Был октябрь месяц. Ветер в то утро яростно бушевал, и я смотрел, как крутятся в вихре последние листья, сорванные с платана, растущего в нашем дворе. Когда я спустился вниз к раннему завтраку, то предполагал найти своего друга в совершенно подавленном состоянии духа; он был чрезвычайно чувствителен ко всяким внешним влияниям. К моему глубокому изумлению, он собирался уже подняться из-за стола. Настроение у него, повидимому, было самое благодушное, И в его веселости была нотка чего-то зловещего.
— Холмс, вы занялись, каким-то делом? — спросил я.
— Я вижу, что способность к дедукциям заразитeльна, Ватсон! — ответил он мне. — Да, вы не ошибаетecь, я занялся одним делом. После целого месяца полной остановки машина снова пускается в ход.
Через четверть часа, когда со стола было убрано, мы с Холмсом сидели друг против друга. Он вынул из кармана письмо.
— Вы знаете, — сказал он мне, — Нейля Джибсона, золотого короля?
— Американского сенатора?
— Да, но вот уже пять лет, как он живет в Англии и стал владельцем огромного поместья в Хэмпшире. Вам, конечно, известна трагическая смерть его жены.
— Да, да, припоминаю, но подробностей дела не знаю.
Холмс сделал жест в сторону лежавших на стуле газет.
— Я не предвидел, что мне придется им когда-либо заняться, — сказал он. — Впрочем, дело это, повидимому, не представляет особенных трудностей для разрешения. Исход его не оставляет никаких сомнений. Я могу, Ватсон, рассказать факты, но не могу их изменить. Если против всякого ожидания никаких новых фактов не обнаружено, то я боюсь, что моему клиенту не придется убаюкивать себя никакими надеждами.
— Вашему клиенту?
— Ах, да, я и забыл! Ваша привычка, Ватсон, овладевает и мною: я помещаю телегу впереди быков. Вот прочтите.
На листе бумаги, который протягивал мне Xолмс, смелая, властная рука набросала следующие строки:
Кларидж отель, 3 октября,
Дорогой Xолмс!
Могу ли я спокойно глядеть на то, как лучшая из женщин идет прямо на смерть! Я не беру на себя задачи объяснить, то, что до сих пор кажется мне необъяснимым, но и знаю и утверждаю, что мисс Денбар невиновна. Вы знаете обстоятельства дела, не правда-ли? Они служат притчей во языцех для английской хроники происшествий. Подобная несправедливость сводит меня с ума. Я заеду к вам завтра, утром в девять часов.
Может быть, благодаря Baм, луч света прорежет тьму; может быть, я доставлю Вам какое-либо указание, которого caм я не принял во внимание. Все, что я имею, находится в Вашем распоряжении для спасения этой молодой девушки. Если Вам еще никогда не приходилось не щадить Всех средств, то пусть это будет в данном случае.
Искренно Ваш Дж. Нейль Джибсон.
— Теперь вы в курсе дел, — сказал мне Шерлок Холмс, выкурив свою первую трубку и выколачивая из нее пепел, чтобы перейти сейчас же ко второй. — Клиент, которого я ожидаю, это Нейль Джибсон. Что же касается обстоятельств данного случая, то мне придется передать вам вкpaтцe наиболее сущeственное для уяснения дальнейшегo. Нейль Джибсон — один из самых могущественных в мире финансовых властелинов. Говорят, что у него буйный, опасный характер. Относительно его жены, жертвы рассматриваемой нами ныне драмы, я не знаю ничего, кроме разве того, что она была не первой молодости и жестоко страдала из-за обаятельности молодой гувернантки, которой были поручены ее дети. Муж, жена, гувернантка, — таковы персонажи, находящиеся на сцене. В качестве декорации — старый замок среди исторического поместья. И вот самая драма: однажды ночью жену находят распростертой на земле, на расстоянии приблизительно полу-мили от дома. Она в вечернем туалете, на плечах у нее шаль, а висок пробит револьверной пулей. Рядом никакого оружия. Повидимому преступление было совершено довольно поздно вечером. Труп был обнаружен лесным сторожем около одиннадцати часов. Полиция и врач подвергли тело осмотру до перенесения его в замок. В преступлении подозревают гувернантку. Прежде всего имеется прямая улика: револьвер, в котором не хватало одной пули и калибр которого соответствовал калибру пули, причинившей смерть, был найден в ее гардеробе внизу.
