Когда накануне решительной схватки Филь Кэрвер, профессиональный боксер и мировой чемпион тяжелого веса, прочитал в газетах, что он «Человек-Леопард» и величайший боец всех времен, то почувствовал себя на вершине своих честолюбивых стремлений. Трудное это было восхождение. Тринадцать лет тому назад он был неприметным юношей. Днем помогал в лавке своей матери, а по вечерам боксировал в соседнем клубе газетчиков на шиллинговые призы, предложенные одним пастором, любителем бокса. До сих пор ему памятен тот вечер, когда Билль Херрон, известный боксер среднего веса, явился в крошечный зал, чтобы по просьбе своего клерикального друга судить схватки и раздать призы. Это Билль Херрон первый отметил его; это он угадал в восемнадцатилетнем неуклюжем парне с широкими плечами и крепкими, как молот, кулаками, будущего чемпиона. Это Билль Херрон обучал и тренировал его, немилосердно бил при случае и в конце-концов устроил ему его первое выступление в Национале.
С того дня и до сих пор он нeуклонно шел в гору. Жестокие схватки следовали одна за другой, пока наконец, он не встретился с знаменитым Майком Леонардом и не отнял у него, после двенадцати ужасных раундов, синюю ленточку ринга. И вот теперь он был чемпион мира, величайший боец всех времен, которому некогда знаменитый Билль Херрон считает за честь служить тренером.
Пять лет он удерживал за собой этот титул. Пять раз честолюбивые соревнователи пытались отнять его, и пять раз он сталкивал их обратно во мрак неизвестности.
Дебу — французский матрос-вояка, Оскар — «Скандинавский гигант», негр — Темный Джо, Гарпер — «Дикая кошка из Теннесси», Андерсон — «Австралийский ужас», — с каждым из них поочередно он встретился и каждого победил; не обычные победы, по числу очков, но ужасные по ожесточенности; каждая из них еще выше поднимала eго репутацию. А завтра ему предстоит встретиться с ирландским канадцем Дэном Маклюр, на самый крупный денежный приз, когда-либо предложенный победителю в боксе, и перед самой многочисленной публикой, когда-либо смотревшей на призовую схватку. Эти зрители придут полюбоваться, как боксирует «Человек-Леопард», потому что исход матча можно заранее предвидеть. Карикатуристы изобразили уже в юмористических листках, как с Дэна Маклюр снимают мерку для гроба.
Накануне матча он ослабил напряженную тренировку, которую проходил целых три месяца. Короткий, быстрый пробег, четверть часа боксирования со своим самым серьезным партнером, затем крепкое растирание руками самого искусного массажиста в мире, — и все. Ух! Он чувствовал себя в полной «форме». Он был боевой машиной, смазанной и пригнанной до последней степени совершенства. Славно он угостит толпу за ее денежки...
После того, как он вышел от массажиста, Билль Херран опытным взором осмотрел его и похвалил:
— Красота! Натренирован до последней унции! Лучше, чем я когда-либо тебя видел. Только, пожалуйста, не думай о завтрашнем дне. Почитай какой-нибудь роман или поиграй на биллиарде, пока я надумаю, что мне сказать репортерам. У меня уже будет наготове великолепная история, чтобы ее могли напечатать прежде, чем они стащат Маклюра в его раздевальню.
— Я загляну в мой клуб! — ответил Филь Кэрвер. — Он произнес это слово с некоторой гордостью. Тот факт, что он стал членом этого знаменитого клуба, наглядно доказывал, как высоко он поднялся с тех пор, как был подручным в лавке своей матери.
По дороге в клуб он завернул в почтовое отделение, чтобы послать телеграмму Кларе, своей жене. Прежде, чем выйти за него замуж, она была актрисой, и так же славилась своей красотой, как он своим боксом. Она была прекрасным созданием, предметом желания всех мужчин. И он добился ее. Она была самой очаровательной и наиболее дорого стоющей из всех игрушек, которые принес ему успех.
«Чувствую себя великолепно. Схватка — дело верное. Закажи свое ожерелье и лимузин. Привет. Филь», — гласила телеграмма. Под ожерельем он имел в виду нитку жемчуга в пятьдесят тысяч фунтов стерлингов, о которой мечтала Клара. Что значит пятьдесят тысяч фунтов по сравнению с той суммой, которую он выиграет завтра? Пустяки, сущие пустяки! Клара может получить два ожерелья, если ей этого хочется... Вот как! Он парень — молодец!
