А. Лейтвег
Ничего не пройдет мимо внимания «Узун-Кула» — длинное ухо. На протяжении многих сотен километров пробегают услышанные им вести. Огромные пространства Средней Азии, Казакстана преодолеваются молвой, разносимой многочисленными устными пересказчиками происшедших вокруг новостей. Большое уважение окружает тех людей, которые умеют быстро узнать обо всем и быстро передать то, что им известно, в аулы и кочевья...
Сотни, тысячи лет складывалась, вырабатывалась такая способность к борьбе с пространством. Что вызвало ее? Опасности ли, создаваемые природными условиями, угрозы ли хищников-людей, либо необходимость объединения в труде?
Результаты труда, тяжелая его добыча были под постоянной угрозой капризной природной стихии и стихии человеческих отношений — захвата сильными добытых богатств, угнетения, эксплоатации все больших групп людей. Разбросанные, разорванные пространствами они пытались хоть узнать, откуда идет угроза, как велика она. Чтобы бороться, либо уходить от беды.
Нужно было длинное ухо, чтобы услышать во-время о происходящем и предупредить опасность. Но ухо было примитивно устроено, как примитивна была и вся организация жизни. Чтобы услышать и рассказать, нужно было передвинуться в другое место, а это передвижение, как бы быстро оно ни было, требовало времени и больших усилий. Можно было однако передать звук на ограниченное расстояние, ударяя в пустой ствол дерева, либо в звенящий предмет. И, через целый ряд посредствующих пунктов, услышать звуковые короткие сигналы. Но не в широких равнинах, скрадывающих звук, не в местах, лишенных растительности, открытых со всех сторон. И, поэтому, здесь из уст в уши большей частью передавались жгучие вести...
Необходим был в других, трудно проходимых местах. Громады гор отделяли места труда и жилище человека. Но опасности подстерегали его и здесь. И, на вершинах, на командных высотах располагались башни, видимые одна другой. Загорались на них факелы, костры. Ими давались сигналы. Цепочка огней перепрыгивала в ночной тьме по горным вершинам. Загорались тревогой группы людей, разбросанные по склонам высот, готовились к отпору, либо уходили со своим добром в неприступные места.
Так было в Закавказьи, где до сих пор горные гряды хранят остатки укреплений, служивших дальнему глазу сигнализации... Вспыхивали костры и на берегах морей, давая знать затерявшимся на их поверхности мореплавателям, рыбакам, куда нужно направлять им свои суденышки, либо где крутизна скал, гряды подводных камней создают смертельную опасность приближающимся к ним...
Но стоило отделиться от своей базы, стоило отойти от нее на расстояние, невидимое глазом, как пространство поглощало человека, лишало его связи с семьей, родовой группой, первобытной общественной организацией.
Что было за пределами территории — освоенной в кочевой, а дальше и оседлой жизни — человек не знал. Но появился эксплоататор, властитель, завоеватель. Ему на службу пришла письменность, не доступная «черни». По его приказу, по поручениям приближенных пособников, летели во все стороны гонцы, неся вдаль письменные вести слугам, вассалам и соседним, равным «государю» угнетателям.
Так возникло дальнее письмо, для преодоления пространства. Но им не могли пользоваться «подданные» властвующих, угнетающих. Им не только это было недоступно, не только далеко отстояла от массы вся организация дальних сношений, но и прямой запрет пользования сопровождал, как правило, орудия связи, предназначенные лишь для ограниченного круга избранных.
Появились все более совершенные средства передвижения для пересылки известий. Все более правильной становилась их организация. Устраивались дороги, пункты остановок, смены гонцов, лошадей. Катили по ним фельдъегеря, лупя ямщиков и смотрителей станций. Это уже более поздний, знакомый по русской литературе, период развития связи путем письменных дальносообщений.
