"Русский Вестник", Т.7, кн. 2, январь 1857 год, стр. 397-434

БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ и ОБЩЕСТВЕННАЯ ЭКОНОМIЯ

Дворяне-Благотворители сказанiе В. С. Порошина. С. Петербургъ, 1856 г.

Объ урочныхъ положенiяхъ въ хлѣбопашественныхъ имѣнiяхъ, статья усманьскаго помѣщика Г. Б. (Экономическiя Записки, еженедѣльное прибавленiе къ журналу «Труды Императорскаго Вольнаго Экономическаго Общества» 1855 г. №№ 43 и 44.)

Объ урочныхъ работахъ, статьи минскаго и игуменскаго помѣщика Iосифа Кучинскаго. (Экономическiя Записки 1856 г., №№ 13 и 14).

3амѣчанiя усманьского помѣщика г-на Г. Б. на статью: «объ урочныхъ работахъ» минскаго и игуменскаго помѣщика г. Iосифа Кучинскаго. (Труды И. В. Э. Общества, 1856 г. № 6, отдѣлъ хозяйственный.)

Въ литературѣ каждаго народа можно различить два рода произведенiй. Одни возникаютъ непосредственно на почвѣ практической народной жизни, подъ влiянiемъ насущныхъ нуждъ народа, подъ влiянiемъ тѣхъ упованiй и стремленiй, который смѣняютъ одно другое въ непрерывномъ теченiи общественной жизни, накопляются въ извѣстныя эпохи и просятся наружу и въ дѣлѣ и въ словѣ. Другiя произведенiя литературы вырастаютъ только въ высшей умственной сферѣ народной жизни: это произведенiя той дѣятельности въ обществѣ, которая, по возможности, отвлекаясь отъ окружающей ея практической жизни, составляетъ роскошь, благородную и необходимую, плодотворную въ своихъ дѣйствiяхъ, но все-таки роскошь жизни народа. Мы не хотимъ этимъ сказать, чтобы и эти послѣднiя явленiя возникали совершенно независимо отъ той общественной среды, которая ихъ окружаетъ; нѣтъ, и они необходимо подчинены, въ общемъ своемъ характерѣ, условiямъ практической жизни и ея формъ, но подчинены только посредственно. Въ самыхъ роскошныхъ и исключительныхъ созданiяхъ искусства, въ самыхъ отвлеченныхъ созерцанiяхъ философа, можно отыскать тѣ нити, которыя связываютъ ихъ съ обществомъ и народомъ, посреди которыхъ они жили; но эти нити чрезвычайно тонки, ихъ направленiе чрезвычайно извилисто посреди безконечныхъ сплетенiй и узловъ. Тишина кабинета ученаго, спокойствiе и самостоятельность его мысли, во многомъ зависятъ отъ той общественной атмосферы, которою онъ окруженъ; но какъ часто въ кабинетѣ миръ, любовь и тишина, въ ту самую минуту, какъ на улицѣ вражда и смятенiе! Иной характеръ первыхъ произведенiй: они прямо вылились изъ тѣхъ побужденiй и помысловъ, изъ которыхъ складывается ежедневная жизнь общества; это — слово, которое вырвалось изъ устъ народа въ минуту его работы, его пищеваренiя, его корыстныхъ помысловъ. Полемика англiйскихъ хозяевъ, фабрикантовъ и публицистовъ, по поводу вопроса о свободѣ торговли, во второй четверти XIX-го столѣтiя, и журнальныя статьи Маколея, принадлежатъ одному и тому же народу, одной и той же почвѣ. Но первая есть страница изъ экономической и политической жизни народа, трудная работа новаго начала въ этой жизни; статьи Маколея — роскошь народа, умѣющаго найдти самый выгодный сбытъ для своихъ мануфактурныхъ произведенiй и въ тоже время окружить ученаго всѣмъ подобающимъ ему уваженiемъ, обезпечить ему всю свободу и независимость историческаго приговора, какъ бы онъ ни былъ тяжелъ для современныхъ дѣятелей, располагающихъ судьбами народа, и горекъ для нацiональной гордости, — народа, способнаго воспитать въ своей средѣ Ротшильда, Кобдена, Пиля, и въ то же время Байрона, Диккенса, Маколея.

Эти мысли сочли мы нужнымъ предпослать разсмотрѣнiю нѣсколькихъ сочиненiй по предметамъ нашего сельскаго хозяйства, напечатанныхъ частiю въ прошедшемъ, частiю въ 1855 году, и означенныхъ во главѣ настоящей статьи. Эти сочиненiя касаются одной изъ самыхъ важныхъ сторонъ нашей народной дѣятельности — сельскаго хозяйства; въ нихъ проявляются виды, взгляды, и побужденiя не досужныхъ зрителей этой дѣятельности, а самихъ дѣлателей, что́ придаетъ имъ, независимо отъ интереса предмета, еще особую занимательность.

Въ 1803 году, вслѣдствiе всеподданнѣйшаго ходатайства графа Сергѣя Петровича Румянцова, и въ видахъ предоставленiя помѣщикамъ разныхъ выгодъ и полезнаго дѣйствiя на ободренiе земледѣлiя и другихъ частей государственнаго хозяйства (какъ сказано въ указѣ 1803 года, февраля 20-го) (1), правительство предоставило графу Румянцову и всѣмъ, «кто изъ помѣщиковъ послѣдовать примѣру его пожелаетъ», право увольнять крестьянъ своихъ изъ крѣпостнаго состоянiя, по добровольному съ ними соглашенiю и съ утвержденiемъ за ними участка земли или и цѣлой дачи. Такъ положено было начало новому въ государствѣ званiю — свободныхъ хлѣбопашцевъ. По смерти помѣщика, наслѣдники его вступаютъ во всѣ тѣ права и обязанности въ отношенiи къ крестьянамъ, какiя постановлены въ заключенномъ съ ними условiи. При неисполненiи крестьянами принятыхъ ими на себя обязанностей, они возвращаются въ первобытное состоянiе. Предоставленными имъ помѣщикомь землями они могутъ распоряжаться какъ полною собственностью, съ тѣмъ лишь, чтобы участки не были раздробляемы далѣе осьми десятинъ. Если крестьяне, отпускаемые на волю, состоятъ въ казенномъ или частномъ залоге, то они могуть принимать на себя, съ согласiя казенныхъ мѣстъ и кредиторовъ, долгъ, на имѣнiи лежащiй. Указомъ 21-го февраля того же 1803 года (2), были опредѣлены нѣкоторыя подробности увольненiя крестьянъ въ свободные хлѣбопашцы, на основанiяхъ, изложенныхъ въ первомъ указѣ и въ сущности своей сохранившихся до настоящаго времени. Въ условiи, по которому помѣщикъ передаетъ крестьянамъ землю, онъ долженъ означать: 1) съ какими именно крестьянами онъ заключаетъ условiе; 2) какiя и какого именно рода земли и въ какомъ количествѣ каждому изъ крестьянъ онъ уступаетъ въ собственность; 3) какую именно цѣну обязаны крестьяне уплатить за землю, за освобожденiе свое отъ нѣкоторыхъ повинностей или за полную свою свободу; 4) въ какiе именно сроки, въ теченiе сколькихъ именно лѣтъ, или вѣчно должна производиться эта уплата помѣщику и его наслѣдникамъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ законъ указалъ три главныя нормы условiй, заключаемыхъ помѣщиками и крестьянами: вопервыхъ, крестьяне получаютъ полную свободу, вмѣстѣ съ укрѣпленiемъ за ними земли, уплативъ сполна всю условленную сумму, при совершенiи отпускной; вовторыхъ, выкупной платежъ разсрочивается въ годы, крестьяне остаются извѣстное число лѣтъ при нѣкоторыхъ обязанностяхъ въ отношенiи къ помѣщику и получаютъ полную свободу только по исполненiи всѣхъ условленныхъ повинностей; втретьихъ, крестьяне, оставаясь крѣпкими землѣ, заключаютъ съ помѣщикомъ условiя, на основанiи коихъ, владѣя его землею, они обязываются на извѣстное число лѣтъ, по жизнь его или навсегда, исправлять извѣстныя повинности, или платить подать деньгами или продуктами, съ тѣмъ, чтобы условiя эти были обязательны какъ для него, такъ и для тѣхъ, къ кому имѣнiе можетъ поступить по продажѣ или по наслѣдству. Если въ имѣнiи нѣкоторые крестьяне остаются въ крѣпостномъ состоянiи, то они ни въ какомъ случаѣ не должны быть оставлены вовсе безъ земли; если же всѣ земли имѣнiя предоставляются увольняемымъ крестьянамъ, то остающiеся должны быть переведены на земли другаго имѣнiя. Предоставляемыя въ пользу увольняемыхъ крестьянъ земли должны быть раздѣлены на участки по числу крестьянъ, такъ чтобы каждый изъ нихъ имѣлъ въ виду опредѣлительно свой участокъ земли.

Дальнѣйшiя и еще болѣе важныя постановленiя законодательства по этому предмету состояли въ слѣдующемь: Высочайше утвержденнымъ 19-го декабря 1804 года положенiемъ государственнаго совета (3), воспрещено въ имѣнiяхъ родовыхъ увольненiе крестьянъ по завѣщанiямъ, то-есть такъ, чтобы они вступили въ званiе свободныхъ хлебопашцевъ после смерти владѣльца, а до тѣхъ поръ оставались бы по прежнему крѣпкими ему. Въ послѣдствiи это воспрещенiе распространено и на благопрiобрѣтенныя имѣнiя (4). Но вмѣстѣ съ тѣмъ, 3-го октября 1805 года (5), постановлено, чтобы въ случаѣ смерти помѣщика, послѣ заключенiя условiй съ крестьянами, но прежде утвержденiя ихъ узаконеннымъ порядкомъ, условiя приводились въ исполненiе и послѣ смерти владѣльца. Указомъ 9-го ноября 1809 года (6), право поступленiя въ званiе свободныхъ хлѣбопашцевъ распространено и на тѣхъ крестьанъ и дворовыхъ, которые, бывъ уволены помѣщикомъ лично, безъ земли, сами прiобрѣтутъ въ собственность какiя-нибудь земли. Высочайше утвержденнымъ 22-го сентября 1831 года мѣнiемъ государственнаго совѣта (7), дозволено свободнымъ хлѣбопашцамь, съ согласiя ихъ обществъ и помѣщиховъ, переходить въ другiя свободныя податныя состоянiя и купечество, прежде оковчательнаго исполненiя всѣхъ своихъ обязанностей въ отношенiи къ помѣщикамъ. Въ 1838 году, при учрежденiи министерства государственныхъ имуществъ, свободные хлѣбопашцы, вмѣстѣ съ прочими свободными сельскими обывателями, поступили въ завѣдыванiе этого министерства, съ тѣмъ чтобы изъ селенiй свободныхъ хлѣбопашцевъ составлялись отдѣльныя отъ казенныхъ общества, гдѣ къ тому представляется возможность по мѣстнымъ обстоятельствамъ; въ случаѣ малолюдства эти селенiя могутъ быть присоединены, по видамъ управленiя, къ сельскимъ обществамъ государственныхъ крестьянъ (8). Точное исполненiе изложеннаго выше закона о томъ, чтобы, при увольненiи крестьянъ, вся дача раздѣлялась на опредѣленные участки земли, и чтобы каждому достался свой участокъ, встрѣтило на практикѣ многiя затрудненiя, и потому правительство, имѣя въ виду, что при требованiи точнаго исполненiя этого закона многiе помѣщики, особенно тѣ, которые увольняютъ крестьянъ своихъ въ званiе свободныхъ хлѣбопашцевъ единственно изъ одного желанiя сдѣлать ихъ по смерти своей счастливыми, принуждены будутъ, во многихъ случаяхъ, отказаться отъ своего намѣренiя, — правительство дозволило помѣщикамъ предоставлять раздѣлъ земли на участки и самимъ крестьянамъ, съ темъ, чтобы въ условiи увольненiя было въ точности сказано: въ какой именно срокъ долженъ быть произведенъ раздѣлъ и на какомъ основанiи, то-есть по количеству ли внесеннаго за себя каждымъ крестьяниномъ выкупа, или же поровну, по количеству душъ. До окончанiя этого раздѣла никто изъ крестьянъ отдѣльно не можетъ быть признанъ полнымь хозяиномъ оставленнаго ему помѣщикомъ участка, слѣдовательно ни отчуждать, ни передавать его (9). Въ 1848 году свободные хлѣбопашцы переименованы въ государственные крестьяне, поселенные на собственныхъ земляхъ, съ сохраненiемъ въ своей силѣ всѣхъ прежде вышедшихъ о нихъ узаконенiй (10).

