Трудно себе представить более острую нужду в цветных тканях и рядом с этим в красящих веществах, наступившую в народе вслед за войной и революцией, примерно в 1919 г. Фабричные ткани и заводские краски, пользовавшиеся уже всеобщим распространением, стали быстро исчезать из обычного обихода крестьянской жизни. Потребность в них, однако, нисколько не уменьшалась. Белые некрашенные холсты в одежде и нарядах получили уже слишком большое распространение, достигнувшее уже некоторого предела. "Ведь, в белом сарафане не станешь ходить: это нехорошо, (т. е. не прилично)", говорили мне деревенские женщины. Но то же самое можно сказать и еще о кое-каких костюмах или частях таковых: белые они выходят такими, что "нехорошо" быть в них среди людей. Белая одежда, вдобавок, крайне непрактична и в том отношении, что слишком марка, скоро занашивается и требует частой стирки. Отсюда искание цветных материй и красок для тканей и ниток. Когда получение фабричных красок представлялось уже совсем безнадежным, стали вспоминать старинные способы окрашивания тканей при помощи красок, которые можно тут же под руками достать каждому для себя; стали, на ряду с этим, разыскивать и новые красящие вещества, вместе с тем и учиться новым методам окрашивания.
Во многих местах с давних пор известно было крашение "марёной", которое в эти "бескрасочные" годы стало практиковаться вновь. Я познакомился с этим способом крашения в Кокшеньге Тотемского уезда. Здесь во многих деревнях Спасской и других волостей крашение мареной и способы добывания этой краски до такой степени были обычны, что даже существует с давних пор поговорка: "как марёну копает", — если хотят о ком-нибудь сказать, что он работает весьма медленно, с малой продуктивностью. Несколько менее распространено было крашение "травой-зеленицей". Но с незапамятных также времен известно окрашивание "толоконницей", "луковыми перьями", "коўтышками", лиственничной корой и др. веществами, преимущественно растительного происхождения.
В последнее время все большее внимание стало направляться в сторону поисков минеральных красок, особенно таких, которыми можно было-бы красить не только ткани, но и всякого рода изделия из дерева и других материалов. Делались и продолжают делаться опыты с крашеньем различными землистыми и мягкими каменными веществами: глинами, рухляками, песками, черноземом и проч. Беление известкой и алебастром известно здесь с весьма отдаленных времен; но для беления печей, печных труб и т. п. удобнее всего глина, которая не требует для ее использования никаких технических познаний и поэтому употребляется повсюду с глубокой древности; хорошая глина разносится или развозится иногда на большие расстояния от месторождения ее. По р. Кокшеньге, в Тотемском уезде, глину отчасти заменяют мягкими глинистыми (пермскими) рухляками; иногда при этом делаются попытки, и довольно успешные, заменять глину и розоватыми рухляками. Прослои белого, слегка синевато- или зеленовато-серого песчано-глинистого рухляка 1) во многих пунктах по р. Свири (Загубье, Заостровье и др.) разрабатываются и под именем белой глины развозятся на десятки верст в окрестные селения.
На р. Пинеге не раз приходилось мне слышать о голубой краске, которую добывают в земле и которая применяется для окрашивания различных предметов. Первые образцы этой краски удалось мне получить от кр. А. П. Мелюкова из д. Корговы, Выйско-Ильинской волости, Сольвычегодского уезда. Из тщательных расспросов выяснилось, что краска эта залегает на сенокосных угодьях в логу (сухая долина речки), где из-под слоя перегноя берется белая вязкая глина, которая на воздухе становится ярко-голубой; толщина слоя этой глины доходит до ½ аршина. Мне дали несколько образчиков этой краски, представляющей из себя глинистый вивианит, и говорили, что ее применяют для крашения холста, ниток и деревянных изделий, хотя и не особенно успешно; зато показали мне печь, великолепно выкрашенную той же краской. В обнажениях берегов р. Пинеги мне приходилось не раз потом встречать глину с вивианитом, образующимся в условиях, несколько сходных с описанными. Обычно в таких случаях глина является вторично отложенной в какой-нибудь долине и прикрытой сверху торфяником или слоем перегноя. В 2½ верстах ниже д. Усть-Выйской, на левом берегу р. Пинеги, рассматривая в "Слуде под Чернядью" толщу глины с прожилками и вкраплениями вивианита, я был поражен сходством рисунка размещения синих вивианитовых точек и пятнышек с таковым же, состоящим из белых блестящих, точно капельки ртути, точек и пятнышек, оказавшихся при рассмотрении в лупу шаровидными коконами из сплетений тончайших паутинообразных нитей. Эти коконы, очевидно, и служат основою для образования голубых точек и пятнышек вивианита. Таким образом и может быть объяснено превращение белой глины в голубую.