Устремив перед собою взор, Холмс несколько задумался. — Вот как обстоит дело, Ватсон. И вы, конечно, понимаете, что это серьезная улика. Кроме того при мертвой была найдена записка, назначающая ей свидание на том месте, где было совершено преступление, и на записке была подпись гувернантки. Что вы об этом думаете? Наконец, есть и побудительная причина для преступления. Сенатор Джибсон величина огромная; если бы жена его умерла, то ее могла заменить молодая гувернантка, которой он уже оказывал, по слухам, знаки весьма большого внимания. Итак, любовь, богатство, власть — все зависит от одной жизни, клонящейся уже к закату. Скверная история, Ватсон, очень скверная.
— Гувернантка, — продолжал Холмс, — не может сослаться ни на какое алиби. Она созналась, что около времени убийства она находилась недалеко от Торского моста, который был театром этой драмы. Она уже потому не могла отрицать своего присутствия на том месте, что один из поселян ее там встретил.
— Обстоятельство, как мне кажется, имеющее решающее значение.
— И все-таки, Ватсон все-таки!.. Торский мост — это каменная арка, огороженная по обеим сторонам баллюстрадой, а через нее главная замковая аллея в своей наиболее суженной части доходит до длинного и глубокого водоема, окаймленного камышами, который называется Торским прудом. У самого входа на мост и лежал труп. Таковы главнейшие факты. Остается только упомянуть о самой жертве.
Родившись под тропиками, она и по темпераменту была женщиной тропиков. Солнце и страсть разжигали в ней кровь. Она любила своего мужа так, как умеют любить подобные женщины. Говорят, она была очень красива; потеряв свои физические чары, она потеряла все, чем его удерживала при себе.
В назначенный час тяжелые шаги потрясли нашу лестницу и мы увидели появление знаменитого миллиардера. Если бы я был скульптором и у меня явилась бы фантазия изваять олицетворение человека, которому везет в делах, человека со стальными нервами и эластичной совестью, то я выбрал бы его своей моделью. Высокая, сухопарая, костлявая фигура говорила об аппетите хищника. Лицо, с резко выступающими углами, казалось высеченным из гранита, такая в нем была жестокость, такая неумолимая суровость, настолько оно было изрыто глубокими линиями и изборождено следами пережитых потрясений. Его cepыe холодные гдаза, затененные мохнатыми бровями, прощупали поочередно лицо Холмса и мое с неприятной проникновенностью. Он церемонно поклонился, а потом, с таким видом, словно был у себя дома, придвинул стул к стулу моего друга и сел рядом с ним так близко, что почти касался его своими острыми коленями.
— Позвольте мне прежде всего заявить вам, мистер Xолмс, — начал он, — что деньги для меня не играют никакой роли в настоящем обстоятельстве. Выбрасывайте их за окно, если рассчитываете таким путем придти к истине. Эта молодая девушка невиновна и нужно, чтобы она была чиста от малейшего подозрения. Итак, называйте цифру.
— У меня всегда одна цена, — холодно ответил Холмс, — Я никогда от нее не отступаю, разве лишь для того, чтобы отказаться от всякого вознаграждения.
— Пусть будет так! Доллары вас не интересуют, но ваша репутация. Выведите мне дело на чистую воду, и я вам обещаю великолепную рекламу в английской и американской прессе. Оба континента будут говорить только о вас.
— Большое спасибо, мистер Джибсон, но я не думаю, чтобы мне нужна была и peклама. Но мы теряем время. Перейдем к фактам.
— Вы найдете их с достаточной полностью изложенными в газетах. Впрочем, есть хоть какой-нибудь вопрос, который вы хотели бы осветить, то я в вашем распоряжении.
— Я бы хотел знать истинный характер ваших отношений к мисс Денбар.
Золотой король сделал резкое движение, заставившее его выпрямиться во весь рост, но тотчас же снова принял свой спокойный вид.
— Я предполагаю, что у вас имеются достаточные основания обратиться ко мне с подобным вопросом.
— Предположим это, — произнес Xолмс.
— Хорошо! Я могу вас уверить, что мои отношения к мисс Денбар были всегда отношениями хозяина к лицу, состоящему у него на службе. Никогда я с нею не разговаривал, никогда я ее не видел вне общества моих детей.
Холмс встал.
— Я очень занятой человек, мистер Джибсон; у меня нет ни досуга, ни вкуса к праздным разговорам. Всего вам хорошего!
Наш посетитель тоже поднялся с места, подавляя Холмса своей высокой нескладной фигурой.
— Вы обвиняете меня во лжи?