Как только он вошел в почтовое отделение, его тотчас же узнали, а когда он вышел оттуда, на улице собралaсь толпа, большей частью женщины. Они громко приветствовала его, а он приподнял шляпу в знак милостивого внимания. Ему было приятно, что на нем безупречно сшитый новый костюм и он улыбался, чтобы показать ровные белые зубы, предмет своей большой гордости.
Но один человек в этой толпе не присоединился к общим аплодисментам. Огромный, плохо одетый мужчина с красной, прыщеватой, обрюзгшей от пьянства физиономией неожиданно, к крайнему неудовольствию Кэрвера, протиснулся вперед и протянул свою руку.
— Ты не так занесся, чтобы не припомнить меня, Филь Кэрвер, не так ли? Шесть лет назад ты был порядком рад встрече со мной. В те дни ты был юнцом и еще не научился стыдиться своей собственной матери.
Кэрвер хотел было быстро пройти дальше, но ему кинулась в глаза форма носа этого оборванца. Он вспомнил этот нос. Одно происшествие запечатлело его у него в памяти.
— Майк Леонард! — воскликнул он. — Это ты! — и уставился на опустившегося пьяницу.
— Да, я Майк Леонард! Некогда мировой чемпион тяжелого веса, как ты теперь. Так, так! Можешь поглядеть на меня хорошенько, Филь Кэрвер, потому что скоро станешь таким, как я. Запомни-ка, что я тебе скажу — это сущая правда. Хорошая это жизнь, пока она продолжается, но то-то и беда, что длится она недолго. Выскочит какой-нибудь шустрый мальчишка и вырвет ее у тебя, как и ты поступил со мною. А что тогда с тобою станется? Все эти твои шикарные друзья уронят тебя быстрее, чем горячий картофель и ты очутишься за бортом, забытый, ни с чем... кроме вкуса к шампанскому, чтобы напоминать тебе, чем ты некогда был... Впрочем, мистер Кэрвер, не обращайте внимания на мою глупую болтовню. Подайте-ка мне на стаканчик виски в память прошлого! — его голос внезапно перешел в жалобное хныканье профессионального нищего.
Кэрвер с отвращением сунул бумажку в протянутую руку, потом пошел дальше, силясь забыть неприятный инцидент. Зачем этот злополучный старый дурак попался ему на дороге именно в сегодняший вечер? Да еще говорил о неудаче. Какая ерунда! Разве печать всех стран не уверила его, что он непобедим, что он «Человек-Леопард», величайший боец всех времен? Он не может проиграть: слишком многое поставлено на карту. Не довольствуясь назначенным денежным призом, он поставил на себя все до последнего пенни, и даже больше того. В случае поражения он останется без гроша, хуже чем без гроша, в долгу. Но чего ради он беспокоится? Ведь он победит Дэна Маклюр, заложив одну руку за спину.
Что еще наговорил этот старый пьяница? Стыдится своей собственной матери... Какая чушь! Конечно, он не может приглашать ее на шикарные приемы Клары. Да и с какой стати! Все равно, это не доставило бы ей никакого удовольствия: она была бы неуместна своим старомодным платьем и грубыми манерами. Она сораздо счастливее в своей лавченке, со своими скромными приятельницами. К тому же он давал ей денег, сколько у него оставалось после оплаты прихотей Клары.
А два года назад он даже навестил ее, когда Клара отправилась в поездку на яхте. Правда, он недолго там оставался, но не потому, что стыдился ее, а потому, что ему нe нравился запах лавки. Нет, не было никакой причины упрекать себя в этом отношении. Майк Леонард завидовал ему. Вот именно, он завидовал и пытался испортить успех своего победителя.
Пока он дошел до внушительного здания клуба, Филь Кэрвер вновь обрел свое душевное равновесие. Вид молодого лорда, носителя одной из самых громких фамилий Англии, сбегающего по лестнице, чтобы приветствовать его, словно своего старинного друга, немало содействовал восстановлению его чувств собственного достоинства. Ему захотелось, чтобы Майк Леонард мог видеть его в этот момент. Что за чушь! Почему он думает о Майке Леонарде?
