"Клад", кн. 18, сентябрь 1907 год, стр. 62-70
Упадокъ нравственности и небывалое повышенiе распущенности, доходящей даже до безстыдства, т. е., до потери того, что отличаетъ человѣка отъ животныхъ, даже высшихъ, — стыда, являясь слѣдствiемъ множества причинъ и явнымъ симптомомъ дегенерацiи, заставляетъ всѣхъ и каждаго думать, какъ искоренить причины, породившiя это зло. Чтобы найти противъ болѣзни средство, нужно знать, что привело къ заболѣванiю, что внесло болѣзнетворныя начала въ организмъ. Разъ это извѣстно — средство отыскать не трудно или, по крайней мѣрѣ, возможно, То-же самое положенiе остается въ силѣ и тогда, когда болѣетъ не отдѣльный организмъ, а цѣлое общество. Конечно-же, причины каждаго заболѣванiя въ этомъ случаѣ кроются въ тѣхъ условiяхъ, въ какихъ живетъ данное общество, и когда въ № 15 "Клада" мы подняли вопросъ: "какъ поднять нравственность?", мы имѣли въ виду, что на нашъ призывъ откликнутся тѣ, кто пожелаетъ серьезно отнестись къ нему. Мы не ошиблись — ближайшiя-же почты принесли намъ отклики людей, понимающихъ всю важность поднятаго нами вопроса. Одно изъ такихъ писемъ, продиктованное, по нашему мнѣнiю, желанiемъ принести пользу обществу, мы помѣщаемъ ниже, съ нѣкоторыми — весьма несущественными — редакцiонными измѣненiями. Къ этому письму мы еще возвратимся въ отдѣльной статьѣ, здѣсь-же позволимъ себѣ еще разъ просить нашихъ читателей, не стѣсняясь щекотливостью темы, сообщить намъ письменно свои взгляды и свои мысли по этому важнѣйшему изъ вопросовъ объ оздоровленiи нашего общества. Въ особенности важными въ этомъ отношенiи мы считаемъ отзывы духовныхъ лицъ, имѣющихъ въ своемъ распоряженiи множество наблюденiй надъ человѣческою сущностью. При посредствѣ такихъ откликовъ нашихъ читателей получится отвѣтъ общества на "проклятый вопросъ" русской современности.
Теперь переходимъ къ письму, помянутому выше. Его авторъ А. А. Данилевичъ пишетъ:
"Я, конечно, всего менѣе претендую рѣшать вопросъ: "Какъ поднять нравственность общества?", я лишь отзываюсь, какъ современникъ, какъ членъ пораженнаго общества, а слѣдовательно, и самъ несвободный отъ общаго порока.
"Да, дѣйствительно, упадокъ нравственности — одна изъ язвъ, разъѣдающихъ нашъ общественный организмъ, и притомъ язва изъ язвъ, родоначальница всѣхъ остальныхъ язвъ. Обращаюсь къ причинамъ, которыя вы находите въ пустотѣ жизни и безсодержательности современниковъ, въ ложномъ старомъ режимѣ общественной жизни и ненормальности общественныхъ отношенiй.
"Все это такъ. Ну, а гдѣ эта самая осмысленность жизни? Кто открылъ и далъ ее людямъ? Въ чемъ она заключается? Это — во-первыхъ; а во-вторыхъ: ужъ не въ новомъ-ли соцiалъ-демократическомъ бредовомъ строѣ панацея бѣдъ, не въ "товарищескихъ"-ли отношенiяхъ "свободной любви" спасенiе?
""Гнусный порядокъ вещей" — вотъ преподносимое г. Ратомскимъ объясненiе, и даже чуть-ли не извиненiе. Ну, а гдѣ-же возвышенно-чистый обычный порядокъ, въ которомъ мораль и религiя — не фарсы? Гдѣ экономическiя и соцiальныя отношенiя построены на истинныхъ и справедливыхъ началахъ? Да и существуютъ-ли желанныя, совершенныя формы бытiя? кто ихъ создатель или хотя-бы авторъ?
"На всѣ эти вопросы можно ответить лишь отрицательно, такъ какъ до сихъ поръ ни жизнь, ни тѣмъ менѣе наука еще не дали положительныхъ сколько-нибудь удовлетворительныхъ отвѣтовъ. Ну, а разъ это такъ, разъ человѣчество и до сихъ поръ еще во всѣхъ отношенiяхъ слѣпо и до сихъ поръ "пляшетъ въ кругѣ безконечномъ", безсильно подчиняясь прихотливымъ велѣнiямь рока, то что-же непонятнаго въ томъ, что наблюдается упадокъ такъ называемой нравственности не только въ узкомъ, но и широкомъ смысле?