Я вскочил на ноги, потому что лицо миллиардера явно выражало дьявольское бешенство, и он поднял уже огромный узловатый кулак. Однако, Холмс улыбался с усталым видом, вынув изо рта трубку:
— Не шумите, мистер Джибсон! Я считаю, что после завтрака даже самый небольшой спор вреден для здоровья. Послушайте меня и ступайте подышать утренним воздухом: это освежит ваши мысли и принесет вам пользу.
Я подивился, с каким самообладанием золотой король, сумел побороть себя: от самой сумасшедшей ярости он моментально перешел к ледяному спокойствию.
— Да, мистер Холмс, я слишком поторопился истолковать в дурном смыслe ваши слова. Вы правы, проявляя такой интерес к фактам, каковы бы они ни были. Но я могу уверить, что мои отношения с мисс Денбар не имеют никакого касательства к этому делу.
— Это должен решить я, не правда ли?
— Возможно! Но вы согласитесь, мистер Xолмс, что мужчине, которому с места в карьер задают вопрос о характере его отношений с женщиной, весьма трудно подавить движение возмущения, если только дело идет о серьезном чувстве. У большинства людей есть в глубине души тайный уголок, кyда им неприятно пускать посторонних. И вот туда-то вы и ворвались так внезапно. Жребий брошен, тайный уголок открыт перед вами, производите какое угодно исследование. Что вы хотите знать?
— Истину!
Золотой король умолк на мгновение, как будто приводя в порядок свои мысли. Его мрачное, с резкими чертами лицо сделалось еще более суровым и печальным.
— Мне будет достаточно нескольких слов для объяснения, мистер Холмс! Я познакомился со своей женой в Бразилии, в те времена, когда искал там золото. Мария Пинзо, дочь чиновника в Минаосе, была очень красива. Я же обладал всем пылом юности. Натура богато одаренная, со страстным сердцем, исключительным и неумеренным, она не обладала равновесием, она совершенно не походила на других американок. Короче сказать, я ее полюбил и на ней женился. Этот роман продолжался несколько лет, но у нас с ней не было решительно ничего общего и любовь моя пошла на убыль. Я старался вытравить у нее всякое чувство ко мне, я доводил свою черствость к жене до жестокого обращения, рассчитывая, что, убивая ее любовь и превращая ее в ненависть, я оказываю ycлyгy обоим. Напрасный труд! Она продолжала обожать меня в рощах Англии так же, как обожала меня двадцать лет тому назад на берегах Амазонки. Мои caмыe скверные поступки ничуть не отражались на ее преданности. И вот как раз в это время, желая найти гувернантку для наших детей и сделав объявление, я увидел перед собою мисс Грэс Дэнбар. Быть может, вы видели eе портрет в газетах. Сознаюсь, что не мог жить под одной кровлей с этой женщиной, и не увлечься ею страстно. Вы порицаете меня, мистер Холмс?
В течение всей жизни мне нужно было только протянуть руку чтобы получить все то, чего я желал. И никогда еще я ничего так не желал, как любви этой женщины. И я ей это объявил.
— В самом деле?
Волнение обычно придавало Холмсу такой авторитет, против которого нельзя было бороться.
— Я ей заявил, что женился бы на ней, будь я свободен, но готов сделать все для обеспечения ее счастливого существования.
— Не сомневаюсь в вашей щедрости! насмешливо сказал мой друг.
— Позвольте, мистер Xолмс! Я здесь нахожусь по вопросу, который не требует нравоучений. Оставьте ваши критические замечания при себе.
— Если я соглашаюсь заняться этим делом, то единственно ради этой молодой девушки, — свирепо ответил Холмс. — Вы принадлежите к числу тех нескольких богачей, которым не следовало бы позволять всегда рассчитывать на преступную снисходительность света.
Я в глубине души был сильно удивлен, видя, что золотой король принял без протеста выговор.
— Это я и сам себе теперь говорю. К счастью, мои проекты потерпели неудачу. Мисс Дэнбар отклонила все мои авансы. Она хотела сейчас же бежать из моего дома.
— Почему же она осталась?
— А потому, что на ее попечении были некоторые лица и ей пришлось бы пожертвовать ими, оставив место. Когда я клятвенно обещал ей прекратить свои преследования, она согласилась остаться. Но решительное значение имела другая причина: она знала, что имеет на меня влияние, несравнимое ни с каким другим, и думала использовать его в надлежащих целях.
— Каким образом?
