Социальная подпочва великой английской революции все еще слишком мало освещена в исторической литературе. Историография этого периода остается по преимуществу на почве политических и религиозных вопросов, и всякая попытка более глубокого анализа упирается в совершенную неразработанность самых основных проблем. Тем, кто не может дожидаться, пока кто-то не разработает необозримого материала по социальной истории XVII века, хранящегося в английских архивах, приходится пускаться в рискованное плавание по неведомым морям и заниматься амплификацией Марксовой формулы или комбинированием скудных фактов, добытых буржуазной наукой. Насколько этот путь опасен, хорошо показывает известная работа Бернштейна. До какой степени мало выяснены экономические и социальные предпосылки Великой английской революции, видно хотя бы из того, что еще и теперь «солидные» историки серьезно дебатируют бессмысленный вопрос — лежала ли вообще в основе английской революции борьба классов? В совсем свежей работе Keith Feiling'a "А history of the Tory Party 1640-1714" (Oxf. 1924) борьба между «кавалерами» и «круглоголовыми» представлена, как столкновение двух групп одного и того же дворянского класса («сквайров») исключительно на религиозной и политической почве. И почтенный историк Тревельян, указывая на некоторую односторонность такого взгляда, все же полагает, что автор лучше понимает эпоху, чем представители ультра-модернистских материалистических взглядов.
Очень стара мысль, высказанная уже Гаррингтоном, — великая английская революция подготовлена перераспределением земельной собственности в XVI веке. Вопрос о том, как распределялась земельная собственность после великих смещений первой половины XVI века, из которых крупнейшим было отнятие монастырской земли при Генрихе VIII, дебатировался не однажды. Наиболее тщательную научную аргументацию он получил во второй части диссертации A. Н. Савина «Английская секуляризация». Но необозримая масса материала и скрупулезная добросовестность исследовательской техники заставили Л. Н. Савина до крайности сузить свою задачу. Он рассматривает только отчуждения эпохи Генриха VIII, притом только первые отчуждения и только отчуждения в наследственное владение. Его исследование дает очень точный ответ на вопрос, кто поживился при первом распределении добычи — и в этом немалая ценность полученных им выводов. Но для нас гораздо интересней вопрос — кому же достались монастырские земли в последнем счете, к кому они перешли в результате той неимоверной спекуляции, которая развилась вокруг них. Этот вопрос долго оставался без достаточно обоснованного ответа. Лучшая книга обобщающего характера, посвященная аграрным переменам XVI века, — «Аграрный вопрос в XVI веке» Toни(R. H.Tavney. The agrarian problem in the XVI Century, 1912), почти его не касается. Поэтому исключительный интерес вызывает небольшая работа шведского ученого Лилиегрена (издававшего Гаррингтонову "Оceаnа") о «Падении монастырей и социальных переменах в Англии, приведших к великой революции».(S. В. Liljegran. The Fall of the Monasteries aud the social changes in England leading up to the grеat Revolution. Lund. 1924). Для Лилиегрена социальные перемены в Англии, начиная с конца XV в., сводятся к росту буржуазии. Политическое бытие буржуазии начинает проявляться уже во время войны Роз, когда на сторону Ланкастеров стали отсталые графства юго-запада, падающие старые города, как Линкон, Уинчестeр, аристократические и феодальный север и запад, а на сторону Иорков — купцы и горожане юга и востока, «прогрессивных и демократических» районов. Генрих VII опирается на буржуазию в борьбе с феодальной аристократией. Экспроприация и мобилизация феодальной собственности, начатая конфискациями и законодательством Генриха VIII, получили грандиозное продолжение в секуляризации монастырских владений при Генрихе VIII. Огромная доля экономической и политической мощи в стране оказалась в руках короля; но она не удержалась в них. Куда же она перешла? Это основной вопрос для социальной истории Англии XVI и XVII веков.