"При всемъ этомъ мнѣ кажется, что корень зла не въ половомъ вопросѣ. Конечно, важное мѣсто въ жизни занимаетъ и этотъ вопросъ, хотя, по-моему, вопроса-то, собственно, и не должно-бы быть, какъ нѣтъ его и въ животномъ мiрѣ, но повторяю — не въ немъ главное. Объ этомъ, по моему мнѣнiю, главномъ, я буду говорить ниже, теперь-же дополню первую главу по вопросу: "Какъ поднять нравственность общества?" — на которую отзываюсь.
"Все сказанное относительно бюрократiи, школы и ихъ развращающемъ влiянiи вѣрно, хотя и отчасти, такъ какъ и здѣсь есть главное — это среда и, стыдно сказать, въ подавляющемъ большинствѣ случаевъ — семья. Школа лишь доканчиваетъ и укрѣпляетъ то, чему дѣти научаются изъ окружающей ихъ среды, наглядно, такъ сказать, практически на примѣрахъ родителей, прислуги, наконецъ, и сверстниковъ; школа лишь доканчиваетъ то, что, собственно, она должна-бы стараться уничтожить или сгладить, наконецъ — выставить въ должномъ свѣтѣ и видѣ. Лично я не вѣрю, чтобы цѣлью бюрократiи было паденiе моральныхъ устоевъ, и потому не вѣрю, что "на бѣднаго Макара всѣ шишки валятся", но доля вины лежитъ, конечно, и на ней. Наврядъ-ли развратъ достигъ-бы проявившейся теперь степени, если-бы онъ не былъ фиксированъ средой и семьей; дѣти — лишь отпечатки послѣднихъ. Мнѣ многое множество разъ приходилось наблюдать, какъ дѣти въ своихъ играхъ воспроизводили все, что имъ часто приходилось слышать и наблюдать, причемъ воспроизводили они все съ самымъ детальнымъ реализмомъ. По-моему, уже въ самомъ раннемъ дѣтствѣ и въ обстановкѣ дѣтскихъ игръ происходитъ, можно сказать, не только физическое, но и нравственное паденiе, и это происходитъ въ большинствѣ случаевъ со всѣми дѣтьми, безотносительно отъ ихъ призора или безпризорности, такъ какъ дѣти прекраснѣйшимъ образомъ умѣютъ скрытничать. Вотъ въ чемъ, по-моему, вина школы: она не выполняла своей прямой обязанности — ретушера. Мало того, она въ лицѣ своихъ педагоговъ, ихъ, такъ сказать, примѣрами, еще больше способствовала укорененiю разврата. Я думаю, что у каждаго изъ насъ, современниковъ, есть въ запасѣ нѣсколько такихъ живыхъ примѣровъ на собственныхъ наставникахъ.
"Чтобы покончить съ первой частью, отмѣчу еще нѣсколько неточностей въ ея положенiяхъ.
"Мнѣ кажется, напрасно вы возмутились письмомъ курсистки и ея правдивостью, точно такъ-же, какъ невѣрны и опредѣленiя: распущенность, скотоподобiе. У животныхъ, вѣдь, распущенности, а тѣмъ болѣе разврата, не наблюдается1), человѣкъ-же въ сущности — высшее животное2). Половая разнузданность этого животнаго и объясняется именно тѣмъ, что половую жизнь, вопреки природѣ, признали постыдною, а проявленiя ея возвели въ наслажденiе, окруженное привлекательной, дѣйствующей на воображенiе, интимностью. Смотри на половую жизнь здраво и относись къ ней разумно, какъ на природную необходимость, въ родѣ ѣды, напримѣръ, развѣ выродилась-бы она въ развратъ? Да никогда. Взгляды на половыя отношенiя нашего крестьянина (не развращеннаго, конечно) служатъ тому самымъ очевиднымъ подтвержденiемъ, хотя и на немъ не могъ не сказаться у всѣхъ укоренившiйся обычай.
