Перкинс, или, как его называли рудокопы, Перк Туиллер, засучив рукава, стал на пороге заезжего двора и принялся вызванивать на стальном треугольнике замысловатое музыкальное поппури.
Со дня женитьбы на содержательнице заезжего двора в глухом поселке Аляске это была его единственная и не очень утомительная житейская обязанность. Изголодавшиеся за день рудокопы гурьбой повалили в столовую, а Перк, все еще стоя на пороге, приветствовал их своей неизменной улыбкой.
За столом Перк, сидевший на председательском месте, обычно расскззывал одно за другим различные приключения из своего прошлого. По его cловам, он изведал все ужасы полярной жизни, один на один убил самого крупного из всех коричневых медведей, намыл уйму золота и покрыл несчетное количество миль при самых затруднительных обстоятельствах. Но из всех опасностей он всегда выходил невредимым и с улыбкой на лице. Голод и цынга были ему нипочем. А благодаря его грозной репутации, все так eгo боялись, что он взял в плен самого «сорви голову» Смита и разогнал его знаменитую шайку.
История, рассказанная им за ужином в этот январский день, превзошла все осталььные. 3аключалась она в следующем.
Прошлой зимой, когда он путешествовал в одиночку, на него напала стая лесных волков. Имевшимися у него десятыо патронами он уложил десять животных, потом, прислонясь спиной к большой сосне, своим ножом расправился с пятью остальными.
Овертайм Бернс, решив, что рассказ окончен, усмехнулся и хотел-было сделать какое-тo едкое замечание. Но Перкинс быстрым жестом остановил его и продолжал.
— Так вот, ребята! Покончив с последним волком, я вдруг замечаю, что моя жизнь в смертельной опасности...
— Вот как! — саркастически вставил один седой рудокоп. — Tам нашлись еще другие волки?
— Heт! — серьезно ответил Перкинс, — но увидав, что смерть глядит мне прямо в глаза, я помчался со всех ног в чащу леса, развел там хороший костер и этим спас свою жизнь.
— Ну, в этом нет ничего удивительного, — сказал Овертайм Бернс, — ведь ты всюду и всегда ее спасал. Но, чорт возьми, какая же тебе еще угрожала опасность?
— Экий ты бестолковый парень! Все тебе надо разжевать! Неужели ты не понимаешь, что вспарывая ножом одно волчье брюхо за другим, я весь как губка пропитался волчьей кровью. А мороз был такой, что ртуть в термометре отказывалась подниматься, а моя карманная фляжка виски разлетелась вдребезги. Hе разведи я костра, я бы замерз на-смерть под этой кровяной корой.
Мамаша Туиллер, испустив глубокий вздох ужаса и восхищения перед умопомрачительным похождением своего супруга, стала убирать посуду.
Рудокопы вышли из-за стола и молча разбрелись по своим хижинам: чета Туиллеров, как вceгдa, полностью насытила их аппетит к еде и приключениям.
— Хотелось бы мне укоротить язык этого бездельника и засадить его за работу, — яростно заявил в тот же вечер Овертайм Бернс, набивая свою трубку около печурки хижины. — Это просто свинство! Болтается весь день без дела, врет и играет в покер, в то время, как м-с Туиллер однa гнет спину. Легкое ли дело содержать в этой стране заезжий двор! Это тебе не вишни собирать! Бедная женщина с пяти часов утра на ногах и до поздней ночи перемывает посуду. Отлично он мог бы носить дрова, топить печь, кипятить воду и взять на себя еще множество других забот. Вот уж целых шесть месяцев, как он женился на ней и только и делает, что пускает ей пыль в глаза своим враньем!
Добродушный толстяк приятель Овертайма шутливо подмигнул ему:
— Поди-ка, попробуй сказать м-с Туиллер, что все эти рассказы одни хвастливые выдумки. Посмотрим, как она тебе поверит!
— Сказать ей это я не могу, — возразил Овертайм, — но показать ей, что за храбрец ее лежебока, я уж постараюсь при первом же подходящем случае!
Двумя неделями позже Овертайм с полудюжиной других ребят, в послеобеденное время ворвался в заезжий двор.
Мамаша хлопотливо носилась по дому, а Перк, задрав ноги на стол и попыхивая трубкой, углубился в содержание какого-то старого ежемесячника.
— М-с Туиллер, — поспешно проговорил Овертайм. — Мы хотим одолжить у вас на полчаса вашего муженька, — конечно, если вы сможете обойтись без него.
