Тов. Ярославский. Товарищи, я думаю, что доклад был несколько шире по названию, чем по содержанию, потому что мы здесь услышали доклад о крестьянском движении на пространстве русской части Европейской России 1905 г., даже не РСФСР теперешнего, тогда как движение было гораздо шире. И даже при отсутствии точно подытоженных цифр, которые могли бы характеризовать движение в других районах, как в Прибалтике, в Польше, в Закавказьи, даже при общей постановке вопроса о движении в этих районах, мы имели бы несколько иную картину. Конечно, может быть, т. Дубровский, имея в виду более детальную разработку материала об этих районах, считал невозможным давать более точные выводы, какие, напр., он давал о районах Украины и русских губерниях. Но мне кажется, что без этого картина получается неверная. Характеристика причин движения крестьянства у него правильна, конечно, если брать только в общем. Но если говорить о совпадении, о том, что крестьянское движение совпадало с движением рабочих и только отставало немного, то я боюсь, что если взять материалы по другим районам, то эта картина получится иная. Мы знаем, что, напр., в Прибалтике, бывшей Эстляндии и Лифляндии, крестьянское движение летом 1905 г. было гораздо более значительным, чем во многих наших черноземных и нечерноземных русских губерниях. Осенью 1905 г. это движение достигло особенной остроты, а к концу 1905 г. мы имели такие крупные организованные выступления крестьян, в значительной степени руководимые с.-д. партией и согласованные с выступлениями рабочих, как в Ленневардене, Туккуме, Реммерсгофе, и целый ряд других движений, где происходили иногда форменные сражения, где искусству восстания крестьяне в то время уже обучились основательно. Если говорить о том, что где-нибудь было организованное выступление, которое напоминало о применении искусства восстания, то надо говорить об этих районах. Несмотря на ужасающие карательные отряды, которые там действовали более жестоко, чем, может быть, где бы то ни было, в Прибалтийском крае мы все же имеем продолжение этого движения и в 1906 г. Тогда это движение поддерживалось и отчасти руководилось лесными братьями, которые продолжали свою работу до конца 1906 г. Это были группы организованных рабочих и крестьян-батраков, вооруженных, изучивших великолепно тактику партизанских восстаний и руководивших в этом отношении борьбой крестьян с баронами и помещиками.
Если взять Кавказ. Закавказье, там мы имеем опять-таки, хотя, конечно, и другое движение, чем в Прибалтике. Другие хозяйственно-экономические условия, другую культуру крестьянства, иные классовые группировки в самой крестьянской среде. Нет никакого сомнения в том, что это движение на Кавказе было неразрывно связано со всем движением в русских губерниях. Конечно, такие крупные выступления рабочих, как 9 января, такие крупнейшие факты, как октябрьская забастовка, как декабрьское вооруженное восстание, не могли пройти бесследно для крестьянского движения. Это движение каждый раз чувствовало эту новую волну рабочего движения и отзывалось на нее. Оно не могло отозваться сейчас же в силу слабости наших организационных связей с крестьянством. Это правильно отмечено.
Но — это надо подчеркнуть — слабость нашей связи в 1905 г. перешла в 1906 г. в более сильную организационную связь. В 1905 г. мы имели 3 с'езд партии, когда пересмотрели до известной степени нашу тактику по отношению к крестьянству, даже наши программные требования, которые выдвигались но аграрному вопросу. Но у нас в 1905 г. было много товарищей, даже среди большевиков, которые, напр., лозунг национализации земли упорно не принимали, считая, что это опасно, что нас могут счесть за с.-р. Я напоминаю, что накануне декабрьского восстания в Москве Московский Комитет обсуждал вопрос о том, можно ли принимать программу о национализации земли. В 1905 г. партия еще не усвоила тех революционных лозунгов, которые могли бы сблизить нас больше с крестьянством, поставить нас во главе крестьянского движения и придать больше силы этому крестьянскому движению, более яркое выражение этому движению.
В 1906 г. мы уже имеем другую картину. Я лично работал в Екатеринославской губ. После Стокгольмского с'езда принимал участие в с.-д. конференции, посвященной работе в деревне, где с'ехались деревенские работники, работавшие на селе, и там выбирались делегаты для участия в южно-русской конференции, специально посвященной этому вопросу, чего у нас, конечно, не было в 1905 г.
Затем т. Дубровский, хможет быть, за недостатком времени, может быть, потому, что это не входило в его задачу, — он оговорился, что мало говорит о борьбе за крестьянство, — он ничего не сказал о таких крупных фактах, имевших значительную роль в крестьянском движении, как создание Крестьянского Союза. Крестьянский Союз организовался летом 1905 г. В ноябре 1905 г. здесь в Центрально-Промышленном районе, в самой Москве происходил с'езд Крестьянского Союза. Руководили этим с'ездом в значительной степени даже не с.-р., а более правое крыло с.-р., н. с, которые всячески пытались вбить клин между рабочими и крестьянами. Присутствующий на этом с'езде от Московского Комитета т. Васильев-Южин, который рассказал мне это в личной беседе, сообщил, что Тесленко, Стааль и другие присяжные поверенные, которые играли большую роль на этом с'езде, ехидно ставили вопрос: «скажите, товарищи, отрезки у вас в программе значатся? Что вы морочите крестьян постановлениями III с'езда». Тот факт, что Крестьянский Союз развил свою деятельность только в конце 1905 г., конечно, надо серьезно учитывать, когда мы говорим о крестьянском движении. Крестьянское движение в 1906 г. тем, мне кажется, и отличалось от крестьянского движения 1905 г., что если мы изучим формы и историю движения, то увидим в 1906 г. гораздо более развитое, организованное крестьянское движение, стачечное движение, большее участие батраков в этом движении, большее руководство со стороны партийных организаций. Я считаю важным коснуться вопроса относительно монархических настроений крестьян. Мне кажется, что тут все-таки не совсем правильно будет, если мы сейчас задним числом будем преуменьшать эти монархические настроения крестьян. Они были очень сильны. Я приведу вам такой факт: в конце 1905 г., я сейчас не помню, когда это было, я видел прокламацию, которая была написана энесами. Они выделились позднее официально, но уже тогда были такие эсеры, которые выступали открыто против того, что надо выставлять требования демократической республики, говорили, что надо больше считаться с настроениями крестьянства и уступать этим настроениям, как были и отдельные с.-д. (я помню такого меньшевика Васильева, который выступал потом с предложением, что из нашей программы надо выбросить требования демократической республики и пр.). Эта прокламация, кажется, называлась так: «Какой царь нам нужен?», и характерно, что социалисты, хотя бы так называемые с.-р., у которых социализм был очень подмочен, ставили вопрос, какой царь нам нужен. Приблизительно содержание прокламации было такое, что, вот, дескать, царь плохой, он тратит много денег, пьянствует, а если бы был хороший царь, нам ничего бы не было жаль для такого царя. Потом я видел эту прокламацию за подписью уфимского комитета партии с.-р. уже в 1906 г. Как об'яснить этот факт? Его можно об'яснить только тем, что с.-р., которые работали все-таки больше нас среди крестьян непосредственно, — надо это отметить и для 1905 г. — наталкивались на такие монархические настроения, к которым пытались приладиться, они — чистейшие оппортунисты, еще большие, чем меньшевики.
