Калькутская станция находится по ту cтopонy широкого рукава Ганга, именуемого Хугли. Громадина моста, соединяющего обе части города, резко, черным силуэтом, выделяется на оранжевом фоне вечернего неба. С его высоты мы смотрим вниз на идущие пo реке океанские пароходы, на высокие мачты парусников.
Подъезжаем к вокзалу и идем по перрону вдоль стоящего поезда. Вот темнокоричневые, лакированные вагоны с английской надписью «для джентльменов»; рядом такой же с надписью «для лэди». Заходим внутрь. Каждый вагон состоит лишь из двух купэ с кожанными диванами, электрическими вентиляторами, темно-синими, защищающими от солнца стеклами в окнах. При каждом купэ — вполне оборудованная уборная, с ванной и душем. Белья на ночь, однако, не полагается, ибо каждый пассажир везет с собой матрац, подушки и т.п. Устраивает пассажира на ночь не проводник, а собственный «бой» (прислуга), обязательно сопровождающий его в поездах. Дамы возят с собой женскую прислугу — «амма». Едут прислужающие, конечно, в другом вагоне, ибо в описанные купэ допускаются одни лишь «белые».
Как же выглядят эти другие вагоны предназначенные для туземцев. Прежде всего, бросаются в глаза красующиеся на них надписи: «для самцов» и «для самок», ибо таков смысл английских слов males, females, не соответствующих переводу «для мужчин, для женщин». Сами вагоны внутри весьма далеки от комфорта, имеющегося у «белых». Это нечто вроде наших теплушек, только со скамейками.
На всех станциях существует сложная система буфетов: особо для европейцев, ocoбo для мусульман, особо для индусов высших каст и, наконец, отдельно для низшей касты. Вдоль поезда шныряют продавцы пальмового вина «Тодди», иногда предлагают и свежие кокосовые орехи, через дырки которых льется освежающий сок. Фруктов, вообще, масса, притом совершенно неизвестных в Европе, как, например, «папайя» — вкусом, как дыня, но растущая на дереве, — или «манго» — нечто вроде сливы, но только величиной со здоровый кулак. Не говорю уж о бананах и финиках.
Поезд идет быстро, мелькают возделанные поля, из болот выглядывают морды купающихся буйволов, проносятся деревеньки, домишки с соломенными крышами, расположенные под пальмами....
«Священный город» индусов, сосредоточие всяческого обмана и надувательства народных масс. Повсюду продажа икон из жести и фольги с изображениями индусских божеств Брамы, Вишну, Шивы. Кроме главных богов, есть еще целая куча богов и боженят помельче, начиная от богини Кали и кончая богом со слоновым хоботом — Ханешом.
Сами индусы, в зависимости от касты, поклоняются больше то одному, то другому богу. Кастовая система, первоначально создавшаяся на основе различия между завоевателями-феодалами и подчиненными племенами, мало-помалу разрослась в сложнейшую религиозно-цеховую систему, где каждое ремесло, каждое занятие выделилось в застывшую ремесленно-церковную касту, не смешиваюшуюся с прочими иными, их презирающую и, в свою очередь ими презираемую. Одна лишь высшая каста «браминов» пользуется особыми преимуществами, вплоть до того, что имела — до самого последнего времени — право убить того человека низшей касты, тень которого, упав на брамина, «осквернила» его.
Члены разных каст по разному раскрашивают свой лоб — то красная точка, то синий треугольик. Женщины же, помимо колец в носу, пудрят себе все лицо желтым порошком — и, очевидно, в таком виде своим кавалерам нравятся.
По улицам Бенареса вечно снует религиозно-фанатичная толпа, направляясь к реке Гангу. Там происходит публичное сожжение трупов, которые для этой операции свозятся в Бенарес изо всей прилегающей к Гангу провинции, а иногда и из более дальних мест. Закутанные и упакованные в белую материю они напоминают «муравьиные яйца», которые отовсюду перетаскиваются чернокожими полуголыми, длинноногими индусами-муравьями. На берегу Ганга раскладываются костры, и, проезжая по реке, вы повсюду, между полуобвалившимися, подмытыми рекой старинными храмами, видите подымающиеся клубы дыма: это индусы поджаривают своих покойных родственников, чтобы в полуобгорелом виде сбросить их в «священную реку» — несущую трупы, по их мнению, прямо в рай. На деле же трупами плотно закусывают гангские крокодилы...