— Как так? — спросил Перк, выглядывая из-за своего ежемесячника. — Что случилось?
— Отчаянное происшествие! Рэд Бэллард и Джим Гоф пристрелили Бена Харта! Правда, он еще не умер, но доктор Меллинс говорит, что вряд ли выживет. Kaк бы там ни было, сержант уехал и вернется не раньше завтрашнего дня. Нам придется загнать эту пару убийц под замок. Сейчас мы к ним направляемся. Вот мне и пришло в голову зайти и прихватить тебя, ведь у тебя в таких делах больше опыта, чем у всех нас вместе взятых.
Физиономия Перка вытянулась. Он взглянул на мамашу: она пытливо смотрела на него. Он попытался принять мужественный вид.
— Мое ружье, мамаша, — выдавил он.
— Оно наверху, — хладнокровно, ответила она.
Мамаша Туеллер провела на Аляске десять лет и ружейные царапины были для нее делом обычным. Да к тому же она питала несокрушимую веру в доблесть своего супруга.
— Погоди-ка минутку, — жизнерадостно продолжала онa, — я его сейчас принесу.
Узкая лестница укоризненно заскрипела, когда мамаша, несмотря на свои почти двести фунтов веса, легко взбегала по ней.
Но для Перкинса, который автоматически снимал с гвоздя свою шапку, не существовало в эту минуту ни скрипа лестницы, ни чего-нибудь другого на свете, кроме страха смерти. Ни один герой не пользовался таким уважением мамаши Туиллер, как он; однако, если он покажет трусость...
Перкинс задрожал, принимая из рук своей супруги ружье и пригоршню патронов, и, с трудом скрывая свое нежелание, позволил Овертайму увести себя из дому.
— Они на холме, в старой хижине Рэда, — объяснял Овертайм, пока отряд медленно двигался по берегу реки. — Полагаю, будет лучше всего, если ты поведешь нас. Это не детская задача. Рэд и Джим оба меткие стрелки — и нам нужен именно такой настоящий охотник на людей, как ты.
Перк был не в состоянии уловить ядовитую насмешку в голосе Овертайма. Его сердце, выстукивавшее повелительное приказание вернуться домой, казалось, соперничало с его зубами, выбивавшими громкую дробь. Он нервно оглянулся через плечо и oблегченно вздохнул, увидав, что мамаша не последовала за ними. Как во сне шел он впереди остальных вверх по узкой тропинке на вершину холма. Потом, как ведомая на заклание овца, весь взмокший от страха, свернул к хижине Рэда.
Два человека с ружьями, которые очевидно стояли на страже, молча присоединились к ним. Все словно согласились считать Перка предодителем. Делать было нечего: ему приходилось вести их вперед. За сотню ярдов от хижины Рэда резкое щелканье ружья и остановило отряд, и пуля вонзилась в снежный сугроб у ног Перка.
Все тотчас же отскочили и укрылись за стеной близлежащей хижины. Все, кроме Перка. Он пытался последовать за остальными, но тяжелые как свинец ноги отказывались служить велению растeрявшегося рассудка.
Из окошка хижины Рэда блеснула вторая вспышка огня, и крошечное облачко бeлого дыма медленно поднялось к небу. Овертайм закричал:
— Иди сюда, дурак! Они, повидимому, вовсе не хотят убивать тебя. Чего ради ты подставляешь себя под их пули!
Перк пришел в себя и едва шевеля ногами присоединился к своим спутникам.
— Не люблю я этого Перка, — прошептал один из рудокопов, — но приходится поручить это дело ему: отчаянный парень!
— Ну, еще бы, — отозвался другой. — Уходит из-под обстрела, словно шествует на похороны. А я всегда удираю во все лопатки, когда кто-нибудь открывает огонь.
Овертайм нетерпеливо взглянул на Перка: — Ну, генерал, — проворчал он, — сообщи нам твой план действий. Как же нам выгнать этих ребят из их хижины?
Почувствовав себя в безопасности, Перк несколько оправился и горделиво начал осознавать всю важность своего нового положения вожака. Он понимал, что надо что-то предпринять, но ничего путного не приходило ему в голову.
— Ребята, — сказал он, подавляя дрожь голоса. — Просто не придумаю, как нам быть. Эти парни в полной сохранности там, где они сейчас находятся. Почему бы нам не оставить их в хижине Рэда до возвращения сержанта? Предоставим ему это дело.