— Видите ли, она немного знала мои дела. А мои дeлa, мистер Холмс, имеют такой размах, которого не может себе представить обыкновенный смертный. Я создаю и уничтожаю по своему усмотрению, — чаще всего уничтожаю, — не только отдельные личности, но и общества, города, даже целыe нации. Жестокая игра — занятие делами и тем хуже для слабого, если он бывает в ней раздавлен уже в самом начале. Мисс Дэнбар не разделяла моих взглядов на этот счет и заявляла, что никто не имеет права строить свое богатство ценою гибели многих тысяч других людей; вероятно, она видела, что кроме долларов есть еще что-то более ценное. Заметив, что я прислушиваюсь к eе словам, она решила, что оказывать на меня влияние — значит служить общественным интересам. Поэтому, она осталась, а в итоге произошла драма.
— А относительно самой драмы вам неизвестно ничего такого, что могло бы ее немного осветить?
Золотой король с минуту молчал. Сжав голову руками, он углубился в свои мысли.
— Все обвиняет мисс Дэнбар, я этого не отрицаю. Ведь у женщины есть внутренняя жизнь, в которую никто не проникает, и женщины бывают способны на поступки, ускользающие от понимания мужчины. Мне пришло на мысль объяснение и я предлагаю его вам, мистер Холмс, в том виде, в каком оно передо мной явилось. Peвность духовная часто принимает те же формы бешенства, что и peвность физическая. Если у жены моей не было никаких оснований шпионить за мисс Дэнбар, то она не пребывала в неведении относительно того, что молодая англичанка имеет надо мною такую власть, какой сама она никогда не имела. Власть благодетельную, но это ничего не изменяет. Она сходила с ума от ненависти, а пламенные бразильские небеса всегда разжигали ее кровь. Быть может, у нее был план убить мисс Дэнбар или, может быть, угрожая ей peвoльвером, она хотела вырвать у неe обещание покинуть нас. Произошла борьба, револьвер выстрелил, и убил ту, которая его держала.
— Я уже думал об этом! — сказал Холмс.
— Но такое объяснение наталкивается на отрицание со стороны мисс Дэнбар!
— Лишь бы оно было верным, а заключение мы сможем вывести сами. Понятно, что после такой страшной сцены женщина, вернувшись к себе в состоянии, близком к сумасшествию, да еще вооруженная peвольвером, бросает его среди своего платья, почти не отдавая себе отчета в том, что делает. А когда револьвер находят, то не может сознаться искренне во всем и ищет убежища во лжи. Что, по вашему мнению, может противоречить подобной гипотезе?
— Самый характер обвиняемой.
— Мне очень хотелось бы этому верить.
Xолмс взглянул на часы.
— Похоже на то, что мы еще сегодня утром получим необходимый пропуск, чтобы повидать обвиняемую в тюрьме. Возможно, что я окажусь еще вам полезным, но я не гарантирую, что мои заключения совпадут с вашими ожиданиями.
Мы отправились в Хэмпшир, к сержанту Ковентри, который первый занялся этим делом. Ковентри был мужчина очень высокого роста, худой, как скелет и, судя по его манерам, можно было думать, что он знает и подозревает больше того, о чем говорит. Однако, у него оказалась привычка понижать голос до шопота и под видом секрета первостепенной важности говорить вам на ухо совершенно пустяковую вещь. Впрочем, это так к слову. Скоро он постарался проявить себя перед нами и оказался достаточно скромным, чтобы признать, что в данном деле утерял почву под ногами.
— Теперь, когда вы собираетесь начать расследование, мне хотелось, мистер Холмс, задать вам один вопрос. Hе думаете ли вы, что настоящий виновник — мистер Нейль Джибсон?
— Я и сам задаю себе этот вопрос, — отвечал Холмс.
— Если бы вы знали мисс Дэнбар. Красавица и чудесная особа во всех отношениях. И если мистер Джибсон захотел освободиться от своей жены, то у американцев револьвер всегда наготове. Ведь это его револьвер послужил орудием убийства.
— А это вполне доказано?
— Да, мистер Холмс. Револьвер этот один из пары.
— Из пары. Но тогда где же другой?
— У мистера Джибсона целая куча такого оружия. Мы тщетно искали второй такой же точно револьвер. Однако, ящик сделан на два револьвера. Можно показать вам всю коллекцию, если вы хотите сами проверить.
— Потом, сперва нужно бросить взгляд на место драмы.
Через полчаса мы уже были у боковой решетки парка и направились по дорожке, которая вывела нас к самому дому. Он увенчивал вершину холма своим огромным фасадом, а перед ним простирался пруд, обрамленный тростниками. Узкий посередине, где его пересекала главная аллея, проходившая через каменный мост, он расширялся по обеим сторонам, образуя небольшие озерки. Наш проводник, остановившись у входа на мост, показал нам на землю.