В период 1905 г., в сентябре месяце, мне пришлось отправиться в село, где был убит агитатор, которого убили потому, что он выступал против царя и употреблял некоторые неудачные иностранные выражения, которые озлобили крестьян. Я помню, что, несмотря на некоторый опыт в разговоре с солдатами и крестьянами, мне очень долго пришлось ходить вокруг да около, прежде чем я мог подойти к этому вопросу о царе, это был самый трудный вопрос. Правда, в других местах, даже среди казаков (в 1902—1903 г. г. мне пришлось работать среди забайкальских казаков), там, где они сталкивались с вопросом об удельных землях, там все это несколько иначе преломлялось.
Вот я и думаю, что неправильно было бы преуменьшать монархические настроения крестьянства. Они были очень сильны тогда, как были сильны еще в 1905 г. до 9 января у русских рабочих. Это было не так просто выступать на больших гапоновских собраниях против царя, это было очень трудно, и нужен был большой агитаторский опыт, и только уже в последние дни, когда Гапон увидел, что стихия прет через его голову и что неминуемы такие выступления, которые приведут к столкновению с войсками, он стал закидывать такие удочки, вроде того, что если нас расстреляют на улице, тогда мы будем знать, что у нас нет царя, но 6—7 января нельзя было об этом говорить, за это избили бы на собрании и сами рабочие, так что это нужно принять во внимание в виде поправки к тем положениям, которые здесь были развиты.
Тов. Пече. Тов. Ярославский сказал большую часть из того, о чем хотел говорить я, так что мне остается остановиться только на крестьянском движении в Прибалтике.
Крестьянское движение в Прибалтийском крае началось задолго до 1904 г. Но массовый и организованный характер оно приобрело с 1904 г, и особенно с 1905 г. К этому времени в крестьянских организациях руководящую роль приобрела социал-демократическая партия и, главным образом, наша большевистская фракция.
Хотя в то время большевики с меньшевиками и работали в одной организации, но партийные низы, периферия и около 50% руководителей по своей тактике и духу были фактически большевиками, так что влияние последних было преобладающим.
Руководили движением, главным образом, городские организации, но в партийных комитетах были профессионалы, которые регулярно обслуживали батрацкие ячейки. Помимо этого, по воскресеньям все партийные товарищи по разверстке должны были раз'езжаться по деревням и проводить там митинги, собрания и крестьянские конференции.
Во второй половине 1905 г. деревенские ячейки были настолько сильны, что в августе, сентябре и особенно в октябре они уже стали смещать старые волостные правления и создавать комитеты действия, и, таким образом, к декабрю 1905 г. Курляндская, Лифляндская и частью Эстляндская губернии были покрыты приблизительно на 90% комитетами действия.
Кроме крестьянства наша партия принимала довольно активное участие в организации учителей, которые работали в деревне и вели там определенную политическую работу, участвуя в учительских с'ездах и т. п.
Условия работы в Прибалтийском крае, особенно с момента начала реакции, были гораздо более трудными, чем в остальной России. Кроме обычного типа помещиков, там было немецкое баронство, которое было гораздо лучше организовано. Под их давлением в Латвии было сконцентрировано большое количество самых отсталых войск, главным образом из специально подобранных казачьих и драгунских частей. Полиция, стражники, охранники были усилены в четыре раза по сравнению с остальной Россией. Кроме того бароны имели свои «зельбстшютц», — прекрасно налаженные организации. Вдобавок, Крушеван, Дубровин и Пуришкевич тратили большие суммы, чтобы создать там свои черносотенные организации, чтобы внести национальную рознь и на этой почве организовать погромы, говоря, что вот, мол, «жиды да латыши мутят воду». Но все попытки организации погромов были в корне пресечены нашей партией при помощи ее боевых дружин, и черносотенных погромов в Латвии не было.
Нашим плюсом было то, что в Прибалтийском крае имелся сельский пролетариат, батрацкие элементы, которые легче поддавались организации. Благодаря этому, уже в октябрьские дни крестьяне выступили достаточно организованно в целом ряде крупных демонстраций, стачек и т. д. Были также случаи разгромов, о которых говорил т. Ярославский, но такие случаи были очень редки.
Можно сказать, что в 1905 г. борьба носила уже определенно организованный характер, при чем главным образом, конечно, выдвигались экономические вопросы, но крестьянское движение отзывалось и на более или менее крупные политические забастовки, при чем это было достаточно массовым явлением.
Дальше я перехожу к восстанию в Прибалтийском крае. Оно развернулось, главным образом, в ноябре и декабре под руководством нашей партии. Частично восстанием в деревне руководили Бунд и Литовская партия. Но как первый, так и вторая, имея в своем распоряжении чрезвычайно ничтожные организованные силы, заметной роли в революционном движении не играли. Если бы даже эти организации на восстание не пошли, была бы полная возможность повести массы на восстание. Но была допущена ошибка, которая заключалась в том, что хотели усилить организацию соглашением с литовской организацией и Бундом, которые усилили влияние наших меньшевиков, главным образом сидевших в комитетах. Для всей организации это была ложка дегтю в бочке меда. Дело в том, что в 1905 г. у нас была одна организация с меньшевиками. В виду этого, даже когда мы держали курс на вооруженное восстание, накануне вооруженного восстания 1905 г., на верхах, в Ц. К. и партийных комитетах стали заметны колебания, которые длились около месяца. В Прибалтийском крае было большое революционное движение, хорошо организованный пролетариат, надо было действовать, стать во главе движения, руководить восстанием, а внимание уделялось взаимным спорам, информациям.
Комитеты действия уже не в состоянии были удержать массы от революционных выступлений, и прибалтийское аграрное движение стало прорываться стихийно, начали разгонять баронство, охраняющих его казаков и т. д. Условия для выступления в Прибалтийском крае были трудные, т. к. каждый помещик имел в своем распоряжении 30—40 и до 50 казаков, сам был вооружен и вел правильную самооборону. С помощью вооруженной силы барон мог успешно бороться с крестьянским движением. Но движение было настолько сильно, что в большинстве случаев казаков разгоняли и ставили в такое положение, что их приходилось выручать близ расположенному гарнизону и стражникам.
Потом движение вылилось в довольно крупное восстание с захватом целого ряда городов. Мы захватили на 3 дня город Газенпод, захватили казначейство и я помню, как на заседании Либавского комитета обсуждался вопрос о том, что сделать в случае, если город удержать не придется, с суммами, находящимися в казначействе, а их было до 3 миллионов рублей. Меньшевики были ярыми противниками присвоения этих денег, говорили, что это будет грабеж. Мы же, большевики, настаивали, что надо взять эти деньги. Если придется оставить город, если не удастся революция. у нас в руках окажется сумма денег, которую можно будет обратить на дело революции. Пока дебатировался этот вопрос, пришли войска с артиллерией, и город был взят. Наши партийные товарищи, которые охраняли казначейство, были настолько дисциплинированы, что, не имея санкции партийного комитета, на свой риск и страх не решились взять эту сумму.
