В Октябрьский переворот мне пришлось работать в качестве председателя Иваново-Вознесенского городского Совета. Вскоре после февральской революции в Иваново-Вознесенске фактически вся власть находилась в руках Совета Рабочих и Солдатских Депутатов.
Иваново-Вознесенск не был ни губернским, ни даже уездным городом, но благодаря тому, что он является крупным промышленным пролетарским центром, где рабочие массы все время поддерживали большевиков, он оказывал решающее влияние на все революционное движение не только окружающих промышленных местечек и уездных городов, но даже на губернский город Владимир и на всю губернию вообще. К голосу рабочих масс Иваново-Вознесенска прислушивались также и крестьяне, в огромном количестве связанные с фабриками и заводами, вкрапленными среди населения деревни по всей губернии.
В июльские дни, когда Петроградский пролетариат устроил демонстрацию, требуя, чтобы меньшевики и с.-р. взяли власть от буржуазии и передали Советам, Иваново-Вознесенский Совет в это время взял в свои руки все средства связи и фактически овладел городом, поскольку на его стороне находилась и ему фактически подчинялась вся вооруженная сила в лице милиции и воинских частей.
Нашей партии все это было хорошо известно, и Иваново-Вознесенский пролетариат являлся твердой и надежной опорой во всех начинаниях партии, готовый в любую минуту активно выступить за пролетарскую власть.
Ко времени Октябрьского переворота в Иваново-Вознесенске и ряде других городов Владимирской губернии, кроме советов, городские самоуправления и отчасти земские, находились в своем большинстве в руках партии большевиков. При таких условиях не требовалось большого труда, чтобы об'явить власть Советов не только в Иваново-Вознесенске, но и во всей Владимирской губернии.
По получении сведений о произведенном перевороте в Петрограде, в Иваново-Вознесенске был немедленно организован Революционный Комитет в составе пишущего эти строки (председатель) и товарищей Фурманова и Жугина, последний был представителем от воинских частей. Помню, когда был созван Совет Рабочих и Солдатских Депутатов для доклада о перевороте и для санкции выделенного Исполкомом Ревкома, то там очень решительно протестовали меньшевики и грозили террором эсеры, но их влияние было настолько незначительно, что на их протест и угрозы никто не обратил никакого внимания, только Ревкому и партии пришлось усилить наблюдение за их партийными комитетами.
На первых порах работы Ревкому пришлось прежде всего позаботиться, как бы обеспечить за собой телеграфную и телефонную связь, средства передвижения, т.-е. железные дороги, повести за собой воинские части и широко оповестить рабочие массы фабрик и заводов, в поддержке которых наша партия была вполне уверена.
Первый митинг был устроен в войсковых частях, которые шумно и радостно приветствовали восстание, начатое петроградским пролетариатом, и обещали Иваново-Вознесенскому Ревкому активную поддержку, выраженную в ярко-революционной резолюции. Затем был устроен большой митинг среди железнодорожных рабочих и служащих, которые долго обсуждали различные, с толку сбивающие предложения меньшевиков и викжелевцев, но после детального обсуждения огромным большинством было принято предложение большевиков — поддержать новую революционную Советскую власть, организованную в Петрограде, во всех ее начинаниях.
Рабочие иваново-вознесенских фабрик и заводов давно ожидали восстания, ибо передовая часть знала о его подготовке, и с восторгом приветствовали петроградский пролетариат. Трудно передать ту радость, которая охватила рабочих Иваново-Вознесенска, узнавших о победе над их вековыми угнетателями фабрикантами и заводчиками, которые больше чем где-либо беззастенчиво грабили и издевались здесь над рабочим классом. После того, как воинские части, рабочие фабрик и заводов и железнодорожники встали на сторону восставшего пролетариата, меньшевикам и с.-р. ничего не осталось делать, как помочь мелкой буржуазии, засевшей на телеграфной и телефонной сети, и общими усилиями они добились того, что все служащие почтово-телеграфных и телефонных учреждений забастовали, а когда забастовка не привела ни к каким результатам, тогда они решили попортить телефонные и телеграфные аппараты, в результате чего Иваново-Вознесенск был на полтора—два дня отрезан от Петрограда и Москвы, в которых шла кровавая борьба, и от всего внешнего мира. В дальнейшем пришлось поддерживать живую связь с Москвой и другими городами посредством посылки специальных товарищей большевиков.