Более широкий круг — торговцы, помещики — пользовался в то время попутной, менее совершенной организацией связи, так называемой почтой, попрежнему недоступной массе «простых людей». Место факелов заняли другие огневые сигналы, семафоры. Давно зажглись на берегах морей маяки, указывающие путь плавающим, сигнализирующие опасность, либо указывающие приют кораблям. Чередование огней, их разная продолжительность позволяли составить сложное известие для передачи без передвижения на небольших расстояниях. Накануне новых открытий была техника передвижения, связи...
А масса подвластных, приниженных, эксплоатируемых людей все так же была разорвана в общении, разорвана пространством, поглощена им. И только время от времени, подобно «Узун-Кула», шла стоустая молва, передавая вести, то о попытках восстания против поработителей, то о жестоком усмирении поднявшихся в отчаянии масс. Но еще быстрее пробегали на взмыленных, непрерывно сменяемых, лошадях посланцы воевод-организаторов защиты властвующих грабителей и извещали своры «государевой» челяди о предупреждении нападения и подготовке расправы...
Пространство — только одна из враждебных человеку сил природы. Его можно преодолеть, как и другие природные препятствия, организованным воздействием человеческой массы. Но только массы — трудящихся, строящих новое общество после победного восстания против эксплоататоров. Только массы трудящихся — рабочие социалистического хозяйства, могут вести успешную борьбу с препятствиями, вызываемыми природой, и борьбу с пространством — частью природных условий.
Широкая борьба с пространством не может вестись государствами, представляющими интересы обладателей огромных материальных богатств, строящих, кроме граней природы, искусственные границы, ограждающие от соперничества одну банду грабителей от другой. И создающие барьер между тянущимися друг к другу рабочими массами.
Далеко вперед шагнула техника сообщений, связи, подталкиваемая борьбой хищников за новые территории, новые рынки сбыта, новые источники наживы, усиливающие власть королей железа, нефти, автомобилей, источников электроэнергии. Расширилось пользование техническими средствами связи во всем капиталистическом хозяйстве, умножились группы, обладающие возможностью сношений с отдаленными точками земного шара. И как будто доступными всей массе населения сделались пути сообщения и средства связи?
Доступными на самом деле в такой же степени, как и другие средства материальной культуры. Промышленность сношений заинтересована так же в получении прибылей, как всякая другая отрасль капиталистической организации хозяйства. Но соединенные нити всех средств связи, как и нити, идущие от командных высот всех областей хозяйства, находятся в руках попрежнему ограниченной группы некоронованных и коронованных властителей, направляющих орудие связи, вместе с другим вооружением, на охрану диктатуры буржуазии.
Вырвать эти нити из рук классовых врагов, использовать все технические средства связи в интересах широкой массы рабочих заводов и земли можно лишь при общей борьбе и победе над мировыми эксплоататорами...
Для трудящихся — членов социалистического общества — должен быть открыт весь мир, стерты все препятствия к связи между собой коллективов, лиц. Ни на одной точке земного шара — над ним и внутри него — человек не должен быть оторван от коллектива. Он должен быть связан с общественным целым. И не ощущать отдаленности от ярко расцветающей культуры, от захватывающего творческого ее потока.
Ему нужен дальний глаз, чтобы смотреть вокруг без ограничения видимым горизонтом. Ему нужно дальнее ухо, которое могло бы слышать непосредственно все, что происходит в отдельных точках земли, в отдельных частях жизни коллективов...
— Товарищ шахтер Новой Земли, — слышится из Донбасса, — посмотри и послушай, как разворачиваю я все новые, глубокие пласты черного золота — источника энергии, движения. Видишь, слышишь, как направляется в шахтерам очередная смена, как звучит ее жизнерадостная бодрая песнь...
— Великолепно, товарищ... Посмотри и ты, как на поверхности снежно-ледяных пространств и в их глубинах творится новая жизнь, захватывающая энтузиазмом, подъемом, социалистическим соревнованием масс. Как преобразована вся земля, только теперь отвечающая прежнему названию «Новой»... Прочти сегодня наш отчетный номер газеты «На стройке Новой Земли»...
— Есть, товарищ. Привет...