Таким же путем был захвачен целый ряд местностей, целый ряд полостных советов был сменен, стражники разогнаны. Довольно хорошо действовали деревенские боевые дружины, которые создавал безусловно город, городской комитет. Городские боевые дружины и каждый профессионал, который работал в деревне, должны были создать такую боевую дружину, потому что иначе местные стражники просто расправлялись, расстреливали революционеров, и волей-неволей для своей обороны приходилось создавать из деревенского пролетариата боевые дружины. Эти боевые дружины были главными кадрами, руководителями вооруженного восстания. Когда наступали карательные экспедиции, безусловно ничего не оставалось, как спрятаться в лесах, и таким путем образовались «лесные братья». Лесные братья были деревенские батраки, деревенское учительство и т. д., им было некуда деваться, они стали организовывать боевые отряды в лесах. Я дальше не хочу задерживать вашего внимания, но это вопрос важный, его надо более внимательно рассмотреть и при оценке крестьянского движения в 1905 г. непременно учесть, так как иначе и общая картина революции будет неправильна.
Тов. Покровский. Кое-что, мне кажется, не выходя из материалов доклада, можно было бы отметить. Я начну с монархических настроений крестьянства. Т. Ярославский совершенно прав, когда указывает на полную реальность этих монархических настроений. Можно сказать, что из всех проявлений романовской зубатовщины, — а Романовы занимались зубатовщиной не только в первые годы XX века, но и на всем протяжении своей истории, начиная по крайней мере с Екатерины второй, которая умела располагать общественное мнение в свою пользу, — самое удачное было сделано Романовыми 19 февраля 1861 г. Крестьяне тогда получили нечто реальное. Когда мы «освобождение» пишем в кавычках и доказываем, что это было освобождение крестьян больше всего от их собственной земли, то мы правильно перегибаем палку, оценивая результаты этой «великой реформы», и идем по следам Чернышевского, который внутреннюю механику этой реформы прекрасно понял в самый момент ее совершения. Но в головах крестьянства, в крестьянском мозгу 19 февраля отразилось, как некоторый подарок со стороны царя. Это не подлежит никакому сомнению. Ту механику, которую Чернышевский разгадал сразу, крестьянин понял только лет через 20, весьма не скоро. А в течение ближайшего 20-летия все попытки поднять крестьянскую революцию со стороны народничества 70 годов кончались неудачей. Около 80-х годов начинается большой взрыв недовольства крестьянских масс. Он вызвал ряд уступок со стороны Александра III на которых я останавливаться не буду. Эта зубатовщина Романовых была довольно свежа в умах крестьянства в 1905 г. Но тут приходится подчеркнуть то, что отметил т. Ярославский, что это не было нечто стационарное. Эти монархические настроения крестьянства довольно быстро разлагались. Доказательством этому является хотя бы то, что во 2-й думе, т.-е. осенью 1906 г., крестьяне массами выбирали представителей крайних левых партий, великолепно зная, что эти левые партии идут против царя, но тем не менее выбирали. И вот любопытно, какие моменты обличали разложение этих монархических настроений, которое, кстати сказать, к 1917 г. так развилось, что в 1917 г. я попал в комическое положение перед солдатами нашего экспедиционного корпуса во Франции, начав перед ними подходить к вопросу о том, почему царь не нужен. Солдаты просто не стали слушать. Для них в 1917 г. это было ясно само собой. Таким образом, довольно быстро шло это разложение традиционной монархической идеологии на протяжении 12 лет. Солдаты были те же крестьяне, одетые в солдатскую форму, и когда Николай в 1917 г. был свергнут, ни один крестьянский топор не поднялся на его защиту. Это разложение началось в 1905 г. Оно происходило не только под влиянием общей революционной агитации, но любопытным образом под влиянием чисто экономических условий на местах. Я продолжаю держаться той точки зрения, которую я высказал в своем «сжатом очерке», что в основе крестьянское движение было экономическим движением. Это не была попытка крестьянства свергнуть одну власть и взять власть в свои руки, они шли, главным образом, против помещиков, а не против царя и правительства. Но был момент, об этом говорил т. Дубровский, когда царь и помещик совпадали. Это было в удельных имениях, в Шенкурском у. Архангельской губ., где между крестьянами, преимущественно зажиточными, и удельным ведомством происходила распря из-за лесов, из-за владения лесами. О политике там узнали не из принесенной из города, а из самородной республиканской агитации, которую вел поп, который доказывал на крестьянской сходке, что царь не нужен, а землей должны управлять выборные. Если бы я был славянофилом, я сказал бы, что, пожалуй, тут отразилась древняя Новгородская вольность, т. к. это как раз и была территория Новгородской республики. Но дело здесь в об'ективных экономических условиях. Помещик, против которого шли в этом районе крестьяне, был царь. Характерно, что там движением руководили несомненно зажиточные слон крестьянства. Они одни могли пользоваться лесами, поскольку у них были лошади и достаточно рабочей силы. Если теперь к этому вспомнить шенкурят 1918 г., которые составляли единственный национальный оплот нашей северной контрреволюции (архангельские шенкурята — это офицеры, вышедшие из шенкурских крестьян, их было несколько сот, и они составляли главную силу русских белых армий на севере), то перед нами получится своеобразное развитие русского туземного местного демократизма. Это — первое маленькое замечание.
Теперь второе, более крупное замечание, на счет того, нельзя ли установить социальную географию — социальную географию руководителей нашего крестьянского движения. Случай с шенкурятами наводит на то, что такая география возможна. Там движением руководило зажиточное крестьянство. В других местах, южнее, в Тверской губ. вы видите совершенно отчетливо пример руководства крестьянским движением со стороны рабочих, со стороны фабричных. В прошлый раз об этом говорилось: о крестьянских советах в Тверской губ. и т. д. Таким образом, мы отчетливо видим две струи в крестьянском движении. Одна струя, которую можно назвать пролетарской струей, влияние рабочей революции на деревню, особенно сильное в промышленном районе и отдельными лучами доходившее, напр., до Самарской губ. Это — одна сторона движения. Другая сторона движения — это крестьянское движение, возглавлявшееся местными зажиточными элементами. Если исходить из той мысли, что крестьянское движение было результатом роста капитализма в деревне и столкновения двух капитализмов, мужицкого, с одной стороны, и помещичьего, с другой, — то следует ожидать, что руководить движением будет зажиточное крестьянство. Но этого не было. Это крупнейшая поправка, которую мне пришлось внести в мое прежнее изложение. Социальную географию этих двух движений, мне кажется, можно было бы установить на основании тех данных, которые у нас имеются, и тогда мы получим тот факт, который имел место в период гражданской войны 1918—20 г,г., когда против нас шли не только одни помещики, а и зажиточные крестьяне, проникнутые «демократией», буржуазной демократией, если говорить о республиканских тенденциях. Приведу один любопытный пример, — я его плагиирую у одного молодого товарища, который здесь сидит, но не записался для выступления. Характерная подробность, что те уезды Екатеринославской, Харьковской и Полтавской губерний, которые были театром действий махновщины, — это уезды самого яркого движения 1905 г. Самое яркое движение 1905 г. и махновщина разыгрались на одной и той же территории, а там крестьянское движение было настолько ярко в 1905 г., что (опять характерная подробность) именно в этих уездах впервые была пущена против крестьян артиллерия, раньше чем в Ставропольской губ. Это чрезвычайно характерное совпадение крестьянской революции 1905 г. и махновщины в тех же самых местах. Но повторяю, это одна струя, а другая струя — это влияние пролетарской революции на деревню, влияние рабочих. Я думаю, что если мы разберемся между этими двумя течениями, то картина нам будет ясна.
