"Радио Всем", №2 февраль 1927 год.
Товарищи, я только что с юбилейного праздника Туркменистана. Эта братская Средне-Азиатская республика отмечает сегодня годовщину своего возникновения. Казалось бы, вопрос о Туркменистане далеко отстоит от вопроса о радио-технике и от Общества ее друзей, но на самом деле связь тут самая тесная. Именно потому, что Туркменистан далек, он должен быть близок работам вашего съезда. При необъятности нашей федеративной страны, в состав которой входит Туркменистан, занимающий пространство в 500—600 тысяч квадратных километров, побольше Германии, побольше Франции, больше любой европейской страны, где население разбросано по оазисам, где нет дорог, — при таких условиях радиосвязь как бы в самый раз изобретена для Туркменистана, для связи его с нами. Мы — страна отсталая, весь наш Союз, включая даже и наиболее передовые его части, в техническом отношении сильно отстал, а в то же время отставать мы не имеем права, потому что мы строим социализм, а социализм предполагает и требует высокой техники. Проводя проселочные дороги, или подправляя их и строя на них мосты (а нам этих мостов ужас как не хватает), мы в то же время обязаны догонять самые передовые страны в области последних научных и технических достижений, и в том числе прежде всего в области радио-техники. Изобретение радио-телеграфа и радио-телефона явилось как будто специально для того, чтобы убедить самых желчных скептиков в безграничных возможностях, заложенных в науке и технике, чтобы показать, что все достижения, какие наука уже записала в свою памятную книгу, являются только маленьким предисловием к тому, что нас ожидает впереди.
Возьмем последние 25 лет, — всего четверть века, — и вспомним, какие завоевания в области человеческой техники были сделаны на наших глазах, на глазах старшего поколения, к которому я принадлежу. Я помню — и, вероятно, не я один из присутствующих, хотя здесь большинство молодых людей — то время, когда автомобиль был еще редкостью. О самолете в конце прошлого века не было и речи. На всем свете было, кажется, 5 тысяч автомобилей, а теперь их около 20 миллионов, при чем в одной Америке около 18 миллионов, — 15 миллионов легковых и 3 миллиона грузовых. Автомобиль стал на наших глазах средством транспорта первостепенной важности.
У меня и сейчас еще звучат в ушах смутные звуки и шорохи, которые я услыхал, когда впервые подошел к фонографу. Я учился тогда в первом классе реального училища. Какой-то предприимчивый человек, разъезжающий с фонографом по городам южной России, заехал в Одессу и показал нам его. А сейчас граммофон, внук фонографа, составляет элементарнейшую подробность обихода.
А авиация? В 1902 году, т.-е. 23 года тому назад, английский беллетрист Уэллс (многие из вас знают его фантастические романы) опубликовал книгу, в которой писал почти буквально, что, по его личному мнению (а он себя считал смелым и отважным техническим фантастом), примерно, в середине нынешнего XX века будет не только уже изобретен, но и настолько усовершенствован летательный аппарат тяжелее воздуха, что им можно будет пользоваться для военных операций. Книга была написана в 1902 г. Мы знаем, что в империалистическую войну авиация играла кое-какую роль. А до середины века остается еще 25 лет.
А кинематограф? Тоже не последняя спица в колеснице. Совсем не так давно кинематографа не было, многие из присутствующих здесь это время помнят. А сейчас нашу культурно-бытовую жизнь без кинематографа и представить себе нельзя.
Все эти новшества вошли в быт за последнюю четверть века, в течение которой люди, кроме того, совершили еще кое-какие мелочи, вроде империалистской бойни, когда разрушались города и целые страны, истреблялись миллионы людей. За эту же четверть века произошла не одна революция, — хотя и поменьше нашей, но в целом ряде стран. За двадцать пять лет вошли в жизнь автомобиль, самолет, граммофон, кинематограф, радио-телеграф, радио-телефон. Если вспомнить хотя бы то, что, по предположительным исчислениям науки, понадобилось не менее 250 тысяч лет для того, чтобы от чисто охотничьего быта перейти к скотоводчеству, то отрезочек времени в 25 лет представится чистейшим пустяком. О чем же этот отрезок времени свидетельствует? О том, что техника вошла в новую полосу, что темп ее развития непрерывно ускоряется.