"Затѣмъ, по-моему, голодный, разъ не онъ самъ — причина голода и устраненiе послѣдняго не зависитъ отъ его воли, въ полномъ правѣ взять насущное явно, хотя-бы даже и насильно. Слѣдовательно, красть, т. е., тайно взять, ему незачѣмъ. Относительно-же физiологической потребности жизнь говоритъ какъ разъ противоположное вашему, именно: позыва на сближенiе съ генiальнымъ по уму, но уродомъ по тѣлу, индивидомъ быть не можетъ, такъ какъ на то возбуждаетъ лишь физическая красота. Наконецъ, ваше невозможное въ жизни случается, какъ исключенiе, обычное-же — это "крайности сходятся". Причемъ-же тутъ порядочность? Виновата-ли курсистка, что все ея физическое существо отвѣчаетъ призыву индивида, ей противоположнаго нравственно, и будетъ-ли она непорядочна лишь потому, что "порядочный" индивидъ физически возбуждаетъ въ ея существѣ физическое отвращенiе? Мнѣ кажется, что нѣтъ; въ этомъ случаѣ она безусловно права: на ея сторонѣ законъ подбора, если только противъ ея не будетъ говорить ея развращенная похотливость.
"Вы говорите: надо пробудить въ юношествѣ разныя тамъ доблести. Но чѣмъ, чѣмъ? вотъ вопросъ, такъ какъ, по-моему, связывать возбужденiе этихъ доблестей съ половою жизнью и женщиной, значитъ, поощрять тотъ-же развратъ, противъ котораго вы такъ возстаете. Половая жизнь не должна быть пикантной интимностью, награждающей доблесть, а лишь исключительно и явно производствомъ потомства тогда, когда къ тому особи созреютъ.
""Всѣ пороки суть временный кошмаръ отживающихъ подлыхъ условiй бюрократическаго строя. Пропадутъ условiя — исчезнуть и пороки". Такъ-ли это? Думаю, что нѣтъ. И это станетъ болѣе чѣмъ вѣроятнымь, если глубже взглянуть въ суть дѣла да также (не поверхностно) всмотрѣться и сравнить, напр., американскiй, Соединенныхъ Штатовъ, строй — самый, надо сказать, демократическiй — и наиболѣе либеральный, конституцiонный, французскiй строй со строемъ германскимъ — родиной бюрократизма. Гдѣ наибольшiй развратъ во всѣхъ его проявленiяхъ? Всего менѣе въ Германiи. Вотъ вамъ и бюрократическiй безотвѣтственный строй. Слѣдовательно, бюрократизмъ — только козелъ отпущенiя, потому что кто такiе бюрократы, какъ не члены одной съ нами семьи, одного общества, кровные родные, пожалуй, даже со всѣми обличающими!
"Но что-же сдѣлали не бюрократы, что сдѣлали обличители, отдѣльныя лица, семьи, общества? гдѣ ихъ благотворное, протестующее противъ бюрократизма, влiянiе, гдѣ возвышающее и облагораживающее воздѣйствие просвѣщенiя, науки, религiи, наконецъ?.. Съ грустью приходится сознаться, что ничего этого не было и нѣтъ и, мало того, позволительно сомнѣваться, что онѣ и будутъ когда-нибудь, если не измѣнятся ко всему этому дѣйствительно подлыя отношенiя не бюрократiи, а людей, всѣхъ народовъ, человѣчества3).
"Смѣшно взваливать вину съ больной головы на здоровую. Развѣ бюрократiя взяла-бы такую силу, если-бы она, въ самомъ худшемъ ея проявленiи, не была у насъ въ крови? Развѣ боярство, мѣстничество, приказные, стряпчiе и всевозможные другiе виды какъ старые, такъ и самые новѣйшiе (наши политическiя партiи город. самоуправленiя), не суть самый худшiй бюрократизмъ? Съ другой стороны, развѣ бюрократизмъ Германiи служитъ тормазомъ къ ея движенiю впередъ, ея прогрессу? Бюрократизмъ, бюрократъ!.. А не сознаютъ, что всѣ и каждый въ отдѣльности — врожденные бюрократы.
"По-моему, вотъ въ чемъ корень зла: въ безсознательномъ глупомъ бюрократизмѣ всего народа, въ отсутствiи самобытности и самодѣятельности и въ проклятомъ возмутительно-подломъ отношенiи (моя хата съ краю) къ тинѣ все окружающихъ и все засасывающихъ порока и разврата, въ рабски-безвольной безхарактерности, способной лишь изливаться въ красивыхъ фразахъ и болтать безъ конца.
"Да и въ самомъ дѣлѣ, что такое мы? что нами создано самобытнаго? гдѣ и въ чемъ ярко проявился нашъ народный генiй, умъ, наконецъ?