Таковы въ хронологичесхомъ порядкѣ важнѣйшiя законоположенiя по увольненiю помещичьихъ крестьянъ въ свободные хлѣбопашцы, иди государственные крестьяне, поселенные на собственныхъ земляхъ; представленный нами возможно-краткiй очеркъ законодательства будетъ не лишнимъ для дальнѣйшаго нашего изложенiя. Въ узаконенiяхъ, нами не упомянутыхъ, опредѣляются только формы и обряды увольненiя, нѣкоторыя права и обязанности, сопряженныя съ состоянiемъ государственныхъ крестьянъ, поселенныхъ на собственныхъ земляхъ, въ отношенiи къ государству и къ гражданскому обществу, а не къ прежнимь своимъ помѣщикамъ; потому мы и не включили ихъ въ наше обозрѣнiе (11). Вся сущность законодательства по этому предмету заключается въ указахъ 1803 года; позднѣйшiя узаконенiя служили только къ ихъ разъясненiю и нѣкоторому дальнѣйшему развитiю. Главныя основанiя увольненiя остались въ своей силѣ и до настоящаго времени.

Въ сказанiи г. Порошина представленъ одинь замѣчательный случай увольненiя помещичьихъ крестьянъ въ званiе свободныхъ хлѣбопашцевъ. Случай этоть представленъ въ сказанiи какъ опыть, который для всѣхъ вообще можетъ служить примѣромъ (12); мы обязанностью нашею считаемъ вкратцѣ разказать его здѣсь.

Два помѣщика Можайскаго уѣзда, Московской губернiи, братья Павелъ и Алексѣй Александровичи, князья Ширинскiе-Шихматовы, отпустили въ 1836 году на волю 88 душъ крестьянъ (42 тягла) своей вотчины села Архангельскаго, сельца Зубова и деревни Алешковой. Крестьянамъ этимъ предоставлена помѣщиками въ собственность земля, которой приходится по числу душъ съ избыткомъ: такъ всей вообще земли по двенадцати казенныхъ десятинь на тягло, а пахатной по три десятины въ каждомь изъ трехъ полей. Раздѣлъ земли на участки между крестьянами предоставленъ имъ самимъ, по взаимному ихъ согласiю. Съ своей стороны крестьяне обязались, за уступленную имъ помещиками землю, платить имъ по смерть послѣдняго изъ двухъ владѣльцевъ ежегодно 1050 руб. асс. (300 р. сер.), то-есть, по 3 руб. 40 коп. сер. съ души (или около 7 руб. съ тягла); по смерти же владѣльцевъ вносить каждый годъ, для умноженiя кроватей московской Голицынской больницы, по 1 руб. сер. съ души. Кромѣ того, по утвержденiи установленнымъ порядкомъ условiя съ помѣщиками, крестьяне обязаны открыть для дѣтей своихъ приходское училище, построить для него свѣтлицу и собирать съ мiру, на разныя издержки по училищу, ежегодно 294 руб. асс. Въ увольнительной записи указаны даже нѣкоторыя книги религiознаго содержанiя, которыя должны быть покупаемы для училища и выдаваемы каждому ученику, при окончанiи всего курса ученiя. Вмѣстѣ съ тѣмъ опредѣленъ порядокъ назначенiя учителя и смотрителя въ училищѣ, по выбору изъ крестьянъ.

Уже въ самыхъ условiяхъ договора князей Ширинскихъ-Шихматовыхъ съ ихъ крестьянами видны слѣды тѣхъ высокихъ побужденiй, которыя руководили ими въ томъ дѣлѣ и которыя раскрываются постепенно во всемъ разказѣ объ ихъ великодушномъ подвигѣ: ежегодный платежь, выговоренный ими у крестьянъ въ свою пользу, совершенно ничтоженъ въ сравненiи съ тѣми выгодами, которыя они могли получать отъ имѣнiя до увольненiя крестьянъ, тѣмъ болѣе, что они находились въ первобытномъ состоянiи — на запашкѣ; отпуская крестьянъ на волю, помѣщики и тутъ не упускаютъ изъ виду ихъ нравственнаго и умственнаго совершенствованiя: одною изъ непремѣнныхъ обязанностей крестьянъ поставлено учрежденiе и содержанiе училища. Самый актъ увольненiя крестьянъ окруженъ былъ помѣщиками такою обрядностью и торжественностiю, которыя свидѣтельствуютъ, что это было въ глазахъ ихъ дѣломъ не только гражданскихъ убѣжденiй, но и глубоко-религiозныхъ. Вотъ повѣствованiе этого акта собственными словами одного изъ помѣщиковъ (князя Алексѣя Александровича): «Увольнительный актъ врученъ былъ крестьянамъ въ селѣ Архангельскомъ, въ домѣ нашемъ, при собранiи дворянства и членовъ земскаго суда 1837 года, 8-го iюля, въ день празднованiя Казанской Божiей Матери, которой иконою мы ихъ благословили. Предъ пожалованiемъ имъ сего образа и записи, сперва прочитана была мною и покойнымъ братомъ, Павломъ Александровичемъ, вся тетрадь завѣщанiя (13); потомъ произведено было испытанiе обученнымъ крестьянамъ изо всѣхъ предметовъ ученiя, необученнымъ же обоего пола — изъ закона Божiя. За симъ послѣдовало молебствiе предъ иконою, а по окончанiи молебствiя, вмѣстѣ съ иконою благословенiя, поступила въ руки уволенныхъ и запись, какъ бы самою Богоматерью, отъ насъ ее снисходительно прiявшею, милостиво имъ вручаемая. Потомъ образъ отнесенъ священно-служителями въ церковь, отстоящую отъ дома саженяхъ въ сорока, и поставленъ на уготованномъ для него мѣстѣ, съ пожертвованiемъ отъ общества уволенныхъ небольшой суммы на возжигаемую предъ иконою свѣчу. Въ заключенiе всего данъ былъ для собранныхъ гостей въ домѣ, а для свободныхъ хлѣбопашцевъ на лугу, передъ домомъ, обѣдъ (14).» По свидѣтельству очевидцевъ, прощанiе помѣщиковъ съ крестьянами было умилительное: князья смиренно просили у крестьянъ прощенiя, если въ чемъ передъ ними согрѣшили.

Въ завѣщанiи, написанномъ кн. Алексѣемъ Александровичемъ, заключается проникнутая искреннею любовью къ человѣчеству и христiянскимъ смиренiемъ, трогательная, по своей простотѣ и благодушiю, бесѣда съ крестьянами о нуждахъ ихъ быта, ихъ нравственныхъ недостаткахъ и средствахъ къ исправленiю. Характеръ этой бесѣды проявляется уже въ первыхъ ея строкахъ: «Какъ человѣкъ смертный, а притомъ хворый и престарѣлый, считаю я нужнымъ, доколѣ нахожусь еще въ полной памяти, написать вамъ, други мои, мое предсмертное завѣщанiе, въ коемъ намѣренъ упомянуть и о тѣхъ мѣрахъ, которыя я принялъ, по прибытiи моемъ къ вамъ, и доселѣ продолжаю употреблять, къ вашему временному благополучiю и вѣчному. Оно будетъ заключенiемъ тѣхъ поучительныхъ бесѣдъ, въ которыхъ я, каждый воскресный день, простираю къ вамъ мое слово (15).» Такъ начинается завѣщанiе и въ такомъ тонѣ оно все написано. Чтобы дать болѣе близкое понятiе объ этомъ, во многихъ отношенiяхъ, любопытномъ произведенiи, мы позволимъ себѣ представить нѣкоторыя изъ него выписки. Напримѣръ:

«Жизнь ваша, по внѣшности, во многомъ сходствуетъ съ патрiархальною жизнiю временъ библейскихъ, тѣхъ счастливыхъ временъ, когда люди такъ много еще хранили въ себѣ ангельской чистоты, что ангеламъ обычно было принимать на себя образъ человѣка и дружелюбно съ нимъ бесѣдовать. Подражайте симъ святымъ мужамъ и въ духовной ихъ жизни, и въ ихъ благоугодныхъ добродѣтеляхъ.

«...... Ваша нравственная наука, други мои, не сложна, не обширна. Не многихъ добродѣтелей требуетъ отъ васъ ваше званiе, не много и пороки вамъ опасны. Не мало, безъ сомнѣнiя, находится тѣхъ и другихъ, которыхъ чужды вамъ и самыя названiя. Они въ сердцѣ вашемъ, какъ чужеземныя растенiя не на своей почвѣ, не иначе могутъ расти, какъ когда доставленъ имъ будетъ отечественный ихъ климатъ, то-есть только тогда, когда въ свѣтлицы ваши вселятся обычаи хоро́мъ и палатъ.

«...... По прочтенiи, ежедневно не меньше положеннаго числа страницъ, въ обѣихъ выше упомянутыхъ книгахъ (чтенiе изъ 4-хъ евангелистовъ и о должности христiянина, преосвященнаго Тихона) не возбраняется всѣмъ вамъ грамотнымъ заниматься чтенiемь и другихъ книгъ, изъ тѣхъ, которыя отъ меня вамъ читать дозволено, а именно: книгъ о сельскомъ хозяйствѣ, о лѣченiи болѣзней людей и скота, книгъ историческихъ, бiографическихъ и прочихъ сочиненiй такого рода, что могутъ съ пользою расширять кругъ вашихъ понятiй. Вотъ и кромѣ духовныхъ книгъ, которыми, конечно, надобно заниматься преимущественно передъ всякими другими, имѣете вы довольно пищи вашему уму.

«Нѣтъ ничего дѣйствительнѣе къ огражденiю себя отъ пороковь праздности, какъ полезное чтенiе. А потому, нехудо вамъ, прiохотивъ себя къ тому съ молодости, по возможности запасаться хорошими книгами. Онѣ не только самимъ вамъ съ избыткомъ вознаградятъ заплаченную за нихъ сумму, но и дѣтьми и внучатами вашими могутъ быть употребляемы съ пользою. Нехудо весьма излишекъ вашъ употреблять на сiи издержки. Нехудо каждому, по достатку, заготовлять себѣ запасецъ книгъ. Полезныя книги ваши, обращаясь не въ одномъ тѣсномъ кругѣ вашего дома, но во многихъ домахъ многихъ селенiй, вездѣ будутъ разсѣвать сѣмена благочестiя и благонравiя: всюду будутъ вносить полезныя свѣдѣнiя, и тѣмъ низводить благословенiе Божiе на васъ, ближнимъ своимъ такъ существенно пользующихъ.

«Еслибы которому изъ васъ, шелковыхъ ткачей или иныхъ мастеровыхъ, довелось каждому въ своемъ ремеслѣ достигнуть степени подмастерья: то здѣсь грамота будеть вамъ очень не лишняя. Съ ней вы можете быть употреблены въ конторахъ; съ ней вы можете имѣть свои конторы, поступивъ въ званiе мастеровъ; съ ней можете достигнуть высшей степени купечества. Грамота есть то средство, безъ котораго невозможно восходить ни въ какомъ состоянiи, восходить, я разумѣю, не для пропитанiя алчнаго корыстолюбiя или надменнаго честолюбiя; но чтобъ быть полезнымъ обществу и себѣ, — руководствуясь законными, чистыми къ тому побужденiями. Грамота придаетъ человѣку новыя чувства, доставляя ему способность проникать въ сущность тѣхъ вещей, въ которыхъ безграмотныхъ взоръ останавливается на одной поверхности. Грамота, посредствомъ историческихъ бытописанiй, сообщаетъ всѣ важнѣйшiя событiя временъ прошедшихъ и самой глубокой древности, и тѣмъ придаетъ намъ, кратковѣчнымъ, опытность многихъ столѣтiй. Грамота, посредствомъ перiодическихъ изданiй, то-есть, вѣдомостей и журналовъ, доставляетъ намъ, не двигающимся съ мѣста, свѣдѣнiе о всемъ, что́ происходитъ въ цѣломъ свѣтѣ.

«.... Всѣ пороки такъ тѣсно соединены между собою, что допущенный одинъ влечетъ за собою многiе другiе. Старайтесь провождать такую жизнь, чтобы, бѣгая праздности, которая, какъ извѣстно, есть мать всѣхъ пороковъ, держаться богоугоднаго трудолюбiя. Трудолюбивая, въ смиренiи провождаемая жизнь, при всемъ непросвѣщенiи вашемъ, можетъ, въ отношенiи къ одному нужному, поставить васъ выше многихъ просвѣщенныхъ по мiру, но не могущихъ преодолѣть, противныхъ симъ вашимъ добродѣтелямъ, худыхъ своихъ наклонностей.» (16)

Такъ бесѣдуетъ дворянинь-благотворитель съ крестьянами, въ самую торжественную минуту ихъ земнаго поприща, въ минуту дарованiя имъ, силою его глубокихъ религiозныхъ убежденiй, гражданской свободы, въ минуту открытiя предъ ними того пути, на которомъ и честь и отвѣтственность за земной подвигъ будутъ лежать уже на ихъ собственной совѣсти, а не на чужой.