Недалеко от мест сжигания трупов вы можете наблюдать массовые сцены купания индусов и индусок в священной Ганге. Это купание помогает от всех болезней и «священная водица» Ганга продается во всей Индии, так же, как у нас когда-то продавали «иорданскую воду», «палестинскую землю» или «звон соломонова храма в бутылке»...
Специалистами по части чудотворных трюков являются факиры. Они делятся на два сорта — пассивных и активных шарлатанов.
Пассивные, просто бездельники, выдумывают что-либо поражающее тупоголовых почитателей в целях убеждения иx в своей святости. Один, например, месяцами лежит на доске, утыканной гвоздями. Густота гвоздей и мозоли, мало-по-малу образовавшиеся на его спине, предохраняют факира от уколов, а богомольные старушки, ахая и охая, наполняют мелкими монетами стоящую около него чашку для подаяний.
Другой факир уже несколько лет не разжимает кулаков и ногти его пальцев проросли через его ладони, выйдя на другой стороне наружу. Нет слов, терпение нужно большое: чего, оказывается, человек не в состоянии вытерпеть... только бы не работать. Ибо и этот факир живет, конечно, за счет нищенства.
Интереснее активные шарлатаны, фокусники и кудесники. Перед нами, на улице, один из них плюет на землю, сажает плодовую косточку и покрывает ее платком. Магические телодвижения, бормотание молитв — все, как полагается... Через 10 минут он приподымает платок и — о, чудо — под ним целое деревцо...
Беда та, что, при внимательном рассмотрении, некоторые листья деревца оказываются объеденными гусеницами, что, очевидно, не могло произойти за 10 минут чудесного произрастания. Пойманный на этом кудесник конфузится и стушевывается. Зрители, однако, остаются при убеждении, что только этот факир жулик, а остальные, понятно, святейшие люди и у них происходят «настоящие» чудеса...
Такого же жульнического характера и знаменитое заклинание змей. Этих животных факиры дрессируют, приучая получать пищу под звук свирели (совершенно тот же «условный рефлекс», как в опытах проф. Павлова с собаками) и потом подзывают их из корзины перед публикой под музыку той же свирели. А иногда факиры шарлатанят еще хуже: сами, при содействии прислуги, пускают прирученную змею в сад или в дом суеверного индуса (а то и «белого») и затем «находят» и «заклинают» змею звуками «чудесной» свирели. Вполне понятно, что религиозный человек, готовый верить в идолов, в молитвы, легенды и т. п., самым легким образом поддается и вере в «чудеса», проделываемые фокусниками-факирами. В этом отношении темный индус мало чем отличается от «просвещенного», но мистически-поповски настроенного англичанина, готового повсюду распространять басни о «сверхестественных» силах факиров, иогов и т. п. Недаром целая группа полусумасшедших английских старух и старцев готова искать в Индии «истинную веру», как подобные же другие группы носятся с «буддизмом», «парсизмом», «ведизмом» и прочей восточной поповщиной.
Недалеко от Бенареса, по ту сторону Ганга, проживает местный царек, раджа. Хитроумные англичане, производя стрижку индусского стада, оставляют немножко шерсти для туземных царьков, лишенных на деле всякой самостоятельности. Даже при тех из них, у которых сохранились кой-какие права на непосредственный грабеж «своего народа», содержатся английские «советники», крепко держащие их за узду.
Въезжаем в широкие ворота, за которыми открывается тенистый сад, с фонтанами, павильонами и т. п. Позади находится дворец. Идем в парадные комнаты, наполненные всякой дребеденью: тут и часы, и птичьи клетки, и гнутая мебель из Вены. Стоят чучела солдат в разнообразных костюмах, какие-то восковые бюсты девиц, как у нас в окнах парикмахерских. Наверно так выглядели палаты русских царей с «заморскими» подарками в XVI веке...
Сам великий раджа («Махараджа») получает от англичан пенсию в сто тысяч стерлингов ежегодно (миллион рублей)... Следует думать, что индусский народ, расправавшись с англичанами, не замедлит избавиться и от этих собственных паразитов!
Покуда же раджа занимается тем, что устраивает себе поездки в Европу, играет там в рулетку, на скачках и содержит несколько парижских танцовщиц. Совершенно на манер наших великих князей и дворян во времена самодержавия...
Когда англичане начали мало-по-малу захватывать Индию, то все эти раджи, ханы и шахи предавали друг друга чужеземному завоевателю, дрались между собою и в результате пошли теперь сами на содержание к английскому правительству.
