С. И. Черномордик
Я, товарищи, не буду останавливаться на эпизодических вопросах декабрьского восстания. По этому вопросу есть очень много материалов, так как в последнее время вышло очень много книг. Желающие и мало знакомые с этим вопросом могут ознакомиться с обильной литературой. Я остановлюсь сегодня лишь на некоторых вопросах и выводах, которые получились у меня при изучении истории декабрьского восстания. Я думаю, что на нашем собрании будет уместнее остановиться на обсуждении именно таких вопросов. Я остановлю ваше внимание на трех вопросах, которые являются, по моему мнению, основными в истории декабрьского вооруженного восстания.
Первый вопрос: каково классовое содержание декабрьского восстания? Этот вопрос тесно связан с вопросом о классовом содержании революции 1905 года вообще. Второй вопрос: почему декабрьское восстание потерпело поражение? Этот вопрос до сих пор вызывает споры. И третий вопрос будет мной поставлен в сослагательном наклонении. Я сознаю, что та постановка этого вопроса, какая будет здесь дана, — не очень марксистская, поскольку я буду говорить о том, что было бы, а не о том, что было. Но этот вопрос находится в тесной связи с предшествующими двумя вопросами. Это вопрос: что произошло бы в случае победы декабрьского восстания?
Итак, первый вопрос: каково классовое содержание декабрьского восстания?
Для того, чтобы решить этот вопрос, придется поставить вообще вопрос о том, каково было классовое содержание революции 1905 года, ибо революция 1905 года представляет из себя не одну фазу, а несколько фаз, несколько этапов, которые по своему классовому содержанию, несомненно, различны. И вот для того, чтобы ответить на этот вопрос, — каково было классовое содержание декабрьского восстания, — мне придется развернуть классовое содержание революции 1905 года, начиная с ее возникновения до декабря. Я коснусь вопроса о тех классовых силах, о тех движущих силах революции, которые были накануне революции 1905 года.
Как вам известно, до октябрьской забастовки движущими силами революции были, за очень малыми исключениями, почти все классы русского общества. Сюда относятся: буржуазия промышленная, отчасти землевладельческая буржуазия, мелкая буржуазия, пролетариат и крестьянство. Каково было отношение этих классов в революции? Задача, которая была поставлена перед октябрем 1905 года, была задача свержения старой власти. В этой задаче были заинтересованы все классы общества, как капиталистическая буржуазия, как значительная часть помещиков, так и пролетариат и крестьянство. Правда, те конечные цели, которые ставили эти классы, были разные, но основная задача, — свержение самодержавия и установление свободных условий для капиталистического развития России, — эта задача была общей. Это проявилось в полном единодушии всех классов общества накануне октябрьской забастовки. Вы помните, — в предшествующих докладах об этом было сказано, — те кампании, которые проводила буржуазия в 1904—1905 г.г., вы помните эту эпоху так называемых банкетов. Конечно, каждый класс применяет те методы борьбы, которые ему свойственны. Буржуазия чужда открытых массовых выступлений. Для буржуазии типичными были выступления на банкетах и борьба на земских с'ездах. И мы знаем, что на протяжении 1904—1905 г.г. эти годы характеризуются либеральными выступлениями на банкетах и на с'ездах земских деятелей. На этих банкетах и с'ездах буржуазия выдвигает целый ряд требований, которые сводятся к требованию политической свободы, к требованию уничтожения самодержавия. Правда, там уже появилась трещина. На этих банкетах и с'ездах уже образуются фракции буржуазии — правая и левая, — но в общем и целом буржуазия накануне революции 1905 года выставляла требование низвержения самодержавия. Если взять другое крыло буржуазии, мелкую буржуазию, так называемых лиц свободных профессий, — врачей, инженеров, адвокатов, — они идут еще дальше: в 1905 году они организуются в так называемые политическо-профессиональные союзы, как союзы врачей, инженеров, адвокатов, которые об'единились все вместе в союз союзов. Эта группа буржуазии выдвинула в еще более радикальной форме требование свержения самодержавия, проявила то же стремление к политической свободе. Если взять крестьянство, мы знаем, что еще раньше, начиная с 1902 г., разгораются крестьянские волнения по всей почти России, особенно на Юге и в Поволжьи. В 1904 г. и летом 1905 г. эти волнения достигают своего апогея. Это крестьянское движение приводит в трепет самодержавие. Таким образом, и крестьянство, так же как и буржуазия крупная и мелкая, — выдвигает требование свержения самодержавия.
Таким образом, можно отметить полное единство, которое спаивало все классы общества в борьбе за свержение самодержавия.