В заключение маленькое замечание. Я получил следующую записку: «Почему в таком крупном идеологическом центре, как Ком. Академия, так кустарно обставлена наглядная сторона доклада, хуже, чем в рядовых клубах».
Этот доклад целиком построен на архивных материалах, на материалах, пока не опубликованных, и только отчасти подготовленных для опубликования. Совершенно естественно, что вычерчивать диаграммы по этим материалам — дело гораздо более кропотливое, чем принести в клуб диаграммы, изданные Главполитпросветом. Но я могу вас утешить, что эти диаграммы, как и материалы архива, будут напечатаны, так что, когда подобного рода доклады будут повторяться в клубах, там будут уже все материалы.
Тов. Шестаков. Я начну с замечания по вопросу об использовании т. Дубровским архивных материалов. Дело в том, что работа, которая производится на основании полицейских архивов, она, так сказать, чрезвычайно деликатного свойства и к ней приходится относиться с большой осторожностью, особенно в таких вопросах, как формы аграрного движения. В определении форм движения исследователю приходится очень часто подходить с суб'ективной оценкой того или иного явления. Этот суб'ективизм при данных условиях допускает максимум всевозможных вариаций как в самой оценке того или иного документа, так и в оценке того или другого случая. Я считаю, что делать статистические подсчеты на основании таких «психологических» заключений, основанных на губернаторских, жандармских и на полицейских донесениях, получаемых от малограмотных агентов и проходящих таким образом 3—4 руки, иногда представляется в некоторой степени задачей очень трудной. Я считаю необходимым указать на затруднения историков, которым приходится оперировать с такими материалами и делать из них соответствующие статистические выводы, которые претендуют в дальнейшем на руководящее указание для тактики революции. Таким образом от заключений, о которых говорил т. Дубровский, хотя бы просто из-за того, что в эти материалы вложено много суб'ективизма, во всяком случае, я бы воздержался, необходима возможно большая осторожность для выводов. Кроме того, необходимо принять во внимание еще следующее обстоятельство: когда приходится рисовать такую большую, сложную картину, картину огромных социальных сдвигов, какой была крестьянская революция 1905—1907 г.г., то в такой момент все эти отдельные явления, которые фиксируются в том или другом документе, также приобретают своеобразный отпечаток эпохи, района и пр. Учесть статистические явления, своеобразно преломляющиеся в психологии самих историков, также чрезвычайно трудно. Отсюда я делаю заключение о необходимости крайней осторожности в отношении выводов из общей картины крестьянской революции, которые преподносятся нам т. Дубровским. Затем дальше я присоединяюсь к словам т. Ярославского в том, что картина получилась в изложении т. Дубровского далеко неполная, потому что им опущены окраинные крестьянские движения и движение в Саратовской губ. Между тем эти движения крестьянства своей огромностью, своей большой революционной значимостью сразу меняют всю перспективу и все цифры т. Дубровского. В связи с этим вся установка, которая сделана т. Дубровским, должна быть известным образом переработана. Поэтому я бы считал, что пока данные, которые имеются, в общем и целом не дают нам самой нужной, общей картины революционного крестьянского движения России 1905 г. Будем надеяться, что эту работу т. Дубровский доделает, и тогда мы сумеем, может быть, в печати, может быть, и в других докладах, получить эту наиболее полную картину.
Дальше хотелось бы остановиться на некоторых отдельных моментах, на моментах причинности крестьянской революции, о которых говорил M. H. Покровский. Я считаю необходимым указать на одну из важных причин, которая была т. Дубровским упущена, — это падение ремесла в крестьянском хозяйстве, как его подсобной отрасли. Бурное развитие промышленности в 90 г.г. вышибло из-под кустарного ремесла почву. Под влиянием развивающегося промышленного капитализма это явилось большим ущербом для крестьянского хозяйства, его возможностям конкурировать с помещичьим хозяйством. Теперь следующее явление, на котором я хотел бы остановиться, это сообщение докладчика о том, что политическое движение крестьянства имело место всего лишь в 22,7% всего числа случаев движения. Это политическое движение, по-моему, в силу суб'ективной оценки материала, о которой я вначале говорил, является в значительной степени преуменьшенным. По крайней мере здесь не выделены все те случаи вооруженных столкновений, все те случаи активных протестов, которые выявило крестьянство в различные моменты революционного движения в 1905—7 г.г. Между тем было бы очень важно проследить процесс нарастания этих политических форм движения крестьянства. Мы бы тогда увидели, что, начиная с приговоров, которые после указа 18 февраля вылились в целое политическое движение крестьянства (вспомните о 60 тысячах приговоров), это движение в конце года превращается в целый ряд вооруженных восстаний, которые приходилось усмирять артиллерией. Политическое движение крестьянства тесно сплеталось с экономическим, но все же, если мы употребляем и здесь статистический метод, то следовало бы детальнее расчленить формы политических выступлений крестьянства. Они имели очень большое значение для революции и проследить их развитие было бы очень важно.
Между тем т. Дубровский эту сторону смазал, давши только 22% случаев политического движения и не подчеркнув его эволюции. Дальше следует заметить, что т. Дубровским были упущены формы организации крестьянского движения и особенно крестьянские революционные комитеты. Я считаю, что проработка этого вопроса в плоскости изучения развития на местах отдельных крестьянских организаций также будет иметь очень большое историческое значение в смысле политической значимости этих крестьянских комитетов, и в то же время для оценки тех решений, тех постановлений, которые они у себя принимали.
Далее — подходим к Крестьянскому Союзу. По этому вопросу я должен буду указать, что т. Ярославский допустил неточность, говоря, что Крестьянский Союз развился к 1906 г. Я как раз имел соприкосновение с Крестьянским Союзом, и даже сейчас обруган за это бывшим председателем Крестьянского Союза С. Мазуренко, который в своей книжке «Крестьяне в 1905 г.» честит меня меньшевиком. Это немного смешно и как-нибудь к этому сюжету придется вернуться, но сейчас я должен определенно заявить, что в 1906 г. этот самый Крестьянский Союз сошел почти на-нет, в 1906 г. от него остались «рожки, да ножки». Наибольшее развитие Крестьянский Союз имел в ноябре 1905 г. Крестьянский Союз родился весной и вырос за лето к осени 1905 г., когда и был разгромлен. Факт роста Крестьянского Союза должен быть увязан с моментами под'ема рабочего движения, на почве и на основе которого он имел возможность так широко развернуть свою работу. Это самое обстоятельство должно быть подчеркнуто. Мы имеем кульминационный пункт развития Крестьянского Союза в ноябре 1905 г. вместе с Советом Рабочих Депутатов, когда был подписан манифест о неплатеже налогов и выемке вкладов. Это было лебединой песнью Крестьянского Союза. Я это обстоятельство подчеркиваю и попутно хочу сказать, что заявление т. Ярославского о том, что в 1906 г. крестьянское движение имело наибольшее развитие, по существу неправильно. Наиболее сильное революционное крестьянское движение, поскольку я его изучал, для меня увязывается с последней четвертью 1905 г. Вот в это время, когда была октябрьская стачка, когда развернулось декабрьское восстание в ряде мест, и был наивысший под'ем революционных форм крестьянского движения. И это обстоятельство уточнить не только по количеству случаев, но и по качеству их революционной значимости является чрезвычайно важным.
