ш. на тонну — было бы слишком ничтожно, чтобы оказать реальное влияние на сохранение или увеличение площади, служащей для возделывания зерновых хлебов. Было бы опасной политической игрой ради пошлин такого ничтожного размера снова вступить во враждебные отношения к потребительским интересам города и индустрии и давать антиконсервативным партиям самый популярный и агитационный материал. Что касается скотоводов и мелких хозяев, то первые боялись вздорожания корма, а вторые вовсе не были заинтересованы в зерновом хозяйстве, а большей частью продавали продукты, в которых иностранная конкуренция мало могла им повредить, и часто даже прикупали хлеб; таким образом, и те и другие совершеннно не были заинтересованы в охранительных пошлинах. Поэтому и здесь доклад Чемберленской тарифной комиссии едва осмеливался говорить о действительных хлебных пошлинах, которые он охарактеризовал, как "непрактичные и нежелательные для Соединенного Королевства", и ограничился предложением установить самые низкие пошлины для иностранных государств исключительно для целей ввоза из колоний.
Таким образом, огромные массы английского народа, среди которого велась агитация различными либеральными организациями, как, напр., Кобденским клубом, в пользу сохранения свободы торговли, а Чемберленом, Бальфуром и их единомышленниками — в пользу протекционизма, не проявляли, однако, к новому движению никакой симпатии, а частью даже питали к нему сильную антипатию, — и на стороне тех, которым новая торговая политика должна была принести непосредственную выгоду, не стояли ни широкие народные массы, ни солидарные во всем друг с другом идеологи. Поэтому само движение начало все более и более удаляться от реального экономического базиса и в своей дальнейшей борьбе становилось на путь политики настроения, а также связывало себя с вопросами, которые сами по себе имели мало отношения к торговле.
Такого рода моментом настроения являлся момент колониально-империалистический. К нему присоединился финансово-политический вопрос. Сторонники нового движения расписывали хорошие черты протекционизма, который, по их мнению, был средством смягчения остроты финансового вопроса, причем тогда пришлось бы в гораздо меньшей степени прибегать к "социалистическому" средству прямого обложения доходов и землевладения, чем при дальнейшем существовании свободы торговли. "Тарифная реформа или социализм?" этим громким лозунгом протекционисты надеялись переманить широкие круги, особенно среди собственников, от свободной торговли к протекционизму. Этот лозунг был выставлен во время выборов в 1910 году. Только начинавший тогда свою политическую карьеру Бонар-Лоу сумел не без ловкости с точки зрения партийной политики нарисовать "социал-реформаторскую" сторону протекционизма, в следующих словах: "Деньги для проведения социальной реформы должны быть получены посредством расширения налогового фундамента. Тарифная реформа является поэтому лучшей и крупнейшей социальной реформой". Однако, попытка, подобными приемами убедить английских рабочих в том, что бремя пошлин, ложащееся на них вследствие повышения цен на средства пропитания, является необходимым условием для проведения социальных реформ, — оставалась всегда безуспешной, точно также рабочий, проникнутый английским духом, не мог позволить убедить себя в том, что английское благополучие требует этой жертвы ради колоний. Что же касается утверждения протекционистов, что вследствие расширения производства в охраненных пошлинами отраслях промышленности внутри Великобритании, приблизился бы к своему разрешению вопрос о безработных, — то на это сторонники свободной торговли могли возразить, что введение пошлин на полуфабрикаты (вздорожание сырых материалов протекционисты также упускали из виду) может нанести ущерб способности Англии конкурировать на мировом рынке. Доклад от 1918 г., содержащий в себе новую таможенную программу английского правительства, писал следующее: "Нужно несомненно принять во внимание очень важный вопрос о сохранении способности Британии конкурировать на нейтральных рынках. Конкуренция на такого рода рынках, особенно на Дальнем Востоке, будет после войны чрезвычайно остра. Представители торговли на этих рынках держались того взгляда, что британская торговля после устранения теперешних ограничений удержит свое прежнее положение; при условии, что издержки производства не окажутся у нас возросшими непропорционально их возрастанию в конкурирующих странах; поэтому они считали в высшей степени важным, чтобы насколько это только возможно, не повышались вследствие каких либо правительственных мероприятий, вывозные цены английских продуктов".
И если сейчас, несмотря на все противодействие, которое встретило новое английское протекционистское движение в своей, более чем двадцатилетней, вначале робкой, затем все более смелой пропаганде, — если сейчас все же наступает благоприятный момент для осуществления его целей, то это обстоятельство об'ясняется несомненно условиями, созданными прямо или косвенно военными событиями, и тем действием, которое оказали эти условия на торгово-политическую мысль. То неожиданное положение, в которое попало во время войны английское хозяйство, действовало сильнее, чем колониально-империалистические аргументы, сильнее и энергичнее, чем настроения среди определенных падающих отраслей промышленности, горячее, чем призыв дать посредством тарифной реформы отпор "социалистическим" финансовым мероприятиям. Это положение и породило склонность к отказу от казавшейся до сих пор столь прочной политики свободной торговли и к возвращению к системе охранительных пошлин.
