Борис ЗИЛЬПЕРТ
ПОЛУТОРАТОННАЯ подставка под большой груз культуры. Это наш советский "АМО", пестро разукрашенный деревенскими агит-лозунгами.
Мы пока не можем похвалиться нашей автопромышленностью. В сравнении с Фордом, Фиатом, "Генеральной Компанией Моторов", — мы только что вылупившиеся из технической скорлупы, — слабенькие, хилые, забавные.
Но по вопросу о "грузе" мы уже можем смело поспорить с заокеанскими гигантами. Мы загружаем наши моторы передвижной избой-читальней, библиотекой, кино-передвижкой, радиоустановкой, электростанцией и продвигаем эти рычаги культуры в деревенскую глушь.
"Крестьянская Газета", самая распространенная в СССР крестьянская газета, газета насчитывающая 1.620 тыс. подписчиков и более 5 млн. читателей, пустилась в деревню для того, чтобы лично познакомиться со своим низовым потребителем, с его жизнью, бытом, нуждами, чтобы отчитаться перед ним в своей работе.
Движется эта подотчетная единица на резиновых шинах по селам и деревням, везет с собой чудеса техники — кино, радио, электричество.
К таким функциям не приспособлен ни один из 29 млн. автомобилей, рыскающих по землям Соединенных Штатов Северной Америки.
Наши дороги служили для передвижения допотопных животных и людей бронзового века; с тех пор их, как видно, никто не реформировал, и они все еще ожидают своей очереди на капитальный ремонт.
По ним приходится толкать машину боком, плечом, упорным лбом, локтями, и часто-часто мы так продвигаемся по команде нашего шофера.
О шоферах очень мало написано. Водители караванов, погонщики верблюдов, возницы, даже просто кучера занимали несравненно больше места в литературах своих эпох, чем водители машин в наши дни.
Шоферы — это люди переходного типа между возницей и авиатором. От первого унаследована некоторая грубость, от второго — техническая удаль. Наш водитель влюблен в свою машину, как самоучка, для которого еще существуют элементы чуда. Его расчеты, его математические формулы тесно переплетаются с сверх'естественным. Он любит машину больше сердцем, чем сознанием. Езда для него — это своеобразное поклонение мотору.
Он узнает состояние своей машины, как мать самочувствие своего ребенка, по еле слышному звуку, который почти неуловим для слуха. Он зажигается, как магнето: вспышками, искрами. Его руки нашли свое место в жизни — за рулем. Только там они чувствуют себя спокойно, а ноги виртуозно перебирают на педалях путевой марш.
Как все связанные по своей профессии с путями и расстояниями, наш шофер большой фантазер.
Сам он из крестьян и любит деревню. Услыхав "тальянку" он бросает все и спешит на ее зов, а вечером отплясывает "русскую" с очень серьезным лицом и на миг крестьянится, теряет свою стройность, свой машинный ритм, становится неуклюжим и гуляет по селу мужицкой развалистой походкой. Но часто-часто его посещает тоска городского человека, властителя машины. Тогда — это столичный неврастеник с нудной философией, с бреднями о смысле жизни. Он угрюм, раздражителен, курит одну папиросу за другой, тогда он не жалеет свою машину и жаждет ее гибели.
В такие часы мы угощаем его арбузом, яблоками. Он понемногу раскачивается, воодушевляется, телеграфные столбы пролетают, как кадрики воспоминаний, как календарные листочки былых дат.
Когда случается авария, катастрофа, тогда наш водитель сбрасывает платье и часами барахтается в студеной воде, пока не опутает цепями свое детище. Он сам тащит это чудовище из пучины. К нему нельзя подойти в эти минуты. Он напоминает командира на передовых позициях, который несет ответственность за каждый миг.
Какой-то деревенский кулачок ехидно замечает: "Вы тоже за деревенской правдой приехали. Что за шельма эта правда, все за нею гонятся скопом и врозь, и никак не могут словить. А может и не стоит? Поверните назад ваш автомобиль. На кляче, может, легче до нее доберетесь, тут вопрос не в скорости, а в чем-то совсем другом"... Шофер мрачно посмотрел на него и сказал: "Мы дадим в села машины и тракторы, и тогда вам места не будет, кулацкое отродье".
Наш шофер организует в пути ячейки Автодора, особенно в совхозах и колхозах, где имеются трактористы. "Эй, братва, давай свое дело приводить в порядок!" Два часа он им читает устав, обязанности, инструкции. Никого не отпускает, пока не дочитает до конца.
Братва его слушает, потому что за ним восемнадцатилетний стаж, пять автопробегов, честные глаза и большая преданность нашему общему великому делу строительства.