Если мы перейдем к октябрьской забастовке, то эта забастовка хотя по форме была как будто пролетарским движением, — потому что забастовка есть форма пролетарской борьбы, — то мы приходим к тем же выводам. Если рассматривать эту забастовку с точки зрения состава ее участников, то мы увидим, что в ней принимали участие, кроме пролетариата, все группы населения: адвокаты, врачи, инженеры, чиновники, судьи и пр. Таким образом и октябрьская забастовка, будучи по форме чисто пролетарским движением, — потому что пролетариат играл первенствующую роль в русской революции, потому что он был гегемоном революции и навязывал формы борьбы остальным классам, — но фактически это было движение, об'единявшее все классы общества. В этом смысле всеобщую октябрьскую забастовку 1905 года можно назвать национальной революцией, т.-е. такой революцией, которую переживала всякая страна, такой революцией, какая была в 1849 г. в Германии и во Франции, если искать параллелей в более отдаленном времени, ее можно приравнять к великой французской революции1). Это была единственная революция в нашей стране, которая подняла все классы общества, и ее в этом смысле можно назвать национальной.
После октября начинается отход буржуазии. Получается та трещина, которая начинает отделять различные классы и которая вскоре превращается в пропасть. Если до октября все классы общества были об'единены общим желанием свержения самодержавия, то после манифеста 17 октября политическое положение стало иное: стал вопрос, какой политический строй должен стать на смену самодержавия. Буржуазия решила закрепить свои политические позиции на манифесте 17 октября. Она стала смотреть на самодержавие, как на своего союзника. Разница между нашей революцией и революциями западно-европейскими 40-х годов выражается в том, что там в те времена пролетариат не был организованным классом, у него не было своей политической партии, которая выдвигала бы политические требования своего класса. Поэтому западно-европейская буржуазия в своих национальных революциях выполнила революционную роль в деле свержения абсолютизма. У нас в 1905 году буржуазии уже пришлось иметь дело с организованным пролетариатом, организованным потому, что пролетариат имел свою партию, которая выставляла его классовые требования. Поэтому не могло уже и быть речи, чтобы использовать пролетариат в своих целях, как во время буржуазных революций в Западной Европе. У нас в России буржуазия увидала, что пролетариат нельзя использовать, потому что он имеет собственную партию, и речь идет не об использовании пролетариата, а о том, как бы пролетариат не захватил власть в свои руки. Поэтому буржуазия ясно увидела, что после 17 октября, после манифеста ее задача заключается не в том, чтобы итти дальше вместе с пролетариатом. Она увидала, что пролетариат может зайти очень далеко и свергнуть не только самодержавие, но и самую буржуазию. Поэтому задача буржуазии заключалась в том, чтобы войти в соглашение с царским правительством. И мы знаем, что чуть ли не на завтра после манифеста 17 октября либеральная буржуазия начинает переговоры с правительством графа Витте. С этого момента начинается отход буржуазии от пролетариата, об'единение буржуазии с царским самодержавием. Этот процесс еще раньше его реального осуществления был вскрыт большевиками и прекрасно выявлен в работах т. Ленина. Кто интересуется этими переговорами, процессом отхода буржуазии, найдет это в самом лучшем документе — в «Воспоминаниях графа Витте», где он подробно описывает переговоры с наиболее видными общественными деятелями об об'единении интересов самодержавия и буржуазии для подавления революции. Если вы сравните июльский с'езд с ноябрьским с'ездом, то увидите большое различие между этими двумя с'ездами. В то время, как на июльском с'езде большинство с'езда было радикально настроено, выставляло радикальные требования, вплоть до уничтожения самодержавия, а некоторые группы выставляли требование так называемой «четыреххвостки», — на ноябрьском с'езде раздаются уже довольно решительные голоса в пользу того, чтобы остановиться, потому что дальше итти, — это значит пойти вместе со своим историческим врагом пролетариатом, итти против собственных интересов. На ноябрьском с'езде очень значительной и внушительной группой является та часть буржуазии, которая стоит за соглашение с правительством. В кадетском журнале «Полярная Звезда» Струве, который всегда отличался свойством все мерзости подавать под хорошим соусом, писал, что Россия страдает от того, что нет порядка, что царское правительство, как и революционеры, неспособно создать порядка и задача заключается в том, чтобы создать такое правительство, которое может внести порядок. Таким правительством Струве считает правительство, которое будет призвано сверху из представителей земского с'езда. Если перевести эти писания на язык политики, то это было не что иное, как торг между кадетами и царским самодержавием.