"Скажутъ — мы создали и собрали Россiю. Да, и только. Мы, какъ лишай, пассивно расползлись по лицу земли да и замерли такъ, безсильно распластавшись, ничего не создавъ, ничему не научившись и "духовно почивъ", даже не родившись. Ужасная и жалкая доля! Мало того, мы даже не въ силахъ усвоить, безъ уродливыхъ искаженiй, и все чужое. Все, положительно все, отъ религiи и до самаго простого ремесла, мы восприняли отъ другихъ и все у насъ лишь вырождается. Прямо страшно становится, до того это такъ очевидно... Неужели-же, сознавъ все это, мы не содрогнемся и не воспрянемъ? Неужели-же намъ суждена смерть? Да, смерть. Надо взглянуть прямо въ глаза опасности. Не встанемъ, не очнемся, не возьмемся за работу — значитъ, смерть4).
"Но какъ вызвать подъемъ? Мнѣ кажется, что смѣшно надѣяться на возбужденiе этого желаннаго подъема женщиной, той женщиной, которая весь интересъ въ жизни находить, по словамъ г. Ратомскаго, лишь въ тряпкахъ да въ своихъ кокетствѣ и любовныхъ побѣдахъ, — женщины, жаждущей лишь вѣчнаго веселья да праздника. Словъ нѣтъ, въ своихъ наклонностяхъ женщина сама по себѣ мало виновата, такъ какъ въ данное время ея наклонности составляютъ ея вторую природу, измѣнить-же природу возможно лишь вѣками, какъ вѣками она и создавалась. И если дожидать, когда мы переродимъ, такъ сказать, женщину, то развратъ къ тому времени достигнетъ своего апогея, а въ омутѣ его погибнетъ то, что нѣкоторымъ изъ насъ наиболѣе дорого и спасенiемъ чего заняты всѣ наши стремленiя. Здѣсь выжидать, когда улита прiѣдетъ, нельзя; необходимы энергичныя, сильныя мѣры, способныя сдѣлать переворотъ въ нравахъ и мышленiи сильнаго пола, такъ какъ въ немъ, и единственно въ немъ, дѣло, а прекрасный полъ тутъ не при чемъ, такъ какъ онъ отвѣчаетъ на спросъ. Да и въ самомъ дѣлѣ: что заставляетъ даже честныхъ матерей, женъ, сестеръ, дочерей одѣвать себя въ костюмы, расчитанные единственно на то, чтобы возбуждать? — спросъ. Что заставляетъ ихъ рекламировать самымъ отчаяннымъ образомъ свои даже воображаемыя прелести? — спросъ. Что съ нихъ спрашивается сильнымъ поломъ? — умѣнье увлекать, дѣйствовать на наше воображенiе. И потому удивительно-ли, что развратъ вездѣ преобладаетъ, составляя постоянную нашу атмосферу, способную заражать даже благоразумныхъ. Мнѣ частенько приходилось наблюдать, какъ солидный мужчина, бородатый, серьезный, зачастую съ сѣдиной, по дорогѣ въ свой домъ или по дѣлу, встрѣтивъ гуляющихъ обладательницъ или поразительнаго, всѣми контурами обрисовывающагося и прямо безстыдно говорящаго торса, или пышнаго, при каждомъ движенiи вздрагивающаго, бюста, а то и совсѣмъ прозрачныхъ очертанiй воображаемыхъ прелестей, — вдругъ останавливается и, нервно осмотрѣвшись, поворачиваетъ и начинаетъ флиртовать съ возбудившей его особой, забывъ и домъ свой, и, можетъ быть, ожидавшую съ обѣдомь семью, и дѣло, и отрезвляется лишь после фiаско, которое можетъ потерпѣть отъ порядочной женщины, лишь невольно прельстившей его, благодаря своему костюму, ярко и откровенно рекламировавшему ея формы. Что-же говорить о молодежи, у которой еще кровь кипитъ и бурлить? По-моему, надо не взваливать вины на слабыхъ, а сознаться, что развращены въ конецъ не кто иной, какъ мы, сильный полъ, и не только нынѣшнее поколѣнiе, а развращены и отживающее, и отжившее, и нѣсколько поколѣнiй уже давно покойныхъ.