— Вот здесь лежал труп мистрис Джибсон! — сказал он.
— Насколько я понял, вы явились сюда, когда все еще было в нетронутом виде.
— Да, за мной сейчас же прибежали.
— По чьему распоряжению?
— По распоряжению самого мистера Джибсона. Когда забили тревогу и он со всеми домочадцами выбежал из дому, то он посоветовал ничего не трогать до прибытия полиции.
— Весьма мудрый совет. Судя по газетам, выстрел был произведен с близкого расстояния.
— С очень близкого, мистер Xолмс.
— В левый висок?
— Как раз сзади.
— Каким образом лежал труп?
— На спине. Никаких следов борьбы. Никаких знаков. Пальцы мертвой еще сжимали записку мисс Дэнбар.
— Сжимали, вы говорите?
— Да, мистер Холмс; мы разжали их лишь с большим трудом.
— Это весьма важная подробность. Она исключает мысль, что записка была нарочно вложена в руку мертвой, чтобы навести полицию на ложный след. Эта записка, насколько мне кажется, сводилaсь всего к одной строчке, под которой стояла подпись: — «Я буду у Торского моста в девять часов. Г. Денбар». Так?
— Точно так.
— Какое объяснение дает обвиняемая?
— Она оставляет свое показание для суда.
— Интересная задача. А вопрос о peвольвере остается, не правда ли, самым темным?
— Извините меня, мистер Холмс, но этот вопрос казался мне самым ясным во всем деле.
Холмс покачал головой.
— Если записка подлинная, а нам известно, что она подлинна, то мистрис Джибсон должна была получить ее за час, за два до драмы. Но в таком случае, почему же записка еще была у нее в левой руке? Зачем ей понадобилось нести ее с собой на свидание? Для чего она ей была нужна? Это вас не поражает?
— Да, быть может теперь, когда вы обратили на это мое внимание.
— Дайте мне немного подумать.
С этими словами Xолмс уселся на край баллюстрады. Я видел, как его подвижные глаза бросали то в одну, то в другую сторону вопрошающий взгляд. Вдруг, одним прыжком соскочив на землю, он кинулся к противоположной баллюстраде, вынул из кармана лупу и принялся рассматривать поверхность плиты.
— Любопытно! — произнес он.
На сером фоне камня резко выступало серое пятно, которое могло быть в диаметре самое большее, с шестипенсовую монету: если смотреть с близкого расстояния, то можно было заметить, что поверхность выщерблена каким-то ударом.
— Здесь нужен был довольно сильный удар.
И своею тростью он ударил несколько раз по краю плитки, не оставив на ней ни малейшего следа.
— Да, пришлось сильно стукнуть! — продолжал он. — И в месте довольно странном: не сверху вниз, а снизу вверх. Ведь удар был нанесен по нижней грани... Положим, оба факта могут и не стоять в какой-либо связи один с другим, но совпадение заслуживает внимания. На земле, как вы мне сказали, не было никаких следов?
— Никаких! Тем более, почва здесь очень твердая.
— Тогда нам остается только направить свои стопы к дому, чтобы посмотреть на оружие, о котором вы нам говорили, а затем я должен побеседовать с мисс Денбар.
— Мне кажется, что личная жизнь нашего миллиардера сложилась далеко не блестяще, — сказал мне Холмс, когда мы возвращались на вокзал после осмотра всей коллекции оружия. — Мы собрали, Ватсон, довольно большое количество фактов, но я далек еще от к.-л. заключения. Известно, что в тот момент, когда была поднята тревога, Джибсон находился у себя в библиотеке. Обед окончился в половине девятого; до этого момента ничего не случилось. Правда, тревога была поднята в довольно поздний час, а потому и самая драма произошла около того времени, которое указано в записке гувернантки. Нет никаких доказательств, что мистер Джибсон выходил из дому хотя бы на минуту после своего возвращения из Лондона в пять часов. С другой стороны, мисс Дэнбар признает, что у нее было свидание с мистрис Джибсон около моста. Дальше она ни о чем не хочет говорить, так как ее адвокат посоветовал ей оставить про запас свои средства к защите. Нам нужно расспросить ее о некоторых вопросах первостепенной важности. Должен признаться, что ее дело казалось мне весьма скверным, не будь здесь одна деталь.
— Какая, Холмс?