Сравнивать нашъ крестьянскiй бытъ съ патрiархальною жизнiю временъ библейскихъ, искать въ этомъ бытѣ библейской чистоты нравовъ — это идиллiя! Какъ это далеко отъ того, что́ такъ недавно и съ такою силою убѣжденiя было высказано однимъ современнымъ публицистомъ! Лѣность, пьянство, развратъ, бродяжничество, буйство, своеволiе — вотъ какую картину крестьянскаго быта рисовали намъ внѣ предѣловъ строгой владѣльческой опеки (17). Но дѣло въ томъ, что авторъ этого завѣщанiя и виновникъ связаннаго съ нимъ высоко-нравственнаго подвига не утопистъ. Это не мученикъ отвлеченной мысли. Нѣть, это труженикъ дѣйствительной жизни, труженикъ помѣщикъ; не съ бѣлыми перчатками на рукахъ, не въ бѣломъ галстукѣ на шеѣ, не посреди свѣтлыхъ теорiй кабинета говоритъ онъ о крестьянахъ и съ крестьянами, и эти крестьяне не за тысячу верстъ отъ него; это тѣ самые люди, посреди которыхъ онъ провелъ всю жизнь. Двадцать лѣтъ съ отеческою заботливостiю воспитывали князья Шихматовы своихъ крестьянъ къ гражданской свободѣ; двадцать лѣтъ они сами учили ихъ закону Божiю, нравственности, грамотѣ, ариѳметикѣ, безпрестанно и ежечасно беседовали съ ними и внушали имъ правила самостоятельной жизни гражданской; двадцать лѣтъ готовились они къ важному подвигу ихъ увольненiя, содѣлавшемуся для нихъ целiю и смысломъ всей ихъ помѣщичьей жизни посреди крестьянъ. Но и послѣ увольненiя, князья Шихматовы болѣе десяти лѣтъ (18) оставались посреди нихъ, и хотя офицiяльныя или формальныя отношенiя помѣщиковъ къ крестьянамь совершенно измѣнились (кромѣ уплаты условленнаго оброка, за исправностiю котораго должно наблюдать мѣстное начальство, помѣщики лишились всякой власти надъ крестьянами), взаимная ихъ связь не только не ослабѣла, но еще болѣе укрѣпилась, какъ можно заключать изъ отвѣтовъ князя Шихматова на предложенные ему г-мъ Порошинымъ вопросы. Наблюденiе за податьми и полицiей перешло въ вѣдомство государственныхъ имуществъ; но все внутреннее, домашнее распоряженiе крестьянами осталось въ рукахъ помѣщиковъ. Всякiя возникавшiя между крестьянами недоразумѣнiя, надѣленiе умножавшихся семей землею, отпуски ихъ на работы, все передавалось ими на разрѣшенiе помѣщиковъ, которые продолжали съ крестьянами свои уроки и бесѣды. «Словомъ, говоритъ князь Шихматовъ, такъ недалеко увольнительный актъ развель меня съ сими свободными хлѣбопашцами, что даже отдача въ рекруты, сей важнѣйшiй актъ владѣльческой власти, остается въ зависимости отъ меня. Болѣе десяти лѣтъ продолжается сiе мое управленiе (такое вожделѣнное состоянiе волости сохранилось до самаго конца жизни князя А. А. Шихматова, замѣчаетъ г. Порошинъ); въ теченiе этого времени мнѣ не случилось встрѣтить затрудненiя въ своихъ распоряженiяхъ, ниже имъ хотя бы разъ показались тяжкими столь тѣсныя со мною сношенiя. Изъ всего оказаннаго очевидно, что влiянiе мое на нихъ сохранилось во всѣхъ тѣхъ отношенiяхъ, въ которыхъ я могу имъ дѣлать, а они принимать отъ меня добро. При увольненiи своемъ, они дѣйствительно не могли не прозирать перемѣны своего состоянiя кь лучшему, отъ нѣкоторыхъ новыхъ источниковъ, законами отверзаемыхъ, къ ихъ довольству и благополучiю. Но объ этомъ довальствѣ лишь умозрительно могли они гадать и думать, о томъ же, какъ много отъ связи со мною зависѣло ихъ спокойствiе, то́ извѣдали они долговременнымъ опытомъ. А потому, чтобы не промѣнять извѣстное благо на неизвѣстное, они удаляются всего того, что́ хотя мало угрожаетъ расторженiемъ установившихся, взаимнымъ доброжелательствомъ созданныхъ связей. Словом, свобода не повела ихъ къ своеволiю и неуваженiю, затѣмъ что мы, разставшись, остались друзьями.» (19) Это уже болѣе, чѣмъ идиллiя!

Обратимъ теперь вниманiе на другую сторону нашей задачи, на хозяйственную полемику, возникшую между нѣсколькими хозяевами въ «Трудахъ Вольно-Экономическаго Общества» и въ служащихъ къ нимъ прибавленiемъ «Экономическихъ запискахъ». Разкажемъ вкратце исторiю этой полемики.

Усманьскiй помѣщикъ (Тамбовской губернiи) г-нъ Г.Б. напечаталъ въ «Экономическихъ Запискахъ» статью свою объ урочныхъ положенiяхъ вь хлѣбопашественныхъ губернiяхъ. «Порядокъ — душа работъ, такъ начинаетъ свою статью г-нъ Г. Б.; онъ сберегаетъ драгоцѣннѣйшее изъ всѣхъ благъ — время; облегчаетъ и ускоряетъ трудъ нехуже всякихъ машинъ, даетъ доходъ лучше и вѣрнѣе самыхъ замысловатыхъ спекуляцiй. Поэтому, я всегда считалъ самымъ важнымъ въ хозяйствѣ: привесть въ порядокъ землю и сельскiя работы.» Затѣмъ авторъ разказываетъ, что въ началѣ управленiя своимъ имѣнiемъ, присматриваясь къ назначенiямъ работъ своихъ старостъ, онъ долженъ былъ нерѣдко усиливать назначенныя работы. Это обстоятельство, то-есть необходимость усиленiя работъ, и привело автора, по собственному его, весьма откровенному признанiю, къ мысли о составленiи для имѣнiя урочнаго положенiя. Работа сгонная, или огульная, по мнѣнiю его, представляетъ непреодолимыя неудобства, и примѣромъ такихъ неудобствъ онъ особенно выставляетъ усовершенствованiя въ хозяйствѣ: машины, работая по три дня въ недѣлю, будутъ стоять полгода безъ дѣйствiя; запашка на волахъ не будетъ служить значительнымъ пособiемъ для крестьянъ, а волы будутъ въ тягость помѣщику, ибо полгода придется кормить ихъ даромъ, и т.д. По этимъ побужденiямъ, г-нъ Г. Б. составилъ урочныя положенiя для двухъ своихъ имѣнiй. Въ одномъ изъ этихъ имѣнiй бѣдные крестьяне, состоя на мѣсячинѣ, считаются дворовыми рабочими, ежедневными тяглами, работая на господскихъ лошадяхъ и господскими орудiями; въ другомъ имѣнiи дворовыхъ хлѣбопашественныхъ нѣтъ; это послѣднее обстоятельство г-нъ Г. Б. называетъ незначительною разницею въ рабочихъ силахъ двухъ имѣнiй. Послѣ предисловiя, авторъ напечаталъ и самыя таблицы своихъ урочныхъ положенiй, весьма сложныя и пространныя, съ тою, по его словамъ, цѣлiю, что всякая добрая практическая идея можетъ быть примѣнена и къ другимъ хозяйствамъ, въ одинаковыхъ обстоятельствахъ находящимся. Доказательствомъ пользы своего урочнаго положенiя и доброты своей идеи, авторъ приводить то, что съ помощiю этого положенiя работы шли у него быстро и хорошо (въ чемъ ручаются, по его мнѣнiю, полученные имъ съ имѣнiя доходы); когда же, за разъѣздами, онъ принужденъ былъ предоставить распоряженiе хозяйствомъ старостамъ, онъ понесъ убытокъ (20).

Минскiй и игуменскiй помѣщикъ, г. Iосифъ Кучинскiй, написалъ критику на урочныя положенiя въ нѣкоторыхъ имѣнiяхъ и при этомъ коснулся урочныхъ положенiй вышеупомянутаго автора, г-на Г. Б., и нѣкоторыхъ его взглядовъ на предметы сельскаго хозяйства, доказывая, что первыя слишкомъ превышаютъ силы крестьянъ и совершенно непримѣнимы, а вторые неправильны (21). Эпиграфомъ для своихъ статей г. Кучинскiй избралъ полное высокаго смысла евангельское изреченiе: И вамъ законникамъ горе како накладаете на человѣка бремена не удобополнима и сами единымъ перстомъ вашимъ не прикасаетеся бременамъ. Вслѣдствiе этого г-нъ Г. Б. отвѣчаетъ г-ну Кучинскому довольно обширною статьею въ «Трудахъ В. Э. Общества» (22), въ которой съ настойчивостiю возстаетъ противъ критика, въ защиту своихъ мнѣнiй.

Эта хозяйственная полемика и взгляды г-на Г. Б. на сельское хозяйство показались намъ весьма любопытными, а выводы, которые изъ нихъ можно сдѣлать, — весьма поучительными, тѣмъ болѣе, что г-нъ Г. Б. высказываетъ свои убѣжденiя съ большимъ жаромъ и откровенностiю. Воспользуемся же съ благодарностiю и этимъ жаромъ и этою откровенностью, какъ для нашего собственнаго поученiя, такъ и для читателей.

Но мы должны, во избѣжанiе недоразумѣнiя со стороны и читателей и г-на Г. Б., въ самомъ началѣ оговориться. Насъ интересуетъ и намъ подсудима только политико-экономическая часть полемики и воззрѣнiй г-на Г. Б.; мы не будемъ и не считаемъ себя, по роду нашихъ занятiй, въ правѣ касаться чисто технической или частно-хозяйственной стороны урочныхъ положенiй. Хозяева могутъ отказать намъ въ этомъ правѣ они могутъ не видѣть въ урочныхъ положенiяхъ ничего, кромѣ техники сельскаго хозяйства, и затѣмъ требовать отъ насъ разбора этой, и только этой стороны урочныхъ положенiй. Пожалуй, иной хозяинъ удивится, что мы нашли политическую экономiю и въ его воззрѣнiяхъ, и въ его хозяйствѣ; пожалуй воскликнетъ, подобно Мольеровскому Журдану: «какая тутъ политическая экономiя, когда я приказываю моему старостѣ нарядить пять тяголъ на сѣнокосъ? какая политическая экономiя, когда я терплю убытки при управленiи имѣнiемъ черезъ старостъ и получаю хорошiй доходъ при собственномъ моемъ распоряженiи?» Но мы обязаны, вмѣстѣ съ Мольеровскимъ учителемъ философiи, отвѣчать: «да, сударь, это проза, да, это политическая экономiя.» Да, сельское хозяйство, какъ бы ни былъ тѣсенъ кругъ его, какъ бы ни были своеобразны и прихотливы его формы, имѣетъ, кромѣ стороны технической и естественно-исторической, сторону общественно-экономическую, которая можетъ быть разсматриваема отдѣльно отъ первой. Сельское хозяйство имѣетъ эту сторону не только потому, что какъ всякое промышленное производство, оно по необходимости соприкасается своимъ сбытомъ со всѣми общественными и экономическими явленiями государства и всего мiра, съ отечественными и всемiрными промышленными рынками, но также и потому (и это главное), что въ немъ участвуеть живая человѣческая сила, работникъ-человѣкъ. Какъ бы кругъ сельскаго хозяйства ни обособлялся отъ условiй общественной жизни въ другихъ сферахъ, хотя бы всѣ производящiеся въ немъ продукты непосредственно потреблялись на внутреннiя нужды самого хозяйства, и всѣ эти нужды удовлетворялись собственными домашними средствами, — все таки явленiя въ этомъ кругу принадлежатъ къ разряду явленiй общественныхъ и составляютъ предметъ наблюденiй не одной только технологiи, но и общественно-экономической науки. Хотя бы иной техникъ-хозяинъ, не признающiй правъ политической экономiи на свое хозяйство, откочевалъ съ своими мѣсячниками (23) въ привольныя Киргизъ-Кайсацкiя степи, никакiя урочныя положенiя, какъ бы зрѣло и бережно они ни были обдуманы посреди степнаго приволья, не въ состоянiи разорвать живой, кровной связи между его работниками-мѣсячниками и общей семьей человѣческаго рода, и тамъ, въ глубинѣ степей, подобно тѣни Банко, преслѣдующей Макбета, политическая экономiя будетъ неутомимо и неумолимо слѣдить за всѣми хозяйственными распоряженiями и искать пищи для своей пытливой дѣятельности. Что же дѣлать? наука также по своему ненасытима.