"Надо оздоровить самихъ себя, надо ослабить, искоренить развратъ, а чтобы достигнуть того, надо развѣнчать и оголить неприглядность всего, что вызываетъ развратъ, надо уничтожить пустоту жизни, надо отыскать смыслъ ея, создать ей цѣль. Здѣсь, въ этомъ направленiи, должны дѣйствовать всѣ и вся въ дружномъ, могучемъ единенiи, вызываемомъ сознанiемъ общности задачи. Въ рѣшенiи-же этой задачи, долженствующей быть и стать у насъ нацiональною, работы много и для власти, и для религiи, и для науки, и для школы, и всего болѣе для самого общества, такъ-же какъ и для всякой семьи, всякаго человѣка.
"Къ сожалѣнiю, до сихъ поръ мы видимъ лишь слабыя попытки на указываемомъ пути. Къ сожалѣнiю, до сихъ поръ мы видимъ не должное единенiе, а разбродъ, мало того, даже борьбу, междоусобную войну однихъ противъ другихъ, видимъ гнусное вырожденiе борьбы, достигающее апогея въ этихъ звѣрскихъ поголовныхъ истребленiяхъ другъ друга, въ этихъ массовыхъ разбойническихъ хищенiяхъ и разоренiяхъ, не считающихся положительно ни съ чѣмъ. Развѣ не ужасно все это? Не ужасно-ли повальное развращенiе нѣкоторой части общества и даже цѣлыхъ классовъ его? Не верхъ-ли ужаса, для народной нацiональной идеи, это сознательное подготовленiе всѣхъ этихъ ужасовъ и сознательное-же натравливанiе подонковъ этого, въ конецъ развращеннаго, панургова стада на тѣхъ, кто не хочетъ ихъ?
"А, между тѣмъ, какъ относится общество, въ своей массѣ, къ этимъ ужасающимъ явленiямъ? возмущается оно, борется? А ничуть! Даже наобороть: не только съ возмутительнымъ индифферентизмомь и тупо-стадною трусостью, но даже, было время, и чуть-ли не рабски-подленькою злорадностью: ага, дескать, вотъ, молъ, дождались! расхлебывайте, а мы со своими рабскими душенками спрячемся по своимъ домамь, слѣдуя правилу: "моя хата съ краю, ничего не знаю", — правилу, заключающему всю суть и мудрость того-же самаго бюрократизма.
"Съ тѣмъ большею радостью нужно отмѣтить начало мѣръ, направленныхъ къ оздоровленiю общества, начало поворота общественнаго сознанiя, которое въ послѣднее время, къ счастью, и дай Богъ чтобы счастливо, стало проявляться.
"Теперь всемѣрно слѣдуетъ стараться какъ можно болѣе развить, какъ можно глубже укрѣпить спасительную реакцiю бывшей индифферентности, бывшей ужасной пандемiи народнаго безумiя, идiотства и проч. явленiй вырожденiя. Теперь слѣдуетъ, во что-бы то ни стало, развить самодѣятельность, самобытность и самоопредѣленiе въ народѣ.
"Совершенно излишне, мнѣ кажется, говорить — на комъ лежитъ эта нравственная обязанность, такъ какъ всякому ясно, что достигнуть всего этого можно лишь чрезъ посредство самой широкой агитацiи. Печать очень и очень грѣшна предъ народомъ за свою дѣятельность послѣднихъ лѣтъ, да и последнихъ-ли только? Но не будемъ вспоминать старое, въ надеждѣ, что это старое не повторится, что погрѣшность увлеченiя будетъ исправлена сугубою работою. А работа требуется великая и долгая и печать должна выполнить ее, — это ея нравственный долгъ. Въ помощь печати должны быть: и церковь, и школа, и вообще все, что такъ или иначе имѣетъ влiянiе или даже соприкосновенiе съ народомъ, такъ какъ, повторяю, развитiе самодѣятельности и самосознанiя народнаго и оздоровленiе общества — главная задача даннаго времени и заглавная роль въ исполненiи этой задачи лежитъ на могуществѣ печатнаго слова, поддерживаемаго и авторитетнымъ словомъ пастырей и наставниковъ, и живымъ словомъ всякаго сознательнаго гражданина — сына своего отечества. Прекраснымъ, многообѣщающимъ примѣромъ такой настоятельной самодѣятельности могутъ служить, напр., молодая народная лига — русское сокольство, академическiе кружки школьной молодежи и т. п. организацiи, имѣющiя главною задачей физическое и нравственное самосовершенствованiе, чуждое всякаго политиканства и тѣмъ болѣе космополитизма и всякой утопичности.
"Эту главную задачу даннаго времени надо, во что-бы то ни стало, благопрiятно разрѣшить, и я съ особенной силой ее подчеркиваю и на ней останавливаю вниманiе всякаго мыслящаго русскаго".