Овертайм украдкой подмигнул одному из своих приятелей: Перк предлагал то, на чем они уже давно порешили сами. И даже больше этого: они уже поставили трех вооруженных людей в сосняке по другую сторону хижины, чтобы помешать Рэду и Джиму бежать по зимней тропинке, ведущей из поселка. Но в намерения Овертайма входило публично вывести Перка на чистую воду.
— Только то и всего, Перк! — разочарованно протянул он. — А мы-то ожидали, что ты придумаешь что-нибудь получше. Каждому из нас могло бы притти в голову дождаться сержанта.
К Перкинсу уже возвратилась его обычная самоуверенность; было очевидно, что не предстоит никакой погони за преступниками, и он почувствовал себя героем всего происшествия.
— В данном случае, — важно заявил он, — нам не остается ничего другого. Разумеется, если бы была основательная причина выгнать из хижины, я уже нашел бы великолепный способ.
Овертайм снова подмигнул своим приятелям.
— Пожалуй, ты прав, — задумчиво согласился он. — Нам остается отправиться во-свояси. Но, конечно, всем нельзя уходить отсюда, а то они могут сбежать. Знаешь что? Ты, как человек бывалый в таких передрягах, оставайся-ка сторожить их. А к ночи мы тебя сменим.
Это предложение не совсем пришлось Перку по вкусу. Но все было лучше, чем преследование в открытую и погоня за двумя головорезами. И он быстро согласился.
Овертайм взял Перка за локоть и подвел eгo к углу хижины.
— Видишь эту пустую лачугу впереди нас? — указал он. — Забравшись туда ты окажешься достаточно близко, чтобы приглядывать за ними, как бы они не сбежали. Если же они попытаются это сделать, не мне тебя учить, как поступать. Не своди с них глаз, как с гремучей змеи.
Перк пополз к лачуге с осторожностью испытанного бойца с индейцами и облегченно вздохнул, приподняв щеколду и переступив ветхий порог. Внутри лачуги он почувствовал себя в достаточной безопасности. Приблизившись к запыленному оконному стеклу, он взглянул через лужайку на хижину Рэлларда и различил в ее окне чью-то физиономию. В ужасе отокочил обратно и прильнул глазом к щели между двумя проложенными мхом бревнами. Но выстрела не последовало.
Напротив, вскоре дверь хижины медденно отворилась и в ее отверстии появилась обросшая недельной бородой физиономия Рэда Бэлларда.
— Эй, ты там! — крикнул Рэд. Ответа не было. Перк притаился и старался не дышать.
— Эй, говорю я! — голос Рэда звучал почти жалобно. — Да что ты, воды в рот набрал, что ли? Я же видел тебя через окно и знаю, что ты там. Выходи, потолкуем!
Перк окончательно убедился, что ему готовится какая-то западня. Приглашение преступника предвещало ему нечто зловещее. Он не решился перейти к двери или к окну, но рискнул подать голос через свою щель:
— Говори! Мне и отсюда слышно.
— Что же вы с нами делаете? Сколько мы не пытаемся выйти отсюда и сдаться, вы все прячетесь от нас, как от чумы! Раз мы было высунулись, а какой-то дурак стал стрелять и загнал нас обратно. А теперь слушай: мы не сделали ничего такого, в чем надо было бы раскаиваться. Это я пустил пулю в Бена Харта, но он первый в меня выстрелил. Если мы выйдем отсюда, чтобы рассказать кому следует все, как было, обещаешь ты мне не трогать нас?
Речь Рэда звучала убедительно, и страх Перка уступил место самодовольной гордости.
— Ну, хорошо, — снисходительно ответил он. — Если вы хотите сдаться, я позабочусь о том, чтобы никто в вас не стрелял. Сержанта нет, — вернется только завтра. Но если вы спуститесь вниз в тюрьму, я присмотрю за тем, чтобы вас благополучно заперли на ночь, — и для соблазна, прибавил: — Мало того, я вам, ребята, притащу сытный обед из моей столовой!
Последовало короткое молчание, пока Рэд совещался со своим приятелем.
— Мы согласны пойти в тюрьму. — заявил он, наконец.
— Выходите безоружные! — внушительно приказал Перк. — И поднимите руки вверх, как можно выше!