Тот аргумент, что Англия в случае войны и опасности быть отрезанной, не может в соответствующей мере ограничить свое потребление, играл, само собой разумеется, еще до 1914 г. выдающуюся роль в дебатах о протекционизме. По настоянию сторонников такого взгляда была созвана парламентская комиссия, результаты исследования которой были изданы в 1906 г. под названием "Доклад о снабжении средствами пропитания и сырыми материалами ". Этот доклад привлек мало внимання английского общественного мнения, хотя он был составлен на основании показаний знатоков дела из торговых, судовладельческих, юридических и военно-морских кругов. Ибо вывод этого исследования заключался в общем в том, что введение охранительных пошлин для целей самообеспечения имеет мало шансов на успех.
Доклад в общем и целом встал на ту точку зрения, что островное государство в случае морской войны в хозяйственном отношении останется нетронутым. При этом доклад придавал существенное значение трем моментам. Первый момент, военный, заключался, по мысли доклада, в том; что огромный военный флот Англии, само собой понятно, окажется в состоянии защитить островное государство от нападения и обеспечить, таким образом, регулярное снабжение. Вот что говорится в докладе в заключение всего исследования: "Из всего вышеизложенного мы можем заключить, что наше господство на море не утрачено, что мы не достигли такого положения, при котором наш морской флот не был бы в состоянии отбить организованное нападение на нашу торговлю. Ведь если бы этот момент наступил, то совершенно ясно, что мы не могли бы сохранить наш подвоз без значительного уменьшения и тогда оказалась бы налицо действительная опасность голодного измора". Второй успокаивающий момент доклад видел в существующих международно-правовых отношениях. Доклад пытался доказать на основании многочисленных экспертиз и на основании опыта последних войн, что, согласно постановлений международного права и их выполнения, нельзя отрезать страну от источников средств пропитания. В особенности ссылались при этом на позицию Англии в этом вопросе, в частности во время развития военных отношений между Францией и Китаем в 1885 году и во время русско-японской войны в 1904 г. Наконец, самую сильную опору страны в случае войны доклад видел в своеобразии ее всемирного снабжения, в многосторонности и регулярности его. Хотя было установлено, что Великобритания потребляет ежегодно одной только пшеницы около 28 миллионов квартеров, из которых она производит сама только 6—7 миллионов, что наличные запасы пшеницы хватают в лучшем случае на 17 недель, а чаще только на 6½, далее, что значительный процент своего снабжения фуражем, мясом, маслом, яйцами и фруктами Англия получает из-за границы, что большая часть ее производства по переработке железной руды основывается на ввозе, и т. д., — однако, все эти моменты парализуются, как это думали, тем обстоятельством, что множество разнообразных стран заинтересовано в снабжении Англии, так что выпадение какой-либо отдельной страны (о возможности достигнуть всеобщего прекращения подвоза тогда не осмеливались и думать) не принесет с собой никаких существенных затруднений.
Особенное значение придавали этому обстоятельству в столь важном вопросе о снабжении хлебом. Здесь ясно указывали на то, что Англия получает свою пшеницу из множества стран — Соед. Штатов, Канады, Австралии, России, Аргентины и т. п. — в виде, как это буквально называли, "непрерывного потока" ("Uninterrupted stream"). При этом не считали возможным допустить, что военные события могут принять такой размах, что в этой области наступит прекращение подвоза. Однако, при всем этом исключительном оптимизме, было, с другой стороны, ясно, что в противоположном случае для Англии, вовлеченной в войну, наступят тяжелые последствия. Упомянутый доклад предостерегал против допущения того взляда, что английский народ будет в состоянии долго выдержать такую дороговизну, какая скажем, была в наполеоновские времена; ибо "хотя трудящиеся классы находились тогда в общем в худшем материальном положении, чем сейчас, однако, им тогда легче было преодолеть высокие цены на средства пропитания, чем в настоящее время. Тогда в сельском хозяйстве была занята относительно большая часть населения и значительная часть заработной платы этого населения уплачивалась натурой; далее, многие рабочие жили у своих хозяев и получали от них пропитание. Кроме того, нужно принять во внимание, что у остального рабочего населения с начала последнего столетия выросли расходы на квартиру. Во всяком случае едва ли можно согласиться с тем, что трудящиеся классы могут, так сказать, автоматически вернуться к образу жизни того времени или даже к условиям, господствовавшим во время крымской войны". В заключение в докладе говорится следующее: если во время войны наступит уменьшение подвоза из-за границы и если к тому же это уменьшение наступит в такое время года, когда запасы своей пшеницы (собственного урожая) будут потреблены, то "следствием этого будет не только повышение цен, которое приведет к недостаточному предложению, могущему, в свою очередь, вызвать опасную панику,—но кроме того может наступить такая острая нужда в стране, что последняя не в силах будет продолжать войну". Однако, эти заключительные выводы казались больше теоретическими, т. к. центр тяжести общего хода мыслей доклада заключался в обрисованном выше "иммунитете английского хозяйства в случае войны".