Такъ заканчиваетъ г. Данилевичъ свою статью. Отдавая должное ея паѳосу и искренности, мы вмѣстѣ съ тѣмъ отмѣтили нѣкоторыя, по нашему мнѣнiю, неправильности взгляда ея автора. Одновременно мы думаемъ, что нечего уже даже и заботиться объ оздоровленiи (нравственномъ) современниковъ и выходящаго имъ на смѣну поколѣнiя. На тѣхъ или другихъ нужно только смотрѣть, какъ на удобренiе русской нови. Оздоровленiе возможно лишь для послѣдующаго (второго) поколѣнiя, которое въ настоящее время только-только еще начинаетъ жить физическою жизнью. Для этого-же необходимо прежде всего оздоровить русскую семью, создать такiя условiя ея быта, которыя позволяли-бы ей растить потомство внѣ зависимости отъ наносныхъ вѣянiй. Это еще возможно, но исполнимо это только тогда, когда каждый русскiй отецъ, каждая русская мать, каждые русскiе женихъ и невѣста, проникнутся сознанiемъ, что имъ всѣмъ необходимо "выздоровѣть", нужно побороть свою повышенную чувственность, вернѣйшiй симптомъ вырожденiя, или, дѣйствительно, — гибель...
1) Авторъ ошибается: повышенная чувственность и, какъ ея слѣдствiе, извращенiе полового инстинкта существуютъ и у животныхъ; это можетъ засвидѣтельствовать любой врачъ, работавшiй надъ животными. Животныя только менѣе изобрѣтательны въ этомъ отношенiи. (стр. 64)
2) Вопросъ объ этомъ весьма спорный. Есть авторитетные антропологи, устанавливающiе для человѣка (homo sapiens) особое царство. (стр. 64)
3) Да, вѣдь, въ томъ-то и дѣло, что бюрократiя постоянно мѣшала обществу сдѣлать что-либо въ этомъ направленiи! Для бюрократiи существовало только то, что написано на бумагѣ въ канцелярiи. Все остальное, хотя-бы созданное самою жизнью, признавалось ложью. Если бюрократiя не могла справиться съ проявленiями жизни, то закрывала на нихъ глаза и закрывала рты всѣмъ, кто видѣлъ ужасъ и пробовалъ говорить о немъ, желая предупредить общество отъ угрожающей опасности. Примѣръ налицо: строки г. Данилевича до 18-го октября 1905 г. нигдѣ не могли-бы быть напечатаны, а, между тѣмъ, то, о чемъ трактуется въ нихъ, существовало уже ранѣе, и мы теперь «спустя лѣто по малину ходимъ» — начинаемъ говорить о болѣзни, когда она уже въѣлась и разъѣла весь нашъ общественный организмъ... (стр. 66)
4) Авторъ ошибается, Пушкинъ, Лермонтовъ, Гоголь, Толстой — мiровые писатели; Полозовъ изобрѣлъ паровую машину ранѣе Уайта и Стефенсона, русскiй Лобачевскiй равенъ Эвклиду, недавно умершiй Поповъ изобрѣлъ телеграфъ безъ проводовъ ранѣе Маркони, Пироговъ — хирургъ, мiровое свѣтило, Менделѣевъ — тоже, а это все были русскiе люди; они не подражали, они были оригинальны и вносили долю русскаго народа въ мiровую сокровищницу прогресса. Все дѣло въ томъ что послѣ смерти Петра Великаго русскiй народъ очутился въ полной власти пришельцевъ. Разные Остерманы, Бироны, Минихи и пр., натащившiе съ собой въ Россiю видимо-невидимо всякой иноземной тли, захватили власть въ свои руки. Грабитель съ большихъ дорогъ Лестокъ совершалъ въ Россiи государственные перевороты. Чтобы удержать русскiя массы въ подчиненiи себѣ, эти люди задавливали въ русскихъ всякое проявленiе самобытности, самодѣятельности. Въ Германiи бюрократiя своя — та, которую создалъ самъ народъ, у насъ весь бюрократическiй строй, впивавшiйся въ русскiй бытъ до 17-го октября 1905 г., не собственный, а наносный, отсюда и зло. Появился въ качествѣ распорядителя судьбами русскаго народа русскiй человѣкъ (говоримъ о П. А. Столыпинъ) и худо-ли, хорошо, а онъ дѣлаетъ русское дѣло по-русски. (стр. 67)