Странное дело, Ваньки сегодня нигде нет!
Обычно он всегда здесь же, на крыльце дожидался, пока Петька напьется чаю и выйдет на двор; сегодня же Петька битых два часа искал его и нигде не мог найти. И свой двор весь обегал, и на свалке был, и на Гольцовке, а Ванька — как в воду канул.
Забежал к нему на квартиру, да замок висит, — матери-то нет, а отец, как всегда, на заводе.
Петька даже, было, домой отправился, да не высидел, — больно уж хороша погода. Опять на двор вышел, послонялся по свалке, затеял, было, игру с маленькими, да без Ваньки и игра не в игру. Шурка Зайчихина не потрафила чем-то, — Петька ей шлепков надавал, так что та заревела, отругал остальных и отправился на улицу.
Так и проскучал до обеда.
В обед, смотрит, от площади Ванька с Николаем Егоровым, должно, домой идут. Петька, конечно, — навстречу.
Ванька что-то отцу рассказывал, а увидел Петьку, — сразу замолчал, вид такой важный принял.
— Ты где был-то? — крикнул еще издали Петька.
Тот посмотрел на него, глаза этак прищурил, сплюнул в сторону и таким небрежным тоном, словно это его всегдашнее времяпрепровождение, говорит:
— Где? А где ж мне быть, как не на заводе?
Петька даже рот раскрыл от удивления.
— На заводе?
— Ну, да, — отвечал Ванька, покраснев от удовольствия, что так поразил Петьку, — чему же ты это так удивился?
— Да чего ты делал-то на заводе? — Петька, наконец, очухался.
— Как чего делал? Работал. Я теперь работаю смазчиком, — важным тоном ответил Ванька.
Вид у Петьки был, должно быть, настолько смешной, что даже Николай Егоров, которого он привык видеть всегда мрачным и хмурым, даже и он засмеялся:
— Чего ж ты, Петух, удивляешься? Думал, ты — лоботряс, так и Ванька такой же? Нет, пора, брат, за дело взяться. Хватит, из ребенков вышли. Ну, пошли, Вань, я жрать хочу; вечером наговоришься.
Вместе они направились к дому.
Петька, насупившись, пошел сзади.
— "Чай, отец тоже пришел уже обедать, может, и меня на завод устроит. Чем я хуже Ваньки-то?"
Приходит домой, — отец уж там сидит, обеда дожидается, читает газету.
Петька — к нему.
— Когда же, наконец, я на завод пойду работать? Чай, не маленький, скоро уже тринадцатый год пойдет, — обиженно, ни к кому не обращаясь, произнес Петька, — уж просил, просил, — нет, рано еще; а что ж Ванька лучше меня, что ли?
— Мал еще, братец, — улыбнулся отец, — подрастешь, — наработаешься. Ванька-то на год старше, погоди еще.
— Да, старше, а сам глуп, как осина, да слабенький! Я его вчера так вздул, — неделю помнить будет! — Сказал, а у самого, чувствует, слезы к горлу подступают, вот немножко еще, и сейчас-сейчас заревет.
— Ты что, никак реветь вздумал! — засмеялся отец, — ну, что же, поплачь, поплачь, куплю калач. А ты что, верно, работать хочешь? — переходя в серьезный тон, продолжал отец, — что же, это можно, да ты сам-то не хочешь, поди?
— Да как же не хочу? А что же я теперь делать-то буду, с малышами в чижики играть, что-ли? Чай, вырос. Только ты зря, небось, говоришь, что попросишь,— а ты: — "ладно, поживешь еще так, а время придет, начнешь работать", — с обидой продолжал Петька.
— Ну, ладно, подумаем, может, и будешь работать, — сказал отец, а сам смеется в бороду.
Повеселел Петька: нет, что ни говори, а отец не шутит. Да неужто и вправду на завод попаду?
Только кончили обедать, он опять к отцу:
— Так, значит, возьмешь меня на завод-то?
— Погоди, погоди, малый, — проворчал тот, да так это ласково, что Петька даже подпрыгнул.