И одновременно с набором газеты на далеком Севере выстукивает печатная машинка радиоприемника это издание, не нуждающееся в рассылке, не теряющее во времени... Дальнепечать.
И мгновенность распространения...
Это только небольшой пример. Возможности шире, многостороннее. Техника уже теперь допускает приближение к тем способам непосредственных сообщений на расстоянии, которые были сейчас приведены...
Почему же, почему так тягуче-медленно идут решительные изменения в строе средств связи. Почему, вопреки техническому развитию во всех областях социалистического хозяйства, не заметно коренного поворота в организации сообщений на расстоянии. Почему?..
Ход техники, если взглянуть на ее историю, необычайно тяжел, медлителен. И не только в далеком прошлом. Десятки, иногда сотни лет отделяют нас от образцов передвижения, связи оставшихся почти неприкосновенными до сих пор даже в странах с наиболее развитой техникой. Массы стояли в стороне от ее развития. Она не была другом угнетенных, эксплоатируемых. А для ограниченной группы эксплоататоров средства техники нужны были лишь для того, чтобы обеспечить большее выжимание пота, чтобы совершеннее устроить лишь свою жизнь и защитить ее от восстания угнетаемых.
Все то, что могло быть использовано широкой массой, шло крайне медленно. Зачем было торопиться властителям материальных благ — разве для того, чтобы ускорить свою гибель, дав трудящимся сильное оружие, которое они могли захватить в первом бою...
Остались не только прежние названия, но и способы, существо устройств, предназначенных для преодоления пространства. Чем отличаются средства почтовой, к примеру, службы от тех, что практиковались сотни, тысячи лет назад? Очень небольшим, несмотря на огромный срок. Чем отличается в технике работы почтальон в городе и на селе от гонцов и почтальонов, передававших письменные сообщения сотни лет назад? Только средствами механического передвижения и только в немногих местах. Велосипед, мотоцикл, автомобиль помогли ускорить движение, но не изменили его характера. Письмо, газету нужно передвигать, пересылать, доставлять, затрачивая для этого много дней, в течение которых написанное теряет в большой степени свое значение. Время течет, а написанное остается, быстро стареет и не отражает происходящего в каждый данный момент. Тем более стареет быстро газета, идущая от места печатания слишком долго для того, чтобы сохранить свежесть написанного в ней...
Почта, в вольном переводе, означает остановку, где исстари сменялись лошади, люди, где был исходный пункт дальнейшего движения, где грузились на повозку, а дальше на автомобиль и железную дорогу товары — посылки и вместе с ними письменные известия, газеты. Чем такая кладь отличалась от других грузов? Почти ничем. Чем отлична от прежнего современная техника почтовых сообщений? Поправками, дополнениями, пневматикой, транспортерами, мелочной механизацией работ для ускорения движения внутри почтового пункта. Выигрываются минуты, а теряются дни, а иногда недели, чтобы побороть пространство непосредственными передвижениями. И даже в наиболее передовой по технике стране — капиталистической Америке почта делает бег на месте, сохраняя, наряду с высокой техникой отдельных устройств, первобытную систему переброски письменных известий, газет.
«Узун-Кула», гонцы, ямщики, почтальоны... Не кажется ли все это чрезвычайно схожим по технике передачи письменных известий на расстояние? Почта-курьер. Так переводится на многих языках. Почта — «установленное» — начало этого названия. Установленное, остановленное в решительных изменениях своей системы... Почта — остановка?..
Не может быть! В стране великой социалистической стройки бурное движение захватывает все части хозяйства в технике и организации, сламывая отжившее, безнадежно устарелое... Дальнее ухо, глаз. Дальнее письмо. Дальнопечать. Они должны итти на смену переноске, перевозке известий, газет, чтобы отвечать необычайным скоростям хода стройки нового общества. Но в других частях хозяйства связи сохранилось еще больше, чем в почте, пережитков в устройстве, технике — пережитков «установленых» сотнями, тысячами лет. Пережитков, перенесенных и в век электричества, дально-действующих телеграфов, телефонов, paдио. Десятки лет бег на месте, черепаший шаг, остановка...