Попутно еще необходимо подчеркнуть, что об отношении с.-д. к крестьянству, о котором здесь говорил т. Ярославский в том смысле, что тут еще много было недостаточно продумано, несколько им преувеличено. Я все-таки думаю, что здесь нельзя сказать, чтобы, напр., у МК большевиков не было такой общей партийной линии. Если Московский Комитет нашей партии в некоторых случаях и дебатировал вопрос о таком программном требовании, как национализация земли, то это было в связи с меньшевистской программой муниципализации, и я думаю, что в массе своей с.-д. к этому времени, т.-е. к осени 1905 г., уже достаточно разбирались в этих вoпpocax. Я как раз сегодня просматривал брошюрку, написанную т. Черномордиком совместно со мной в начале 1906 г. Я писал о крестьянском движении, а его статья «Аграрный вопрос» носила полемический характер перед с'ездом. В этой брошюрке я нашел теперь много дефектов, потому что т. Черномордик, тогдашний секретарь Московского Комитета большевиков, высказался за «муниципализацию земли». Я лично к этой муниципализации земли не присоединялся, а скорее склонялся в сторону программы «разделистов». Эта точка зрения среди членов Московского Комитета имела некоторое распространение. Все эти разговоры указывают прежде всего на чрезвычайно большой интерес нашей большевистской организации как в Москве, так и в других городах к крестьянскому движению, к крестьянскому вопросу. Этот вопрос относительно увязки вовлечения крестьянства в революцию совпадал с большой фактической работой по проникновению в крестьянство, которая была проделана большевистскими организациями в то время. Новая работа Мороховца дает любопытные указания каким образом большевистская организация проникала в крестьянские массы, как ей удавалось это крестьянское движение организовывать. Это обстоятельство при изучении последнего вопроса также, конечно, следует все время иметь в виду, потому что здесь значение крестьянских организаций с.-д. было очень важно не только для учета сил революции, но и для оценки роли партии в этой работе и для оценки значения партии в общем революционном движении. Здесь надо указать на переоценку т. Дубровским значения с.-р. в крестьянском движении 1905—7 г.г. Приходится высказать в этом некоторые сомнения, потому что мы видим, что не только с.-р., но и с.-д. (на основании новых архивных исследований) имели большое влияние на крестьянство, не только агитационно, не только пропагандистски, но имели и организационную связь в той же самой Саратовской губ., которая до сих пор считалась с.-р.-овским гнездом; между тем, там с.-д. устроили ряд революционных комитетов, руководивших крестьянским движением вплоть до вооруженных столкновений с войсками. С.-д. работа среди крестьян имела огромное значение и в Прибалтийском крае, в Грузии и др. местах. Таким образом, если включить эти районы, которые пропустил т. Дубровский, дать соответствующую оценку имевшихся здесь фактов крестьянской революции в ее наиболее резких формах, то у нас получится значительное увеличение участия с.-д. большевиков в крестьянском движении, а кроме того могут получиться и другие перспективы - другие выводы, о которых здесь говорилось т. Дубровским, правда, мельком. Маленькая справка относительно того адвоката, который ехидничал в 1905 г. против большевиков и который в 1917 г. был прокурором у Керенского и сажал крестьян в Бутырскую тюрьму (во время октябрьского переворота мы освободили этих крестьян), - его фамилия Стааль.
Тов. Сеф. Товарищи, что прежде всего обратило мое внимание в докладе т. Дубровского, это то, что он достаточно полно и интересно коснулся вопроса о массовом стихийном крестьянском движении, но почти совершенно не исследовал вопрос и не только не исследовал, но и оставил без разрешения проблему о начале сознательного крестьянского движения, о начатках организационных форм крестьянского движения. Здесь товарищи уже говорили о Крестьянском Союзе. Мне кажется, что нужно в значительно большей степени уделить внимание этой организации. Нельзя говорить об истории крестьянского движения, не говоря о Крестьянском Союзе и его истории. Нельзя говорить об истории крестьянского движения вне исследования вопроса об отношении крестьянства к выборам в первую государственную думу, вне исследования деятельности трудовой группы в первой думе. Повторяю, если бы даже это не входило в план исследования т. Дубровского, проблема эта должна была быть поставлена на разрешение в докладе. Было бы неправильно, если бы в докладе об истории рабочего движения докладчик коснулся стачечного движения, совершенно не затронув вопроса о формах сознательного рабочего движения. И в этом отношении мне кажется, что здесь всю систему построения доклада нужно бы перестроить. У меня под руками совершенно случайно оказались выдержки из протокола летнего с'езда Крестьянского Союза. Они могут показать, насколько богат этот материал в смысле настроения крестьянства в этот период. Больше того, сейчас не разрешен вопрос о роли кулачества в движении 1905 г.; так, напр., M. H. Покровский в основном придерживается той точки зрения, что кулачество играло в значительной степени руководящую роль, а т. Дубровский ставит вопрос по-иному. Он говорит о руководстве низов в этом движении. Но возьмем для примера Крестьянский Союз: он руководился правым крылом народнических организаций и испытывал на себе не только их влияние, но и влияние кадетов. Но несмотря на то, что делегаты находились в значительной степени под влиянием представителей этих организаций, несмотря на то, что делегаты различных местностей были подобраны (были, главным образом, верхушки крестьянского населения), крестьянские делегаты на учредительном с'езде союза выступают все в целом против кадетской платформы выкупа частновладельческих земель, крестьянские делегаты в целом заявляют о насильственном отчуждении без выкупа этих земель. Так, напр., у меня выписка из речи представителя Владимирск. губ.:
«Земля в народном сознании божий дар, как воздух и вода. Ее должен получить тот, кто в ней нуждается. Сколько нужно, столько и получай. Крестьяне на земле, дворяне при дворе, у них земля только придаток. За землю их отнюдь не нужно вознаграждать». Если взять выступление председателя этого с'езда, человека умеренного, то даже в его речи можно проследить антипомещичье настроение. Он говорил: «Отдавая дань прошлому и признавая заслуги отдельных лиц, не следует переоценивать современное значение земства, что благодаря цензовой системе в состав земства попадают лишь представители имущего класса, более зажиточные помещики или находящиеся на откупе правительства земские начальники; в состав городских деятелей попадают, главным образом, представители капитала. Нельзя ожидать и требовать, чтобы эти господа разделяли и проводили в жизнь программу, принимаемую Крестьянским Союзом, чтобы они не стояли в первую очередь за свои интересы, противоположные во многом крестьянским».