В той же "слуде" (береговом обрыве) между слоями торфа лежит землистый прослоек темного цвета, из которого местные жители приготовляют черную и темно-синюю краску. Точного рецепта приготовления этой краски мне не удалось получить. По всей вероятности, эта темная земля представляет из себя богатую железными окислами массу, которой возможно пользоваться при окраске и в комбинации с толокнянкой.
В несколько сходных условиях образования этой "темной краски" находятся желтая и темно-красная краски, известные крестьянам д.д. Ефимовской, Мокречихи и др. (Великоустюжского уезда, Северо-Двинской губ.), вблизи к месту известных раскопок проф. Амалицкого по Малой Северной Двине. Краски эти лежат прерывистым слоем на поверхности выжженного сверху торфяника (на торфе) и являются железистыми образованиями в виде чрезвычайно тонкого и нежного порошка. Обе разновидности, одна — типа мумии, а другая — охры, употребляются местными жителями и считаются лучше охры и мумии, существующих в продаже. Во время работ геологической экспедиции 1923 года, мы пользовались этой краской для нумерации конкреций, разбалтывая красную ее разность в олифе.
В 1920-м году, во время моих работ на р. Свири, близ устьев р. Яндебы, на противоположном, правом берегу Свири, в 1 версте от нее, мною было встречено довольно значительной площади болото, на котором выходит множество ключей, выносящих на поверхность железистые воды, из которых на дневной поверхности, под влиянием окисления, происходит постоянное осаждение желтых железистых окислов, цвета охры, в виде такого же тонкого порошка, как и на Сев. Двине, или в виде желтой студенистой массы. От большого накопления этих окислов все болото кажется вспученным и несколько приподнятым над окружающей лесной площадью. Подобного рода красящие вещества встречаются и во многих местах. Так, в Кокшеньге, в Минском приходе, в 9 верстах от д. Подгорной, на возвышенном берегу одного ручья найден слой темно-красной землистой краски, которую местные жители возят оттуда мешками и начинают применять в деле окрашивания различных деревянных вещей. Цвет окрашенных ею предметов значительно темнее, чем получаемый при окрашивании мумией, по крайней мере, на тех образцах окрашивания, которые мне показывали. Все перечисленные сейчас минеральные красящие вещества еще не получили широкого распространения отчасти потому, что ознакомление с ними только что началось, отчасти и потому, что область применения их оказалась не совсем та, в которой краски были нужнее всего. А наиболее острая нужда, как уже было указано выше, ощущалась в красках для тканей и ниток. И в поисках этого рода красок не мало применено было стараний, не мало проделано было всяческих опытов и не мало перепорчено было материалов.
Важнее всего было получить черную или, вернее, темную краску, как наиболее применимую в жизненной практике, особенно для ниток и материй, отчасти для кожевенного товара. Раньше были в большом ходу кубовые краски и черный или синий сандал, изредка, и то давно, употреблялась толокнянка. Теперь только последняя и осталась в распоряжении крестьянства. Ее быстро вспомнили и стали применять каждый на свой лад. Мною записан целый ряд рецептов крашения при помощи толокнянки. Приведу наиболее любопытные из них.