— А ты меня на заводе тоже смазчиком поставь, уж я во-как работать буду, раньше всех на завод приходить буду. Ваньке-то за мной никогда не угоняться, я куда сильнее его, и бегаю лучше ванькиного; а то он теперь нос передо мной задирает, — тараторил Петька, провожая отца на завод.
Проводил на площадь и вприпрыжку назад.
На дворе собрал малышей — играть в казаки-разбойники. За игрой разбил себе в кровь коленку, даже слезы потекли; а только вспомнил, что скоро, может, на завод, так даже боль будто легче.
Сбегал домой только, мать коленку завязала, взял ситного кусок и опять на двор, — не дома же в такую погоду сидеть?
Только завод прогудел, он — на площадь отца встречать. Попался по дороге Ванька — он будто и не заметил, отвернулся и мимо пробежал.
Встретил отца, про завод расспрашивать начал, невзначай будто про Ваньку спросил.
— Что же, Ванька, парень прыткой, чего ж ему плохо работать?
Петька только свистнул:
— Ну, я-то ему на заводе нос утру, где ему со мной равняться?..
Ночью во сне видел, будто он вместе с отцом на завод идет, дошли до высоких железных ворот, а около ворот стоит будто Ванька и в ворота Петьку не впускает. — "Сюда, — говорит, — только мне входить можно". — Петька на него наскочил, сшиб с ног; а только к воротам подошел, открыть хотел, как схватил его Ванька за ноги, дернул, — Петька только руками взмахнул и проснулся.
Отец уже ушел, мать что-то у стола шила. Петька и чая пить не стал, оделся наскоро и на двор.
Пробегал целое утро по двору, пришел обедать, — отец улыбнулся:
— Ну, брат, идем, что ли, на завод после обеда.
У Петьки даже дух захватило, — смеется отец или взаправду говорит? Да неужто вот сейчас он, Петька, пойдет на завод и будет работать, так же, как отец, как Николай Егоров, как Ванька?
— Ну, садись, ешь скорее, да и на работу пойдем, — смеется отец, — смотри, в первый день опоздаешь.
— Нет, я живо, — только и сказал Петька, тарелку мигом очистил, пожевал картошку жареную.
— Сыт. Наелся, — об'явил он, надел фуражку и за отцом вышел из дому.
Всю дорогу расспрашивал:
— Так я как же, смазчиком работать-то буду? А трудно это? А Ванька-то как, не плошает?
— Нет, брат, не смазчиком тебе быть. В котельную пойдешь, ты у меня кочегаром будешь. Смотри, работай хорошо, чтоб на тебя не жаловались; с ребятами дружно живи. Мы на заводе все — как одна семья, — напутствовал Петьку отец.
Народу у ворот много, смеются, разговаривают.
Подошли ближе, у самых ворот — Ванька. Петька вспомнил сон, сжал кулаки, бросился, было, на него, да отец одернул. Ванька отвернулся, будто не заметил.
Завыл гудок, распахнулись ворота, широкой волной влились в завод сотни рабочих. Минута, — и уже опять пусто на улице.
А завод просыпался; забубнил пар по трубам, завизжали ремни, резко станки застрекотали. — Петька, как очумелый, вцепился отцу в руку, а тот ввел его в высокую дверь.
Вошел за отцом Петька и замер; шесть громадных котлов, словно чудовищными пастями, выли своими раскаленными топками, гудел пар по трубам, и везде переливались красный и желтый цвет от воющих топок.
В стороне стоял, сгорбившись, смотря в топку, старик, к нему-то и подвел отец Петьку.
— Вот моего парнишку привел тебе, Иван Кузьмич, пускай уж у тебя поучится, авось кочегаром будет, как вырастет. А ты, брат, — повернулся он к Петьке, — теперь наш заводской рабочий, крепко держи молот в руках, тяжелый Советский Молот. Учись, брат, учись, вырастешь, — пойдешь нам на смену.
Вл. Тамбеллини.