Это выступление одного из умеренных членов с'езда, который находился под влиянием кадетских кругов, игравших на этом первом с'езде немалую роль. Вообще настроения крестьян на этом с'езде показывают, что ставить все же вопрос только о руководстве движением низов нельзя, как нельзя, мне думается, ставить вопрос об исключительно-руководящей роли кулачества. Материалы летнего, а затем и ноябрьского с'езда дают богатейший материал об организационном оформлении групп крестьянства и их политических настроений. Это тем более важно, что в работе т. Дубровского мы имеем статистику политических выступлений, но не имеем анализа политической деятельности хотя бы отдельных крестьянских групп. В то время как выше охарактеризованный мной вопрос, так и вопрос об отношении крестьянства к выборам в первую думу, так четко поставленный Лениным, и вопрос об организации трудовической фракции в первой думе отображают крестьянские настроения в этот период, отображают колебания групп деревенской мелкой буржуазии между пролетариатом и буржуазией.
Всего этого в докладе нет, и мне кажется, что нужно не только отметить, что этого в докладе нет, но и отметить, что система построения доклада вне постановки проблемы о начале организованного и сознательного крестьянского движения не может претендовать на историю крестьянского движения в первой русской революции.
Тов. Гайстер. Товарищи, Ленинский метод изучения общественного явления знает 3 вопроса, которые обычно ставятся при изучении общественного явления. Эти вопросы: откуда выросло явление, как росло это явление и куда оно растет? Если мы с точки зрения этих вопросов, необходимых для освещения крестьянского движения, подойдем к сегодняшнему докладу, то должны будем признать, что второй вопрос — как росло движение, — получил достаточное освещение. Первый же и третий, без которых не понять крестьянского движения в революции 1905 г., были недостаточно освещены.
Первый вопрос, откуда выросло крестьянское движение. Недостаток времени заставил докладчика сократить последнюю часть доклада, устремив больше внимания на самую сущность крестьянского движения. Тов. Дубровский намечает следующие основные причины крестьянского движения. В условиях развивающегося на сельскохозяйственном под'еме капитализма в деревне, происходит обнищание крестьян. Отсюда взрыв негодования, отсюда усугубление общего негодования; это — главная причина, по мнению т. Дубровского, крестьянского восстания в 1905 г. Мне представляется, что это одна из причин, но далеко не самая главная. Прежде всего было бы совершенно неправильно подходить к крестьянскому движению, не расслоив самого крестьянства, не найдя причин, которые толкали различные слои крестьянства на борьбу против помещика; это — первое. Второе, — необходимо найти ту причину, которая соединила различные слои крестьянства в их об'единенной борьбе за землю против помещиков. Подходя с такой точкой зрения к причинам крестьянского движения, нам придется внести два дополнительных корректива в тот основной момент, который наметил т. Дубровский. Первый вопрос, о путях развития сельского хозяйства России. Дело в том, что у нас довольно широко распространено мнение о том, что борьба за путь капиталистического развития выявилась впервые в революцию 1905 г. Между тем, как подчеркивал Ленин, «Россия развивается по крайней мере с 1861 г. по юнкерски-буржуазному типу». Крестьянская реформа 1861 г. — это была первая крупная победа прусского пути капиталистического развития. Борьба за путь капиталистического развития — прусский или американский, — идет с тех пор в недрах сельского хозяйства, где растут и развиваются основы указанных типов развития — помещичий и крестьянский капитализм. Крестьянские капиталистические отношения сдавлены со всех сторон господством помещичьего капитализма, тем, что т. Дубровский называет диктатурой крепостника. Сельскохозяйственный под'ем, наметившийся в 1896 г., длящийся за революцию, оживляет как помещичий капитализм, так и буржуазные слои крестьянства. Это видно и по обогащению за счет средств производства, за счет накопления в сберегательных кассах именно крестьянских слоев населения. На ряду с нищанием широких слоев идет процесс значительного расширения в отдельных группах крестьянского хозяйства. Если мы заметим этот рост крестьянского капитализма, то нам придется признать, что в дополнение к той основной вехе, которую наметил т. Дубровский, вводится поправка, которая даст основы поведения крестьянства в некоторые моменты самой революции.
Весьма существенным для понимания причин революции является также вопрос о характере тех капиталистических отношений, которые развивал помещичий капитализм. Не надо думать, что помещичий капитализм лишь разрушает крепостнические элементы в деревне, не надо думать, что процесс развития помещичьего капитализма — это был лишь постепенный процесс вымирания крепостничества в деревне. Помещичий капитализм восстанавливал в отдельных моментах крепостнические отношения и осваивал капиталистические формы через старые крепостнические пережитки. Примеров этому очень много. Я приведу только маленький пример. Князь Шаховской в своих работах о земледельческом отходе крестьян приводит материалы по вопросу о том, как помещики нанимали крестьян. Приезжает от помещика приказчик, спаивает в деревне старосту и писаря, узнает, кто в деревне не платит недоимки, составляется список недоимщиков, им дается по рублю вперед, чтобы уплатить недоимки. Так покупается рабочая сила: чем не крепостнические времена? Тов. Дубровский упомянул о разгроме хутора Михайловского Черниговской губ., о Курской губ., где были богатейшие капиталистические экономии. Но какие отношения вызывает процесс развития капитализма в этих экономиях? Он вызывает нажим на старые «отрезки», которые оказываются в руках нового помещика. В капиталистической экономии развиваются отработки, это вызывает резкое понижение цены рабочей силы, становящейся почти даровой.
Эти два основных дополнения заставляют нас не так голо искать главные социальные силы движения деревни. Такое расчленение чрезвычайно существенно, потому что оно дает иную установку в понимании направления движения. Приходится с сожалением констатировать, что в докладе тов. Дубровского этот момент — откуда росло крестьянское движение — совершенно не был отмечен.
Второй вопрос о том, как росло крестьянское движение. В этом вопросе мы слишком увлекаемся внешней формой, в которую выливается крестьянское движение. Попытаться до сих пор выскочить за пределы рубрик, которые наметили Вольно-Экономическое Общество, Прокопович и др., мы как будто не решались. Крестьянское движение делится на поджоги, порубки и т. д. Сегодня т. Дубровский сделал существенное дополнение в виде новой рубрики: политическая борьба. Мне кажется, что здесь можно внести нечто значительно большее. Тов. Шестаков и тов. Ярославский подходили к этому. Если мы устанавливаем известную периодизацию в развитии рабочего движения, то можно легко установить такую периодизацию и в развитии крестьянского движения в эпоху буржуазно-демократической революции. Это отнесение известных форм движения к той или другой стадии сознательности движения чрезвычайно важно и необходимо было бы это сделать. Тов. Дубровский не дал нам закономерности, по которой можно было бы видеть, как нарастала волна активного крестьянского движения, что представляет также недостаток доклада.