1. В д. Мокрочихе, Великоустюжского уезда, толокнянку, высушенную и мелкоистолченную, всыпают в большой чугун (чугунный горшок) несколько в большем половины его объема количестве, доливают водой и ставят в печь вариться, часа на 2 — на 3. В полученный горячий отвар погружают ткань или нитки и, смочив хорошо, вынимают и погружают в полужидкую болотную ржавчину, которая вычерпывается заранее, вместе с железистыми радужными пленками, и заготовляется в должном количестве в кадке или в ушате. Иногда из отвара толокнянки несут крашенье прямо на черную болотную полужидкую грязь и в ней хорошо "вымарывают", после чего споласкивают и просушивают. Операция повторяется до пяти раз над одним и тем же подвергаемым окраске материалом. Достигается получение довольно приятного черного цвета.
2. В д. Поге, Вершинской вол., Сольвычегодского уезда, способ окрашивания толокнянкой с черной грязью в последние годы был так распространен и так много потреблялось толоконницы (мўчника, по-пинежски), что в Вершинской волости она была за это время совершенно истреблена и за ней приходится ездить уже на Пинегу (верст за 60 слишком).
3. В д. Рыкаловской, Спасской вол., Тотемского уезда, черное окрашивание получают при помощи толоконницы с железным купоросом, ольховой коры с тем же купоросом, а также сандала (у кого он сохранился) с примесью льняного масла и железного купороса.
Чтобы закончить с черным окрашиванием, упомянем еще о нескольких рецептах окрашивания (чернения) кож, из которых шьют обувь, сумки и пр. Раньше для чернения кожи применялся черный или синий сандал; в настоящее время, за отсутствием последнего, прибегают по существу к такому красящему (чернящему) веществу, как и при окрашивании тканей. В том и другом случае красящим производным всех манипуляций получаются в сущности чернила, подобно тому, как они получаются соединением настоя чернильных (дубильных) орешков с железным купоросом. Кожа, особенно только-что вышедшая из выделки, оказывается всегда обильно пропитанной дубильной кислотой; следовательно, для получения чернил достаточно поверхность кожи покрыть железом, в достаточно измененном состоянии для вступления в химическую реакцию с дубильной кислотой. Те вещества, которые берутся с этой целью, кажутся решительно ничего общего между собой не имеющими: кто красит "брусовиной", кто — "квасом" и так далее. По существу же все эти вещества представляют из себя или влажные окислы железа или соли его, полученные путем действия на него воды, кислот (квас)и отчасти поваренной соли К сожалению, за недостатком места, мы не можем привести здесь полных рецептов чернения кож; отметим лишь то, что результаты окрашивания получаются вполне удовлетворительные.
Для получения красного цвета прежде всего был восстановлен старинный способ окрашивания мареной (по-местному — марёной). Эта краска получается из корневищ подмаренника, Galium Mallugo Z 2), растущего в поле на межах и на засоренных лугах. В виду того, что межи полей всегда служат местом свалки камней и всего, что загромождает пашню, корневища подмаренника приходится выдирать из дерновины, из камней и всякого мусора, на что конечно затрачивается очень много времени. Отсюда и возникла вышеприведенная поговорка, свидетельствующая о медлительности этой работы Выкопанные корневища промывают, сушат и затем делают из них отвар, подобно тому, как из толокнянки; варят довольно долго, затем процеживают и кипятят с квасцами. На ведро отвара требуется около пяти золотников квасцов. Чаще всего красят домашнюю пряжу из шерсти, которая погружается в отвар марены с квасцами и кипятится. Когда остынет, пряжу вынимают и сушат в избе над печкой. Получается красный, малинового оттенка, цвет, прочный, не линючий.
Кое-где припомнили и крашение "травой-зеленицей", Lycopodium Complanatum L, дающей желтовато-зеленый цвет; крашение, известное исстари, но не пользующееся и не пользовавшееся раньше широким распространением.