— Тот факт, что нашли револьвер в ее гардеробе.
— Но, чорт возьми, Холмс. Этот-то факт и обвиняет еe, по моему мнению!
— Ошибка, Ватсон! Даже с первого взгляда я считал его весьма странным. Теперь, же когда я лучше ознакомился с делом, это единственный факт, на котором я основываю свои надежды.
— Я не улавливаю вашей мысли.
— Предположим на минуту, Ватсон, что вы женщина, хладнокровно задумали убить соперницу. Вы пишете ей записку. Жертва является. Оружие у вас в руках и вы совершаете свое преступление. Это вполне правдоподобно. Но, доказав свою ловкость в исполнении своего намерения, станете ли вы губить свое дело и репутацию, забывая бросить оружие в эти камыши, а почувствуете непреодолимую потребность отнести оружие к себе домой, чтобы сунуть его в свой гардероб, т. е. в такое место, где непременно его будут искать. Я не представляю себе, что вы можете совершить поступок, влекущий за собою такие забавные последствия.
— В лихорадочном возбуждении момента...
— Нет, Ватсон, нет, это невозможно! Кто хладнокровно заранее обдумает преступление, тот не менее хладнокровно заранее обдумывает и все способы ускользнуть от ответственности. Я надеюсь, что здесь мы стоим перед важной ошибкой. Возьмем другой факт, касающийся peвольвеpa. Мисс Денбар говорит, что ей незнакомо это оружие. Coгласно нашей новой теории, она говорит правду. Значит, это не она положила peвольвер в гардероб. А если не она, то кто же? Кто-то, хотевший ее погубить. Не он ли и есть настоящий преступник, этот кто-то? Вы видите, как сейчас же мы выходим на путь, который полон всяческих сюрпризов.
На следующее утро, cовместно с адвокатом Джойсом Куммингсом, которому была доверена защита, мы получили разрещение повидаться с молодой особой в ее тюремной камере. Я ожидал перед собой увидеть красавицу, но мне никогда не забыть того впечатления, которое мисс Денбар произвела на меня. Я понял, почему даже всемогущий миллионер нашел в ней нечто сильнее его самого, нечто такое, что подчиняло его и управляло им. Чувствовалось в этом строгом, таком правильном и все же подвижном лице то благородство характера, которое всегда склоняло ее ко всему доброму. Теперь же в ее темных глазах было какое-то молящее, беспомощное выражение загнанного животного, чувствующего вокруг себя раскинутые сети. Но когда она поняла, что мой знаменитый друг приходит к ней на помощь, то легкая краска выступила на ее бледных щеках и луч надежды заблистал в том взгляде, который она обратила на нас.
— Быть может, мистер Нейль Джибсон коснулся в разговоре с вами и того, что у меня с ним происходило? — спросила она тихим, взволнованным голосом.
— Да! — ответил Холмс. — Но вам не нужно посвящать нас в эту часть истории. Я принимаю без возражений все утверждения мистера Джибсона. Но почему все обстоятельства дела не были изложены вами при допросе?
— Мне казалось невероятным, что подобное обвинение может быть поддержано. Я думала, что если мы подождем, то все само собой обнаружится и не нужно будет входить в мучительные подробности интимной семейной жизни.
— Милая моя барышня! — воскликнул с жаром Холмс. — Прошу вас не строить никаких иллюзий на этот счет. Присутствующий здесь мистер Куммингс заверит вас, что в данный момент все карты не в нашу пользу. Поэтому помогите мне добиться правды всем, что только в ваших силах.
— Я ничего от вас не скрою.
— Тогда расскажите нам, каковы были истинные отношения у вас с женой мистера Джибсона.
— Она ненавидела меня, мистер Холмс! Она ненавидела меня со всем пылом своей южной натуры. Она была женщиной, которая ничего не делает наполовину, и мера любви ее к мужу была в то же время мерой ее ненависти ко мне. Возможно, что она неверно понимала наши отношения. Я не хотела бы осуждать ее, но она любила так горячо в физическом смысле слова, что не могла понять нравственную и даже духовную связь, которая ее мужа привязывала ко мне.
— А теперь я попрошу вас рассказать подробно, что произошло в тот вечер.
— Я могу рассказать вам всю правду, поскольку сама ее знаю, мистер Холмс, но мое положение таково, что я не в состоянии что-либо доказать. В тот вечер я получила утром записку от мистрис Джибсон. Записка лежала на столе в классной и, может быть, была ею оставлена там собственноручно. Она умоляла меня выйти к ней на мост после обеда, говорила, что ей необходимо сообщить мне что-то важное и просила оставить ответ на солнечных часах в саду, так как ей хотелось, чтобы никто не знал о нашем свидании. Я не видела никаких причин держать все это в секрете, но согласилась на приглашение. Она просила меня уничтожить записку и я сожгла ее в камине в классной комнате.