Всѣ экономическiя явленiя въ европейскихъ гражданскихъ обществахъ подлежатъ однимь и тѣмъ же естественнымъ, непреложнымъ законамъ, которые во времени и пространствѣ допускаютъ значительныя уклоненiя и исключенiя, но всѣ эти уклоненiя и исключенiя, вслѣдствiе непреложности законовъ, постепенно тяготѣютъ къ однимъ и тѣмъ же уровнямъ, къ однимъ и тѣмъ же нормамь, которыя всякiй практическiй дѣлатель, какъ бы ни были исключительны условiя его дѣятельности, обязанъ знать, чтобы предусмотрѣть естественное развитiе явленiй и сообразовать сь нимъ свою практическую дѣятельность. Наконецъ мѣсячники, о которыхъ говоритъ г-нъ Г. Б., принадлежатъ и по происхожденiю, и по нравамъ, и по развитiю, кь одной и той же средѣ крестьянъ, кь которымъ, какъ мы выше видѣли, обращаетъ князь Ширинскiй-Шихматовъ свое благодушное слово: «Трудолюбивая, въ смиренiи провождаемая жизнь, при всемъ непросвѣщенiи вашемъ, можетъ, въ отношенiи къ одному нужному, поставить васъ выше многихъ просвѣщенныхъ по мiру, но не могущихъ преодолѣть, противныхъ симъ вашимъ добродѣтелямъ, худыхъ своихъ наклонностей.»

Мы съ намѣренiемъ оговорились; теперь доро́га передъ нами открыта, и мы имѣемъ право разсуждать о воззрѣнiяхъ на сельское хозяйство, встрѣчаемыхъ нами въ разсматриваемой полемике. Мы будемъ примѣнять къ воззрѣнiямъ, высказаннымъ въ этой полемикѣ, понятiя политической экономiи.

Съ этой точки зрѣнiя скажемъ нѣсколько словъ объ урочныхъ положенiяхъ, какъ мы ихъ понимаемъ вообще. Въ урочныхъ положенiяхъ видимъ мы прекрасное намѣренiе нѣкоторыхъ нашихъ помѣщиковъ ввести возможную правильность въ существующiй у насъ порядокъ сельскаго хозяйства. Урочныя положенiя имѣютъ целiю опредѣлить, такъ или иначе, обязанности крестьянъ по хозяйству помѣщика. Всякое подобное опредѣленiе есть само по себѣ, въ какой бы оно ни дѣлалось формѣ, дѣло похвальное, заслуживающее всеобщаго одобренiя и сочувствiя. Практическая польза возможной опредѣлительности въ работахъ крестьянина очевидна и для самаго помѣщика, и для крестьянина, и для успѣховъ хозяйства. Заслуга всякаго урочнаго положенiя должна состоять въ томъ, что оно вноситъ въ хозяйство возможно бо́льшую, при существующемъ порядкѣ, гармонiю между этими тремя родами пользы. Но и урочныя положенiя опредѣляютъ количество крестьянской работы для каждаго предмета хозяйства, на основанiи требований этого самаго хозяйства; отсюда необходимость разнообразiя въ урочныхъ положенiяхъ, разнообразiя безконечнаго, какъ безконечно разнообразiе всѣхъ физическихъ, экономическихъ и нравственныхъ условiй, входящихъ въ составъ отдѣльныхъ хозяйствъ, разбросанныхъ на пространствѣ нашего обширнаго отечества. Затѣмъ самое приведенiе въ исполненiе каждаго урочнаго положенiя также по необходимости разнообразно, смотря опять по физическимъ, нравственнымъ и экономическимъ условiямъ хозяйства, развивающимся во времени. Итакъ всякое урочное положенiе не только подлежитъ измѣненiю для каждой отдѣльной мѣстности, но и безпрестанному измѣненiю въ одномъ и томъ же имѣнiи. Къ такому убѣжденiю мы пришли отвлеченнымъ анализомъ самой сущности урочныхъ положенiй; но къ тому же заключенiю приводитъ и опытъ. Припомнимъ здесь слова многоуважаемаго хозяина нашего, А И. Кошелева: «Живя въ моихъ имѣнiяхъ пятнадцать лѣтъ почти постоянно и управляя лично своимъ хозяйствомъ, я также составлялъ урочныя положенiя, но постоянно убѣждался, что сколько урочное положенiе необходимо, какъ предметъ для соображенiй распорядителя, столько оно и невозможно, какъ непремѣнное правило для исполненiя. Работы полевыя производятся не въ любое, а во всякое время; пашешь, боронуешь, сѣешь не тогда, когда хочется, то-есть когда земля мягка и погода хороша, но орешь землю, когда, какъ говорятъ крестьяне, числа подошли.» И далѣе: «Могу смѣло сказать, что у меня въ управленiи произвола мало, что я врагъ его; но еще меньше люблю точную опредѣлительность и непремѣнную исполнительность въ урочныхъ положенiяхъ. Работа и вообще управленiе помѣстьями есть дѣло живое. Невозможно человѣку, совершенно опытному, живущему въ деревнѣ, составить непремѣнное положенiе для управленiя имѣнiями; а тѣмъ меньше понятно, что люди, посѣщающiе свои деревни только временно, пишутъ положенiя и передаютъ ихъ прикащикамъ для непремѣннаго исполненiя. Управленiе нашими имѣнiями особенно затруднительно: все взвѣсить, счесть и отмѣрить невозможно. Это не управленiе паровою машиною, не распоряженiе фабрикою: тутъ жизнь кипитъ въ каждомъ уголкѣ, и если однимъ неумѣстнымъ, несвоевременнымъ распоряженiемъ помѣщикь или управляющiй лишитъ себя довѣрiя крестьянъ, то его потеря уже невозвратима и невознаградима. Присылка опредѣлительнаго положенiя и требованiе точнаго и непремѣннаго исполненiя онаго будетъ имѣть слѣдствiемъ или разоренiе крестьянъ и разстройство всего хозяйства, или храненiе положенiя безъ дальнѣйшихъ послѣдствiй въ конторѣ; послѣднее, по глубокому русскому смыслу, всего вѣроятнѣе и всего чаще случается.» (24)

Послѣ всего сказаннаго, естественно раждается вопросъ, что́ же остается въ урочныхъ положенiяхъ постояннаго, чего же можно ожидать отъ нихъ рѣшительно-благодѣтельнаго для хозяйства, если они подлежатъ такому непрестанному измѣненiю? Этотъ постоянный, благодѣтельный элементъ урочныхъ положенiй, это обезпеченiе ихъ для хозяйства, заключается очевидно въ ихъ общемъ направленiи, въ общихъ началахъ, положенныхъ въ ихъ основанiе. Въ этомъ смыслѣ урочныя положенiя полезны или вредны не только для того имѣнiя, для котораго именно составлены, но и для всякаго другаго, которое они могутъ склонить и къ добру, и къ злу. Итакъ, въ урочныхъ положенiяхъ важна для насъ не буква, а важенъ духъ; и въ хозяинѣ важна не форма, въ которую онъ облекъ правила, руководствующiя его въ дѣлѣ хозяйства, а тѣ нравственныя начала, которыя онъ положилъ въ нихъ какъ свою цѣль, какъ свой идеалъ. Намъ нѣтъ дѣла до частныхъ дѣйствiй и распоряженiй хозяина; мы хотимъ знать ихъ общее направленiе, его нравственныя и экономическiя воззрѣнiя. Съ этой точки зрѣнiя позволимъ мы себѣ нѣкоторыя замѣчанiя на возбужденную нынѣ полемику объ урочныхъ положенiяхъ, не входя въ ту дѣйствительную и практическую пользу, которую они могутъ имѣть, и, вѣроятно, имѣютъ (мы вполнѣ готовы вѣрить) въ имѣнiяхъ, для которыхъ написаны, ибо, повторяемъ, въ практикѣ нашего сельскаго хозяйства, при существующемъ порядкѣ, все зависитъ отъ исполненiя.

Въ самомъ началѣ своей критики на урочныя положенiя, г. Кучинскiй весьма справедливо замѣчаетъ, что всякое усовершенствованiе въ сельскомъ хозяйствѣ должно обнимать всѣ отрасли его; то-есть, какъ мы понимаемъ эту мысль, должно служить къ преуспѣянiю не одного только какого-нибудь экономическаго элемента, входящаго въ составъ хозяйства, не одной только силы, не одного только интереса, а къ гармоническому развитiю и преуспѣянiю всѣхъ относящихся сюда интересовъ. Высказанное г. Кучинскимъ положенiе кажется намъ не только неоспоримо-справедливымъ, но и въ высшей степени плодотворнымъ и благодѣтельнымъ. Каждое отдѣльное сельское хозяйство представляется въ дѣйствительности какъ одно цѣлое, соединяющее въ себѣ многiя и весьма разнообразныя частныя, общественныя и государственныя потребности, цѣли, интересы; такъ: производство предметовъ, удовлетворяющихъ частному и общественному продовольствiю, хлѣба, овощей, мяса, лѣснаго товара и проч.; извлеченiе дохода, вознаграждающаго хозяина за затраченные имъ капиталы и за его дѣятельность; развитiе собственно крестьянскаго хозяйства; улучшенiе быта крестьянъ, какъ нравственнаго, такъ и вещественнаго; успѣхи самой науки сельскаго хозяйства и, наконецъ, многiе государственные интересы, находящiе свое обезпеченiе въ сельскомъ хозяйствѣ: прочная и необходимая для государственнаго благоустройства осѣдлость населенiя, численное нарощенiе народа, потребности заграничнаго торга, столь важнаго въ развитiи народныхъ и государственныхъ силь, и т. д. Изъ этого бѣглаго очерка, который далеко не исчерпываетъ предмета, уже видно, сколько условiй и интересовъ народной и государственной жизни сопрягаются въ каждой, даже отдѣльной единицѣ сельскаго хозяйства. Хотя въ природѣ вещественной и нравственной всѣ условiя бытiя, всѣ силы, элементы и затѣмъ интересы, по непреложному закону, сами собой съ теченiемъ времени приходять къ равновѣсiю; но это стремленiе всѣхъ силъ ко взаимному равновѣсiю совершается иногда очень долго, и человѣческiя усилiя, по своему упорству или невѣдѣнiю законовъ природы, противодѣйствующiя естественному развитiю вещей, могутъ замедлить его на неопредѣленное время. Потому, возвращаясь къ настоящему частному случаю, мы скажемъ, что во всякомъ отдѣльномъ хозяйствѣ и во всей совокупности хозяйствъ желательно именно такое направленiе, которое бы не поощряло исключительно одни интересы во вредъ другимъ, а стремилось къ возможно-болѣе гармоническому сопряженiю и развитiю всѣхъ безъ изъятiя интересовъ.

Къ такимъ мыслямъ привело нась положенiе, высказанное г. Кучинскимъ; мы нисколько не утверждаемъ, что онѣ заключаются непремѣнно въ его словахъ, мы не навязываемъ нашихъ мыслей никому. Но мы позволяемъ себѣ однако думать, что намъ весьма близки выставленные имъ примѣры исключительнаго развитiя одной отрасли хозяйства во вредъ другимъ; такъ онъ говоритъ: кто, увлекаясь временными доходами, продаетъ лѣсъ на вырубку, такъ-сказать до пня, тотъ производитъ вѣковой ущербъ вь топливѣ и строительномъ матерiялѣ себѣ и будущимъ поколѣнiямъ; кто, не живя самъ въ имѣнiи, требуетъ, чтобы доходы съ него были не ниже заранѣе опредѣленной имъ цифры, или допускаетъ управляющаго къ неограниченной власти, напримѣръ, подъ видомъ сохраненiя нравственности, принуждать крестьянъ продавать сельскiе продукты не въ городахъ, по вольной цѣнѣ, а въ господскомъ дворѣ, тотъ истощаетъ свои земли, уничтожаетъ господскiя и экономическiя строенiя, вообще доводитъ своихъ крестьянъ до жалкаго обѣдненiя; кто, въ прододженiе лѣтнихъ мѣсяцевъ, отдаетъ своихъ крестьянъ въ постороннiя работы, тотъ и въ будущемъ году лишаетъ ихъ хлѣба; кто непомѣрными работами обременяетъ и крестьянъ и скотъ, и т. д.

Г-нъ Г. Б. возстаетъ противъ г-на Кучинскаго, и вмѣсто какого-нибудь серiознаго возраженiя, презрительно называетъ выставленные послѣднимъ примѣры азбукой сельскаго хозяйства. Но развѣ это возраженiе, развѣ азбука уже до такой степени общеизвѣстна? Да и разнаго рода бываютъ азбуки; напримѣръ положенiя: вода стремится на земной поверхности къ однимъ и тѣмъ же уровнямъ — азбука физики; всякая обязанность ведетъ съ собою какое-нибудь право — азбука юридической науки; кривая линiя заключаетъ въ себѣ больше условiй для красоты, чѣмъ ломаная — азбука науки объ изящномъ; цѣна всякаго товара зависитъ отъ предложенiя и требованiя, свободно другъ съ другомъ соперничествующихъ, — азбука политической экономiи; трудъ есть такой же товаръ, какъ и всякiй другой предметъ — также азбука той же науки, и т.д. Но неужели вся эта азбука до такой степени общеизвѣстна и такъ общепринята въ практикѣ, что не сто́итъ о ней и говорить?