В действительности, развитие военных событий после 1914 года пошло, понятно, совсем иначе. Уже с начала войны, а особенно с того времени, как начали действовать немецкие подводные лодки, обнаружилось, что могущественный английский военный флот не оказался той господствующей силой, которая, как это должно было бы быть по мысли доклада, может дать реальный и притом решительный отпор вначале слабым, а затем все более сильным и широким нападениям на снабжение островного государства средствами существования и сырыми материалами. Международные правовые начала, на которые также возлагали большие надежды, обнаружили (мы не будем здесь разбирать, на чьей стороне тут было право) свое полное бессилие. Воюющие стороны либо просто не считались с ними, обходя их, применяя к ним особую интерпретацию или делая это под видом мер возмездия, либо так изменяли их, что они фактически сводились на-нет. Кроме того, опыт показал, что экономическая кон'юнктура мировой войны либо совсем не была учтена, либо была учтена совершенно неправильно.
Эти обстоятельства сильно отразились уже вскоре после начала войны на важнейшей сфере снабжения, на ввозе пшеницы. Из множества снабжающих стран начали одна за другой выбывать сначала Россия и придунайские страны, вследствие блокады Дарданелл, затем, когда, вследствие деятельности подводных лодок, наступил недостаток в судах, должны были волей-неволей сократиться морские сношения с различными областями, так что пшеница из Австралии и Индии, хлеб и маис из Аргентины могли доставляться только в самых ничтожных размерах, и Англия попала, таким образом, в более или менее полную зависимость от урожая в Северной Америке. В течение войны начался такой рост цен, который по своему прогрессирующему развитию может найти себе сравнение даже не с Крымской войной, а только с периодом наполеоновской континентальной блокады. Важнейшие товары повысились на 100—300%. Вместо предполагавшегося перед войной повышения фрахтовых издержек вдвое или втрое наступил постепенный рост их, который неоднократно повышал фрахт на 1000—2000% (напр., проездной фрахт Бирма—Англия был равен в июле 1914 г. 16—20 шил., в конце июня 1917 г, — 480 ш.). Здесь не место останавливаться на том, в каких отдельных областях, продовольственного и сырьевого снабжения, в какой мере и каким темпом давали себя знать ограничение снабжения и рост цен. Укажем только на то, что Англия во время войны переживала во всех сферах своего снабжения такую нужду, преодоление которой в спокойное мирное время считалось делом совершенно невозможным. В целях преодоления этой нужды были проведены широкие мероприятия как-то: ограничение потребления средств пропитания, отчасти система распределения по карточкам, далее нормирование, т.-е. запретительные меры по отношению к отдельным сырым материалом (хлопчатая бумага, джут, шерсть, металлы, масла, дрова и т. д.), мероприятия в целях экономии определенных запасов (напр., правила помола и печения для мельниц и пекарен), государственная принудительная органзация пользования судами и многие другие распоряжения и законы; однако, именно эти мероприятия и дают нам картину такой экономической нужды, какой в Англия никогда прежде не опасались и абсолютная оценка которой не может быть смягчена указанием на еще более тяжелое военное положение в других странах.
Последствия этого могут быть показаны частью цифрами. Из необходимости самого бережливого применения судов для перевозки, крайне уменьшенных в своем числе, вытекало государственное ограничение ввоза; в то же время вывоз также претерпел значительное сокращение, вследствие общих военных условий, а также вследствие недостатка судов, приведшему, в конце-концов, к почти полному прекращению дальних сношений (в частности с Дальним Востоком). Но нужно было итти дальше и ограничить предназначавшееся для гражданских потребностей пользование судами, в целях подвоза важнейших товаров, прежде всего хлеба, мяса и жиров, железной руды (из Испании) и крепежного дерева (из Скандинавии и Западной Франции). При этих условиях торговый баланс так ухудшался, что в конце-концов он в некоторые месяцы достигал такой высоты, которая, при расчете на год, в 4—5 раз превышала торговый баланс мирного времени. Чрезмерная пассивность торгового баланса выражалась порой 10—12 миллиардами марок. Понятно однако, что эта преимущественно финансовая проблема меньше тревожила Англию, эту богатейшую страну в мире, чем реальное оскудение и дороговизна, приводившие к тревожным движениям в рабочем классе, к т.-наз. "industrial unrest": ибо заработная плата не могла достаточно быстро приспособляться к растущим ценам, законы же о максимальных ценах часто не действовали, а обещанные пайки не всегда могли быть гарантированы.