После забастовки почтовиков начались собрания среди городских и банковских служащих, где раздавались призывы не работать с узурпаторами и захватчиками, большевиками до тех пор, пока они не откажутся от власти.
Ревком, видя, что дело принимает серьезный оборот, начал действовать решительно и приказал воинским частям окружить все забастовавшие почтово-телеграфные учреждения и всех присутствующих на собрании арестовать. Эта мера возымела на всех чиновников такое отрезвляющее действие, что все банковские служащие и служащие городских учреждений перестали митинговать и начали работу под руководством назначенных комиссаров, из рабочих членов партии, встреченных враждебно, наводивших немалый ужас на обывателей-чиновников.
После ареста почтово-телеграфных служащих от арестованных были вызваны в Ревком делегаты, которых просили передать арестованным приблизительно следующее заявление: "Мы, большевики вместе с рабочим классом и крестьянством начали повсюду восстание, за неудачи которого мы и восставшие поплатимся своей жизнью мы за собой сожгли все мосты, и нам нет никакого отступления, — наша задача итти только вперед, и, если что стоит на нашем пути, мы вынуждены уничтожить и сломить все препятствия и преграды, мы не остановимся перед самыми решительными мерами, мы знаем, что если революция не победит, то нас потопят в море крови, а посему подумайте, итти-ли вам против нас, или не мешать нам осуществить поставленные нами задачи и начать работу". Это заявление Ревкома несомненно послужило очень сильным аргументом против продолжения забастовки, ибо после передачи заявления среди арестованных, сидевших вместе, началась дезорганизация, — послышался плач, начались истерики, упреки по адресу руководителей, в особенности сильные со стороны женской части сидящих.
За неимением свободного помещения в тюрьме помещением для содержания арестованных служили рабочая спальня, кухня и столовая Куваевской фабрики, не способствовавшие хорошему настроению, ибо там было, как всегда, изрядное количество сырости, грязи, крошек, да и запах столовой был весьма не ароматичен, а это все вместе у непривычных посетителей оскорбляло чувство прекрасного. Просидевши одну ночь, арестованные заявили, что они забастовку прекращают и становятся на работу, как только их освободят из-под ареста.
Когда внешне нормальная жизнь в городе была восстановлена, перед городской управой, состоящей в большинстве из сторонников нашей партии (как указано было выше), встала нелегкая задача достать кредиты для города, ибо городская касса, как и касса Государственного банка, к моменту нашего прихода оказалась пустой. Для выполнения этой задачи к новому советскому правительству управой была назначена делегация в составе меня, состоявшего в то время членом городской управы, бухгалтера Иваново-Вознесенского Госбанка и, помнится, бухгалтера городской управы. На меня пал выбор в качестве делегата от Иваново-Вознесенска, потому что я был председателем Совета и Ревкома, лично знал Владимира Ильича, возглавляющего Советскую власть, с которым мне приходилось встречаться за границей по партийным делам.
В день приезда в революционный Петроград я пошел в Смольный институт в надежде увидеть Владимира Ильича для того, чтобы он толкнул и нажал, на кого следует, для ускорения нашего дела, без этого же тогда трудно было чего-нибудь добиться быстро, ибо все почти правительственные учреждения, кроме швейцаров, бездействовали по причине чиновничьего саботажа. Расчеты мои оказались правильными. Когда я прошел в здание Смольного, разобрался немного в сильной толкотне, громких разговорах и шуме, знакомые товарищи указали мне комнату, где занимается Владимир Ильич.
Пока я разговаривал с стоящим у комнаты красногвардейцем, Владимир Ильич показался вдали коридора, торопливо направляясь в мою сторону, и тут-то я его и зацепил. Поздоровавшись, я хотел говорить о цели своего приезда. Но он начал осаждать меня расспросами, каковы дела в Иваново-Вознесенске, как относятся к перевороту рабочие и крестьяне Владимирской губернии. Я, как мог кратко, рассказал Владимиру Ильичу о наших событиях и несколько подробнее остановился на забастовке почтово-телеграфных служащих и на ее ликвидации. Владимир Ильич, заинтересовавшись скорой ее ликвидацией, задал мне несколько вопросов, на которые я ответил и кратко сообщил о нуждах Иваново-Вознесенска; Владимир Ильич направил меня к Пятакову, Меньжинскому и Аксельроду, как лицам, работающим в финансовой области. Я заметил, что Владимир Ильич очень оживился к концу моего расказа. Быстро попрощавшись, он ушел от меня.