— Но она весьма заботливо удержала у себя ваш ответ?
— Да, я с изумлением узнала, что моя записка была у нее в руке, когда она умерла.
— Хорошо, что же у вас произошло?
— Я пошла, как обещала, и, когда подошла к мосту, она ждала меня. Право, мне кажется, она была сумасшедшей, с очень развитой способностью к обману, какая часто бывает у безумных. Как же иначе объяснить, что она могла равнодушно встречаться со мною каждый день и, вместе с тем, питать ко мне в глубине своего сердца такую бешеную ненависть. Я не буду повторять того, что она говорила. Она излила всю свою дикую ярость в ужасных словах. Я даже не отвечала, заткнула себе уши и бросилась бежать прочь. Она же стояла у входа на мост и выкрикивала проклятия по моему адресу.
— А где ее потом нашли?
— В нескольких шагах от этого места.
— И тем не менее, если предположить что она умерла вскope после того, как вы ее покинули, выстрела вы не слышали?
— Нет, ничего не слышала. Я была так взволнована и испугана этим страшным взрывом ненависти, что побежала обратно в свою тихую комнату и уже неспособна 6ыла обращать внимание на происходившее.
— Вы говорите, что вернулись к себе в комнату. Выходили вы из комнаты потом до следующего утра?
— Да! Когда подняли шум, я выбежала в сад вместе с другими.
— Видели ли вы мистера Джибсона?
— Он бежал туда же, и я его увидела по возвращении, когда он только что изветил доктора и полицию.
— Он показался вам очень взволнованным?
— Это человек энергичный и владеющий собою. Но я его хорошо знаю, и уверена, что он был глубоко опечален.
— Мы подходим сейчас к самому главному пункту. Револьвер был найден в вашем гардеробе. Вы видели раньше это оружие?
— Никогда, клянусь в том.
— Когда его нашли?
— На другой день после происшествия, утром, во время обыска, произведеннего полицией.
— Между вашими платьями?
— Под моими платьями, на нижней полке, внутри шкафа.
— Не сможете ли вы сказать, с какого времени находился там револьвер?
— Накануне, в это же время, его там не было.
— Откуда вы это знаете?
— Накануне я приводила в порядок гардероб.
— Значит, кто-то проник в вашу комнату и положил револьвер на это место. Но в таком случае, когда можно было войти к вам без вашего ведома?
— Или во время завтрака, или в те часы, когда я была с детьми в классной комнате.
— Благодарю вас, мисс Денбар. Не припомните ли вы еще какого-нибудь другого факта, который мог бы пролить свет на наше обследование?
— Никакого, если моя память мне не изменяет.
— Как раз против того места, где лежало тело, мы заметили на баллюстраде моста знак от удара. Чем его можно объяснить, по вашему мнению?
— Вероятно, простое совпадение.
— Любопытно, мисс Денбар, любопытно. Почему появился этот знак в таком месте и как раз в тот момент, когда произощла драма?
На бледном лице Холмса выразилось напряжение, тот отпечаток какого-то отсутствия, который всегда появлялся, когда в его мыслях происходил какой-то перелом. Вдруг он сорвался со стула, увлекаемый потребностью действовать.
— Идем, Ватсон, идем! — закричал он мне. — Мистер Куммингс, я извещу вас; потерпите до завтра, мисс Денбар. Я хочу только сказать вам пока, что правда в конце концов восторжествует.
Когда мы снова очутились в вагоне, то мне, как и Холмсу, весь путь казался бесконечным. Холмс не мог сидеть на месте: он лихорадочно расхаживал взад и вперед по вагону или барабанил пальцами по подушкам дивана.
— Ватсон, вы всегда носите оружие при себе во время наших маленьких прогулок? — спросил он, когда мы стали приближаться к месту назначения.
Я вынул из кармана маленький и удобный револьвер. Холмс открыл барабан и осмотрел патроны.
— Я полагаю Ватсон, что ваш револьвер будет тесно связан с решением нашей задачи.
— Вы шутите, Холмс?
— Я говорю самым серьезным образом. Нам предстоит произвести опыт. Если он удастся, наша задача решена. Все зависит от того, как будет вести себя это оружие. Вынем один патрон. Вот так. Вложим остальные пять и поставим спуск на предохранитель. Так, вся картина теперь правильно восстановлена.