К этим результатам т.-наз. "военного хозяйства" присоединились такие, которые вначале в общем меньше обращали на себя внимания, вследствие более острой угрозы со стороны других моментов, но которые приобрели, однако, огромную важность для английского народного хозяйства, особенно в послевоенное время. Сюда относится то обстоятельство, что недостаток судов и государственное ограничение английского вывоза значительно усилили деятельность незатронутых следствиями войны заокеанских конкурентов Англии. Мы уже ознакомились с примерами этого рода, когда говорили о развитии индийской текстильной промышленности и о под'еме японской индустрии за время войны. Точно также следствием военных условий было то, что Соединенные Штаты сделали свой торговый флот первым в мире и этим сломили господство Англии в деле морского транспорта.
Все эти моменты достаточно важны для того, чтобы связь между хозяйственной жизнью и военными осложнениями представлялась в Англии сейчас в совершенно ином свете, нежели перед 1914 годом или во время составления парламентского доклада 1905 г. Теперь известно уже — и это есть тот опыт, которого не было в XIX столетии — какие случайные и непредвиденные обстоятельства может создать война, вторгаясь в хозяйственную жизнь. Теперь Англия узнала, насколько различно должно быть сейчас по сравнению с наполеоновскими временами влияние войны на хозяйственную жизнь страны в каждом отдельном случае; при этом является безразличным, приведут ли трудности в деле снабжения к хозяйственной и политической катастрофе, или, как это было во время мировой войны, последняя сможет быть предотвращена. Вовлечение Англии во всю систему мирового хозяйства, связь каждой ветви ее хозяйственной деятельности с рынками и промышленными областями других стран делают каждый перерыв, затруднение или препятствие в подвозе обстоятельством огромного значения не только для данной отдельной хозяйственной отрасли, но и для целой сети других, связанных с нею, хозяйственных комплексов.
Но следует упомянуть еще об одном обстоятельстве, очень важном и тяжелом по своим последствиям для той хозяйственной политики, которую начинает сейчас вести Англия. В то время как до 1914 г. в Англии думали об угрозе прекращения ввоза только по отношению к тем областям, которые представлялись столь жизненно необходимыми, что частичная задержка здесь достаточна для катастрофических результатов (такими областями представлялись прежде всего подвоз хлеба, нефти и железной руды), — во время войны быстро обнаружилось, что чрезвычайно опасной может стать зависимость и от подвоза продуктов маловажных в мирное время, особенно если эти продукты доставляются одной или немногими странами. Если в мирное время такого рода зависимость рассматривали преимущественно с точки зрения вопроса о ценах, то война заставила убедиться в том, что такая точка зрения должна отступить на задний план перед вопросом о запасах. Ущерб, наносимый привозу или изготовлению такого рода товаров, особенно если они предназначены для специальных военных целей, может возникнуть в связи с отсутствием либо отдельных сырых материалов, либо тех продуктов определенных иностранных индустрий, кототорые охранены изобретательским патентом. Все попытки экономии в потреблении этих продуктов или общего ограничения их потребления должны были остаться безуспешными, раз возникал недостаток в запасах, совершенно необходимых для военных целей. Уже часто упоминавшийся нами доклад 1918 г. перечислял в связи с этим самые различные ввозные товары, прежде всего, напр., красочные материалы, цинк, вольфрам, оптические и химические инструменты, ториум нитрат, магнето и т.д. Эти и другие товары, и отрасли производства которых вовсе не должны быть особенно больших размеров, являются, однако, чрезвычайно существенными для национальной безопасности; между тем, перед войной они получались почти исключительно из вражеских стран или из областей, оккупированных ими в настоящее время, поэтому не представлялось никакой другой возможности получить для военных нужд эти продукты, кроме как путем производства их в самой Англии или, по крайней мере, внутри Британской империи. При этом следует, понятно, заметить, что абсолютное удовлетворение потребности возможно лишь при производстве в самом островном государстве, в то время, как производство в колониях или контроль над тамошним производством всегда влечет за собой некоторую опасность; дело в том, что, хотя в случае войны затруднения в вывозе и не могут остановить такого рода производства для английских потребностей, однако, для надежной доставки колониальное производство все же не дает достаточных гарантий.