Приступая къ разбору урочныхъ положенiй, г. Кучинскiй говоритъ, что уроки могутъ приносить пользу только при условiи, чтобы они не изнуряли ни людей, ни скоть. Для удовлетворенiя этому требованiю, г. Кучинскiй предлагаетъ: или чтобы въ основанiе общей нормы уроковъ была принята единица тягловаго работника слабаго сложенiя, со слабою же лошадью, или же чтобы всѣ тягловые работники и скотъ были раздѣлены по крайней мѣрѣ на двѣ категорiи, сильныхъ и малосильныхъ, и чтобы затѣмъ всѣ уроки были раздѣлены на болѣе трудные (для первыхъ) и болѣе легкiе (для вторыхъ). Можно было спорить о большей или меньшей трудности осуществленiя этой мысли на практикѣ, о средствахъ приведенiя ея въ исполненiе, но конечно не о самой мысли. Между тѣмъ г-нъ Г. Б. отвѣчаетъ, что въ случаѣ назначенiя уроковъ сообразно съ малосильными рабочими, мы будемъ всѣ безъ хлѣба (25). Вмѣстѣ съ тѣмъ онъ замѣчаетъ: «уроки намъ даетъ сама природа: она указываетъ, когда, гдѣ и что́ должно дѣлать; какъ разнообразна она сама, такъ разнообразны и уроки. Общiя ея правила составляютъ не фолiантъ урочнаго положенiя, а соотвѣтственныя, общiя правила рацiональнаго сельскаго хозяйства, какъ науки.» (26)

Первое возраженiе, не разъ и съ особенною настойчивостью повторяемое авторомъ по поводу упрековъ, высказанныхъ г. Кучинскимъ относительно разныхъ урочныхъ положенiй, въ томъ, что они превосходятъ силы работниковъ, обратило особенное наше вниманiе.

Если, при однихъ и тѣхъ же способахъ производства, количество работы меньше, то ясно, что и количество произведенiй должно быть также меньше. Конечно, это понимаетъ и г. Кучинскiй и всякiй другой хозяинъ. Но неужели это можеть быть серiознымъ возраженiемъ противъ возникшаго съ чьей-либо стороны замѣчанiя на несоразмѣрность урока съ силами крестьянина въ помѣщичьемъ хозяйствѣ? Помѣщикь не только производитель хлѣба, но и попечитель своихъ крестьянъ, и, слава Богу, мы видимъ это на дѣлѣ; ибо еслибъ всѣ помѣщики смотрѣли на себя только какъ на производителей, и преслѣдовали цѣли производства до истощенiя производительныхъ силь, то тогда конечно крестьяне давно не были бы въ состоянiи работать, и хлѣба въ самомъ дѣлѣ бы не было. Крестьянская работа — не работа машины, которую заставляютъ дѣйствовать столько-то времени, потому что нужно, чтобы она выработала столько-то товара. Однимъ словомъ, необходимое количество произведенiй сельскаго хозяйства, конечно, не можетъ бытъ мѣриломъ количества работы, требуемой помѣщикомъ отъ своего крестьянина, и никакое урочное положенiе не можетъ принимать это мѣрило себѣ за основанiе. Иначе, урочное положенiе обращается въ таблицу для учета работы машины и для контроля надъ людьми, присматривающими за ходомъ машины. Но намъ угрожаютъ не только уменьшенiемъ производства, а даже всеобщимъ голодомъ; другими словами, г. Г.Б. защищаетъ урочныя положенiя, обвиняемыя въ несоразмѣрности ихъ съ силами работниковъ, во имя общественной необходимости. Стало-быть, здѣсь предлежитъ вопросъ: въ какой степени выставляемая общественная или государственная необходимость оправдываетъ масштабъ работы въ урочныхъ положенiяхъ? Но намъ кажется, что въ настоящемъ случаѣ вопросъ не требуетъ никакого разрѣшенiя, ибо онъ поставленъ совершенно неправильно и отпадаетъ самъ собою. О какой работѣ и о какомъ хлѣбѣ идетъ здѣсь речь? Объ обязательной работѣ крестьянъ на помѣщика въ вознагражденiе за землю, которою они отъ него пользуются, и о хлѣбе, производимомъ этою работою. Очевидно, что это количество работы и это количество хлѣба не исчерпываютъ всей работы, которую производитъ и можетъ производить земледѣлецъ, и всего того хлѣба, который воздѣлываетъ и можетъ воздѣлывать земледѣлецъ. Количество же всякаго производства вообще и хлѣба въ томъ числѣ, и количество труда, жертвуемаго производителемъ на производство, соразмѣряются съ требованiемъ на произведенiя, существующимъ на отечественныхъ и иностранныхъ рынкахъ. Масса произведенiй и масса труда, нужныхъ на ихъ производство, по необходимости всегда соразмерны требованiю, ибо отъ большей или меньшей степени этого требованiя зависятъ большее или меньшее вознагражденiе за произведенiя и за трудъ, выраженное или въ формѣ платы за работу или платы за произведенiя. Такимъ образомъ, при промышленномъ соперничествѣ производителей и потребителей, трудъ самъ собою, естественнымъ ходомъ вещей, приливаетъ къ тому производству, которое представляетъ болѣе вознагражденiя. При такомъ порядкѣ, опасенiе за недостатокъ производства хлѣба въ нашемъ отечествѣ еще неумѣстнѣе, когда Европа открываетъ намъ богатый и постоянно усиливающiйся сбытъ, и затѣмъ самое вѣрное вознагражденiе за труды нашего земледѣльца. Что́ касается до опредѣленiя нормы обязательной работы въ хозяйствѣ, то норма эта не установляется сама собою отношенiемъ требованiя произведенiй къ предложенiю, какъ при всякомъ другомъ порядкѣ хозяйства; она опредѣляется попеченiемъ помѣщика, и потому весьма естественно, при такомъ положенiи дѣла, опасенiе хозяевъ не обременить земледѣльца чрезмѣрнымъ трудомъ, и затѣмъ весьма послѣдовательна попытка назначать работы сообразно нормѣ слабосильнаго работника, чтобы не впасть въ ошибочное распредѣленiе труда. Неужели эта попытка могла подлежать какому-нибудь порицанiю или осужденiю?

На второе возраженiе г-на Г. Б., что уроки даетъ сама природа и преподаетъ наука рацiональнаго сельскаго хозяйства, мы скажемъ, что это наука техническая, то-есть наука, поучающая насъ съ возможно-большею для насъ выгодою пользоваться бездушными силами природы, и что къ ней нисколько не относится вопросъ объ урочныхъ положенiяхъ, въ которыхъ должно искать способа пользоваться силами одушевленными, съ возможно-большею пользою не только для насъ, но и для самихъ этихъ силъ. Въ этомъ-то и заключается самое существенное различiе наукъ техническихъ и наукъ общественныхъ, воззрѣнiй, построенныхъ на основанiи первыхъ и вторыхъ; пространство, раздѣляющее эти двѣ науки, раздѣляетъ можетъ-быть и насъ съ г-мъ Г. Б.

За этими общими воззрѣнiями слѣдуетъ упорный и продолжительный споръ, могутъ ли крестьянинъ, баба и лошадь вспахать, взбороновать, сжать и проч. столько-то въ день, или не могутъ. Мы не будемъ входить въ подробности этого спора, но не можемъ не остановиться на нѣкоторыхъ взглядахъ, прорывающихся иногда намѣренно, иногда невольно, въ жару этихъ пренiй.

Разсматривая урочное положенiе села Гладкова (Саратовской губернiи), г. Кучинскiй между прочимъ доказываетъ, что установленный тамъ урокъ сжатiя одной десятины въ 700—800 сноповъ пятичетвертнаго вяза однимъ тягломъ, то-есть, работникомъ и бабою, въ три дня, совершенно несоразмѣренъ съ ихъ силами. Г-нъ Г. Б. говоритъ, что для опроверженiя этого мнѣнiя достаточно сослаться на практическiй опытъ: вопервыхъ, наемное тягло въ хлѣбородныхъ губернiяхъ всегда управляется въ три дня съ означеннымъ количествомъ сноповъ; вовторыхъ, нянька г-на Г. Б. удостовѣряетъ, что она всегда исполняла это количество работы надъ собственною своею рожью. Ссылки на наемныхъ работниковъ, г-нъ Г. Б. повторяетъ не разъ. Но еслибъ такъ легко можно было брать мѣрило для уроковъ барщинной работы въ наемныхъ и собственныхъ работахъ крестьянъ,то очевидно, что задача составленiя урочныхъ положенiй упростилась бы до чрезвычайности. Но неужели точно такъ же не очевидно, что это рѣшительно невозможно? Хотя на барщинѣ крестьянинъ точно такъ же трудится для себя и для своего личнаго интереса, какъ и въ наемныхъ и собственныхъ работахъ, ибо въ вознагражденiе за барщину онъ получаетъ въ свое пользованiе землю отъ помѣщика; но это умозрѣнiе, весьма понятное для насъ, представляется въ головѣ крестьянина весьма смутно. Въ работѣ же собственной или по найму, прибыль является для крестьянина въ самой осязательной формѣ; какъ бы ни было недостаточно понятiе его о значенiи личнаго интереса, онъ для него практически ясенъ, не хуже чѣмъ для самыхъ ученыхъ изслѣдователей смысла и влiянiя личнаго интереса въ обществѣ. Личный же интересъ подвигаетъ человѣка къ такимъ усилiямъ, къ такому труду, которые весьма часто, можно даже сказать, безпрестанно превосходятъ нормальную мѣру его силъ. Нанимаясь, или предпринимая работу на себя, человѣкъ самъ судья того количества труда, которое беретъ на себя; конечно, и нанимающiй обязанъ, по долгу христiянскаго человѣколюбiя, не пользоваться до крайняго предѣла положенiемъ наемника, но это только обязанность человѣколюбiя, а не экономическая. Не такъ бываетъ въ урочныхъ положенiяхъ, и это очень хорошо понимаютъ всѣ ихъ составители. Иначе не было бы тѣхъ споровъ, той полемики; мѣрило труда было бы подъ рукою, и даже весьма выгодное для хозяйства. Стоило бы только взять въ разсчетъ наибольшее количество труда наемнаго работника, и даже, что́ еще проще, безъ мелочныхъ статистическихъ изслѣдованiй о наемныхъ работахъ въ той и другой мѣстности, можно бы обратиться къ ученымъ естествоиспытателямъ и просить ихъ опредѣлить мѣру труда и усилiй, возможныхъ для человѣка, принимаемаго за механическiй снарядъ. Такими вопросами ученые уже не разъ занимались, — конечно съ другою цѣлiю. Задача урочныхъ положенiй была бы разъ навсегда разрѣшена, и самымъ удовлетворительнымъ образомъ. Вотъ къ какому результату приводятъ возраженiя г-на Г. Б. Но выведенный нами результатъ можетъ не устрашить г-на Г. Б. Онъ не разъ повторяетъ въ своей статьѣ противъ возраженiй противника, выставляющаго чрезвычайную трудность нѣкоторыхъ крестьянскихъ работъ, что трудъ необходимъ, что трудъ — наша нравственность и совѣсть, что онъ возвышаетъ человѣка, что необходимо напряженiе силъ, что намъ заповѣдано въ потѣ лица снѣдать хлѣбъ свой, что «помѣщики, у которыхъ крестьяне въ праздности, наказываются отъ Бога разоренiемъ за то у что поощряютъ этимъ ихъ къ нерадивости, пьянству, воровству и разврату» (27). Итакъ, трудъ крестьянина, до какого бы онъ ни доходилъ напряженiя, не можетъ испугать г-на Г. Б., который видитъ въ такомъ трудѣ средство нравственнаго совершенствованiя. Но что́ сказалъ бы онъ, если крестьяне его именiя, проникнутые глубокою благодарностiю за такое о нихъ попеченiе, и вздумавъ доказать свою признательность на дѣлѣ, даже рѣшившись довести свое самоотверженiе до забвенiя собственныхъ своихъ душевныхъ благъ, станутъ, нерадивымъ и безпечнымъ исполненiемъ его распоряженiй, какъ можно болѣе возбуждать его къ напряженной дѣятельности, чтобы какъ можно болѣе облегчить ему путь нравственнаго совершенствованiя?..

Г. Кучинскiй выражаетъ весьма филантропическое желанiе, чтобы бабы начинали и оканчивали полевыя работы по спаденiи утренней и до появленiя вечерней сырости. Г-нъ Г. Б. не признаетъ вреднаго влiянiя сырости на работницу, но почему? Потому, что дѣти помѣщиковъ бѣгаютъ въ саду, и въ шесть часовъ утра и въ десять вечера. Здѣсь опять занимателенъ не споръ, а характеръ доводовъ. Послѣ примѣра, приведеннаго г-мъ Г. Б., весьма было бы послѣдовательно, еслибъ какой-нибудь помѣщикъ, увидавъ петербургскихъ дамъ, танцующихъ нѣсколько дней сряду съ десяти часовъ вечера до пяти утра, сталъ бы, по прiѣздѣ въ свою вотчину, заставлять бабъ плясать такое же число часовъ передъ господскимъ домомъ для увеселенiя своего досуга.