У меня не было ни маелейшего представления о том, что задумал Xолмс, сам же он не соблаговолил поделиться со мной своей идеей. Выйдя из вагона, мы сели в экипаж и заехали по пути в деревенскую бакалейную лавочку, где приобрели целый клубок прочной бичевки.
Солнце садилось, когда мы вышли из экипажа. Сержант шел рядом с нами, переваливаясь с ноги на ногу, и время от времени пoглядывая иcкoca на моего друга, как будто сомневался, в своем ли тот уме. Приближаясь к месту преступления, я заметил, что, несмотря на свой обычно равнодушный вид, Холмс сильно волнуется
Мы пришли. По дороге Холмс крепко привязал один конец бичевки к ручке револьвера. По указанию представителя полиции он тщательно отметил то место, где было обнаружено тело. Потом принялся искать что-то среди вереска и папортника; принес оттуда очень большой булыжник, который и привязал к другому концу бичевки и, перекинув камень через баллюстраду, свесил его над водой. Наконец он вернулся на роковое место, держа в руке мой револьвер таким образом, что по мере того, как отходил от перил, тяжесть булыжника натягивала бичевку, привязанную к ручке револьвера.
— Ну, готово! — воскликнул он.
С этими словами, подняв револьвер на ypовне своей головы, он выпустил его; оружие, увлекаемое тяжестью булыжника, с сухим треском ударилось о плиту баллюстрады, перекинулось через нее и упало в воду. Xолмс уже стоял на коленях перед баллюстрадой и радостный крик известил нас об успехе его опыта.
— Видали ли вы когда-либо более совершенное доказательство. Ваш револьвер решил задачу, Ватсон!
И указав на вторую, свежую выбоинку на плите, совершенно той же формы и величины, как и первая, он обратился к удивленно смотревшему на него сержанту.
— Если вы соблаговолите достать драгу, то вам не трудно будет вернуть моему другу его револьвер. Рядом с ним вы найдете еще один револьвер, бичевку и груз, с помощью которых мстительная женщина пыталась замаскировать свое самоубийство и навлечь на другую женщину обвинение в убийстве. Вы можете предупредить мистера Джибсона, что завтра утром я переговорю с ним относительно принятия мер к оправданию мисс Денбар.
Вечером мы закурили свои трубки в деревенской гостинице и Холмс изложил мне вкратце все дело.
— Я боюсь, Ватсон, что это дело мало что прибавит к моей славе. Я не сумел внести в него ту смесь воображения и здравого смысла, которая лежит в основе моего искусства. Одна уже плита баллюстрады должна была направить меня на верный путь к решению задачи; мне досадно, что я раньше не пришел к нему. Конечно, средства, пущенные в ход несчастной мистрис Джибсон, были слишком искусно запутаны, чтобы можно было сразу догадаться. Мне кажется, ни в одном из наших приключений мы не найдем более странного примера того, на что способна извращенная любовь. Когда на ее заверения в любви, муж отвечает ей только мерзкими поступками и гнусными словами, то она приписывала, конечно, свою обиду молодой девушке, совершенно ни в чем не виновной. Первой ее мыслью было убить себя; второй — взяться за это таким образом, чтобы подвергнуть мисс Денбар еще более страшной участи.
Мы можем проследить шаг за шагом развитие ее мысли: она проявляет замечательную изобретательность, сначала она находит способ получить от мисс Денбар записку, из которой можно было бы видеть, что молодая девушка сама выбрала место преступления; заботой о том, чтобы записка была непременно найдена, она чуть-чуть, сама не погубила всего своего замысла, зажимая записку в руке в тот момент, когда убивала себя. Один этот факт должен был бы гораздо раньше пробудить во мне подозрение.
Потом она берет один из револьверов, которых, как вы видели, у ее мужа огромный выбор, и хранит его для собственной надобности; но утром в тот день, когда совершится ее зловещее решение, она прячет похожий револьвер в гардероб учительницы, выстрелив перед этим один раз, что легко могла сделать в лесу, не привлекая ничьего внимания. Наконец, она отправляется вечером на мост. Она придумывает чрезвычайно остроумный способ, как после своей смерти заставить оружие исчезнуть. Встретившись с мисс Денбар, она употребляет всю свою энергию, собирает все свои силы, чтобы выкрикнуть ей в лицо свою ненависть, а когда та обращается в бегство, она стреляется. Вот все звенья на месте и цепь завершена.