Во всяком случае, понятно само собой, что эта совершенно новая для Англии сторона вопроса о снабжении и удовлетворении различных нужд привела к таким мероприятиям и соображениям, которые перед войной возбуждали лишь чисто платонический интерес. Громадное значение для Англии имело раньше и имеет сейчас, после того, как во время войны было поставлено под вопрос все ее снабжение, — создание запасов разного рода товаров посредством различных мероприятий прямого и косвенного характера. Мы уже упоминали о некоторых проектах в этим направлении. Сюда принадлежит прежде всего стремление к самоснабжению внутри Британского государства, возможность которого обстоятельно изложена в докладе Dominions Royal Commission. Здесь, в свою очередь, нужно различить две стороны дела. Во-первых, существует стремление организовать посредством особых мероприятий необходимые производства внутри Британской империи, путем ли специального содействия местным производствам и их поощрения, или путем таможенных мероприятий. Примером этого могут служить: во-первых, содействие добыче нефти, с целью сделать снабжение этим продуктом Англии, особенно ее флота, независимым от Америки и Румынии; эта добыча началась уже перед войной в Тринидаде и в Нов. Зеландии; далее, замена в лесном снабжении скандинавских областей британско-колониальными промышленными местностями; приобретение кали (не рудничного, так как здесь до сих пор еще не сломлено монопольное положение средней Германии и Эльзаса) посредством производства различных суррогатов (отчасти методами старой техники). С другой стороны, со времени войны существует стремление наложить руку на существующие производства с целью воспрепятствовать их использованию в других интересах, помимо британских. Это относится к снабжению цинком и вольфрамом. Перед войной главнейшие залежи этих сырых материалов лежали в английских областях, однако, австралийское цинковое производство (с годовым размером ок. 500.000 тонн) скупалось Германией и Бельгией, а производство Британской Колумбии — Северо-Американскими Соед. Штатами. Точно так же австралийская и новозеландская вольфрамовая руда почти целиком покупалась Германией и экспортировалась в переработанном виде в Англию. В обоих этих случаях британское правительство, частью во время войны, частью также и в послевоенный период (благодаря тому, что договоры остались в силе) — взяло всю продукцию или часть ее на счет государства, гарантировав производителям соответствующие минимальные цены; одновременно с этим в Канаде начали развиваться, на основании особого закона от 1916 г. (Dominion Zine Bounties Act), соответствующие промышленные предприятия.
Но все эти возможности не говорят еще о главном средстве снабжения во время войны. Все трудности в деле этого снабжения, зависимость многих производств от заграницы во вспомогательных материалах и средствах, стремление производить все необходимые в военном отношении товары в самой стране или ее заокеанских владениях — все это говорит в пользу протекционизма. Рассматривать ли последний в качестве военно-экономического средства или как меру экономической предусмотрительности, во всяком случае, эти его побудительные стимулы значительно сильнее, чем все прежние агитационные аргументы, о которых мы выше говорили. К этому присоединилось то обстоятельство, что после окончания войны обострилась опасность "dumping'а" немецких и австрийских товаров вследствие дезорганизации валюты и низкого положения марки и кроны, так что и с этой стороны протекционистское движение получает новую почву. Таким образом, торгово-политические мероприятия Англии, противоречащие прежней фритрэдерской торговой политике, разделяются в настоящее время на две группы: мероприятия по установлению пошлин, направленных против dumping'а, и мероприятия, которые мы можем назвать введением "предохранительных пошлин"; причины возникновения последних мы также выяснили. Законом, принятым в первом чтении 10 мая 1921 г. значительным большинством голосов, но относительно без шума, правительство соглашалось на повышение пошлин на 33⅓% для охраны основных индустрий.
Для полной оценки и выяснения этого вопроса очень важна программа, которую выставил доклад 1918 г. в гл. 9 под цифрой 216 и на которую постоянно ссылаются в руководящих правительственных кругах. Заключительные выводы и требования, явившиеся в результате тщательно составленной докладной записки, были таковы: 1. Английские производители вправе требовать защиты против dumping'а, равно как и пошлин против ввоза т.-наз. "Sweated goods", т.-е, товаров, произведенных в таких условиях заработной платы, которые не согласуются с установленным профессиональным союзом уровнем заработной платы в соответствующей стране. При этом было предложено применить в Англии канадскую систему анти-dumping'овых добавочных пошлин. 2. При всех существующих в настоящее время условиях хозяйственной жизни и при еще столь высоких издержках производства должны быть сохранены и защищены посредством пошлин так-наз. основные индустрии (по-английски key — или pivotal-industries). Сюда принадлежат, между прочим, судостроительная промышленность, электрическая, химическая индустрии и т. д., а также и другие рассмотренные выше отрасли и отдельные производства, особенно важные в военном отношении. 3. При рассмотрении остальных отраслей промышленности нужно строго различать, являются ли они действительно важными с точки зрения национальной безопасности или нет. 4. В случае введения пошлин нужно давать привилегии британским колониям. 5. Рекомендуется при установлении пошлин заключать особые тарифные соглашения с союзниками Англии и нейтральными странами.