Побороть пространство должна чрезвычайная скорость, мгновенность действия... Длительная остановка кончена...
Мчится скорый поезд. После лесов и полей замелькали домики пригородка. Гудки паровоза, замедленный ход — признаки близкой станции. Но, еще не доезжая до нее — остановка. Закрыт семафор.
Семафор — мудреное название, скрывающее далеко не мудреных прародителей. Почти в том же виде, но не на столбе, а башне он выполняет роль сигнала две с лишним тысячи лет назад. И нужно было пройти девятнадцати векам, чтобы под названием «телеграфа» этот же семафор появился, как открытие француза Шапп. И этот же семафор, выполняющий роль крайне несовершенного сигнала, утвердился еще спустя много лет на железнодорожном транспорте и остался на нем в век сложнейших машин, широкого применения электричества и развития автоматических различных приборов.
Поезд двинулся, прервав попытку исследования...
По обе стороны железнодорожного полотна бегут друг за другом линии столбов с двумя десятками железных проволок. И, поодаль расположилась еще одна полоса столбов, несущих железные нити в том, же направлении... О, можно гордиться техникам, жившим на протяжении ста пятидесяти шести последних лет.
Швейцарцу Лессаж нужно было иметь для передачи электрическим телеграфом по одному проводу на каждую букву и цифру. Только имея тридцать шесть проводов! — ни больше, ни меньше, — можно было осуществить передачу на небольшом расстоянии телеграфного известия. А теперь — по одному проводу передается вся азбука. Теперь... пожалуй, не только теперь — уже девяносто шесть лет назад это делал с успехом старик Морз! И можно ли считать достижением техники, что до сих пор в одном и том же направлении, к одному и тому же пункту идет три десятка проводов для передачи одновременно тридцати телеграмм. Свести их к одной паре для одновременной обработки тех же тридцати депеш можно? Вероятно, да...
Зал большой телеграфной станции. К чему это так пристально присматривается машинистка, выбивая букву за буквой? На телеграфном бланке густо наклеена лента с бледными точками и тире, которую про себя расшифровывает машинистка... И эта лента не с примитивного аппарата старика Морз. Большой механизм сопровождает скородействующую систему, до сих пор применяемую в главнейших телеграфных станциях. Десятки людей сидят в каждой из них, выбивая молоточками отверстия в ленте для точек и тире. Сигнальной буквой передается это по проводам или через радиопередатчик на другую станцию. И там вновь начинается разгадка, расшифровка принятого... Есть, правда, аппараты автоматически переводящие сигналы морзе в буквы. Но и в них остается электрическая сигнальная передача той же азбуки Морз.
Может быть техника бессильна. Может быть на дальние расстояния невозможна иная передача букв, слов и составляемых из них известий? Нет и нет! Комбинацией разных посылок тока прямо от клавиатуры, подобной пишущей машинке, можно воспроизвести на огромных расстояниях печатные буквы, слова. Можно избавиться от кропотливого, ненужного труда. Можно упростить, сделать более массовым, доступным использование различнейших способов дальнопечати...
Но бережно сохраняются атавистические черты у телеграфного потомства, не расстающегося с первобытной сигнализацией. Взгляд, слух впитываются в пространство так же, как тысячи лет тому назад они были прикованы к ударам о полое дерево, к коротким и длинным взмахам факела с башен и вышек. А сейчас не только тридцать шесть — сорок комбинаций букв и цифр можно получить различными посылками тока для того, чтобы воспроизвести непосредственно печатные буквы. На больших расстояниях, отделяющих города друг от друга, можно автоматически, без всякого участия телефонистки, выбрать любого из десятков, сотен тысяч телефонных абонентов для непосредственного разговора. Можно на любых расстояниях приводить в действие сложные автоматически действующие приборы. Можно... И все же веками въевшиеся привычки возвращают мысль и действие техников к трудным, неподвижным формам, затрудняющим использование средств связи для борьбы с пространством.
