ЗА РУЛЕМ, №6, 1929 год. АЭРОСАНИ "ПФТ II"

"За рулем", №6, март 1929 год, стр. 24-25

АЭРОСАНИ "ПФТ II"

ИВАНОВО-ВОЗНЕСЕНСКИЙ механик тов. Торопов сконструировал для личной эксплоатации двухместные аэросани "ПФТ II".

На этих аэросанях тов. Торопов прошел не одну сотню километров, пользовался ими, как средством передвижения на охоте и участвовал в маневрах Осоавиахима 19 февраля 1928 года — беспрерывно в течение 6 часов.

Аэросани тов. Торопова были испытаны специальной комиссией губосоавиахима в Иваново-Вознесенске 1 апреля 1928 года.

Конструкция саней представляет легкую кабину, поставленную на три лыжи, из которых передняя — поворотная, на пружинном амортизаторе.

Винтомоторная группа работает от мотоциклетного мотора "Харлей-Давидсон" выпуска 1914 года, с нормальной мощностью 7-9 лош. сил.

Аэросани с мотоциклетным мотором, сконструированные иваново-вознесенским механиком тов. Тороповым

Мотор переконструирован тов. Тороповым и при соответствующем шаге и диаметре пропеллера дает 2600 оборотов в минуту. Мотор может быть пущен непосредственно из кабины водителя.

При испытании аэросани показали скорость по целине 30 км в час. а по накатанной дороге — 50 км в час.

Общая длина саней — 4,09 м; вес конструкции 139 кг, с нагрузкой — 284 кг; расход бензина II сорта — 3,5 кг/час.

По мнению комиссии, конструкция тов. Торопова представляет большой интерес, тем более, что работа была им выполнена самостоятельно и кустарным способом. Этот удачный опыт использования для аэросаней мотоциклетного мотора может быть применен для военных и почтовых целей.

Н. В-в

В СНЕГАХ НЕОБ'ЯТНОЙ РЕСПУБЛИКИ

Письмо с аэросанного пробега

— БОРИС, скажи ему, чтобы включил динамо.

Я, конечно, знаю, кому это "ему".

Это "чумазый", с ног до головы облитый маслом механик Пашков.

Но передать распоряжение водителя НАМИ Кароля — не так то легко. Дикий свист ветра, рев разбушевавшегося мотора, работающего на полном газу, жесткие, колючие снежные крупины, с хладнокровным изуверством царапающие мне лицо и залезающие в нос и глаза, не дают возможности Пашкову понять что-либо.

Я тороплюсь, волнуюсь и, видимо, комично жестикулирую, ибо механик изображает на своем заиндевелом, красном от холода, лице — пародию на улыбку.

Мы несемся по гладкому, тугому, ослепительно белоснежному покрывалу зимы.

Дорога — протоптанная лошадиная тропа — нам надоела. Руль заставляет стального коня делать крутой поворот в поле.

Мы несемся уже со все увеличивающейся скоростью по целине, чуть тронутой нежными заячьими лапками.

Мотор бурлит, на что-то сердится. Хотя казалось бы и не на что, ибо Пашков с усердием, чуть-ли не каждые 10 минут, кормит его своеобразной кашкой — "маслом".

Позади саней — буран, снежный шторм, дикая пляска снега, попавшего в воздушный циклон.

Мотор — четкий, как часы. Воистину по нему можно проверять секундную стрелку. Мы прыгаем через ухабистые межи, с головокружительной скоростью кидаемся вниз с отвесного косогора, несемся с крутого соснистого берега в широкую гладь красавицы Волги.

За нами еще три машины: — НАМИ с гигантом-водителем Щербаковым, ЦАГИ — "Автодор" с одним из лучших "скользунов" Кузнецовым и ЦАГИ — "Осоавиахим" с инженером-конструктором Архангельским.

Щуря глаза (очками пользоваться нельзя — замерзают), ежеминутно протирая толстой рукавицей переднее стекло, согнулись водители над рулевой баранкой, зорко вглядываясь в подернутую легкой морозной дымкой даль, стараясь итти точно в наш легкий скользящий след.