Либеральные ученые — теперь они вывелись — изображали обычно всю историю человеческого рода, как непрерывную линию прогресса. Это неверно. Линия прогресса — линия кривая, ломаная, идет зигзагами. Культура то поднимается вверх, то падает. Была древне-азиатская культура, была античная культура — Греции и Рима, — потом стала развиваться культура европейская, теперь небоскребом поднимается культура американская. Что сохранилось от прошлых культур? Что накапливается в результате исторического процесса? Технические приемы, методы исследования. Научно-техническая мысль с перерывами и провалами, двигается вверх. Если даже загадывать насчет тех отдаленнейших сроков, когда солнце потухнет и на земле пойдет прахом всякая жизнь, то у нас все же впереди еще достаточно времени. Думается, что в ближайшие столетия научно-техническая мысль, в руках социалистически организованного общества, пойдет вверх без зигзагов, без изломов и провалов. Она настолько созрела, настолько стала самостоятельной, настолько твердо стоит на ногах, что пойдет планомерно и непрерывно вверх, вместе с ростом производительных сил, с которыми она теснейшим образом связана.
Наука и техника имеют своей задачей подчинение человеку материи и неотделимых от нее пространства и времени. Правда, есть кое-какие идеалистические книги, не поповские, а философские, в которых можно прочесть, будто время и пространство являются категориями нашего разума, будто они вытекают из потребностей нашей мысли, и им ничто собственно не отвечает в действительности. Но с этим согласиться трудновато. Если любой идеалистический философ, вместо того, чтобы приехать к поезду в 9 часов вечера, опоздает на 2 минуты, он увидит хвост уходящего поезда и убедится воочию, что время и пространство неотделимы от материальной действительности. Задача в том, чтобы это пространство сократить, преодолеть, чтобы время съэкономить, чтобы человеческую жизнь продлить, чтобы прошлое время запечатлеть, чтобы жизнь поднять и обогатить. Отсюда борьба с пространством и временем, в основе которой лежит борьба за подчинение человеку материи, составляющей основу всего не только реально существующего, но и всего вымышленного. Сама наша борьба за научные достижения представляет собой только очень сложную систему рефлексов, т.-е. явлений физиологического порядка, которые вырастают на анатомической основе, в свою очередь выросшей из неорганического мира, из химии и физики. Всякая наука является накоплением основанного на опыте знания о материи, о ее свойствах, обобщественного умения эту материю подчинить интересам и нуждам человека.
Чем больше, однако, наука познает материю, чем более «неожиданные» свойства ее открывает, тем ревностнее упадочная философская мысль буржуазии пытается использовать новые свойства или проявления материи, чтобы доказать, что материя не материя. Успехи естествознания в деле овладения материей идут параллельно с философской борьбой против материализма. Явления радиоактивности кое-какие философы и даже естествоиспытатели пытались использовать для борьбы с материализмом; был атом, был элемент — основа материи, основа материалистического мышления; атом под пальцами распался на какие-то электроны, расползся. И в первый период популярности электронной теории разгорелась даже борьба в нашей партии по вопросу о том, свидетельствуют ли электроны за или против материализма. Кто интересуется этими вопросами, тот с большой пользой для себя может прочесть труд Владимира Ильича о материализме и эмпириокритицизме. На самом деле ни «таинственные» явления радиоактивности, ни не менее «таинственные» явления беспроволочной передачи электромагнитных волн ни малейшего ущерба материализму не наносят.