Движется?.. Нет, ползет. И к тому же зигзагами, кругами, вновь возвращаясь на те же места и, вместе с тем, их не узнавая...
Треск подтягиваемых гирь, либо шум маленького мотора. Клавиатура, напоминающая фисгармонию. Ровный стук аппарата... Эге — узнаю тебя, старый Юз, хоть и сильно изменил ты свою внешность, стал тише, шепелявее. Не дрожишь ты, в порывах изобретательской молодости, от упругой пружины регулятора, не гордишься своим превосходством пред окружающими тебя соседями, как было встарь... Было давно — уж почти семьдесят тягучих лет.
Что произошло за эти годы, старик? Аэропланы кольцами вьются на огромной высоте. Сложнейшие машины увеличивают во много раз результаты труда человека в фабрично-заводских гигантах. Тракторы, комбайны бороздят поля.
Старик, ты туг на ухо и непонятлив, но может быть сообразишь — строится социализм? В нашей стране произошла величайшая в мировой истории революция, идет она и во всей культуре, технике, быту. Развит огромный темп. А ты — все с той же неизменной скоростью 150 букв в минуту печатаешь телеграммы, как и встарь, и думаешь этим отыграться? Шалишь — уходи на собез. Нужна быстрота, которую тебе не одолеть, нужна простота в обращении, противная твоей природе...
А техника связи движется?.. О, да. Почти бесшумно вращается барабан с фото-пленкой, вбирая в себя на расстоянии рисунок, текст, передаваемый электро-химическим путем. Это последнее достижение техники — «бильдт-телеграф» системы Каролюса...
— Последнее достижение... Ох, ох, не могу! Захлебывался в смехе, прерываемом кашлем, старик Юз, оглянувшийся на другую часть аппаратной, где стоял прибор для передачи изображений... Я стар, мне семьдесят лет, пора, по-твоему, на собез?.. А ведь ему — он ткнул костлявой рукой в сторону «Бильдт-телеграфного» аппарата, переваливает скоро за семьдесят пять... — Новое изобретение, последняя техника, передразнивал, раздраженный до-нельзя, старый Юз. Да ведь аппарат итальянского аббата Казелли «пантелеграф», передававший рисунки и автографы, действовал между тогдашним Петербургом и Москвой уже шестьдесят четыре годика тому назад. И плата бралась с дюйма по восемь гривен. И, так же как теперь, не было работы на этом аппарате, и он поэтому закрылся. И... прошипел зловредный старик — закроется также и этот. А лет через шестьдесят вновь начнут вытаскивать нового изобретателя... И тараторить о последнем слове технике связи. Ох, ох, ох... зашелся опять старик. — Заткнись, кричали ему со всех сторон Криды, Сименсы и Бодо, боявшиеся, что разошедшийся Юз разберет по косточкам и их родословную...
Техника связи ползет, кружит... Только ли в этих примерах отражается ее прошлое и, перешедшее оттуда со следами другой эпохи социальных отношений, настоящее? О, нет! И в телефоне, и в «недавнем», сравнительно о ними, радио та же картина застойности, рутины, нескончаемых возвратов к одному и тому же, как будто однажды брошенному... «Новое» здесь очень часто похоже на прадедовское, сшитое из лоскутов, одеяло.
Широкая дорога была не подстать связи в прошлую пору. Не подстать она в сущности и теперь для стран сохранившегося пока капитализма. Там, вместе с привилегиями правящих классов, сохраняется и привилегированное положение разновидностей связи, обращенных на охрану диктатуры угнетателей...
Широкая дорога связи в социалистической стройке, в массовой работе, в массовом применении. Но здесь она должна двигаться по настоящему — не отставая ни на шаг от бурного хода величайшей творческой работы.
Техника, организация связи — к движению! Что было — мы знаем. Что есть — видим. Что должно быть, как самое насущное, необходимое при социализме — попытаемся разглядеть, с делать набросок...