Нужно заметить, что доклад знал и открыто говорил как о трудностях, так и о неизбежных, быть может, экономических опасностях, связанных с защищаемой им новой торговой политикой. Мы уже цитировали прежде его соображения, основанные на экспертизе соответствующих специалистов, о возможном, угрожающем для английской конкуренции на мировом рынке вздорожании сырых материалов и полуфабрикатов. Точно так же доклад предостерегал против введения охранительных пошлин для отраслей, производящих предметы роскоши: здесь достаточно фискального таможенного тарифа. Далее, в другом месте там говорилось: "Среди индустрий, требующих охранительных пошлин, имеются такие, которые, согласно всеобщей оценке, обнаруживают дефекты в техническом, организационном и административном отношении, а также и в области снабжения. В таких случаях существует опасность, что желанные охранительные пошлины укрепят несовершенные способы хозяйства". Далее указывается на трудность различить те иностранные товары, которые можно рассматривать, как экспортируемые в убыток (dumping), и те, которые таковыми нельзя признать. По отношению к этому вопросу доклад также встал на совершенно об'ективную точку зрения. В докладе не нашло себе никакой поддержки то часто утверждавшееся положение, будто Германия обязана своему быстрому возвышению по сравнению с Англией экспорту в убыток, в Англию ли, или на мировой рынок.
В особом отделе этого доклада (глава 1) говорится о причинах экономического возвышения Германии в национальном и мировом масштабе. Там, между прочим, мы читаем следующее: "Успех иностранной конкуренции основывается на целом ряде причин: в одних случаях на очевидных естественных преимуществах по отношению к сырым материалам, в других — на дешевизне рабочих рук, в особенности в производствах, покоящихся исключительно на местном труде, в третьих — на малых издержках производства на единицу вырабатываемого товара, что в свою очередь, является следствием массового производства, специализации и стандартизации, либо, наконец, этот успех основывается на творческой инициативе в деле создания новых потребностей на потребительских рынках". По отношению к постановке дела за океаном имеется определенное указание на то, "что иностранные купцы и фабриканты применяют иные и во многих случаях значительно более совершенные методы организации и разделения труда, нежели какие применяют британские купцы". Вслед затем идет интересное рассуждение, в котором указывается на то, что Германия могла с 70-х годов заново построить свою индустрию и вооружить ее всеми новейшими завоеваниями; что она постоянно обращала внимание, непосредственно в целях конкуренции с Англией, на всякого рода усовершенствования и изобретения, тогда как в самой Англии так привыкли к традиционному первенству, что мало уделяли внимания необходимости постоянной бдительности и умению приспособляться к меняющимся потребностям рынка". Далее указывается на то, что в Германии уже давно поняли, какое могущественное влияние оказывают научные исследования на хозяйство и технику, тогда как английские фабриканты, за немногими исключениями, не прониклись еще пониманием этого влияния. Наконец, упоминается об организаторских способностях немцев и об их знании языков. На все эти моменты указывается в первую очередь, вопрос же о "dumping'е" совершенно не затрагивается в этой связи; что же касается деловых методов немцев, характеризуемых часто, как "экономически нездоровые и морально недопустимые", то в докладе замечается лишь, что здесь возможна критика, но что, с другой стороны "эти методы во многих отношениях обнаруживают очевидный успех".
Таким образом, мы можем с полным основанием утверждать, что в этом официальном докладе совершенно не нашли себе места агитационные и газетные фразы, в которых успех немецкой конкуренции обычно об'яснялся продажей товаров по пониженным ценам. Принимая во внимание цитированные выше пункты, едва ли можно допустить, что люди, подписавшиеся под этим докладом были такими слепыми защитниками новой торговой политики, что они выходили за пределы реальных возможностей последней. Ибо, в конце-концов, ни естественные преимущества, ни уменье приспособляться к потребностям мирового рынка и их изменениям, ни любовь к изучению чужих языков, ни организаторский и изобретательский таланты, — не являются такими вещами, которые можно приобрести посредством охранительных пошлин и даже закрепить на долгое время достигнутые всем этим успехи нельзя посредством охранительных пошлин, без того, чтобы не вызвать известного регресса в мире, а следовательно, и в собственной стране.
На этом основном воззрении должен был основываться и ход мыслей составителей столь содержательного доклада; иначе они не проявили бы в вопросе об охранительных пошлинах той достойной всяческого одобрения осторожности и предусмотрительности, иначе они не указывали бы постоянно и вместе с тем предостерегающе на то, "что после войны в конкуренции главным фактором на-ряду с вопросами организации, кредитной помощи и рационального управления предприятиями явится способность к экспорту и именно его дешевизна". В заключение изложения предлагаемых фискальных мероприятий снова говорится: "На основании всего этого мы можем с полным правом сказать, что ни одно из наших предложений ни в какой мере не должно препятствовать или угрожать росту нашей вывозной торговли, столь исключительно важной для нашей страны".