Единственным нынешним их занятием в самой Индии являются парадные выезды на слонах, выражение верноподданнических чувств английскому вице-королю и проедание денег, отпускаемых им английской казной.
У бенаресского раджи имеется трон, усыпанный бриллиантами (фальшивыми, так как настоящие были украдены английскими солдатами в XVIII в.); кроме того, он является счастливым о6ладателем официального гарема из 10 жен, охраняемого 4 евнухами, безбородыми одутловатыми и желтолицыми скопцами, разгуливающими с разочарованным видом по дворцовому саду...
Мы на улице одного из наиболее промышленных городов центральной Индии. Текстильные фабрики, железнодорожные мастерские, значительное количество рабочих, при чем многие из них мусульмане. Последние зачастую на много энергичнее, чем индусы. Объясняется это тем, что мусульмане Индии по большей части происходят от воинственных кочевников севера, потомков завоевателей; индусы же, особенно на юге, много столетий находились постоянно под феодальным ярмом, выработавшим в них покорность и подчиненность.
Здесь, в Амрицаре, находится знаменитая площадь Джалиенвала-Баг. Она окружена зданиями и каменным забором, представляя собой настоящую западню. Тут, на этой площади, имело место индийское 9-е января: расстрел генералом Дайером многотысячной толпы индусов, пришедших мирно демонстрировать в честь «свараджа» — самоуправления Индии.
После этого расстрела рассвирепевшие солдафоны английской армии продолжали несколько дней издеваться над терроризированной толпой — ряд улиц индусы имели возможность проходить лишь ползком, на основании специального приказа. На углах стояли английские солдаты с хлыстами, нещадно избивавшие каждого индуса, осмеливавшегося появиться на указанных улицах не на четвереньках...
Генерала Дайера, эту озверевшую скотину, англичане поторопились убрать, но впечатление от амритцаровского расстрела осталось навсегда в памяти у каждого индуса...
Мы идем по широким улицам торгового города, по узким переулкам туземного «базара», на6людаем кишащую толпу, в которой по прическе, по чалме, по значкам на лбу легко отличить религию, касту, социальное положение каждого встречного.
Заходим в кофейную, выпить густого, как патока, турецкого, кофе, которое готовят здесь же на плите и подают в крошечных чашечках. Европеец здесь редкость; при нашем входе все разговоры замолкают, на меня направляются враждебные взгляды. Но мой спутник-индус бросает замечание, из которого легко понять, что я не англичанин. Внезапная перемена настроения: присутствующие сразу становятся дружелюбными, к нам подсаживается смуглый бородач в белой перевязи через плечо — признак образованного индуса — и у нас начинается разговор.
— Мы, индусы, — говорит наш собеседник, — один из старейших культурных народов. Когда европейцы еще были дикарями, у нас существовала богатая литература и оригинальное искусство. Индия дала вкусить своей цивилизации Египту, Персии, Тибету и Китаю. Но нас завоевали дикие кочевники и наша культура застыла, окаменела. Страна распалась на массу мелких царств, легко ставших добычей сперва португальцев, потом французов и, наконец, англичан. Многие индусы мечтают о восстановлении «золотого века», когда свободный крестьянин сам выделывал все нужное для своего хозяйства, не нуждаясь ни в купцах, ни в городах. Протест против англичан, английских машинных товаров нашел свое выражение в этой мечте. Один из вождей индусского народа, Ганди, выразил ее в пожелании, чтобы каждый индус носил лишь домотканное платье, работал ежедневно на домашнем ткацком станке, так называемом «чарке»...
— Каков же успех этой пропаганды?
— Весьма небольшой. Рукодельные материи понятно, обходятся на много дороже машинных и представляют собой лишь демонстрацию, а не экономическое орудие борьбы. Это понял и сам Ганди, введя, в свою программу «отказ от сотрудничества с англичанами»: Ни один индус не должен занимать какие-либо должности, выполнять какие-нибудь общественные обязанности совместно с англичанами...
— А результат этой меры?
— Также небольшой. Для англичан важны прежде всего финансы и армия с полицией. В этих областях они имеют своих чиновников и офицеров, обходясь охотно вполне без индусов. Что касается же хозяйства и обучения, то отказываясь от работы в этих отраслях, индусы прежде всего наносят вред самим себе, весьма мало досаждая англичанам.
— Каковы же успехи гандизма?
— Одно время они были велики, вся Индия увлекалась проповедью Ганди. Но вскоре наступило разочарование. И хотя Ганди продолжает пользоваться всеобщим уважением, особенно после преследований, которым его подвергло английское правительство, но сам гандизм, как политичесыое течение, теперь не играет роли.