Третий вопрос о том, куда росло крестьянское движение. Здесь была полемика о кулаке, о том, был ли кулак главным руководителем крестьянского движения. Мне кажется, что ставить так вопрос было бы весьма несообразно. Вопрос не в том, было ли кулачество штабом революции, а вопрос в том, куда устремлялось крестьянское движение. В этом отношении т. Ленин писал, что пролетарская струя в крестьянском движении уже наметилась, она не только наметилась, она определилась, но она еще не составляла национальной особенности революции, национальной особенности разворачивающегося крестьянского движения. И поскольку т. Дубровский утверждает, что кулак не был главным руководителем революции, — это вопрос факта. Но что общее развитие движения шло по линии буржуазной революции, это совершенно несомненно. На этот вопрос, мне кажется, материал департамента полиции не может дать исчерпывающего ответа. Тов. Сеф, выступивший передо мною, наметил очень широкий план работы по вопросу О крестьянском движении. Такая работа никому из нас не под силу. Мы не располагаем таким количеством обработанного материала, чтобы дать историю крестьянского движения в революцию 1905 г. Мы только начинаем разрабатывать отдельные вопросы этого движения. В этом отношении было бы достаточно, если бы т. Дубровский ответил на вопрос, куда росло движение. Но ограничиться материалами, которые имел т. Дубровский, невозможно. Есть другие материалы, не разобранные. Это — знаменитые петиции, которые направлялись в собственную его величества канцелярию. Они в общем и целом отражают вопрос о том, куда росло крестьянское движение. И вот, если вы подойдете к этим петициям с невооруженным глазом, вы не увидите за слезницей небольшего зерна, которое там имеется. Наша задача, задача историка-марксиста, заключается в том, чтобы из шелухи выбрать это зерно. Если вы возьмете эти петиции, вы найдете прежде всего слезницу: «Налоги большие, земли мало» и т. д., но в каждой из них прорывается одна нотка, которая достаточна для того, чтобы определить, откуда выросла эта петиция. Крестьяне местечка Курисова-Покровского, Одесского у., Херсонской губ., пишут: «Мы лишены возможности развиваться и развивать собственную инициативу даже в собственном хозяйстве»1), и т. д. В другом месте — Кирюшинской вол., Балахнинского уезда, вопрос ставится значительно проще:
«Итак, мы просим: увеличения земельных владений, дабы можно было хоть несколько передохнуть экономически и подумать о более усовершенствованных способах землепользования; всеобщего обязательного образования, свободного учреждения школ, библиотек, читален, без него невозможно культурное развитие, допущения свободно избранных наших представителей в представительном народном собрании, долженствующем преобразовать наше отечество на началах государственности и правового порядка, устранить существующие глубокие нестроения нашей внутренней жизни»2).
Я приведу еще пример из другой, Тверской губ. и этим ограничусь. Здесь пишут:
«Земля должна быть достоянием хлебопашца, почему необходимо каждому крестьянину нарезать достаточное количество земли хуторами, а для оборудования и культивирования этой земли правительство должно прийти на помощь материально»3).
Вот вам соответствующая почва для будущей столыпинщины.
Итак, товарищи, если вы возьмете петиции, они шли тысячами, то большинство из них указывают нам на то, откуда выросли те моменты крестьянского движения, которые несомненно отражают эти петиции. Говоря об этих петициях, я хотел бы отметить еще одно: о монархизме, о котором также шла дискуссия. Если обратить внимание на все петиции, то вы заметите весьма оригинальную и существенную черту. Все они настаивают на том, чтобы программа, которую они выставляют, была осуществлена законодательным путем, чтобы на место старого закона был поставлен новый закон, т.-е. такой закон, на который можно было бы опираться, при том необходимом развитии рамок, которого добивалось крестьянство. Ему нужна была социальная сила, социальная опора для своих преобразовательных стремлений. Такой социальной опорой в силу Романовской зубатовщины казался царь. Этот монархизм не был того подспудного типа, о котором говорил Плеханов, считая его присущим крестьянину. Это не так. Монархизм крестьянина 1905 г. обуславливался тем, что он искал социальную опору против помещика, и он скоро увидел, что эта опора идет против него, и этим об'ясняется то, что в 1905—1906 г.г. стали посылать более революционных представителей в Думу, хотя знали, что они против правительства, против царя.
Еще один последний вопрос, который выходит за пределы доклада, но который достоин того, чтобы его рассмотреть. Это основные причины поражения крестьянской революции. Одна из причин этого поражения, это слабость сцепок волны рабочего и крестьянского движения, во-вторых, та дезорганизованность крестьянского движения, которая характеризовалась тем, что в то время, как в Тульской губ. громили, рядом губернии молчали. Но мне кажется, товарищи, что только этим об'яснить поражение революции 1905 г. было бы совершенно неправильно. Революция 1917 г. среди причин, облегчивших ее победу, знает одну далеко не маловажную причину: это фронт, который отделял Россию от всех остальных империалистических хищников. Революция 1905 г. этого фронта не знала, и активность царского правительства повышалась в соответствии с тем, как его поддерживала мировая буржуазия. В победе русской контр-революции был заинтересован мировой империализм, который совершенно четко определился к этому периоду. Именно победа мирового империализма в нашей революции обеспечила крах нашего крестьянского движения.
Товарищи, не только крестьянское движение, не только рабочее движение, и вообще всякое классовое движение имеет свою закономерность, но даже доклады и прения по ним имеют свою закономерность. Каждый докладчик может охватить лишь определенный круг вопросов, и всегда оппоненты укажут, что докладчик не коснулся того-то и того-то. Так как мы находимся в обществе историков-марксистов, работающих по отдельным частям истории и в частности революции 1905 г., то, конечно, мы всегда можем ждать дополнений, иногда ценных, иногда неценных, тем более, что я во всяком случае вовсе не имел в виду исчерпать крестьянское движение 1905 г. целиком.
Тов. Гайстер правильно здесь указал, что над 1905 г. надо работать не одному, не двум, а целому поколению историков, и тогда, может быть, исчерпают его историю. К этому нужно прибавить другое обстоятельство: если в нашей готовящейся к печати работе намечается 33 главы, или раздела, а для доклада имеется 60 минут, — сделайте арифметический рассчет, сколько приходится на каждую главу — и вам будет ясно, почему я сократил доклад и целый ряд вопросов обошел. В частности я обошел вопрос об организации Крестьянского Союза и, повидимому, сделал это правильно, так как этот вопрос был наиболее известным, и недаром по нему выступали все товарищи. Вопрос об организации Крестьянского Союза был мною опущен еще потому, что протоколы его напечатаны, и то, что как новое открытие цитировал товарищ Сеф, было мной использовано еще в моей популярной брошюре4), так что в этом отношении эти материалы мной даны. Из материалов о Крестьянском Союзе интересны не последующие с'езды и совещания, а первый учредительный с'езд, потому что московская полиция этот с'езд проморгала, за что получила нахлобучку от департамента полиции. Здесь т. Ярославский говорил о развитии деятельности Крестьянского Союза в 1906 г. Возможно, что на этот счет у него имеются особые материалы, но мне эти материалы неизвестны. Материалы, которые были в моем распоряжении, указывали на более сильное развитие Крестьянского Союза в ноябрьские дни, отчасти в декабрьские. В 1906 г. значение Крестьянского Союза уменьшается. Если у т. Ярославского имеются другие материалы, интересно было бы получить их.
Теперь в смысле об'ема темы. Можно было поставить n-ое количество вопросов. В частности в главе о партийном влиянии у меня имеется специальный раздел об агитации, где я исследовал партийную работу и большевиков и меньшевиков (особенно в Грузии), и деятельность с.-р., но вместить все в течение одного часа 10 минут было невозможно.