Но пора, давно пора покинуть этотъ споръ; тѣмъ, что мы сказали, кажется достаточно обозначены главныя его черты и характеръ. Однако, чтобы намъ не могло быть сдѣлано справедливаго упрека въ неполнотѣ изложенiя важнѣйшихъ предметовъ полемики, мы обязаны упомянуть еще объ одномъ, имѣющемъ немаловажное значенiе. Г-нъ усманьскiй помѣщикь говоритъ мимоходомъ, во введенiи къ своимъ урочнымъ положенiямъ, какъ было сказано выше, о незначительной разницѣ въ рабочихъ силахъ двухъ своихъ имѣнiй; эта незначительная разница состоитъ, по его словамъ, въ томъ «что въ одномъ изъ нихъ (сельце N***) бѣдные крестьяне, состоя на мѣсячинѣ, считаются дворовыми рабочими, ежедневными тяглами, работая на господскихъ лошадяхъ и господскими орудiями». Такихъ крестьянъ показано авторомъ, по сельцу N***, пять тяголъ. Противникъ г-на Г. Б., въ обозрѣваемой нами полемикѣ, г. Кучинскiй, разбирая урочное положенiе, составленное первымъ для сельца N***, не могъ не остановиться на описанной самимъ помѣщикомъ особенности въ положенiи рабочихъ силъ сельца N***, хотя, по мнѣнiю послѣдняго, и незначительной. Вникая въ эту особенность и замѣчая, что всякiй крестьянинъ считаетъ для себя униженiемъ и большимъ несчастiемъ лишиться своего дома, своей усадьбы и своего деревенскаго хозяйства, и что пять тяголъ, которыя оставили собственныя свои усадьбы, живутъ на господскомъ дворѣ какъ бы батраками, безъ скота и собственности, ежедневно работая съ помощiю помѣщичьихъ лошадей, г. Кучинскiй заключаетъ, что крестьяне сельца N*** бѣдны. Г-нъ Г. Б. не доволенъ такимъ выводомъ и находитъ, что въ немъ нѣтъ правильной, логической послѣдовательности. Въ другомъ мѣстѣ онъ говоритъ, что «дворовые, кромѣ жилищъ, одежды, мѣсячины (пищи) и т. п., получаютъ отъ помѣщика же и разводятъ на господскомъ корму свое собственное хозяйство: скотъ, птицу и имѣютъ всякую другую собственность, а не безь скота и собственности, какъ могутъ выражаться только люди, не имѣющiе никакого понятiя о степномъ хозяйствѣ». Болѣе ничего не находимъ мы въ его возраженiи по этому предмету; между тѣмъ, при изученiи условiй, посреди которыхъ примѣнялось его урочное положенiе, предметъ этотъ возбуждаетъ наше любопытство. Допустимъ охотно, что г. усманьскiй помѣщикъ далеко превосходитъ насъ въ опытности по степному хозяйству, мы однако не согласны, чтобы пять тяголъ мѣсячниковъ-хлѣбопашцевъ сельца N*** можно было называть незначительною разницею въ рабочихъ силахъ. Съ точки зрѣнiя техники сельскаго хозяйства, можетъ-быть вся разница состоитъ въ томъ, что одни тягла работаютъ шесть дней въ недѣлю, а другiя три дня, что съ первыми хозяйство располагаетъ такимъ-то количествомъ силъ, со вторыми, — такимъ-то. Съ этой точки зрѣнiя, мы не можемъ спорить; г. усманьскому помѣщику ближе должно быть извѣстно, который приводъ силъ выгоднѣе, котораго содержанiе или ремонтъ обходится дешевле, и который изъ двухъ приводовъ доставляетъ болѣе двигающей силы. Этотъ вопросъ разрѣшается его конторскими книгами и четырьмя правилами ариѳметики. Но сельское хозяйство, по самой своей сущности, должно заключать въ себѣ, кромѣ условiй выгоднаго промышленнаго производства, условiя благосостоянiя крестьянъ. И въ законодательствѣ нашемъ находимъ мы благiя на это указанiя. Такъ, въ Св. Зак. (изд. 1842 г.) Т. IX (Зак. о сост.) ст. 1015, сказано: «помѣщикъ долженъ пещись о приведенiи деревень и крестьянъ своихъ въ лучшее состоянiе, стараясь, чтобы они не оставляли земли своей праздно, а давая имъ нужные къ тому способы». На этомъ пути попеченiя и приведенiя крестьянъ въ лучшее состоянiе, надѣленiе ихъ достаточнымъ количествомъ земли представляется, въ видахъ законодателя, одною изъ важнѣйшихъ мѣръ, ибо вслѣдъ за изложенною нами статьею закона, постановлено (ст. 1016), что въ случаѣ просрочки закладной на имѣнiе, или продажи земли отдѣльно отъ имѣнiя, если останется у крестьянъ менѣе 4½ десятинъ на душу, помѣщикъ обязанъ въ теченiи года или прiобрѣсти или дать имъ другой земли, соразмѣрно количеству душъ, или продать другимъ съ тѣмъ, чтобы крестьяне были надѣлены вышеозначенною пропорцiею земли; въ противномъ случаѣ законъ угрожаетъ отобранiемъ крестьянъ вь казенное вѣдомство и водворенiемъ на казенныхъ земляхъ, по распоряженiю правительства. Дѣйствительно, что́ же можетъ лучше обезпечить благосостоянiе крестьянина, какъ не извѣстный участокъ земли, находящiйся въ постоянномъ, возможно-неприкосновенномъ его пользованiи, и даже что́ другое, если не этотъ порядокъ можетъ хотя сколько-нибудь обезпечить его благосостоянiе? Чѣмъ лучше можетъ быть связанъ его интересъ съ интересами того хозяйства, къ участiю въ которомъ онъ призванъ, какъ не предоставленiемъ въ его владѣнiе части той самой земли, на которой производится это хозяйство? Наконецъ, какъ необходимый результатъ послѣдней мысли, въ чемъ же больше ручательства за возбужденiе между земледѣльцами симпатiи къ существующему порядку вещей? Болѣе вѣрное обезпеченiе во всѣхъ этихъ отношенiяхъ можетъ представить только присутствiе въ сферѣ сельскаго хозяйства извѣстнаго количества поземельной собственности земледѣльца, но при отсутствiи этого элемента остается вникнуть въ благiя указанiя дѣйствующаго законодательства и воспользоваться имъ для улучшенiя благосостоянiя крестьянъ. Такъ, въ связи съ сдѣланными уже нами ссылками, находится постановленiе закона (28), чтобы владѣльцы, налагая на крепостныхъ своихъ людей всякiя работы и повинности, непремѣнно оставляли имъ на собственныя ихъ работы положенное закономъ число дней, то-есть, три дня въ недѣлю (29). Мы вполнѣ готовы вѣрить г-ну усманьскому помѣщику, что ежедневныя хлѣбопашественныя тягла въ его имѣнiи не находятся въ разоренiи, но признаемся, никакъ не можемъ уяснить себѣ, не только какую они могутъ имѣть собственность (какъ онъ утверждаетъ), но какое даже понятiе они могутъ имѣть объ этомъ важномъ общечеловѣческомъ, общественномъ и экономическомъ учрежденiи, когда ихъ хозяйство, семейства, скотъ, птицы и пр. состоятъ на господскомъ корму (какъ онъ самъ говоритъ), какiя могутъ быть ихъ отношенiя къ подобной собственности, какой существуетъ въ ихъ хозяйствѣ экономическiй разсчетъ, когда всѣ расходы падаютъ на счетъ помѣщика, а вся прибыль достается имъ, какое при подобномъ порядкѣ можетъ быть въ нихъ побужденiе къ труду и къ сбереженiю, одному изъ главнѣйшихъ условiй всякаго хозяйства, одному изъ важнѣйшихъ охранительныхъ элементовъ и общества, и государства; наконецъ не понимаемъ, въ какомъ видѣ должно быть ихъ хозяйство, когда имъ остаются для своихъ работъ только воскресные и праздничные дни, посвящаемые во всѣхъ христiянскихъ обществахъ отдохновенiю и молитвѣ? При такомъ положенiи вещей, намъ уже не удивительно, что г. Г. Б. такъ часто упоминаетъ о безпечности, нерадѣнiи, пьянствѣ, между крестьянами-мѣсячниками. Хотя числительность этого рода тяголъ въ имѣнiи его и не велика, но насъ пугаетъ подобное нововведенiе какъ сѣмя общественной болѣзни, нашедшей себѣ пищу въ бытѣ нашихъ крестьянъ, при внутреннихъ условiяхъ этого быта, казалось бы вовсе ей чуждыхъ, — болѣзни, принадлежащей къ одному разряду общественныхъ недуговъ съ такь-называемымъ пролетарiатомъ. Видя это явленiе въ одномъ изъ имѣнiй г-на усманьскаго помѣщика, мы имѣемъ право спросить, къ чему же служатъ составленныя имъ урочныя положенiя? Или они не достигаютъ своей цѣли, или, если достигаютъ, то эта цѣль не обнимаетъ всѣхъ интересовъ сельскаго хозяйства.

Такова хозяйственная полемика, встрѣченная нами въ «Трудахъ Вольно-Экономическаго Общества» и въ «Экономическихъ Запискахъ». Раскрытыя нами воззрѣнiя, мало-по-малу развивавшiяся въ теченiи всей полемики, таились, впрочемъ, какъ въ зернѣ, въ изложенномъ нами выше введенiи къ урочнымъ положенiямъ усманьскаго помѣщика, г-на Г. Б., и отдавая каждому должное, мы должны отдать справедливость и ему въ строгой послѣдовательности убѣжденiй. Необходимость усиленiя работъ привела его къ урочнымъ положенiямъ, говоритъ онъ намъ; неудобствами сгонной работы представляетъ онъ намъ между прочимъ то, что машины его, работая только три дня въ недѣлю, будутъ стоять полгода безъ дѣйствiя, то-есть, будутъ работать менѣе; наконецъ, какъ доказательство успѣшности введеннаго имъ порядка, онъ указываетъ на свои доходы.

Теперь пора привести къ одному средоточiю разнообразiе фактовъ и мыслей, которыхъ коснулись мы въ этой статьѣ.

Мы представили группу явленiй изъ сферы благотворительной дѣятельности и потомъ другую группу явленiй, изъ сферы хозяйственно-полемической. Та и другая группа явленiй явились на свѣтъ, чтобы служить для всѣхъ примѣромь; это именно выражено и многоуважаемымъ авторомъ сказанiя о дворянахъ-благотворителяхъ (30), и составителемъ урочныхъ положенiй, усманьскимъ помѣщикомъ, г-мъ Г. Б. (31). Между тѣмъ, явленiя той и другой сферы, и связанныя съ ними воззрѣнiя совершенно другъ другу противуположны; эта противуположность, конечно, уже была не разъ замѣчена всѣми читателями. Отсюда необходимый разладъ въ душѣ читателя: которому изъ двухъ примѣовъ слѣдовать, за кѣмъ идти? за князьями Ширинскими-Шихматовыми, или за усманьскимъ помѣщикомъ, г-мъ Г.Б.? Но намъ, и вмѣстѣ съ нами многимъ другимъ неопытнымъ, хотѣлось бы просвѣтиться примѣромъ опытности; при настоящемъ чрезвычайномъ оживленiи промышленной дѣятельности въ нашемъ отечествѣ, всемъ сердцемъ хотѣлось бы знать за что́ приняться, какъ взяться въ сельскомъ хозяйствѣ, которое также не можетъ отставать отъ всеобщаго стремленiя къ совершенствованiю.