— Вошли в форму старина? — Аристократический отпрыск пробежал холеными пальцами по мощным бицепсам боксера. — Вот это хорошо! Знайте, вы должны выиграть мы все поставили на вас до последней полушки. Фитц говорит, что ему придется сменить свой автомобиль на велосипед, если вы дадите Маклюру устоять четыре раунда.
— Да, вот она, слава! — подумалось Кэрверу. Итак, судьба Фитца в его руках. Кэрвер был необычайно польщен. Перед его глазами промелькнуло зрелище Клары и его самого, приглашенных в княжеский замок. Он самоуверенно ответил:
— Полагаю, что он не останется в накладе. Я уже знаю, как взяться за этого Маклюра. Он просто необтесанный, неуклюжий парень. Я его разнесу вдребезги. Увидите!
Он вошел под руку с молодым лордом в курительную. Присутствовавшие приветствовали его громкими восклицаниями. Все богатые, высокородные покровители спорта, казалось, гурьбой столпились вокруг него. Но ему то они не покровительствовали. Они прислушивались к eгo словам и жаждали назвать его своим дpугом. И почему бы нет? — рассуждал Кэрвер. — Ведь если не считать их денег и титулов, они — полные ничтожества, в то время, как он — «Человек-Леопард» и величайший боец всех времен, несмотря на то, что его мать лавочница.
Полный удовлетворения он ушел из клу6а. В конце-концов эти титулованные аристократишки таковы же, как и все прочие люди; надо только знать, как к ним подойти. Он уверен, что нравится им сам по себе, а не за свои боксерские успехи. Еще бы! Как он развеселил их всех своими рассказами, особенно велосипедного геpцoгa, того самого, который поставил на него такую уйму денег. Славный парень, этот герцог! Он-то уже не уронил бы приятеля, как горячий картофель, только потому, что тому случилось проиграть схватку.
Вернувшись в свое тренировочное помещение, он застал Билля Херрона и своего антрепренера с сияющими физиономиями.
Антрепренер ликовал:
— Мне сообщили частным образом, из Ливерпуля, что Маклюр повредил себе кисть, боксируя сегодня утром! — заявил он. — Они даже сперва думали, что придется отложить состязания. Твои шансы сто против десяти, да и то уже трудно поставить. Я рад, что успел во время поставить свой маленькиЙ капиталец. А теперь, сынок, твое место в постели. Завтра в это время, пусть я лопну, если мы не будем подбрасывать наши шляпы кверху.
«Завтра в это же время»! Кэрвер ощутил трепет ребяческого удовольствия при мысли о всех предстоящих ему приятных вещах. Клара приедет посмотреть его выступление и привезет с собою компанию своих шикарных друзей. После состязания состоится празднование; он будет играть роль хозяина: нет никаких опасений, что он слишком устанет. Ему предстоит произнести речь, которая будет передана по радио всему миру. И он нарушит свой режим, выпив стакан вина, может быть, даже два стакана. Эх, чорт возьми! Славная жизнь! Уронить его, как горячий картофель? Как бы не так! Он рассмеялся вслух, вспомнив слова Майка Леонарда. Потом повернулся на бок и уснул безмятежным сном ребенка.
Сенсационный матч был назначен на девять часов вечера. Задолго до этого времени обширный зал с его бесконечными рядами поднимающихся кверху сидений был набит до отказу. Зрители проводили предварительные схватки жидкими апплодисментами. Они заплатили свои денежки за то, чтобы посмотреть, как дерется Филь Кэрвер и с нетерпением ожидали его появления. Снаружи на улице, еще более людная толпа ожидала услышать результат, терпеливо вынося моросивший дождь. А по всему миру энтузиасты бокса жадно припали к своим радиоприемникам. Имя Филя Кэрвера было у всех на устах. Cдeлает ли он нок-аут Маклюру в первом раунде или во втором?