* * *

Пробег еще только начался. Впереди — труднейший путь, тяжелая дорога по дремучим, нетронутым рукою дровосека лесам, необ'ятным снежным просторам и змеиным кольцам речных систем.

На Волге попадаем в торосы, — небольшие, чуть занесенные снегом, прозрачные глыбы льда, смутно напоминающие гиганты-торосы нашего советского Севера.

Водителям приходится лавировать. Машина проделывает резкие повороты, скачки, в поисках приличного пути носится от берега к берегу, взлетает на ухабах и резко затормаживает перед неожиданно появившимися препятствиями.

Коварный, пронизывающий насквозь ветер, дерзко забирается под теплую баранью шубу, лезет под, казалось бы, непроницаемый для холода, авиационный шлем, до боли щиплет концы пальцев и уж совсем "нахально" залезает в валенки и носки.

Сзади нас, у мотора, на отдельном сидении и узеньком кусочке площадки, с отчаянием топчется на месте обледенелый механик, у которого застыла и окончательно онемела пятка ноги. Пассажиры с'ежились, прижались к бортам саней. Теплые шерстяные шарфы, совершенно закрывшие лица и оставившие узкую щель для глаз, покрылись твердой коркой льда.

Из-за поворота реки, прыгая между редкими вышками гигантских строевых сосен, показались огни Кинешмы.

Идем в молоке тумана, пронизываемого огненными щупальцами зажженных фар и бледным серебрянным светом луны.

Нас встречают... Впереди автобус с грузом местного автодоровского актива.

Мы коротко даем понять, что замерзли и что нужно быстро добраться до города. Предводительствуемые автобусом трогаемся в путь.

Неожиданный треск, совсем непохожий на обычный треск мотора, заставляет всех насторожиться.

И в следующий момент командорская машина ЦДГИ с водителем Кузнецовым, взяв резкий крен вправо, валится на бок и начинает уходить под медленно оседающий лед в студеные волжские воды.

Механик Чуйкин и представитель Наркомпочтеля Григорьев ловко выбрасываются на кромку подламывающегося льда. Командор Розанов — тяжело плюхается в воду, а Кузнецов, успевший выбраться на нос, по всем правилам спортивного прыжка летит "рыбкой" на поверхность реки.

Энергичный Кароль замечая аварию поворачивает назад и подбирает уже начинающего леденеть, насквозь мокрого командора.

Вперед, вперед!..

Машина рвет, но в 300 метрах — новая авария. Вторые сани — в теплой от фабричных вод полынье. Командору везет — он вторично выкарабкивается из проруби. Водитель и механик ловко вылетают на лед и организуют спасение начинающему захлебываться и затягиваемому под лед спецкору «Комсомольской Правды" — М. Розенфельду, который беспомощно бултыхается в ледяной ванне.

Момент... и Пашков уже держит его за воротник шубы. На помощь ползет по краю подламывающегося льда Кароль — и общими усилиями Розенфельд избавляется от общества знаменитых волжских стерлядок.

Тревожный фабричный гудок выбрасывает на отвесный берег весь наличный состав рабочих, которые с баграми, досками и веревками спешат к месту катастрофы. Розенфельда распаковывают и наливают водкой в заводской кочегарке, командора — в столовой.

Изумительные ребята — рабочие лесозавода "Завет Ильича". Они готовы снять с себя последнюю рубашку, залатанные штаны, чтоб обогреть пострадавших. Работницы быстро выжимают белье и развешивают у печек.

А в это время на реке кипит работа.

Под дружные крики медленно выползают на лед, отряхиваясь от воды, наши сани.

В них впрягают лошадей и везут на временные квартиры — пожарные гаражи для ремонта.

— Ну, дешево отделались — говорят ребята. Но все же есть определенное удовлетворение, что наш эксперимент даст нам хороший урок и послужит тем опытом, который так необходим нашему поколению "стальных скользунов".

23/II 1929 г.
г. Кинешма

Бор. Громов