Явления радиоактивности, приводящие к необходимости мыслить атом, как сложную систему каких-то уже совершенно «невообразимых» для нас частиц, могут быть направлены против материализма только пришедшим в отчаяние вульгарным материалистом, который признает материей только то, что можно голой рукой ощупать. Но это уже сенсуализм, а не материализм. И молекула, последняя физическая частица, и атом, последняя химическая частица — недоступны нашему зрению или осязанию. Но органы наших чувств, исходные орудия познания, не суть, однако, высшая инстанция познания. Человеческий глаз, человеческое ухо представляют собою приборы очень примитивные и, во всяком случае, недостаточные для того, чтобы добраться до основных элементов физических и химических явлений. Поскольку мы в наших суждениях о действительности руководимся лишь обыденными показаниями органов чувств, нам трудно себе представить, что атом есть сложная система, что он имеет ядро, что вокруг ядра двигаются электроны, и что отсюда вытекают явления радиоактивности. Воображение наше вообще лишь с трудом привыкает к новым завоеваниям познающей мысли. Когда Коперник в XVI веке открыл, что не солнце движется вокруг земли, а земля вокруг солнца, это казалось фантастикой, и консервативному воображению до сего дня трудно с этим свыкнуться. Мы это видим на неграмотных людях и на каждом новом поколении школьных детей. А вот мы, люди с некоторым образованием, несмотря на то, что и нам кажется, будто солнце двигается вокруг земли, нисколько не сомневаемся, однако, что дело происходит наоборот, ибо это подтверждается расширенным опытом астрономических явлений. Человеческий мозг есть продукт развития материи и вместе — орудие для познания этой материи; постепенно он приспособляется к своей функции, старается преодолеть свою ограниченность, создает все новые и новые научные приемы, вооружает себя все более сложными и точными орудиями, снова и снова проверяет себя, шаг за шагом добирается до ранее неизвестных глубин, изменяет наше представление о материи, никогда не отрываясь, однако, от этой основы всего сущего.
Радиоактивность, — раз мы уж об ней заговорили, — отнюдь не представляя опасности для материализма, есть в то же время великолепнейшее торжество диалектики. Еще недавно наука принимала, что в мире существует около 90 элементов, не разложимых и не переходящих друг в друга, — как будто весь ковер вселенной соткан из 90 ниток разного качества и разной окраски. Такое представление находилось в противоречии с материалистической диалектикой, которая говорит об единстве материи и, что еще важнее, о превращаемости ее элементов. Наш великий химик Менделеев до конца дней своих не хотел мириться с тем, что один элемент может переходить в другой; он твердо верил в устойчивость этих «индивидуумов», хотя ему и были уже известны явления радиоактивности. Но теперь в неизменность элементов не верит уже в науке никто. Пользуясь явлениями радиоактивности, химикам удалось произвести прямой «расстрел» 8 или 9 элементов и, вместе с тем, — расстрел последних остатков метафизики в материализме, ибо теперь на опыте доказана превращаемость одного химического элемента в другой. Явления радиоактовности привели, таким образом, к высшему торжеству диалектического мышления.
Явления радиотехники основаны на беспроволочной передаче электро-магнитных волн. Беспроволочная передача вовсе не значит нематериальная передача. Свет не только от лампы, но и от солнца, тоже передается без проволоки. Мы очень привыкли к беспроволочной передаче света на довольно почтенные расстояния. Мы очень удивляемся, когда на гораздо более короткое расстояние начинаем передавать звук при помощи тех же электромагнитных волн, которые лежат в основе световых явлений. Все это явления материи, вещественные процессы — волны и вихри — в пространстве и времени. Новые открытия и их технические применения показывают только, что материя гораздо разнообразнее и богаче возможностями, чем мы думали до сих пор. Но из ничего попрежнему не сделаешь ничего.
Наиболее выдающиеся из наших научных работников говорят, что наука, и, в частности, физика, подошла за последнее время к перелому. Совсем еще недавно, — говорят они, — мы подходили к материи, так сказать, «феноменально», т.-е. под углом зрения ее проявлений, а сейчас начинаем все глубже и глубже забираться в самое нутро материи, познавать ее структуру, и приближаемся к управлению ею «изнутри». Разумеется, хороший физик лучше моего сказал бы об этом. Явления радиоактивности подводят нас к проблеме освобождения внутриатомной энергии. Атом держится, как целое, могущественной скрытой энергией, и величайшая задача физики состоит в том, чтобы эту энергию выкачать, открыть пробку так, чтобы скрытая энергия забила фонтаном. Тогда откроется возможность заменить уголь и нефть атомной энергией, которая и станет основной двигательной силой. Задача эта совсем не безнадежна. А какие это открывает перспективы! Это одно дает право утверждать, что научно-техническая мысль подходит к великому перелому, что революционная эпоха в развитии человеческого общества совпадает с революционной эпохой в области познания материи и овладения ею... Перед освобожденным человечеством откроются необозримые технические возможности.