Ряд мест перед самым рингом бы оставлен для Клары и ее друзей. Выглянув в дверь коридора, ведущую в его раздевальню Кэрвер увидал их появление и зарделся от гордости. Что за шикарная публика! Первоклассные люди! Настоящие дворяне! А сама Клapa, как никогда, ослепительно хороша. Жемчужина да и только! На ней было вечернее платье, а на шее — нитка жемчуга, за которую ему придется уплатить завтра пятьдесят тысяч фунтов. Ерунда! Что это ему значит! Такой парень, как он, в состоянии подарить своей жене все, чего ей хочется. Для него все достаточно дешево.
Наконец, наступил момент, когда Маклюр первый, как пославший вызов, взобрался на ринг. Толпа заапплодировала ему, но без энтузиазма. Пока что он был неизвестен и имел мало друзей. Толпе нравилась та храбрость, с которой он решился вызвать «Человека-Леопарда»; помимо этого он не представлял для нее никакого интереса.
Но когда показался Филь Кэрвер, она поднялась с мест и оглушительно захлопала в ладоши. Этот гуд отдался в его ушах, как музыка. Ему захотелось пожать руку каждому из этой ревущей толпы. Он почувствовал, что они его друзья и, действительно, его любят. Как должна гордиться Клара! Он улыбнулся ей и она кивнула в ответ.
Усевшись на своем стуле, он взглянул напротив, туда, где сидел Маклюр, нервно играя кистями своего халата. Ирландский канадец, бывший дровосек, укрепивший свои мускулы рубкой строевого леса, был массивным, коренастым парнем. Кэрверу и раньше доводилось встречаться с такими. Сильный, как бык, бесстрашный, как лев, простой и бесхитростный боец, которому не хватает знания всех тонкостей и уловок боксерского искусства. Он выглядит чересчур тяжелым, похоже, что он окажется медлительным. Быстрота, умение и ловкий удар, — вот верный способ побить его. Эти толстяки часто скоро выдыхаются.
Прозвучал гонг. Шум толпы замер в молчании напряженного ожидания. По привычке Кэрвер начал медленно, примеряясь к своему противнику, прежде чем броситься в свою знаменитую молниеносную атаку. Ловко и хладнокровно избегнув грубого нападния канадца, он, все время увертываясь, стал делать длинные выпады левой рукой, прорывая защиту у противника и раз за разом попадая ему в лицо. Это были резкие, раздражающие удары, не наносящие серьезных повреждений, но ослеплявшие Маклюра и заставившие его перейти в отчаянное нападение. Раз, к концу раунда, Кэрвер улучил возможность и нанес свирепый удар по телу противника. Вот тогда он впервые ощутил твердость мускулов дровосека. Его рука отскочила словно он ушиб ее о каменную стену. Но в общем он был доволен собою, когда гонг возвестил конец раунда. Маклюр вполне оправдывал свою внешность: большой кулачный боец, весь сила, но никакого искусства.
В следующем раунде Кэрвер показал толпе кое-что из того, на что она явилась поглазеть. Как молния, пересек ринг и кинулся на Маклюра, почти не дождавшись, пока вынут через канаты стулья. Потом он показал им во всей красе «Человека-Леопарда». Ураганом ужасных ударов он гонял канадца по рингу, ударяя казалось куда и как ему вздумается. Его сторонники вскочили на ноги и орали до хрипоты. Это был образчик такой атаки, какая искрошила американца Харпера и Андерсона — «Австралийский ужас». История повторялась.
Но Дэн Маклюр хотя явно потрясенный, не выказывал никаких признаков поражения. Крепко втянув подбородок в шею и не переставая правой рукой угрожать ребрам Кэрвера, он мужественно выдерживал этот штурм. Настоящий бык, без нервов, нечувствительный к боли. Кэрвер начал чувствовать себя неприятно. Он ударял каждой унцией своей мощной силы, но его удары, повидимому, оставляли мало впечатления. Что же это творится? Или его тумаки менее жестоки, чем обычно? Даже он не мог бы долго выдержать такого наступления. Сделав величайшее усилие, он погнал Маклюра вихрем свирепых ударов в туловище, к канату. Теперь остается сделать нок-аут! Он нанес звенящий удар снизу вверх, чтобы только почувствовать, как его кулак стукнулся о железное плечо. Если бы дело даже шло о его жизни, он не смог бы повторить своего усилия, а потому был вынужден отпустить противника.