По материалам Court of Augmentation Office (в значительной мере по Dugdale Monasricon) автор прослеживает историю отчуждений монастырской земли за время между апрелем 1536 г. и февралем 1547 года. Книга его в значительной части состоит из сырых материалов, расположенных в хронологическом порядке. Бросается в глаза невероятная спекуляция землей, возникшая на почве распродажи огромного фонда. Спекулянты по-одиночке и целыми компаниями закупают земли оптом и распродают их в розницу. У спекулянтов преимущество перед другими покупателями — им все равно, где ни купить, они не смущаются разбросанностью приобретаемых владений. Среди спекулянтов и чиновники курии прибылей, и знатные лорды, и лица простого звания. Крупные спекулянты иногда сразу скупают земли 20 и более монастырей. Можно предположить, что размеры спекуляции были еще значительнее, чем это отразилось в источниках. Видную роль играют компании покупателей. В этих компаниях множество лондонцев: очень многие из них — члены торговых или торгово-промышленных компаний. 33 "Merchaut taylurs" из Лондона покупают монастырской земли на 3804 фунта 6 шиллингов и 8 пенсов (22 августа 1544 г.). Представителей почти всех лондонских компаний можно разыскать в списках покупателей. Если первые отчуждения делались преимущественно в пользу знати, особенно новой служилой знати и придворных, а также чиновников курии прибылей, то земля не всегда оставалась в их руках. Они часто по многу раз покупают и продают. Скоро начинается отлив земли от аристократии к нетитулованным. Много покупают городские корпорации. Видную роль играют опять-таки лондонцы. Некоторая часть земель перешла и к иоменам, скупавшим небольшие участки поблизости от своих владений.
Со смертью Генриха VIII отчуждения не прекратились. При Эдуарде VI к монастырским землям были прибавлены земли капелл и религиозных гильдий. Мария приостановила продажу, но казна ее опустела. Елизавета принуждена прибегать к новым методам добывания денег в роде грабежа испанского золотого флота. Вопрос об отчуждении доменов остается жгучим вопросом и при Cтюартах.
С Генриха VII до Якова значительная часть английской земли переменила собственников; из рук феодальной аристократки и духовенства она перешла к тем, кто мог ее купить, т.-е. главным образом, к купцам, промышленникам и новому дворянству, тесно связанному с буржуазией. Жалобами на это пестрят памятники XVI века. Современная литература отмечает ненасытную жадность купцов к земле. Как только купец сбережет немного денег, так он торопится купить земли, он разыщет расточительного наследника и обхаживает его до тех пор, пока тот не продаст своих имений. Вокруг Лондона купцы скупали все фермы, все пастбища; всюду у них разведчики, собирающие сведения о поступающих в продажу имениях.
Разгром мелких феодальных дворов потянул аристократию в Лондон, к королевскому двору. Усиленные траты нередко влекут за собой распродажу имений, а покупают все те же купцы. Придворная жизнь стоит необычайно дорого. Один придворный праздник мог осушить кошельки дюжины пэров и отдать их на милость кредиторов.
Тяга купцов к земле вызывается не только экономическими, но и политическими мотивами. Купцы хотят стать джентльменами, стараются выдавать своих дочерей за дворян, выводить своих сыновей в благородные. Поллард отмечал, что до самого последнего времени земля в Англии являлась главным фактором, дающим право на участие в политической жизни страны. Состав землевладельческого класса, особенно в юго-восточной половине Англии, перерождается. «Великая революция была преимущественно войной буржуазии с королем».
Работа Лилиенгрена технически слабовата. Не видно достаточного знакомства с новой литературой вопроса. Труды Тони, Гэя, английские работы Савина автору как будто неизвестны. Нередко он не подозревает давно уже раскрытой сложности поднимаемых им вопросов и приводит старые, давно опороченные данные (напр., о том, какая часть английской земли находилась в руках монастырей). Его ссылки на источники не всегда ясны, и не видно никаких попыток разобраться и этих источниках и определить границы их надежности.
Все же это очень интересная работа. Конечно, нельзя сводить вслед за Гаррингтоном все перемены, приведшие к великой революции, к одному лишь вопросу о распределении земельной собственности. Надо помнить о необычайном росте денежного рынка в Лондоне, о быстром развитии торгового капитала, связанного с домашней промышленностью, о росте капиталистической индустрии, особенно в горном деле: все это моменты, не менее существенные для роста политической мощи буржуазии. Кроме того, буржуазное перерождение дворянства шло не только путем одворянивания купечества, но и путем капиталистического перерождения сельского хозяйства. Видя в Великой английской революции борьбу буржуазии с королем, Лилиегрен сильно упрощает дело; точнее, вернее и глубже формула Маркса, вводящего в число борющихся сил старое и новое дворянство и церковь. Но во всяком случае исследование Лилиенгрена дает новое подтверждение взглядам Маркса против все еще не изжитых в буржуазной исторической литературе представлений об английской революции, как о борьбе, идущей в среде более или менее социально-однородного дворянства.
Е. Косминский
1) См. "Истор.-Маркс." № 2. (назад)