С крушением свободной торговли сходит в могилу последний остаток "старой" Англии, Англии Кобдена, Брайта и Гладстона, а также и Дизраэли, Гальперстона и Салисбери. Внутри нового "социального государства" растет неомеркантилистское торговое государство, построенное на охранительных пошлинах (их можно назвать также предохранительными или еще как-либо иначе), на quasi-монополистических отношениях к колониям, характеризующихся политикой привилегий и выражающихся, кроме того, в регулировании сбыта сырых материалов, на мерах государственного содействия торгово-промышленному развитию во владениях, заключающихся в выдаче премий, привилегиях при правительственных заказах и т. д. Одним словом, мы имеем возвращение к принципам, за которые боролся Адам Смит, изменившихся в форме и степени, в соответствии с современными условиями мирового хозяйства, но во всяком случае сходных в основных чертах.
Мировая война несомненно ускорила развитие Англии в направлении к "социальному государству" с огромной ролью правительства и к неомеркантилистскому государству с империалистической окраской.
С другой стороны, мировая война оставила после себя во всем мире экономический хаос, продолжающий существовать еще и сейчас, почти после трех лет со времени заключения мира; это исключает возможность какого-либо окончательного вывода в вопросе о том, как должны повлиять изменения английской хозяйственной жизни на нормальный ход дальнейшего развития английского богатства. Следует ли смотреть на это ускоренное войной развитие, как на прогресс в направлении к тому, что Шульце-Геверниц выразил понятиями "государства" рантье ("Rentnerstaat") и "ослабления капитализма"? Означает ли усиление рабочего движения с фиксацией минимальной заработной платы, фабричной организацией ("советы") и с "правом на труд" — тенденцию ко все большему отягощению издержек производства безотносительно к условиям и возможности конкуренции в международном масштабе? Означает ли сильное империалистическо-колониальное движение единственный выход в условиях слабеющего и становящегося все менее производительным внутреннего английского хозяйства? Или же, приняв во внимание те же самые тенденции, а также политические следствия мировой войны для Англии, для ее роста на земном пространстве, для ее подданных, для ее престижа, для ее сырьевых областей — следует сделать вывод, что на месте прежней внутренней и всемирно-хозяйственной организации островного государства образовалась более здоровая, более совершенная в народно-хозяйственном отношении структура? Все это вопросы колоссальной важности; но современная история не дает на них накакого ответа, и не может дать до тех пор, пока продолжается полная дезорганизация прежнего мирового хозяйства. Ибо одно ясно: по сравнению с условиями 1914 года теперешнее хозяйственное положение Англии далеко не благоприятно, и при этом ссылка на положение других стран, как и всякое относительное утешение, мало что меняет.
Столь часто упоминавшийся нами доклад 1918 года постоянно указывает на необходимость оживления английского вывоза; но следует сказать, что именно для Англии, зависящей более, чем какая-либо другая страна, от вывоза, перспективы на рост экспорта — если взять за исходный пункт довоенные условия — чрезвычайно тревожны. Как раз в начале 1921 года из сведущих банковских кругов раздались предостерегающие голоса. Мы уже не раз доказывали в ходе нашего изложения на развитие, которое получило во время мировой войны заокеанское собственное производство в небританских и колониально британских областях, развитие, являвшееся во всяком случае вредным для английской индустрии; при этом мы указывали особенно на рост промышленности в Соединенных Штатах и в странах Дальнего Востока. Сюда присоединяется сужение европейского рынка сбыта вследствие обеднения Австро-Венгрии, разрыва торговых сношений с Россией и ее тяжелого экономического положения и экономических тягот в Германии. Как раз сейчас возобновилось падение марки, создающее преграду для британского ввоза в Германию. Хорошие, пожалуй даже лучшие, европейские покупатели Англии (Германия и Россия были на первом месте в европейском экспорте Англии) находятся в состоянии полного хозяйственного расстройства. Франция, Бельгия и Италия не могут вполне заменить их в этом отношении. Таким образом, уже с точки зрения размера потребностей иностранных государств положение английского сбыта неблагоприятно. Сюда присоединяются трудности, возникающие уже при имеющейся возможности использовать ту или иную существующую потребность. Фрахты, хотя и заметно понизились; ко все же держатся на значительно более высоком уровне, чем до войны, и удорожают заокеанский траспорт. Стоимость самого производства в стране повысилась, во-первых, вследствие все еще высоких цен на средства пропитания (достаточно того, что одна только цена на пшеницу повысилась в 2½ раза по сравнению с довоенным временем), во-вторых, вследствие повысившейся заработной платы, соответствующей или, по крайней мере, приближающейся посредством регулирования к стоимости средств существования, в третьих, наконец, вследствие высоких цен на сырые материалы; последнее обстоятельство об'ясняется частью опять-таки высокими фрахтовыми издержками, которые таким образом, все еще благоприятствуют развитию дальнейшей переработки сырья в заокеанских промышленных местностях. Можно ли с этой точки зрения рассматривать дорого стоющее обременение народного хозяйства обязанностями, которые взяло на себя новейшее английское "социальное государство" (мы здесь оставляем в стороне разного рода тяготы и потери рабочего времени, которые приносят с собой вначале, вследствие острой борьбы всякое хозяйственное переустройство), можно ли рассматривать столь желанное для рабочих нивеллирование индивидульного труда в общей работе, — как облегчающие моменты в области вывоза? Можно ли рассматривать, как такого рода облегчение, протекционистскую систему, которая, совершенно независимо от того, как она политически обосновывается, должна вести к удорожанию общей стоимости готовых товаров для потребителя по сравнению с самыми дешевыми возможностями получения и, следовательно, замедлять общее падение цен, которая далее, вследствие предпочтения, оказываемого колониальным сырым материалам и продуктам, очевидно, не осуществляет принципа наиболее дешевых возможностей получения?