Какъ черное подлѣ бѣлаго, такъ подлѣ идиллическихъ вѣрованiй князей Ширинскихъ-Шихматовыхъ въ чистоту сельской жизни и въ возможность высокаго нравственнаго совершенствованiя поселянъ, являются тщательныя вычисленiя силы и практической пользы ихъ мускуловъ, встрѣчаемыя нами въ урочныхъ положенiяхъ. Указывая на праздность, какъ на всеобщую, для всѣхъ общественныхъ состоянiй равно вредную нравственную заразу, князья Шихматовы, въ пламенномъ попеченiи о нравственномъ развитiи крестьянъ, вмѣстѣ съ тѣмъ указываютъ имъ на умственное просвѣщенiе, какъ на самую вѣрную и прочную ограду отъ пороковъ; князья сами, въ потѣ лица своего, стараются внести этоть благодѣтельный свѣтъ просвѣщенiя въ скудную жизнь земледѣльца, жизнь не болѣе нравственно-испорченную, чѣмъ во всѣхъ другихъ общественныхъ состоянiяхъ, но покрытую болѣе грубымъ слоемъ самыхъ тяжкихъ человѣческихъ усилiй, самыхъ тяжкихъ заботь въ борьбѣ съ природою и нуждою, слоемъ предразсудковъ, не болѣе нелѣпыхъ, чѣмъ во многихъ другихъ сферахъ общественной жизни, но только болѣе разобщающихъ человѣка своею прихотливою оригинальностiю съ другими сферами. Эта грубость понятiй земледѣльца не устрашаетъ князей Ширинскихъ-Шихматовыхъ; они садятся возлѣ него и бесѣдуютъ съ нимъ о божественныхъ цѣляхъ земной жизни, объ обязанностяхъ христiянина, на какой бы ступени онъ ни стоялъ на валкой лѣстнице общественныхъ отличiй, о минувшихъ, историческихъ судьбахъ человѣчества. — Только упорный, напряженный, кровавый трудъ можетъ, по убѣжденiямъ, встрѣченнымъ нами въ полемикѣ, спасти крестьянина отъ прирожденныхъ ему пороковъ: пьянства, разврата, мошенничества, и какой трудъ! трудъ непрерывнаго движенiя мускуловъ, трудъ, каждый день тѣмъ же начинающiйся и каждый день тѣмъ же оканчивающiйся, позади въ потѣ лица пройденная полоска, и впереди та же полоска, безконечная, теряющаяся только въ туманѣ горизонта, тамъ, гдѣ, по убѣжденiю пахаря, конецъ землѣ и конецъ свѣту. — Воспитанiе крестьянъ и приготовленiе ихъ къ гражданской свободѣ поставлены были князьями Шихматовыми подвигомъ и цѣлiю всей жизни; они отдали этому подвигу все — и душу, и вещественныя блага; крестьяне, при отпускѣ ихъ на волю, были надѣлены ими съ избыткомъ почти всею принадлежавшею къ имѣнiю землею; вещественное вознагражденiе со стороны крестьянъ такъ ничтожно, что оно даже не можетъ назваться вознагражденiемъ и только могло еще болѣе поддержать въ князьяхъ чувство человѣческаго достоинства; возмездiя за свой подвигъ ожидали они въ собственной своей совѣсти и въ другой жизни.... За то урочныя положенiя должны стремиться къ извлеченiю прибыли изъ каждой работы, изъ каждой песчинки земли; они должны придать свойство производительности каждому усилiю каждаго мускула; при нихъ и машины, вмѣстѣ съ человѣкомъ, должны взойдти на такую степень хозяйственнаго совершенства, гдѣ и имъ не дозволяется праздность. Наконецъ, воть одно изъ мнѣнiй, найденныхъ нами въ хозяйственной полемикѣ: «Что́ же касается до разоренiя помѣстiй и помѣщиковъ, то, чтобы не вдаваться въ односторонность, должно прибавить къ причинамъ упадка имѣнiй, происходящимъ иногда отъ безразсудства нѣкоторыхъ помѣщиковъ или отъ недобросовестности иныхъ управителей, еще три важныя зла: пьянство, воровство и нерадѣнiе, проявляющiяся между рабочимь классомъ народа и губящiя ихъ благосостоянiе». (32) Воть что́ пишеть князь П. А. Ширинскiй-Шихматовъ къ г. Порошину: «Пора, пора дѣйствовать христiянскому братолюбiю! Одна эта причина должна бы страшить всѣхъ, что незнанiе правилъ христiянской вѣры удаляетъ навсегда темный умъ отъ вѣчнаго спасенiя и блаженства; а сколько такихъ невѣжествующихъ съ нами посреди насъ! Тѣ же, на которыхъ они работаютъ и которые за дѣло рукъ ихъ должны бы воздавать имъ просвѣщенiемъ ума и сердца, смотрятъ на сiе невѣжество, какъ бы оно не заключало въ себѣ никакой важности!» (33)

Итакъ, это две крайности; сведемъ къ одной общей характеристикѣ всѣ разбросанныя черты этихъ двухъ группъ общественныхъ явленiй. Какъ бы ни были утомительны для читателей нашъ анализъ и потомъ синтезъ, они необходимы для отысканiя истины; мы безпрестанно сталкиваемся въ жизни съ крайностями, мы сами состоимъ изъ крайностей, и потому не будемъ отворачиваться отъ нихъ: всѣ онѣ имѣютъ свои неотъемлемыя историческiя права на жизнь; будемъ неутомимо изучать ихъ и открывать между ними путь для нашей разумной дѣятельности. Крайности условливаютъ положенiе средины, а путь нашъ все-таки въ этой срединѣ.

Съ одной стороны представляется крайнее выраженiе частной благотворительной дѣятельности, съ другой — крайнее выраженiе дѣятельности частнаго промышленнаго прiобрѣтенiя. Побужденiя, средства и цѣли той и другой совершенно различны. Благотворенiе, пренебрегая вещественными, временными благами жизни, дѣйствуетъ для удовлетворенiя внутренней, душевной потребности христiянской любви, пренебрегаетъ временными вещественными наслажденiями для достиженiя высочайшаго блага души; средствомъ для цѣли является самоотверженiе на пользу ближняго, возможно большее пожертвованiе собственныхъ интересовъ жизни для одаренiя ими другихъ. Дѣятельность личнаго прiобрѣтенiя стремится къ возможно-бо́льшему полученiю временныхъ вещественныхъ выгодъ для себя лично, и съ возможно-бо́льшимъ устраненiемъ отъ этого прiобрѣтенiя всѣхъ другихъ; средствомъ къ этой цѣли является извлеченiе вещественной пользы изъ всѣхъ окружающихъ вещей, общественныхъ отношенiй и обстоятельствъ жизни; все это обращается въ служенiе одной личности, все приносится въ жертву ея вещественнымъ интересамъ. Однимъ словомъ, идеалъ первой дѣятельности — какъ можно болѣе дать и какъ можно менѣе получить, идеалъ второй — какъ можно болѣе получить и какъ можно менѣе дать.

Тотъ и другой родъ дѣятельности не могуть служить нормами для общественной экономической жизни народа. Наука общественной экономiи, поставляя идеаломъ своихъ усилiй всеобщее, возможно равномѣрное матерiяльное благосостоянiе народа, и изучая въ прошедшихъ и въ настоящихъ судьбахъ человѣческихъ обществъ законы развитiя народнаго богатства, пришла къ тому убѣжденiю, что ближайшимъ путемъ ко всеобщему благосостоянiю служитъ такой порядокъ промышленной дѣятельности, при которомъ всѣ принимающiе въ ней участiе равно выигрываютъ, равно прiобрѣтаютъ. Только такiя экономическiя отношенiя представляютъ ручательство за поступательное движенiе общества на пути къ благосостоянiю, въ которыхъ происходитъ взаимная мѣна услугъ, одинаково выгодная для обѣихъ сторонъ, или для обоюдныхъ личныхъ интересовъ. Это одно изъ самыхъ основныхъ положенiй общественной экономiи, и, что́ всего важнѣе, выработанное путемъ не умозрительнымъ, а чисто опытомъ. Наука не только предполагаетъ, по чистому разуму, что всякое уклоненiе отъ этой нормы экономическихъ отношенiй само въ себѣ несправедливо и нерацiонально, но знаетъ изъ изслѣдованiя исторiи человѣческихъ обществъ, что чѣмъ болѣе характеръ экономической дѣятельности всѣхъ народовъ приближается къ этой нормѣ, тѣмъ плодотворнѣе эта дѣятельность, тѣмъ богаче страна и народъ, и что, напротивъ, по мѣрѣ отклоненiя въ какую бы то ни было сторону, истощались источники народнаго богатства, и общество клонилось къ своему упадку. Мѣна услугъ или труда — вотъ самая общая, самая широкая норма, подъ которую подходятъ всѣ роды экономической дѣятельности народа, всѣ роды сдѣлокъ между частными лицами; никакiя особенности экономическихъ отношенiй нисколько не мѣшаютъ тому, чтобъ общею ихъ нормою была все та же, сколь можно болѣе свободная, сколь можно равномѣрно выгодная для обѣихъ сторонъ мѣна. Самымъ лучшимъ судьею выгодности каждой мѣны можетъ быть только та сторона или то лицо, для котораго она должна быть выгодна, и потому всѣ тѣ общественныя учрежденiя, которыя клонятся къ тому, чтобы въ лицахъ, участвующихъ въ промышленной мѣнѣ, развивалась матерiяльная и нравственная возможность судить и рѣшать выгодность или невыгодность для нихъ мѣны, — все такiя общественныя учрежденiя способствуютъ развитiю народнаго благосостоянiя, и наобороть.... Но мы отклонилось отъ нашего вопроса, для насъ достаточно было только высказать здѣсь нормальную форму экономической сдѣлки; здѣсь не мѣсто и не время разсуждать о тѣхъ средствахъ и путяхъ, которыми общество болѣе или менѣе приближается къ этому идеалу.

Теперь мы имѣемъ уже полное право сказать, что ни благотворенiе, жертвующее всѣми своими вещественными выгодами другимъ, ни обособленный въ себѣ самомъ интересъ частнаго прiобрѣтенiя, не подходятъ подъ нашу норму; ни благотворительныя воззренiя, какъ бы ни были возвышенны ихъ побужденiя, ни воззрѣнiя, встрѣченныя нами въ хозяйственной полемикѣ, какъ бы ни были искренни ихъ стремленiя къ усовершенствованiю отечественной агрономiи, не соотвѣтствуютъ воззрѣнiямъ общественно-экономическимъ. О несостоятельности хозяйственно-полемическихъ взглядовъ передь наукою мы уже много говорили; мы неоднократно силились доказать, что въ нихъ не предполагается того взаимнаго обмѣна выгодъ и интересовъ, который составляетъ сущность общественно-экономической дѣятельности. Намъ остается сказать нѣсколько словъ и о благотворенiи, которое также имѣетъ притязанiе быть образцомъ, примѣромъ для всѣхъ.

Благотворитель даетъ своему ближнему потому только, что его любитъ, онъ жертвуетъ въ его пользу нѣкоторыя вещественныя блага, которыхъ себя лишаетъ, потому только, что находитъ нравственное наслажденiе въ этомъ лишенiи; онъ становится на точку, дiаметрально противуположную той, на которой стоитъ (или должно стоять, чтобъ принять благотворенiе) лицо, пользующееся его даромъ: первый находитъ наслажденiе въ лишенiи вещественныхъ благъ, второй въ полученiи ихъ. Отсюда необходимо проистекаютъ такiя послѣдствiя: Основанiемъ и мѣрою благотворенiя является желанiе благотворителя блага не себѣ, а ближнему, то есть, любовь его; основанiемъ же всякаго вознагражденiя, путемъ экономическимъ, служить трудъ получающаго вознагражденiе и мѣрою — польза, которую онъ доставляетъ своимъ трудомъ лицу, дающему вознагражденiе, или же обществу. Вь благотворенiи должны участвовать двѣ стороны, которыхъ интересы непремѣнно не только различны, но совершенно противоположны; одна сторона выигрываетъ, наслаждается, — лишаясь, другая выигрываетъ, наслаждается, — получая. Вь экономическомъ актѣ интересы тождественны; обе стороны выигрываютъ, получая: одна вознагражденiе за свой трудъ, а другая — продуктъ труда (или, что́ будетъ вѣрнѣе, и послѣдняя сторона, чтобы дать вознагражденiе, должна также трудиться и отдать продуктъ своего труда.) Въ благотворенiи — совершенная противуположность интересовъ; въ экономической мѣнѣ — совершенная взаимность. Съ развитiемъ въ обществѣ какой-нибудь благотворительной дѣятельности, должно возрастать число членовъ, съ одной стороны жертвующихъ, а съ другой, получающихъ безъ труда. Еслибъ такой характеръ дѣятельности обратился или долженъ былъ обратиться въ нормальное ея направленiе, то общество, обязанное сообразовать съ нею всѣ прочiя условiя своей жизни, поставлено было бъ въ необходимость разсчитывать на благотворенiе, на любовь; чтобъ этотъ разсчетъ былъ сколько-нибудь проченъ, благотворенiе, любовь должны стать обязательными. Но что, по своей сущности, можетъ быть произвольнѣе, прихотливѣе, неуловимѣе во всѣхъ своихъ проявленiяхъ, чѣмъ любовь? Обязанность и любовь, вотъ два слова, которымъ дико и неловко стоять рядомъ. Обязанность любви — это самая страшная тиранiя, какую только можетъ придумать человѣческое общество. Съ развитiемъ экономической формы дѣятельности возрастаетъ въ обществѣ трудъ, возрастаетъ со всѣхъ сторонъ число трудящихся; на прочность этой формы общество всегда можетъ разсчитывать, ибо тутъ разсчетъ не на число добровольныхь жертвъ, а на взаимность, обоюдность интересовъ. Вотъ отношенiя общественной экономiи къ благотворительности; но было бы весьма несправедливо, еслибъ мы остановились только на этомъ. Если общественная экономiя и не можетъ, и не должна разсчитывать на благотворенiе, какъ на нормальное основанiе всѣхъ экономическихъ сдѣлокъ, то она во всякомъ случаѣ разсчитываетъ на присутствiе въ общественномъ организмѣ этой стихiи любви, которая, хотя и не входитъ въ механизмъ экономическаго акта, но своею благодатью умягчаетъ жесткость, сглаживаетъ неровности въ его пружинахъ, и, если не производитъ ихъ движенiя, то облегчаетъ иногда напряженный ходъ ихъ и работу. Общественная экономiя, въ историческомъ развитiи промышленной жизни народа и въ постепенномъ его перехожденiи отъ одной формы къ другой, разсчитываетъ на присутствiе въ народѣ или въ нравственно-развитыхъ его слояхъ, — той благотворительной струи, которая должна, если не совершить самый переходъ отъ одного хозяйственнаго порядка къ другому, то непремѣнно смягчить те нерѣдкiе толчки, съ которыми сопряженъ этоть переходъ, сообщить общественному организму ту живительную теплоту, которая все облегчаетъ. Здѣсь общественная экономiя находится въ положенiи врача, который, у постели больнаго, не говоритъ ему: терпите; вы на то молоды, чтобъ терпѣть; наука ничего не можетъ сдѣлать противъ вашихъ страданiй; а говоритъ: наука можетъ спасти васъ отъ страданiй, но только имѣйте довѣрiе къ наукѣ; вы молоды, въ васъ много силъ къ выздоровленiю. Общественная дѣятельность, общественное благосостоянiе, основанныя на благотворенiи, на человѣческихъ жертвахъ, кто бы ни были эти жертвы, каково бы ни было ихъ прошедшее — это химера, это ложь; но и общество безъ состраданiя, безъ любви, есть общество или не начавшее жить гражданскою жизнiю, или общество въ растлѣнiи.