Рэд послушно вышел, за ним показался его приятель. Оба, держа руки вверх, стали спускаться с холма. Перк, довольно улыбаясь, последовал за ними на почтительном расстоянии, небрежно сунув ружье подмышку. По дороге в тюрьму надо было пройти мимо обоих складов и, что было для Перка еще важнее, мимо заезжего двора. Он был немало разочарован, когда, приблизившись к складу Кампании, увидал, что там нет никого, кто бы мог полюбоваться на его триумфальное шествие. Но когда они подошли ко второму складу и столовой, он с удовлетворением заметил около дюжины любопытных и поровнявшись со столовой, свирепо скомандовал «Держать руки вверх!»
С восторгом он заприметил уголком глаза, что привлеченная его голосом к двери мамаша Туиллер присоединилась к остальным зрителям и любовалась своим супругом. Это был величайший момент его жизни!
Спустя пять минут, передав тюремщику своих пленников, Перк вернулся домой и гордо вручил мамаше Туиллер ружье.
— Ты их поймал! Один против двух! — воскликнула она.
— Пустяки! — небрежно уронил Перк. — Я со всяким справлюсь, мамаша! Видала, они шагали передо мной как шестилетние ребятишки, — и прибавил, — ну, разумеется, это мне стоило немалого труда.
За столом в этот вечер Перк тщательно избегал касаться своего сегодняшнего подвига, но угостил ребят описанием одного из своих приключений в области Кэнтишна. Как и полагается, приключение было самое потрясающее, а Перк вел себя в нем сверх-героем.
Овертайму Бернсу не стало прохода от насмешек и подтруниваний товарищей. По их образному выражению, вместо того, чтобы сделать дурака из Перка, он сам остался в дураках, еще больше укрепив благоговение мамаши Туиллер перед ее мужем. То обстоятельство, что Бен Харт, вопреки мнению доктора, выздоровел, и Рэд Бэллард и Джим Гофф были выпущены на свободу, нисколько не умаляло в ее глазах геройства Перка. А тот милостиво разрешал ей заботиться о его удобствах и порой так надменно обращался с ней, что у Овертайма от бешенства чесались руки.
В один прекрасный день в поселок пришел маленький, оборванныЙ парень; звали его Том Мак Манус. Был он из числа тех людей, которые готовы вступить в драку из-за любого пустяка.
С Овертаймом они были приятелями с тех пор, как вместе зимовали на Юконе в суровую зиму 1912 года. После обеда оба пошли в хижину Овертайма, покурить и побеседовать.
— Что это за ветряная мельница сидела на конце стола? — спросил Мак Манус, когда они успели вдоволь наговориться о прежних днях на Юконе. Задетый за больное место, Овертайм с возмущением разъяснил приятелю семейную ситуацию в заезжем дворе.
— Этот ленивый, ни к чему непригодный пес теперь задирает свой нос хуже прежнего! — заключил он.
Мак Манус расхохотался:
— Уж очень ты, дружище, неумело взялся его разоблачить. Удивляюсь, Овертайм, как ты плох шевелишь мозгами!
— Если ты воображаешь, что твои мозги работают лучше моих, — вскипел Овертайм, — займись-ка сам этим делом.
— О, — зевнул Мак Манус, — я незнаком с этими людьми, да кроме того через пару дней ухожу отсюда на побережье. Чего ради мне впутываться в эту историю? Что же касается твоего способа действий, удивляюсь, как тебе еще не пришло заодно в голову пойти заявить мамаше Туиллер, что ее муженек пустомеля и жалкий хвастунишка и посоветовать ей развестись с ним. Она бы живо выцарпала тебе глаза. Нет, в таких случаях надо поступать иначе. Послушай-ка Овертайм, слыхал ты когда-нибудь о психологии?
— Неважно, слыхал я о ней или нет, — огрызнулся Овертайм. — Как бы там ни было, вопрос не в том, кто из нас крепче образован. Если ты предпочитаешь шмыгнуть в кусты...
— Психология, — перебил Мак Манус, — единственный способ излечить женщину, которая находится в таком ослеплении, как ты рассказываешь. Будь я в этом заинтересован, держу пари, что в десять минут вывернул бы этого Перка наружу.
— Наконец-то ты заговорил о понятных вещах. Охотно готов держать пари на пятьдесят долларов, что ты тоже не сумеешь вывести Перка на чистую воду. И даю тебе на это не десять минут, а десять дней.
— По рукам! — быстро подхватил Мак Манус. — В моем кошельке не густо. Твоих пятьдесят бумажек мне как раз хватит на ночлеги и еду до самого побережья. С утра примусь за дело.