Сидя после этого раунда в своем углу и предоставляя своим ассистентам поливать его еще неповрежденное лицо холодной, как лед, водой, он чувствовал себя сбитым с толку. Его уверенность в себе ослабела. Никогда еще он не затрачивал в ринге столько силы и с таким ничтожным результатом. Дэн Маклюр представлял собой нечто необыкновенное; в этом не было никакого сомнения.
Внезапно он уловил новую нотку в гуле толпы. Нотку удивления, почти что отчания. Значит, они заметили, что ему приходится туго. Мерзавцы! Испугались, что проиграют свои деньги. А! Пусть немного подождут и он им покажет! Что думает Клара? Он искоса посмотрел на нее между двумя растираниями губкой. Лицо ее было неподвижным, суровым, почти жестоким. Она почувствовала приближающееся несчастье. Горячая волна злобы поднялась в сердце Филя Кэрвера. Он покажет этим дуракам свое искусство.
Как только прозвучал гонг, он яростно атаковал Маклюра, силясь отогнать его к канату. Но кровь канадца вскипела и он встретил Леопарда на полпути, взбесившись от боли. Его большие кулаки работали как поршни. Несколько секунд оба бились изо всех сил в центре ринга. Кэрвер первый уступил. Он знал, что несмотря на свою великолепную тренировку и большую силу, не сможет долго противостоять этим страшным тумакам. Он подался назад и отступая кругом ринга, снова применил свой длинный жалящий выпад левой. Однако, Маклюр свирепо последовал за ним и, не обращая внимания на наносимую ему боль, сшиб защиту Кэрвера своими яростными взмахами. Дважды они пришлись в одно и то же место, над сердцем, и пока Кэрвер не успел опомниться, Маклюр послал такой удар снизу, который мог бы закончить схватку. Он не попал в подбородок, но из носа чемпиона потекла струйка крови. Это зрелище, казалось, лишило толпу рассудка. Она вскочила с мест и завыла, как стая почуявших добычу волков.
Филь Кэрвер, несмотря на свое бедственное положение, услышал этот звук и понял, что он предсказывает. Они уже приветствуют его поражение — эти непостоянные друзья, которые так часто радостно визжали вокруг него в моменты его успеха. Проклятье им всем! Он им покажет! В нем забушевала яростная, холодная злоба. Собрав всю свою слабеющую силу и прибегнув к знанию уловок ринга, он с отчаянным усилием прорвал защиту канадца и ударил его в лицо со всей мощью своего крупного тела. Удар, напрарленный с ужасающей быстротой, сшиб Маклюра с ног и опрокинул его на спину. Кэрвер услыхал пронзительный радостный крик жены, покрывший оглушительные как внезапное грохотанье грома, вопли одобрения. Потом они замерли... Судья отчитывал: одна... две...
На пятой секунде Маклюр встал на ноги и прежде чем Кэрвер мог снова сбить его наземь, крепко обхватил его. В этот момент Кэрвера взяло подлинное отчаяние. Он выпустил свой последний заряд. Сделав все, что было в силах и потерпел неудачу. С внезапным ужасом удивления он понял, что не может побить этоro человека. Это была самая горькая минута в его жизни.
Когда он вернулся в свой угол, Билль Херрон наклонил над ним побелевшее от злости лицо:
— Чорт возьми, что с тобой? Не можешь с ним покончить? Проснись же и покажи нам свое умение!
Филь устало кивнул.
— Не беспокойся, я нащупал его слабую струну. Подожди, сейчас увидишь! — солгал он, не в силах сознаться в своем поражении.
Физиономия тренера немного прояснилась.
— Не волнуйся! — посоветовал он. — Осталось еще семь раундов. Играй на очки, если не можешь сразу сделать ему нок-аута.
Но в следующем раунде даже самый непонимающий зритель стал понимать великолепные, боксерские качества Маклюра. Он был слишком силен для Филя Кэрвера — это была правда. Кэрвер обладал уменьем и был прекрасной, точно борющейся машиной, но Маклюр был вроде большого грубого тарана, который мог вынести любое количество ударов и тем не менее остаться достаточно сильным чтобы причинять повреждения.