И въ настоящемь частномъ случаѣ увольненiя князьями Шихматовыми крестьянъ своихъ въ свободные хлѣбопашцы, являются тотъ же характеръ и тѣ же отношенiя его къ общественной экономiи, какъ и во всякомъ благотворительномъ дѣлѣ. Мы всѣмъ сердцемъ нашимъ сочувствуемъ великодушному подвигу дворянъ-благотворителей, какъ отдѣльному случаю, но признаемся, не только не считаемъ возможнымъ возведенiя этого личнаго подвига въ примѣръ, но даже не желали бы подобной нормы для дѣятельности нашихъ помѣщиковъ, въ кругу ихъ сельско-хозяйственной жизни, еслибъ эта норма и была возможна.

Мы вполнѣ увѣрены, что тѣ чувства самоотверженiя, которыя мы нашли въ подвигѣ князей Шихматовыхъ, воодушевляютъ многихъ нашихъ хозяевъ, что те благiя намѣренiя къ водворенiю благосостоянiя въ бытѣ крестьянъ близки къ сердцу всѣхъ хозяевъ, — но могутъ ли они, при всемъ своемъ сочувствiи къ подвигу такого самоотверженiя, отдаться ему до такой степени, чтобъ совершенно отвлечься, подобно князьямъ Шихматовымъ, отъ прямыхъ естественныхъ выгодъ своей хозяйственной, промышленной дѣятельности? Эта дѣятельность налагаетъ на нихъ не менѣе важныя обязанности, какъ относительно матерiяльнаго обезпеченiя собственныхъ ихъ семействъ, такъ и относительно извлеченiя изъ хозяйства достаточнаго и справедливаго вознагражденiя за ихъ личные труды въ распоряженiи по имѣнiю и за затраченные капиталы. Эти капиталы — справедливый плодъ сбереженiя, трудовъ, можетъ-быть тяжкихъ усилiй, или настоящихъ хозяевъ, или нѣсколькихъ поколѣнiй, законно-прiобрѣтенная собственность цѣлыхъ родовъ. Земледѣльческая промышленность и всѣ разнообразныя, тѣсно связанныя съ нею отрасли сельскаго хозяйства, составляютъ для сословiя помѣщиковъ самый естественный кругъ дѣятельности и по семейнымъ преданiямъ, и по направленiю воспитанiя и образованiя; выборъ другихъ занятiй бываетъ нерѣдко сопряженъ съ чрезвычайными затрудненiями, иногда даже вовсе невозможенъ. А всякая промышленная дѣятельность тогда только можетъ иметь успѣхъ, когда обѣщаетъ необходимое, вещественное вознагражденiе. Но если мы даже предположимъ возможность подобнаго забвенiя вещественныхъ выгодъ, или, съ другой стороны, возможность (тѣмъ или другимъ способомъ вознагражденiя) отвлечь затраченные капиталы отъ сельскаго хозяйства и отъ поземельной собственности, то это далеко не будетъ дѣломъ желательнымъ, далеко не будетъ сообразно съ пользами государства и общества. Для правильнаго развитiя и усовершенствованiя сельскаго хозяйства, одного изъ основныхъ элементовъ народнаго и государственнаго благосостоянiя, необходимо, чтобы въ главѣ его находились наука и капиталъ; покинутое умственными и вещественными капиталами, сельское хозяйство, при современныхъ, повсемѣстныхъ успѣхахъ всѣхъ его отраслей, было бы осуждено на совершенный застой и несостоятельность. Затрата капиталовъ не только необходима для самаго производства сельско-хозяйственныхъ продуктовъ въ томъ размѣрѣ, какого требуетъ и внутреннее, и заграничное потребленiе: для удобренiя почвы, улучшенiя скота, распространенiя земледѣлiя на невоздѣланныхъ еще пространствахъ, для правильнаго лѣсоводства и такъ далѣе, — но необходима также для выгоднаго сбыта произведенiй и для разныхъ усовершенствованiй, сопряженныхъ съ какимъ-нибудь рискомъ. За тѣмъ только просвѣщенная дѣятельность, сколько-нибудь знакомая съ здравыми началами науки сельскаго хозяйства, можетъ выдвинуть земледѣлiе изъ колеи коснѣнiя и предразсудковъ. Все это совершенно недоступно для крестьянскаго хозяйства, въ какомъ бы оно ни было благосостоянiи; даже для своего собственнаго развитiя оно требуетъ образцоваго помѣщичьяго хозяйства.

Итакъ, говоря о воззрѣнiяхъ, встрѣченныхъ нами въ хозяйственной полемикѣ, мы должны были выставить необходимость развитiя и улучшенiя хозяйства и быта земледѣльцевъ, какъ бы упущенныхъ изъ вида при исключительной заботливости о выгодахъ сельско-хозяйственнаго производства, говоря о благотворительномъ подвигѣ, разказанномъ въ книжке г-на Порошина, мы должны были выставить необходимость прибыльнаго развитiя дѣятельности землевладѣльцевъ и также необходимость успѣховъ земледѣлiя, какъ бы упущенныхъ изъ вида при исключительномъ, хотя и прекрасномъ увлеченiи благотворительнаго подвига. Таковы дѣйствительно три необходимыя стороны всякаго сельскаго хозяйства, три главные элемента, которые открываются въ немъ съ общественно-экономической точки зрѣнiя; только при дружномъ, возможно-болѣе гармоническомъ развитiи всѣхъ этихъ трехъ элементовъ, можно ожидать отъ сельскаго хозяйства здраваго и правильнаго преуспѣянiя на пользу общества и государства. Таковъ, дѣйствительно, экономическiй путь, на которомъ сходятся всѣ крайности, увлекающiяся то въ ту, то въ другую, то въ третью сторону: то къ исключительному преслѣдованию выгодъ производства, то къ исключительной заботливости о бытѣ поселянъ, съ пожертвованiемъ интересовъ хозяйственныхъ и общественныхъ, то къ исключительному стремленiю водворить въ каждомъ хозяйствѣ самые послѣднiе результаты науки и самыя усовершенствованныя системы земледѣлия. На этомъ пути намъ такъ же близко великодушiе князей Шихматовыхъ, которое мы бы хотѣли только видѣть въ соединенiи съ нѣкоторыми вещественными выгодами, какъ близокъ и личный интересъ промышленныхъ соображенiй, который бы мы хотѣли только видѣть развитымъ до уваженiя другихъ интересовъ, то-есть развитымъ до степени общественнаго, а не исключительно частнаго и своекорыстнаго интереса.

Таковъ именно путь, указанный и благими намѣренiями нашего законодательства. Такъ, въ указѣ 1803 года, февраля 20-го, положившемъ начало сословiю свободныхъ хлѣбопашцевъ, именно сказано, что при увольненiи въ это званiе, утвержденiе за ними (помѣщиками) въ собственность земель можетъ во многихъ случаяхъ представить помѣщикамъ разныя выгоды и имѣть полезное дѣйствiе для ободренiя земледѣлiя и другихъ частей государственнаго хозяйства. Здесь законодатель явно имѣлъ въ виду всю совокупность разнородныхъ интересовъ сельскаго хозяйства, желая полнаго удовлетворенiя и преуспѣянiя всѣхъ ихъ и нисколько не поощряя однихъ во вредъ другимъ. Таково и все законодательство по этому предмету, во всемъ его историческомъ развитiи. Остается только вникнуть ближе въ благiя предначертанiя и сообразовать съ ними, по возможности, свои распоряженiя.

На этомъ сознательномъ общеполезномъ экономическомъ пути возможно сближенiе тѣхъ крайностей, которыя мы указали въ настоящей статьѣ. И это очень естественно: благотворенiе, какъ бы они, въ минуту своего совершенiя, ни отвлекалось отъ вещественныхъ выгодъ, не можетъ рано или поздно не оказать, въ отдѣльныхъ случаяхъ, своего живительнаго влiянiя и на развитiе матерiяльныхъ интересовъ; съ другой стороны, всякiй опытный хозяинъ, какъ бы онъ временно ни уединялся въ сферу исключительнаго производства, не можетъ не сознавать присутствiя другихъ интересовъ, рано или поздно приходящихъ въ столкновенiе съ нимъ, и такъ или иначе дѣйствующихъ на его хозяйство. Мы можемъ даже привести нѣкоторыя доказательства.

На вопросъ г-на Порошина, кѣмъ обрабатывается земля, оставленная князьями Шахматовыми за собою, князь Алексѣй Александровичъ отвѣчаетъ:

«Наймомъ, большею частiю Зубовскихъ хлѣбопашцевъ и Архангельскихъ крестьянъ (то-есть, отпущенныхъ помѣщиками на волю). Алешковскiе (такiе же крестьяне) охотно бы всѣ участвовали въ обрабатыванiи ея, по умѣренной цѣне, еслибы не далеко было для нихъ; однако же и теперь есть ихъ три двора. Вблизи есть стороннiе восемь дворовъ, которымъ выгодна эта обработка и по разстоянiю, и по ценѣ. Цѣна первоначально положена по два рубля сереб. за обрабатываемую десятину, которыхъ, въ теченiе года, бываетъ двѣ для желающихъ взять землю. Въ селѣ Архангельскомъ, кромѣ части земли, принадлежащей князю, находится еще часть г. Языкова съ крестьянами, душъ семьдесятъ. По этимъ причинамъ земля села Архангельскаго, ни въ какомъ случаѣ не можетъ остаться невоздѣланною.»

На вопросъ: каковы выгоды земледѣлiя, въ сравненiи съ прежними? князь Шихматовъ отвѣчаетъ:

«Доходъ господину съ Архангельской земли, если взять общiй итогъ прихода и расхода, доходовъ и расходовъ деньгами, какъ его теперь можно уравновѣсить, едва ли не больше» (34)

Съ другой стороны, мы находимъ въ статьяхъ усманьскаго помѣщика, г-на Г. Б., по поводу урочныхъ положенiй, слѣдующее:

«Мнѣ кажется заслуживаетъ вниманiя введенное изстари во многихъ мѣстахъ обыкновенiе распредѣлять урочные участки полей для обработки, напримѣръ для пашки, нѣкоторымъ образомъ по кадрамъ, или по малымъ общинамъ, какь-то: ставить, смотря по надобности на кругъ или двѣ хозяйственныя десятины, отъ 4 до 5 и 6 сохъ. Размѣщаются же рабочiе, при этомъ, нерѣдко по привычному для нихъ жребiю, не допускающему ни произвола, ни условныхъ партiй, ни пререканiй, ни ссоръ, ни дракъ. Тутъ человѣколюбiе и услужливость однихъ, которые, по своей и скота своего силѣ, ни во что́ не ставятъ пройдти нѣсколько бороздъ слабосильныхъ, вызываютъ къ нимъ дружеское расположенiе другихъ, и приводятъ къ практикѣ христiянскiя добродѣтели, внушаемыя совѣстью и религiею, — между тѣмъ какъ, еслибы владѣлецъ самъ вмѣшался въ дѣло и велѣлъ своею властiю или, что́ все равно, мелочно подробнымъ урочнымъ положенiемъ, Ивану дѣлать по три борозды лишнихъ противъ Сидора, то это бы ихъ поссорило, а на владѣльца навлекло бы ропотъ, и при всей своей благонамѣренности, онъ былъ бы виноватъ, потому что въ Иванахъ и Сидорахъ ошибочно предположилъ и тѣмъ, можетъ-быть, убилъ ту же самую филантропiю, которою согрѣто его собственное сердце. Не тотъ правъ, кто беретъ все на себя, увлекаясь заблужденiемъ, будто другiе хуже его, или какiя-нибудь машины, а тотъ,

Кто значенье человѣка Въ мужичкѣ убогомъ чтитъ.» (35)

Вотъ и сближенiе между крайностями, самыми противоположными. Слава Богу, мы достигли желаннаго примиренiя: успокоимся же на немъ и окончимъ нашъ трудъ.

В. Безобразовъ.

Ноябрь, 1856 г.