Кора лиственницы (Larix sibirica) также применялась в качестве красящего вещества с давних пор. В натуральном виде, палочками, ее брали для окраски деревянных вещей при точении их на токарном станке (веретен, швеек и пр.); причем палочки коры приставлялись (прижимались) к вращающемуся на станке предмету и давали красное кольцо той или другой ширины. Но в последнее время пользовались и отваром этой коры, красившим ткани или пряжу в зеленый цвет. Более точного рецепта окрашивания получить не удалось. Лиственничная кора далеко не является единственной, употребляемой для крашения, корой; кроме нее пользуются для этой цели ольховой, березовой, ивовой, еловой, черемуховой и, вероятно, корою других деревьев и растений вообще (красящее вещество марены также содержится в коре корневищ ее).
Березовой корой на Печеньге, Тотемского уезда (д. Подлипное), красят весьма многие. Сырую кору, снятую с березы, после сдирания бересты, рубят кусочками, заваривают кипятком, прибавляют золы, завязанной в мешке или в тряпке; спустя дня три после этого погружают холстину или другой окрашиваемый материал в приготовленный таким образом настой и, дав пропитаться им, стелют ее затем "на солнышке" (на открытой для солнца лужайке). После высыхания, на стороне, обращенной к солнцу, появится заметное окрашивание, хотя и недостаточно интенсивное. Просохший на солнце окрашиваемый холст (или другое) снова погружают в тот же настой коры и опять расстилают на солнышке, только другой стороной. Такая операция проделывается до тех пор, пока не получится окраска достаточной яркости и густоты. Последняя может быть получена лишь при непосредственном действии солнечных лучей на окрашиваемое. В конце концов, после 5—6 раз, удается получить темновато-или коричнево-красный цвет, довольно прочный, малолинючий или почти нелинючий и приятный на глаз. Крашение этого сорта идет на рубашки, сарафаны и даже на штаны.
Подобным же образом на Печеньге красят или, как здесь выражаются, "дубачат" и ольховой корой 3). Получается желтовато-коричневая окраска, с успехом применяемая для толстой пряжи, из какой ткут постельники, юбки и полосатые ткани для пиджаков, брюк и другой одежды.
Ольховую кору на Печеньге употребляют и для получения черной краски в комбинации с железом; с синим купоросом она дает синюю краску.
На р. Свири, в д. Новоселье Лодейнопольского уезда, в 1920—21 г.г. вместе с ольховой корой употребляли и еловую. Получался желтовато-бурый или желтовато-буровато-темный цвет.
Ивовой корой (различн. виды Salix) пользуются также, как и ольховой.
Черемуховая кора употребляется в качестве примеси к другим. Говорят, что с ней лучше пристает краска из ольховой или какой-нибудь другой коры (повидимому, действует отчасти, как протрава). В качестве протравы иногда употребляется льняное масло.
Из кустарников, кроме толокнянки, пользуются для крашения и некоторыми другими видами сем. Вересковых, Ericaceae, в особенности вереском, Calluna vulgaris, который срывается с корнями, листьями и цветами, сушится и так же, как толокнянка, используется для крашения в виде отвара. К отвару прибавляется синий купорос (медный), в соединении с которым отвар вереска дает желтое окрашивание. (В Кокшеньге Тотемского уезда этот кустарник называют боровой багулой или рябинкой).
Листья и цветы применялись отчасти и в старое время в качестве красящих веществ, а в последние годы тем более. Окрашивание яиц в красновато-коричневый или буровато-красный и буровато-желтый цвет верхними кроющими, высыхающими в красноватые пленки листьями лука, так наз. луковыми перьями, имеет, повидимому, самое широкое распространение; несколько менее, но также с давних пор известно окрашивание тех же яиц в светло-желтый цвет цветами купальницы, по-кокшенски — колтышков, Тrollius europaeus.
Оба эти средства в последние годы послужили для крашения холстов, ниток и проч. "Луковые перья" заваривают в кипятке и красят с квасцами. Подобным же образом и "коўтышки", т. е. цветы купальницы, отвариваются; отвар отцеживают, прибавляют квасцов и, положивши в него холст или пряжу, кипятят вновь. Получаемое этим способом желтое окрашивание не выгорает от солнца, но заметно состирывается, смывается.