Через день я присутствовал в Смольном на одном партийном собрании, где обсуждался вопрос о выходе из состава Советского Правительства целого ряда товарищей, не согласных с позицией, занятой Владимиром Ильичем в Октябрьском перевороте. Там указывалось на трудность положения Советской власти, если она не пойдет на компромисс с Викжелем и другими общественно-политическими группами, в частности указывалось на забастовки служащих всех правительственных учреждений. В своей речи Владимир Ильич начал указывать, что со всеми трудностями мы справимся, только нужно действовать как можно решительнее и как на пример решительности указал на иваново-вознесенских рабочих, быстро справившихся со своими саботажниками.
Решительные действия ивановцев Владимир Ильич ставил в пример не раз, и мне известно, что одному из ивановских рабочих через тов. Бубнова он предлагал вступить в управление Комиссариатом Внутренних Дел.
При помощи Владимира Ильича я частично выполнил возложенное на меня поручение и выехал из Петрограда.
По приезде в Иваново-Вознесенск я узнал, что разногласия, обнаружившиеся среди ответственных товарищей в Петрограде, долетели и до мест. В Иваново-Вознесенской организации партийные товарищи также начали разделяться на отдельные группы — за Ленина и против Ленина. При чем обнаружилось, что рабочая часть партии, за исключением отдельных лиц, шла за Лениным, против же Ленина выступила немногочисленная группа партийных интеллигентов и одиночки рабочие. Группа, выступавшая против ленинской тактики, указывала, что нам предстоит огромная работа, людей же для ее проведения нет, все наиболее зреломыслящие отошли от Ленина, и один Ленин с одним малокультурным рабочим классом ничего сделать не может. Так, приблизительно, говорилось на официальных собраниях и заседаниях, в частных же спорах полемика принимала более острые и откровенные формы, и там договаривались до того, что "Ленин безумец, толкает рабочий класс на верную гибель, из этого вооруженного восстания ничего не выйдет, нас разобьют, разгромят партию и рабочий класс, а это отодвинет революцию на долгие годы и т. п.". Но надо заметить, что это настроение небольшой части партии быстро прошло, так как революция не ограничилась победоносным Петроградом, а широко и быстро разлилась по всей огромной территории страны.
В Москве с противниками революции также быстро покончили, а все это вместе взятое устранило все колебания как в центре нашей партии, так и на местах. Кроме вышеизложенного обнаружилось, что в Иваново-Вознесенском городском Совете и городском самоуправлении обнаружилось множество всевозможных материальных нужд и финансовых затруднений и представители буржуазии, входившие в городское самоуправление, об этом были прекрасно осведомлены и видели, как нам приходилось вертеться, как белке в колесе, поэтому они иногда над нами зло острили. Как известно в начале деятельности Советов, когда у Соввласти было так много всевозможных трудностей — отсутствие хлеба, топлива, колоссальный денежный кризис — мы в то же время оставляли в неприкосновенности фабрики с огромными запасами мануфактуры, заводы с запасами всевозможных товаров и фабрикатов. Немало лежало товаров и в оптовых складах и магазинах, а мы, неопытные совдеятели, сидели и смотрели на все это.
В наших головах, видимо, очень глубоко сидело уважение к священной частной собственности, если мы, несмотря на вопиющую нужду пролетарского населения, не дерзали ничего предпринимать против фабрикантов и заводчиков. Такое наше нерешительное поведение вначале вызвало улыбку у ивановских фабрикантов, и некоторые из них говорили: "Эх, вы, господа, господа, — у вас столько власти, а вы не знаете, как ею пользоваться и на что употребить", — и этот упрек был справедлив. Но по мере роста сопротивления эксплоататоров и встречавшихся на пути Советской власти трудностей, нам пришлось все ближе и ближе подходить к запасам капиталистов — и теперь мы забрали у них не только товары, сырье и топливо, но и все фабрики, заводы, дома, банки, земли. Теперь, спустя семь лет, представители буржуазии не могут сетовать на Советскую власть за то, что она не научилась пользоваться властью и не знает, как и на что ее употребить. Теперь Советская власть свое оружие отточила и метко направляет удары в самое сердце буржуазного строя. Теперь буржуазия может быть спокойна: пролетариат научился использовать власть в интересах рабочих и крестьян Союза ССР.
А. Киселев.