Царское самодержавие, правильно оценивая капитуляцию буржуазии перед революцией и получив политическую базу, поняло, что наступил момент, когда можно перейти к разгрому революции. Вот почему, начиная уже с конца октября, царское правительство приступает к частичным наступлениям на революцию. Такие акты, как подавление кронштадтского восстания, как подавление севастопольского восстания, были шагами, направленными царским правительством на подавление революции. Царское правительство как бы хотело померяться силами с революцией. Но ноябрьская стачка, которая была об'явлена в связи с Кронштадтским восстанием матросов, показала, что правительство еще не дозрело до того, чтобы окончательно подавить революцию. Оно оказалось слабо и потерпело поражение, ибо петербургский совет и петербургский пролетариат показали, что сила еще на их стороне. Однако ноябрьская стачка не остановила правительство в его борьбе с революцией. Подготовка реакции ведет дальше. Правительство медленно наступало. Мы видим, что во время севастопольского восстания правительство уже сильнее, чем раньше, оно уже подавило его без особо сильного сопротивления против себя. Затем, в начале декабря оно арестовывает председателя петербургского совета Хрусталева-Носаря, и петербургский пролетариат не реагировал на это. 3 декабря оно арестовывает исполнительный комитет Петербургского совета и наиболее активную часть петербургского совета. Обезглавленный пролетариат молчит. Инициатива и задача поднять перчатку, брошенную революции царским правительством, падает на московский совет, на московский пролетариат. Так мы подходим к декабрьскому восстанию.
Итак, если поставить вопрос, какие же силы участвовали в декабрьском восстании, то из того, что я сказал, совершенно ясно, что в декабрьском восстании участвовал один пролетариат. Все ушли. Крестьянство хотя и принимало участие, но было недостаточно организовано. И фактически только один пролетариат активно принимал участие. Один, при пассивной поддержке крестьянства. Таким образом, на вопрос, каково было классовое содержание декабрьского восстания, можно отметить, что классовое содержание «декабря» было чисто пролетарское по существу. Ни один класс, кроме пролетариата в этом восстании, не принимал участия, все остальные или отошли, или принимали пассивное участие, как крестьянство. Активное участие принимал только один пролетариат.
Общий вывод таков: до октябрьской забастовки пролетариат только был гегемоном революции, т.-е. он стоял во главе, за ним шли остальные классы. Когда пролетариат пошел дальше но пути к «декабрю», все классы от него отстали, крестьянство еще не подоспело. Он был один. И он превратился из гегемона в единственного носителя революции. Поэтому декабрьское восстание следует назвать пролетарской революцией.
Перехожу ко второму вопросу: почему декабрьское восстание потерпело поражение? Общепринятое мнение, что пролетариат в декабре потерпел поражение потому, что его не поддержало крестьянство. Если бы крестьянство во-время пришло, то пролетариат вместе с крестьянством одержал бы победу, без него он потерпел поражение. Я думаю, что такая постановка вопроса неправильна, потому что вопрос о политической и социальной базе революции — это вопрос об удержании власти, а не вопрос о завоевании власти. В вопросе о завоевании власти нельзя сказать, что потому пролетариат не завоевал власть, что крестьянство его не поддержало. Я это попытаюсь обосновать.
Для решения этого вопроса нужно перейти к вопросу о вооруженных силах, которые стояли лицом к лицу во время декабрьского восстания — правительства и революции. Я буду касаться вопроса не вообще о декабрьском восстании во всероссийском масштабе, а буду говорить только о московском восстании. Те данные, которые сейчас имеются, указывают на то, что на стороне революции, действительно, было очень мало сил. По всем подсчетам, приблизительное количество сил, доброкачественно вооруженных (в то время это были браунинги, маузеры и винтовки), было 1.000 чел. На стороне правительства до приезда семеновцев было 1.350 человек. Конечно, я не считаю тех солдат, которые были заперты в казармах: это был балласт, который был ненадежен, и не столько помогал правительству, сколько пугал его, потому что мог вырваться из казарм и перейти на сторону революции. Поэтому я считаю те силы, которые активно принимали участие в подавлении революции, 1.350 человек. Если принять во внимание, что значительная часть этих вооруженных сил правительства исполняла службу, ничего общего не имеющую с подавлением революции, — охрану складов, охрану дворцов и т. д., то оказывается, что вооруженных сил было крайне мало, значительно меньше, чем дружинников. Если представить себе, что военная организация была бы так сильна, что эти 1.000 человек были по-военному организованы, — а это могло случиться, если бы это было не в декабре, а, скажем, в феврале 1906 г., — то оказалось бы, что сила революции значительно больше, чем силы правительства. А что это так, мы знаем из переписки московских властей с Петербургом. Дубасов вопит в Петербург, что сил нет, положение отчаянное. На это Николай Николаевич, тогдашний командующий войсками петербургского округа, отвечает: «Чорт с ней, с Москвой. Пусть погибает. Так ей и надо. Когда-то она была оплотом России, а теперь только вред приносит. Надо спасать резиденцию государя императора». И только приезд семеновцев, после долгих переговоров Дубасова с Витте, спас положение. Если бы они не приехали, то еще большой вопрос, кто бы оказался победителем, — революция или московские власти. Можно допустить такое предположение. Представьте себе, что революционеры были бы организованы несколько лучше и нам бы удалось сделать так, что семеновцы не приехали, — разрушить путь Николаевской ж. д. Могло бы случиться, что мы бы оказались победителями. Я уверен, что это вполне могло бы быть, и революция могла оказаться победителем. Поражение декабря — это было не политическое поражение, это было чисто техническое поражение. Я думаю, что нужно различать эти два понятия. Техническое поражение революции и политическое — это не одно и то же. Ибо может быть техническое поражение революции, а политического может и не быть, не поражение, а, напротив, под'ем движения. Одно другому не противополагается. Это два совершенно различных понятия. И вот я утверждаю, что поражение декабрьского восстания было чисто техническим поражением, политического поражения не было. Мы знаем, что после декабря целый год движение было на под'еме. Поэтому, когда я ставлю вопрос, почему декабрьское восстание потерпело поражение, я отвечаю: потому, что мы были плохо организованы, потому что у нас было мало оружия, а вовсе не потому, что не поддержало во-время крестьянство.