Если ответить на эти вопросы отрицательно, то дальнейшее развитие британского благосостояния представится далеко не в благоприятном свете. Сейчас, в переходное время, когда продолжается еще во всем мире экономический хаос, все эти тяготы отступают на задний план и их действия проявляются не так остро: ибо в то время, как перед войной всякое, даже маловажное затруднение имело определенный вес, сейчас оно представляет собой как бы гирю, поставленную на слишком большие весы.
Один чрезвычайно существенный вопрос должен будет найти тогда в Англии свое разрешение. То обстоятельство, что старые английские фритрэдеры связывали в своем представлении систему свободного обмена товарами с проблемой всеобщего мира, является не случайным и вытекает вовсе не из каких-либо абстрактных построений. Не случайным является то, что Кобденский клуб и сейчас еще держится девиза: "свободная торговля, мир, хорошие отношения между народами". За этим пацифистским направлением скрывается вовсе не одно только голое чувство космополитического характера или мысль, что всякая преграда хозяйственной деятельности отдельного народа будет способствовать развитию ненависти на почве торговли и, следовательно, жажды войны среди различных стран; в этом своеобразном комплексе политико-экономических воззрений скрывается более глубокая мысль. Свободная торговля выявила в Англии ту свою особенность, что благодаря ей страна в случае войны становится беззащитной. Мировая война раз навсегда указала на эту национальную опасность (можно думать как угодно о степени этой опасности), и современное протекционистское движение явилось следствием этого обстоятельства. Свободная торговля должна была привести к этой опасности, так как она выставляла принцип, что каждая страна при всяких обстоятельствах должна покупать все товары и прежде всего средства пропитания и сырые материалы там, где они дешевле всего. Опасность, проистекающая отсюда, может быть устранена только в том случае, если будут избегнуты войны. Поэтому свободная торговля выставляет в качестве своей основы безусловно миролюбивую политику. Если этой основы нет, то каждая страна окажется принужденной жертвовать экономическими интересами ради политических и посредством больших, может быть колоссальных, издержек сохранить свою национальную безопасность ("national safety"). Англия, как будто, намерена принести эту жертву. Все перечисленные нами обременения народного хозяйства: искусственная протекционистская охрана отраслей промышленности, работающих дороже, чем иностранные, привилегии для продуктов колониального производства, поскольку колонии не обнаруживают способностей к сбыту на английском рынке без помощи особых преимуществ, государственные мероприятия в целях развития в империи прежде всего относительно дорого стоющих собственных производств, взятие на государственный счет определенных основных продуктов, изготовляющихся в колониях — все это в значительной степени определяется указанными мотивами. Таким образом, средство быть подготовленным к войне покупается дорогой ценой. В результате будет то, что всегда было в таких случах: тормоз для свободного развития народного благосостояния. Чем прочнее основывала Англия в прежние времена свое хозяйство на свободной торговле, чем зависимее должна была она в силу необходимости становиться во всех областях своего хозяйства от заграничного ввоза, тем болезненнее должна быть реорганизация хозяйственной жизни, тем больше — финансовые жертвы. В то время, как такая страна, как, скажем, Германия, может "отложить" на случай войны хлебный запас в размере 1/10 своей потребности, Англия нуждается в таком запасе в размере ⅘ своего годового потребления, и так обстоит дело во многих других областях. Будут ли в состоянии экономически нецелесообразные издержки, сохранение дорогих собственных отраслей и привилегий частью собственным, частью заокеанским колониальным производствам, существовать в такой степени, не разрушая английского хозяйства, или не принуждая большую часть теперешних работников этого хозяйства к эмиграции? Не должна ли цель постоянного всеобщего мира быть ближе всего для Англии именно после опыта последней войны, ради избежания или смягчения экономических тягот, ложащихся на народное благосостояние? Дилемма между экономическими потребностями, с одной стороны, политикой господства — с другой, никогда еще, со времени эпохи, когда начинающийся капитализм имел первые большие битвы с господствующими политическими силами того времени, не требовала такого тяжелого и рокового разрешения, как сейчас. От этого разрешения будет в первую очередь зависеть дальнейшее развитие английского народного хозяйства.