На следующее утро Мак Манус позавтракал с остальными в заезжем дворе. Потом, когда все разошлись на работу, стал лениво прогуливаться против склада Кампании. Из разговора с Овертаймом он запомнил кое-что о привычках Перкинса Туиллера и знал, что тот вскоре отправится в трактир — провести утро за игрой в поккер.
Ему не пришлось долго ждать. Через полчаса Перк, с довольным видом посасывая свою трубку, вышел на улицу.
Мак Mанус быстро двинулся ему навстречу. В десяти шагах от Перка он остановился в драматической позе и уставился на него свирепым взглядом.
— Стой, — загремел он. — Стой на месте, или ты свалишься замертво!
Перк стал, как вкопанный. Кровь медленно отлила от его румяных щек, и он как завороженный смотрел на маленького оборванца, решив сначала, что имеет дело с сумасшедшим. Внезапно его глаза почти выкатились из орбит: Мак Манус повернулся в полоборота к Перку, его правая рука была заложена в рваный карман куртки, и карман подозрительно оттопыривался!
Перк молниеносно припомнил несколько случаев, когда люди стреляли из кармана. Вот так штука! Неужели сумасшедший собирается его убить?
— Слушайся меня, а не то я тебя прикончу! — заорал Мак Манус. Он взглянул в сторону заезжего двора. Мамаша Туиллер, услыхав его крик, позабыла о недомытой посуде и приплюснула свое широкое лицо к окну кухни. Перк молча не отрывал глаз от кармана неожиданного врага. Он не мог знать, что причиной этой выпуклости была искусно сложенная фигура из трех пальцев Мак Мануса.
— Ты, говорят, отчаянный головорез, — продолжал Мак Манус убийственным жестоким голосом. — Мне на это наплевать! Но ты дней десять тому назад засадил в тюрьму моего приятеля добряка Рэда Бэлларда, который не думал причинять никому зла, а только из самозащиты выстрелил в какого-то негодяя. Какое ты имел право охотиться за ним, а?
— Право... я не знал, что... что он ваш приятель... — пролепетал Перк. — А, кроме того, он сам сдался. Честное слово! Я вовсе не охотился за Рэдом или за кем-нибудь другим.
— Повтори-ка еще раз, да погромче! — приказал Мак Манус. — У меня что-то заложило уши.
Перк поспешил повиноваться. На этот раз нечего было сомневаться, что мамаша Туиллер слышала каждое его слово.
— Ладно, так и быть, верю тебе на-слово, — все так же громко заявил Мак Манус. — На этот раз я тебя не трону. Можешь убираться к чорту! Но сначала я тебя проучу за то, что ты зря опорочил Рэда: ляг в снег и перекувырнись!
Перк разинул рот от страха и удивления, но не двинулся с места. Мак Maнyc сверкнул глазами, а его указательный палец почти пробуравил дыру в кармане.
— Ложись! — завопил он. — Или я...
Перк в ужасе повалился в снег.
— Перекувырнись! — скомандовал Мак Манус.
Со вздохом отчаяния Перк перекувырнулся.
— А теперь еще раз, обратно!
В этот момент мамаша Туиллер выкатилась из дверей своего дома. Ее круглое лицо выражало свирепую решимость. В правой руке она держала тяжелую железную кочергу и злобно замахнулась ею на Мак Мануса, кинувшись вперед и загородив своей грузной фигурой Перка.
— Попробуй только еще раз перекувырнуться, — обратилась она к своему дpaгoцeнному супругу, — и ты у меня кувырком полетишь из дому! Живо вставай. — Потом метнула молниеносный взор на Мак Мануса. — А ты уходи отсюда подальше!
Оба повиновались. Перк, отряхиваясь, встал на ноги, а Мак Манус поспешно зашагал к складу Кампании, где он нашел Овертайма Бернса.
— Овертайм, — сказал он с усмешкой, — сходи-ка в заезжий двор, если ты толыко не боишься, и подсмотри, что там делается. Я подожду тебя здесь. Предоставляю тебе самому решить выиграл ли я наше пари.
Озадаченный Овертайм неслышно подкрался к дому Туиллеров, вошел в столовую и остолбенел, услыхав в кухне знакомый голос.
— А когда ты покончишь с посудой, — говорила мамаша Туиллер, — принимайся за чистку картофеля. И вот что, папаша Туиллер, если я еще раз услышу, что ты заведешь за столом твои небылицы, я...
Овертайм не слушал дальше. Выйдя на цыпочках из столовой, он отправился обратно к складу и по дороге отсчитал из плотной пачки пять десятидолларовых бумажек.