В отношении географических рамок доклада должен подчеркнуть, что я не взял Польшу, Прибалтику, Грузию и некоторые другие районы, потому что эти материалы недостаточно проработаны. По этим районам материалы департамента полиции в центральном архиве оказываются довольно скудными, их трудно было прорабатывать статистически. Нужно еще подчеркнуть то, что работа пишется в связи с юбилеем 1905 г. В юбилейном четырехтомнике должны быть специальные статьи о движении на «окраинах». Это позволило мне не касаться этого вопроса и тем более, что отсутствие этих «окраин» не мешало общим выводам. В докладе географический охват был довольно широкий. Я даже думал о том, что, может быть, можно подойти к изучению крестьянского движения по районам. Я указывал вам, что, например, в Курской губ. мы имеем свои особенности движения даже в различных уездах, такие особенности, которые позволяют делать выводы о движении даже на основании этих уездов. Я думаю, что я имел право сделать выводы на основании захваченных мною почти всех губерний Европейской России, которые выходят не только за пределы РСФСР, но касаются и Белоруссии и Украины. В этом отношении в географии я тверд и захватил довольно солидный кусок прежней царской России. Против моих выводов как будто бы никто не возражал, потому что выводы, я не скажу, чтобы они были очень яркие, но выводы основаны на нашей довольно богатой партийной литературе по революции 1905 г.
Теперь в отношении материалов. Я немного не понял т. Шестакова, он говорил о суб'ективизме в использовании материалов. Я не знаю, какой суб'ективизм имел в виду т. Шестаков, когда говорил о материалах департамента полиции. Если там написано, что в таком-то районе разгромили такое-то количество имений, подложили солому под молотилку и подожгли, я не знаю, какой тут суб'ективизм и как этот суб'ективизм мог отразиться на моих таблицах. Сожжено имение, по таблице регистрируется поджог, если где избили урядника, регистрируется избиение полиции. Может быть, т. Шестаков спутал с материалами анкеты Вольно-Экономического Общества. Там действительно много суб'ективизма. Когда корреспондента спрашивают, каково было в вашем районе движение, то корреспондент в 1907 г. вспоминает, что было в 1905 г. Он вспоминает, какие слои деревни участвовали, богатые или средние, или бедные. Ответы будут различны в зависимости от того, кто отвечает. Это суб'ективизм. В приведенных же нами статистических подсчетах мы имеем дело лишь с обобщенными фактами. Если же, например, в документе имеется суб'ективная оценка губернаторов, то этот суб'ективизм меньше всего отразился в отношении цифр. Важно, что оно точно, в полицейских целях, устанавливает факт. Его же оценки можно и отбросить. Может быть, приведенные цифры можно упрекнуть в неполноте. Но для нас не столько важны абсолютные цифры, хотя у нас они наиболее полны из существующих, сколько их соотношения. В отношении же улавливания общей закономерности развития движения я утверждаю, что эта закономерность улавливаема, если взять, например, наши таблицы и даиграммы, показывающие соотношение движения по районам, по основным видам, соотношение развития по месяцам и проч. Какой же суб'ективизм, если в течение июня, июля движение оказывается сильнее во всех районах, если в течение октября, ноября во всех районах оказывается под'ем? Где же суб'ективизм? Я готов согласиться с т. Шестаковым, что по отдельным видам можно было бы 5 случаев прибавить или отбавить, можно передвинуть на незначительный период, но и только. Поскольку имеется совпадение или об'яснимое несовпадение под'ема или упадка движения по районам, приходящееся на определенный период, это показывает, что закономерности уловлены этими цифрами правильно. Это можно было бы доказать и другими приемами проверки правильности статистически полученных кривых. Я думаю, что вопрос суб'ективизма нужно совершенно отбросить. Я думаю, товарищи, нам действительно нужно бороться против суб'ективизма в истории. До сих пор в истории мы часто пользовались «суб'ективным методом» за отсутствием об'ективных данных. Статистический метод применялся мало.
Теперь позвольте остановиться на некоторых частностях в отношении движения 1905 и 1906 г. г. Должен подчеркнуть, что я остановился, главным образом, на характеристике массового движения, и в первую очередь на характеристике массового движения 1905 г., и меньше уделил внимания 1906—1907 г. г.. Если же сопоставить 1905—1906 г. г., то мы имеем очень интересную закономерность. В 1906 г. крестьянское движение несомненно было более организовано, особенно было более организовано стачечное движение. С этим я согласен, это действительно подтверждено материалами. Я не могу остановиться на всех вопросах. Но вот относительно участников движения надо, как правильно указал M. H. Покровский, брать социальную географию. Социальная же география такова: южный район, преимущественно бедняцкое движение, преимущественно, это не значит, конечно, что не найдется 10 кулаков, которые шли во главе движения. В земледельческом центре было преимущественно середняцкое движение, с большим руководством середняков. Если взять промышленный район, то здесь было больше руководство городских рабочих и полу-рабочих, полу-крестьян. Здесь, вне всякого сомнения, влияние города было наибольшим. На севере, в особенности на северо-востоке, было преимущественно движение зажиточных крестьян и их руководство. В Прибалтийском крае было батрацкое движение.
Теперь относительно крестьянского монархизма. Я не знаю, почему на этом вопросе обострились прения. Я подчеркнул монархизм крестьян; но указал, что крестьянство освобождается от монархизма, от крепостнической идеологии (монархическая идеология была крепостнической идеологией), — снизу вверх: от урядника до земского и пристава, от пристава до губернатора, от губернатора до министра, от министра до царя. Когда крестьянских ходоков к «царю» выпарывали и доставляли домой по этапу, они говорили: «нет царя», как рабочие после 9-го января. Но нужно иметь в виду также и то, что в отношении монархизма иногда преувеличивают неграмотность крестьянства и крестьянские надежды на царский манифест.
Теперь остается остановиться еще на целом ряде вопросов, которые поставил т. Гайстер в отношении предпосылок движения. Я не понял, в чем видит т. Гайстер разногласия. Он говорил о роли прусского развития. Это твердо установлено Лениным. Об этом у нас спора не было. Вопрос о том, куда росло крестьянское движение — это общеизвестно, и на этом можно было бы не останавливаться. Теперь относительно причин неудачи крестьянской революции. Я меньше всего склонен раздувать крестьянскую ограниченность и думаю, что вопрос об успехе революции зависел не только от хода крестьянской революции, он зависел от целого ряда причин и в известной степени от международного империализма, от международной буржуазии. При рассмотрении революции 1905 года в целом надо иметь в виду и положение в Европе, именно иметь в виду европейский под'ем промышленности и слабое рабочее движение в течение 1905—1906 г. г., когда в России был промышленный кризис и депрессия, форсировавшие рабочее движение. Я думаю, что этот вопрос особый, который придется обсудить отдельно.
Итак, я заканчиваю. Моей задачей было сегодня рассмотреть собственно массовое крестьянское движение, тем более, что установить факты для нас имеет большое значение. До сих пор мы эти факты в общем мало знали. Относительно прочих вопросов о руководстве крестьянским движением, о партийной работе в деревне и проч., — это особая тема, которую мы разрабатываем в печати, и там найдет свое отражение и ряд еще не затронутых сегодня вопросов.
1) "Право" 1905 г., ст. 1891. (назад)
2) "Право" 1905 г., ст. 1895, 12 июня. (назад)
3) "Право" 1905 г. № 32, ст. 2592. (назад)
4) Очерки русской революции, вып. I. 2-е изд., стр. 117 и след. (назад)