Он награждал чемпиона злобными, тяжеловесными затрещинами, оставлявшими красные пятна на белой коже. Кэрверу, теперь шатавшемуся от усталости снова и снова приходилось спасаться, обхватывая противника. Дважды он получил предупреждение за то, что держал Маклюра и из толпы раздались протестующие крики. Он услышал насмешки своих недавних друзей, которые уже не могли больше подстрекнуть его усилий. Он уже перешагнул эту грань. Он ослеп и был оглушен; красный туман плавал перед его глазами; сердце яростно билось. Эти тяжелые удары по его телу, остановить которых он не мог, отняли у него всю боевую энергию и силу. Его почти уже не заботило, выиграет он или проиграет. Единственное, что он сознавал, это — какую-то жуткую ненависть к нему жестокой толпы. Дыхание его вылетало отрывистыми вздохами. Глаза потускнели и наполнились страхом. Но ни в ком не зашевелилась жалость. Они ненавидели его, потому, что он проигрывал их деньги и криками науськивали Маклюра покончить с ним.
Беспрестанными обхватами он спас себя в этом раунде от нок-аута. В перерыве ассистенты как черти работали полотенцем и губкой, нагнетая свежий воздух в его измученные легкие. Он смутно сознавал, что антрепренер. приблизившись, нашептывал ему на ухо жестокие режущие слова:
— Кончай скорее! Что ты испугался такого силача, что ли? Бейся, парень, бейся! Не знаешь разве, что мы разорены, если ты проиграешь?
— Я делаю все что могу! — пробормотал Кэрвер сквозь кровоточащие губы. — Он чересчур сильный для меня, чересчур сильный!
— Ты испугался его! — прошипел антрепренер. Потом вернулся к своему креслу, жуя незакуренную сигару. Он был толстым, рыхлым человеком и боялся физической боли, как самого дьявола.
Прежде чем раздался гонг к началу следующего раунда, Филь Кэрвер украдкой взглянул на лица окружающих его плотной каймой зрителей. Он мог явственно рассмотреть выражение тех, которые находились перед самым рингом! У всех одинаковое презрение и злобное удивление. Ни одного сочувственного взгляда. Его взор встретился с глазами жены. Какие они жестокие и алчные! Ее длинные унизанные кольцами пальцы перебирали пятидесятитысячное ожерелье, за которое он еще не заплатил. Он мог ясно прочесть ее мысли: она надеялась, что ей не придется возвращать ожерелье обратно. Это было все, о чем она думала.
Черная волна бешенства наполнила его сердце. Он познал правду — эти его «друзья» поддерживали его только тогда, когда он пожинал успех. Если он потерпит неудачу, они покинут его так же, как они покинули Майка Леонарда. Будь они прокляты! Слезы злобы подступили к его глазам.
Зазвучал гонг. Он механически поднялся встретить нападение Маклюра. Дровосек отбросил всякую скромность и стал молотить его кулаками, намереваясь сразу же покончить состязание. Кэрвер автоматически пригнулся ему навстречу. Автоматически нацелился на незащищенный подбородок. Автоматически размахнулся каждой унцией своего веса и силы. На этот раз не было сомнения: Маклюр свалился на-земь и лежал неподвижно.
Поднялся содом. Вся огромная аудитория вскочила на ноги. Трезвые граждане плясали и безумствовали, как помешанные. Снаружи на улице подхватили гром апплодисментов. Кэрверу казалось, что весь мир его приветствует. Судья кончил отсчет и крикнул: «Аут»! Он схватил руку Кэрвера и поднял ее, чтобы сигнализировать победителя. Прокатился новый рев истерического восторга. Потом толпа ринулась к рингу, чтобы подхватить Кэрвера и понести на руках. Клара первая достигла его, обхватила белыми руками за шею и поцеловала с тонко разыгранной страстностью. Она была восхищена, что он победил, восхищена, что ей не нужно отсылать обратно пятидесятитысячное ожерелье.
Ух! Что за славная жизнь! — подумалось Кэрверу. — Какая у него уйма друзей! Все на перебой стремятся пожать его руку. Все-таки он молодчага! И уверен, что они любят его ради него самого, а не потому только, что он победил. Уронить его, как горячий картофель, как бы не так! Они этого, конечно, не сделали бы. Ведь они настоящие друзья. Он знает это!