Перехожу к 3 вопросу. Вопрос о роли крестьянства в первой революции нужно поставить в связи с третьим вопросом, т.-е. с вопросом — удержали бы мы власть в случае технической победы в декабре. Вот тут-то и возникает вопрос: ну, победили, а дальше что? Удержали ли бы мы власть? Вот тут-то стал бы вопрос, каким образом сделать так, чтобы крестьянство было на нашей стороне,
Я думаю, что нам пришлось бы сделать тоже самое, что мы сделали в октябре 1918 года, т.-е. завоевав власть, мы бы об'явили декрет о передаче земли крестьянам. Этим бы мы усилили крестьянское движение и перевели его на сторону пролетариата. Второй вопрос, который возник бы в день победы, это установление политической системы на место самодержавия. Я уже говорил о том, что этот вопрос проблематичен, но он находится в тесной связи с предшествующими двумя вопросами, которые я выше поставил. На этот вопрос я беру на себя смелость отвечать, что очень возможно, что в случае победы мы вынуждены были бы об'явить власть советов и вот почему. Фактически во время восстания в декабре в районах там, где революция была сильнее, скажем, как на Пресне, в Симонове, там фактически власть перешла в руки районных советов. Мы знаем, что на Красной Пресне власти ушли, и население, предоставленное само себе, вынуждено было искать какой-нибудь власти. И мы знаем, что население Пресни за всеми своими нуждами обращалось к фактической власти, к районному совету. И вообще районные советы играли большую роль во время восстания, при чем играли роль не только органов восстания, но и opгaнов власти в тех местах, где власть фактически исчезла. И вот представьте себе победу декабрьского восстания. Буржуазия убежала, отстала от революции. В революции принимает участие один пролетариат. Если говорить о партиях, то в этом восстании принимали участие меньшевики (до того момента, пока не оказалось, что декабрьское восстание начинает терпеть поражение; тогда они стали отступать). Остались с.-р. и большевики, как представители пролетариата и крестьянства. Налицо имеются готовые организации — советы с одной стороны, с другой стороны элементы, которые являются посредниками между пролетариатом и остальными классами, — меньшевики и с.-р. Вероятнее всего, что началась бы та же история, которая возникла после февральской революции 1917 г. Началась бы коалиционная канитель. Меньшевики и с.-р. предложили бы коалицию с буржуазией. Возможно, что некоторое время мы потратили бы на опыт коалиции, — это возможно. Но в конечном счете мы уперлись бы уже тогда в проблему Советской власти.
Я думаю, что вкратце можно резюмировать затронутую тему так: в 1905 году была не одна революция, а 2 революции. Это революция в октябре, когда все классы нашей страны принимали участие, так называемая национальная революция, и декабрьская революция — пролетарская революция. Их было две так же, как были две революции в 1917 году: февральская национальная революция и пролетарская революция — в октябре. Если искать преемственность между этими революциями, то здесь нельзя установить хронологической преемственности. Дескать, был октябрь 1905 г., потом декабрь, потом февраль, потом октябрь 1917 г. Здесь получается нечто вроде слоеного пирога. Февральская революция 1917 года есть продолжение октябрьской забастовки 1905 г., т.-е. той революции, в которой принимали участие все классы общества. Продолжением декабря 1905 г. является октябрь 1917 г. Это — вторая пролетарская революция, которая является продолжением декабрьского восстания, первой пролетарской революции.
1) Конечно, в эту параллель необходимо внести поправку, обусловливаемую различием экономических условий эпох, в которые происходили эти революции. См. заключительное слово. (назад)