Листья березы отвариваются, и отваром их, с квасцами, красят также в желтый цвет (д. Рыкаловская, Тот. у.).
Кроме указанных растений и частей растений, повидимому, многими другими пользовалось население Севера для отыскания наиболее подходящих средств и способов окрашивания. "В те годы (1920—22) собирали всякие желтые и другие цветы и разные травы для крашенья", говорили мне в Кокшеньге: "желтые цветы всякие рубашными пестерями (корзины вместимостью ушата в 2—3) носили, отваривали и красили в этом отваре холстину и предено (пряжу)".
Мы закончили наше сообщение. Приведенный нами выше перечень красящих веществ и способов их употребления, не претендуя на его совершенную полноту, все же обнимает более или менее все, что входило в практику крашенья простого народа в доступных нашему наблюдению северных районах Европейской части СССР за последние годы.
Как видно из приведенных здесь рецептов окрашивания, они не отличаются большой точностью; записанные в разных местах они часто отличаются лишь деталями, а не существом дела; ввиду этого последнего обстоятельства, не включены сюда те из них, которые не представляют в сравнении с приведенными чего-либо достаточно оригинального.
В отношении перечисленных нами красящих веществ приходится сказать, что здесь указаны лишь те, которые получили некоторые, так сказать, права гражданства и состоят на учете населения, под тем или другим более или менее определенным названием и пользуются определенной характеристикой. На ряду с указанными здесь, существуют, как об этом сообщалось нам в разных местах, многие другие вещества, которыми пользовались, или пользуются где-нибудь и теперь, для целей крашения, иногда, правда, лишь ввиде опыта, и для которых нет ни определенных названий, ни характеристик (описаний). А для того, чтобы судить о том, сколько было потрачено усилий на искание красящих веществ и способов использования их, достаточно вспомнить вышеприведенные из беседы с крестьянами сведения о собирании всяких цветов и разных трав для опытов крашения.
Невольно обращает на себя внимание и та своеобразная химия, домашнего свойства, химия, так сказать, на-ощупь, получившая при этом крашении свое применение; химия, обошедшаяся вначале слишком дорого. "Когда красок не было, а купорос был еще у многих, стали его прибавлять чуть не ко всякой траве, которою думали красить... Ой-ой-ой, сколько прижгли предена (пряжи), сколько портна (холстины) решили — не дай бог... После научились обжигать купорос — меньше переедает обожженой-от...". В конце концов кажется, всеобщим признанием пользовалась формула: "одежда из сурового холста носится вдвое дольше, чем из крашеного". Домашняя химия, без участия заводского продукта, купороса, оказалась оригинальнее, сложнее и в то же время проще и безопаснее: вместо вреднодействующей серной кислоты в купоросе, роль ее перешла к уксусной (и частью другим) в крепком хлебном квасе; получилось таким путем уксусно-кислое железо, вместе с основными солями, давшее совершенно безвредные или почти безвредные реактивы на дубильную кислоту, для получения тех же чернил. Конечно, эта химия совершенно неосознанная и потому не дающая никакой прочной основы и уверенности для будущего. И вот почему: как только вновь стали появляться фабричные краски в продаже, так сразу же население с жадностью набросилось на них и не щадит своего дорогого хлебушка на покупку ставших настолько необходимыми, за недоступностью городских тканей, красок, за которые уплачивается в деревнях по 8 и более фунтов ржи за один золотник. За то с красками "пронимаются" (обходятся) и без ситцу: разноцветные нитки дают возможность основывать и ткать всевозможные пестряди (десятки, чуть не сотни образцов) и шерстяные узоры и сукна (трико), благодаря которым крестьянство одевается опять не только не скудно, но довольно нарядно и франтовато.
1) Девонского возраста. (стр. 87.)
2) А. А. Макаренко в своей ст. "О красильном искусстве у русских в Енисейской губ." ("Жив. Стар." 1895, в.в. III и IV) под именем марены имеет ввиду Galium verum. (стр. 92.)
3) Кора Alnus glutinosa. (стр. 94.)