Может быть, однако, пора ближе подойти к вопросам политическим и практическим. Как относится радиотехника к общественному строю? Социалистична она или капиталистична? Склонна ли к милитаризму или к пацифизму? Я потому ставлю этот вопрос, что знаменитый итальянец Маркони несколько дней тому назад говорил в Берлине, будто передача изображений на расстояние при помощи Герцовских волн является величайшим подарком пацифизму, предвещая близкий конец милитаристической эпохи. Почему бы это? Столько этих концов возвещалось, что пацифисты все концы и начала растеряли. То обстоятельство, что мы будем видеть на большом расстоянии, должно будто бы положить конец войнам! Конечно, изобрести способ передачи живого образа на большое расстояние — очень привлекательная задача, ибо зрительному нерву обидно, что слуховой находится сейчас, благодаря радио, в таком привилегированном положении. Но думать, что из этого должен выйти конец войн, поистине ни с чем не сообразно, и показывает только что у таких больших людей, как Маркони, как у большинства людей, специализировавшихся в определенной области, да, можно сказать, и вообще у большинства людей, — научное мышление охватывает мозг, выражаясь грубо, не целиком, а небольшими секторами. Как в пароходном корпусе имеются непроницаемые переборки, чтобы в случае аварии не затонул сразу корабль, так и в сознании есть бесчисленное количество непроницаемых переборок: в одной клетке или в десятке клеток может находиться революционнейшая научная мысль, а за переборочкой — филистерство 96 пробы. В том-то и заключается великое значение марксизма, как мысли синтетической, обобщающей весь человеческий опыт, что он эти внутренние перегородки сознания помогает разрушать путем целостного миросозерцания. Но ближе к делу. Почему, собственно, если враг будет виден, то это должно ликвидировать войну? Раньше так всегда и воевали, что противники непосредственно видели друг друга. Так было еще в эпоху Наполеона. Только создание дальнобойных орудий постепенно стало раздвигать противников и привело к тому, что стали стрелять по невидимой цели. А если невидимое станет видимым, то это будет только значить, что гегелевская триада и тут восторжествовала, — вслед за тезисом и антитезисом наступил «синтез» взаимоистребления.
Я помню время, когда писали, что развитие авиации убьет войну, ибо вовлечет в военные действия все население, обречет на гибель экономическую и культурную жизнь целых стран и пр. А на деле изобретение летательного аппарата тяжелее воздуха открыло новую, более жестокую главу в истории милитаризма. Можно не сомневаться, что и теперь мы подходим к началу еще более ужасной и кровавой главы. Техника и наука имеют свою логику — логику познания природы и овладения ею в интересах человека. Но техника и наука развиваются не в безвоздушном пространстве, а в человеческом обществе, которое состоит из классов. Властвующий класс, имущий класс командует техникой и через нее командует природой. Техника сама по себе не может быть названа ни милитаристской, ни пацифистской. В обществе, где господствующий класс милитаристичен, техника находится на службе у милитаризма.
Бесспорным считается, что техника и наука подрывают суеверие. Но классовый характер общества и сюда вносит большие ограничения. Возьмите Америку — там по радио передаются церковные проповеди. Значит, радио служит орудием распространения предрассудков. У нас этого, кажется, нет, надеюсь, за этим Общество Друзей Радио понаблюдает? При социалистическом строе наука и техника в целом будут бесспорно направлены против религиозных предрассудков, против суеверий, отражающих слабость человека перед человеком или перед природой. Какой уж тут, в самом деле, «глас с неба», когда на всю страну раздается глас из Политехнического музея 2)?
1) Доклад на открытии Первого Всесоюзного Съезда Общества Друзей Радио 1 марта 1926 года. (назад)
2) Доклад читался в зале Политехнического музея и передавался по радио. (назад)