— Что же заменило его?
— Различные, более отчетливые классовые формы борьбы. Торговцы, интеллигенция, часть крестьянства поддерживают Национальный Конгресс, организацию, различными способами, но главным образом легальными, борющуюся за политическую самостоятельность Индии. В этой борьбе намечается более левое, радикальное крыло, но существует и группа богатых индусов, стоящая за поддержание известных связей с Англией.
Наряду с этими буржуазно-национальными течениями растет ежедневно рабочий класс, все более организующийся в союзы и политически осознающий се6я. Индусские рабочие слышали о победе рабочего класса в Советском Союзе, о национальной политике, проводимой им на Востоке, и начинают понимать, что лишь на подобном пути лежит разрешение сложнейших вопросов, стоящих перед многосотмиллионной Индией.
Английский гарнизонный город в Индии, оплот гнета завоевателей. По улицам разгуливают чопорные английские офицерские жены, английские офицеры разъезжают на откормленых лошадях, играют в крокет, в лаун-теннис, в поло...
Английская колониальная жизнь размерена по часам. Рано утром, натощак, чашка крепкого чая и какой-нибудь фрукт. Затем ванна, душ и гимнастка. В 8 ч. завтрак («Тиффин») из 5—6 блюд, в том числе горячих. В 12 ч. второй завтрак, опять-таки из целого ряда блюд, особенно из разного рода приготовленного по индийски риса с пряностями, так наз. «карри». В 5 часов чай, с бутербродами и печеньем. В 8 часов полный обед, на который мужчины являются в смокинге и крахмальном белье, а дамы в бальном платье с вырезом...
И так каждый день. Когда же они работают? Так как жара в Индии даже зимой, в январе, сильнее, чем у нас, скажем" в июле месяце в Москве, то англичане работают утром между первым и вторым завтраком, потом ложатся отдыхать и вновь работают, когда жара спадет, между чаем и обедом. Так живут высшие чиновники, офицерство. Туземцы же отсиживают положенное время в любую жару, еле спасаясь от нее особыми опахалами, так называемыми «панка», представляющими собой род паруса, свисающего в присутственных местах с потолка и приводимого в постоянное движение при помощи веревки каким-либо несчастным полуголым индусом-служащим за пару копеек заработка...
Питание индусов сильно отличается от кормления их английских хозяев. В то время, как последние обязательно несколыю раз в день едят мясо, иногда даже доставляемое в Индию в замороженном виде из Австралии, индусы ограничиваются чисто вегетарианским питанием, парой пригоршней риса, к которому изредка добавляют немного козлятины и то, главным образом, у мусульман. Ибо индусу запрещает религия есть говядину (помните «священных коров»?), а мусульманин не может есть свинину. Правда, и это самое главное, — у большинства индусов нет денег ни на то, ни на другое...
Как раз здесь в Лукнове, отвращение индусов к животным продуктам сыграло историческую poль.
В 1857 году недовольство индусов английским владычеством достигло большого напряжения. Появился туземный вождь Нана-Сахиб, который начал организовывать восстание против чужеземных захватчиков. В войсках, набранных англичанами из индусов, началось брожение. Среди них, в удачный момент, был пущен слух, что розданные им англичанами патроны смазаны коровьим и свиным салом. Возник местный солдатский бунт, быстро перешедший в широкое восстание, которое англичанами удалось подавить лишь с величайшим трудом...
В Лукнове, в центре этого гарнизонного, скучного города до сих пор сохраняются развалины крепости, в которой в течение 2-х месяцев выдерживали английские офицеры осаду многотысячного восставшего против них собственного войска. Только отсутствие артиллерии у осаждавших помешало им захватить Лукновскую крепость. А затем подошли английские войска на подмогу осажденным и учинили кровавую расправу с восставшими индусами...
Если англичане с торжеством глядят на остатки Лукновской крепости, над которой бессменно, днем и, в исключение из правил, даже ночью развивается английское знамя, то каждый индус с горечью проходит мимо этого памятника национального поражения, неудавшейся попытки с оружием в руках свергнуть завоевателя.
Но пусть будет, вместе с тем, Лукновская крепость, вечным напоминанием индийскому народу об его павших борцах за свободу, напоминанием о том, что их кровь не должна остаться не отомщенной, что Индия — до сих пор раба чужеземцев и что освобождение ее — все еще нерешенная задача...
